Помнят польские паны. Прорыв

Фрагмент 20

Полковник Станислав Копаньский, 22 июня 1941 года

Конный полк полковника Багаудина Хурша отвели в тыл после тяжёлых боёв с большевиками, и его бравым воякам в качестве отдыха поручили охранять моё артиллерийское хозяйство. Те сверхтяжёлые орудия, которыми мой полк и разрушил бетонные укрепления Летичевского оборонительно узла русских.

— Хорошая работа! — поцокав языком, похвалил моих артиллеристов этот кавказец, перед началом войны настоявший на том, чтобы его вернули в действующую армию. — Я видел, что остаётся на месте тех зарытых в землю бетонных коробок после нескольких попаданий ваших «чемоданов», пан Станислав.

Любопытная личность, этот Хурш. На четыре года старше меня. Как и я, родился в Российской империи. Только не в Петербурге, на Кавказе, в Дагестанской области, где едва ли не в каждом селении свой народ с собственным языком. Звание полковника получил ещё во время Великой войны. Советскую власть не воспринял категорически, воевал с красными сначала на стороне белых, потом, оказавшись на территории Польши, в составе Войска Польского, участвовал в разгроме войск Тухачевского, прозванном «чудом на Висле». Совмещал активную деятельность в различных антисоветских эмигрантских организациях и научные исследования по военной истории с воинской службой на благо Польши. Публиковался под псевдонимом Эмир-Хассан.

Работая в Азиатском бюро «Двуйки», Хурш проделал огромную работу по созданию шпионской сети на Кавказе и Ближнем Востоке. Вместе с сенатором Станиславом Седлецким, польскими профессорами и кавказскими эмигрантами в составе специальной комиссии при Восточном институте в Варшаве занимался разработкой унифицированного алфавита для языков северокавказских народов и созданием единого языка для всех этих народов. В качестве одного из делегатов от Северного Кавказа в 1935 году участвовал в конференции сторонников независимой от Советов Кавказской конфедерации в Париже.

На 1 сентября 1939 года был заместителем командира 30-го Каневского стрелкового полка, расквартированного в Варшаве. В ходе городских боёв в Берлине заменил раненого командира, проявил отвагу и героизм, а накануне нападения на Советскую Россию, пользуясь связями в Генеральном штабе, добился назначения командовать полком польской элиты, кавалерии. Его полк участвовал в штурме Винницы, а потом перерезал один из путей отступления красных из города. И его драгуны, разгромив одну из русских колонн, освободили с десяток поляков, оказавшихся в плену.

Один из этих пленных, кавалер ордена «Крест Храбрых» Эдмунд Роман Орлик, успевший до пленения подбить двадцать один немецкий и русский танк, весьма заинтересовал бывшего офицера Дефензивы.

— Он рассказывал очень любопытные вещи о том, что за техника нам противостоит, пан Станислав. Я, конечно, не танкист, но даже меня его рассказ впечатлил. Так что постараюсь рассказать то, что поведал мне тот Орлик.

— А его самого никак нельзя пригласить, чтобы не играть в испорченный телефон?

— К сожалению, в бою, когда он попал в плен, Орлик был тяжело контужен. Русские его переправили в Винницу, где красные лечили этого героя. Потому, собственно, он и оказался в той колонне, что перехватили мои орлы. И мне пришлось отправить его в госпиталь в Лодзь.

Да, фронтовая молва уже донесла до меня то, что русские сумели создать просто чудовищных бронированных монстров с названием «Клим Ворошилов», которых не берут наши противотанковые орудия, и более лёгкие, но быстроходные машины с наклонной бронёй Т-34, превосходящие любой польский средний танк. Но этот хорунжий поведал о несколько ином. Его чешскую машину подбил выстрелом из стамиллиметрового орудия очень необычный танк, выглядевший не таким огромным, как «Ворошилов». Высотой даже меньше, чем Т-34, но с полусферической башней. «От него отскакивали все наши снаряды, оставляя на башне только неглубокие борозды. А по нам он стрелял даже не бронебойными снарядами, а осколочно-фугасными, но и они просто разрывали наши „ЛТ“, проламывали броню, сносили башни».

— Вы уверены, пан Хурш, что хорунжему Орлику это не привиделось в бреду, вызванном контузией?

— Увы, я применил при его расспросах некоторые методики, используемые Дефензивой, и он не врёт, не выдумывает. Да и позже мне удалось найти свидетелей, видевших такие танки на нашем участке фронта. И о чём это говорит? О том, что мы очень, очень недооценили наших врагов. Наши танки никуда не годятся против вражеских. А без помощи англичан и французов нам не выстоять против большевиков.

— Но мы продолжаем наступать!

— Русские хитры. Они пока перемалывают наши силы, а когда мы выдохнемся, они применят свои технические сюрпризы, и тогда нам без западных союзников несдобровать.

Что касается технических сюрпризов, то с некоторыми из них я уже столкнулся. Я по своей специальности, артиллерии, очень внимательно слежу за трофеями, захваченными в ходе наступления. Пусть основную массу уничтоженных, повреждённых или всё-таки исправных орудий составляет противотанковые, но нередко нашим войскам достаются полевые пушки, а также тяжёлые «стволы».

Итак, средства борьбы с танками. Самое массовое из них не является орудиями, это противотанковые ружья. Тем не менее, мощности их патрона, калибром 14,5 мм вполне хватает, чтобы бороться с нашими лёгкими танками. И польские пехотинцы с огромной охотой меняют отечественные wz. 35 с почти вдвое меньшим калибром на трофейные ТРДС и ПТРД. Среди хорошо знакомых нам противотанковых пушек калибром 45 мм, унифицированных у русских с орудиями лёгких танков, теперь появилась новинка, со стволом, удлинённым с 46 калибров до 68,6. Этому орудию «подвластна» броня не только наших, но и хорошо защищённых английских и французских танков. Даже средних. На этом русские не остановились. Нам уже попадались и трёхдюймовые пушки марки Зис-3, способные и бороться с танками, и выполнять роль дивизионной артиллерии.

Ещё в ходе войны с Финляндией красные широко использовали 37-мм «миномёты-лопаты», забавную конструкцию, которую можно применять и как шанцевый инструмент, и как взводную артиллерию. Зарекомендовали они себя плохо, и теперь у них в войсках остались лишь калибры 50 мм в ротном звене, 82 мм в батальонном и 120 мм в полковом. Последнего калибра нет ни в Войске Польском, ни у наших союзников. И это огромное упущение, поскольку мощность такого боеприпаса даже превосходит гаубичный снаряд калибром 105 мм.

Особую неприятность нашим войскам доставляет русская дивизионная артиллерия, существенно превосходящая нашу по множеству параметров. Это, как я уже упоминал, пушки Зис-3, а также достаточно близкие к ним по параметрам орудия Ф-22 и УСВ, как докладывает разведка, уже снятые с производства в пользу первых. Все три артсистемы — превосходны по своим характеристикам, ничего подобного в нашей армии нет и, насколько я знаю, не предвидится. Поэтому в войска направлена директива любой ценой эвакуировать в тыл даже повреждённые пушки этих типов, а конструкторам поставлена задача попытаться создать копии какой-либо из этих пушек. Поразительны по характеристикам и новейшие русские гаубицы М-30, значительно превосходящие гаубицы стандартного европейского калибра 105 мм, дальнобойные, лёгкие, очень мощные.

Доводилось мне видеть и пару новейших ещё более мощных гаубиц, калибра 152 миллиметра. Это, в первую очередь, орудие марки М-10. Пусть они и уступают по дальности стрельбы «одноклассникам» из Франции, Англии, Швеции и Дании, но значительно, на целую тонну и более, легче любой западной, что позволяет тратить меньше усилий на транспортировку. И чаще всего, превосходит их по скорострельности. Вторая, марки Д-1, при тех же параметрах, ещё на 900 килограммов легче М-10.

Заслуживает лишь похвалы русская 122-мм пушка А-19 образца 1931/37 годов. Она несколько тяжелее нашей wz.78/09/31 или британской 60-фунтовки, но значительно переигрывает их по дальности стрельбы. Довольно близки к этому орудию бельгийская 120-мм пушки и британская 114-мм. Но англичане производят их настолько мало, что мы ещё не видели ни одного такого орудия: им их самим не хватает, не говоря уж о поставках Польше. Шестидюймовое орудие МЛ-20 по всем параметрам, кроме массы, превосходит самую современную чехословацкую «Шкода К4 обр. 1937 г.» сопоставимого калибра, не говоря уже о наших старых орудиях того же класса. Англичане же, на которых мы очень надеемся, лишь собираются запускать в производство пушку калибром 140 мм.

В общем, сюрпризов нам большевики приготовили немало. Остаётся лишь завидовать тому, что им от Российской империи досталась мощнейшая производственная база и прекрасные конструкторские школы, позволившие разрабатывать и производить всё это новейшее оружие. Хотя, конечно, может быть, я просто ревную успехи большевиков из-за того, что моя родная страна, Речь Посполитая, не сумела из преимущественно аграрной превратиться в чисто промышленную, как того уже почти добилась Советская Россия.

Капитан Антуан Роже, 30 июня 1941 года

В технике поляки отдают предпочтение британской, а вот в организации армии считают образцом Францию. Вон, даже Генеральный штаб и его отделы построены по нашему принципу. Включая Второе Управление, отвечающее за разведку и контрразведку, здесь носит тот же номер, хоть и называется на местный манер «Двуйкой». То самое Управление, куда я послан в качестве консультанта.

Почему в руководстве выбрали для этого именно меня? Скорее всего, из-за русских корней. Мой отец, поручик Иван Рожин, воевал в составе Русского корпуса во Франции, где и встретил революцию. Мы с матерью только в начале 1919 года, когда был заключён мир, уехали к нему в Париж из Юзовки через Турцию.

Мне, семилетнему мальчишке, это путешествие запало в память на всю жизнь. Страх, пока добирались до Мариуполя по дорогам, кишащим разномастными бандитами — красными, белыми, «зелёными» и серо-буро-малиновыми: дед по материнской линии, этнический грек, владеющий лавкой, ехать с нами отказался наотрез, но денег на дорогу дал, и мама очень боялась, чтобы её не ограбили. Плавание на небольшом пароходике по Азовскому морю до Керчи. Наглость местных татар (мама была женщиной красивой, яркой, и те норовили заманить её в дом, даже несмотря на присутствие нас с пятилетней сестрёнкой), пока ждали другой пароход, идущий в Севастополь. Огромное и более бурное, чем Азовское, Чёрное море. Какая-то кишечная болезнь и смерть сестрёнки в Севастополе. Шумный, суетливый Стамбул, где каждый норовит тебя обмануть, а «русских» даже если мать — гречанка, ненавидят и презирают. Говорливый капитан-грек на пароходе, идущем в Марсель, так воспылавший «сочувствием к русской гречанке», что взял с нас за проезд только треть стоимости. Теперь-то, повзрослев, я догадываюсь, на что для этого пришлось пойти матери, очень сильно поиздержавшейся на лечение и похороны сестрёнки. Многочисленные острова и островки Эгейского моря. Дым вулкана Этна на горизонте. Портовая суета Марселя. Роскошь, в сравнении с российской действительностью, французских городов.

Но наконец-то наши полугодовые мытарства, в которых отец обвинял большевиков, закончились, и он встретил нас на вокзале парижской столицы, ошеломившей меня.

Мама умерла при родах через девять месяцев после нашего возвращения. И тут же выяснилось, что отец, работавший начальником охраны одной из французских фабрик, во время нашего отсутствия «времени зря не терял»: была у него женщина из парижанок, с которой он даже успел завести дочку. А после похорон мы стали жить вместе. И они даже заключили официальный брак. Отец стал Ивом Роже, я, соответственно, Антуаном Роже.

Ничего плохого о мачехе сказать не могу. Клерк той же фабрики, где работал отец, она, в меру собственного понимания, заботилась и обо мне. И постоянно наставляла: чтобы чего-то добиться в жизни, нужно хорошо учиться. Сначала это было трудно, поскольку язык я знал плохо, но дети осваивают чужую речь куда быстрее взрослых, так что этот фактор не стал для меня помехой при поступлении в военное училище. Ну, а после его окончания командование учло французские награды отца и его связи в эмигрантских кругах, и я оказался во французской военной разведке.

Нужно ли рассказывать, против какой страны я работал? Да, да. Против своей бывшей Родины, где теперь хозяйничали ненавистные и отцу, и мне большевики. Поэтому на перевод в Польшу я согласился с огромным удовольствием: для меня не было секретом, что весной 1941 года начнётся Большая война с СССР, целью которой является не только военный разгром Красной Армии, но и свержение в России власти коммунистов.

Однако, попав в Варшаву, я начал испытывать диссонанс. Меня корёжит просто животная ненависть поляков даже не столько к большевикам, сколько к русским вообще. На меня лично, конечно, эта ненависть не проецируется, поскольку я в их глазах являюсь не русским, а французом: на моей новой родине даже сенегалец, сумевший получить французский паспорт, француз. Ненависть и поляков, и турок, которые британо-французскими планами определены как главные ударные «кулаки» против Советской России.

Нас, группу советников посылали в Польшу в расчёте на то, что непосредственно накануне войны в эту страну начнётся переброска французских дивизий. Три-четыре дивизии, чтобы показать польским вассалам, что мы не отсиживаемся за их спинами. Но вмешался Муссолини, и армия мирного времени была вынуждена отражать его агрессию в Африке и держать границу с Италией близ Ниццы. А размеры мобилизации, задуманной как очень ограниченная, пришлось спешно увеличивать. И пока никакой отправки войск в Польшу: самим солдат не хватает. Вон, половина Туниса уже оккупирована итальянцами, а поляки и без того собрали армию, значительно превышающую по численности французскую.

Помимо осуществления официальных связей между нашей разведкой и польской, в мои обязанности входит информирование начальства о реальном положении дел в этой стране и на фронтах. Ни для кого не секрет, что поляки очень любят прихвастнуть, выдать желаемое за действительное, принизить значение и масштабы неудач. Это в них говорит пресловутая «польская гордость», гонор на их языке. Вот только русские, зная это качество соседей, придали данному слову уже отрицательный оттенок, и оно стало синонимом ничем реально не подкреплённой заносчивости.

Хотя, конечно, следует отдать должное сотрудникам Офензивы, как тут называют разведку, им действительно удалось создать на территории Советской России достаточно результативную сеть агентов. По крайней мере, накануне начала войны польский Генеральный штаб имел достаточно полную картину о численности войск противника, местонахождении войск большевиков, вооружении этих войск. Правда, в течение последнего года «старую» сеть чекисты существенно проредили. Если судить по тому, что связь с агентами пропадала именно после сеанса радиосвязи, коммунисты наладили эффективную службу радиопеленгации.

В то же время, благодаря гениальному ходу с лозунгом о создании на территории Северного Причерноморья государства Израиль, уцелевшие агенты обзавелись массой «добровольных помощников» из числа националистов-иудеев в приграничных областях. Если представители других народов, даже попав в окружение или столкнувшись с многократно превосходящими силами противника, дерутся до последнего, а попав в плен, крайне неохотно «развязывают языки», предпочитая оказаться в концлагере или даже быть расстрелянными, то очень нередко евреи сдаются в плен при первой возможности и охотно рассказывают всё, о чём их спрашивают. А потом ещё и изъявляют желание воевать в составе Войска Польского за «создание независимого государства Израиль». Далеко не все, поскольку и среди евреев большинство уже отравлено коммунистической пропагандой, но значительная доля. Даже среди красных командиров.

Тем не менее, несмотря на все успехи польской разведки и относительно быстрое продвижение войск по советской территории, победы нашим союзникам даются с огромным напряжением. Русские, как им и положено, сопротивляются крайне ожесточённо. Потери польской армии огромные. Только при штурме Минска, из «котла» вокруг которого не удалось вырваться около пятнадцати тысячам красных, польские войска потеряли до двадцати тысяч убитыми и ранеными. В боях за территорию Латвии — только убитыми около шестидесяти тысяч. Прорыв советской 5-й армии к Ровно стоил нашим союзникам пятидесяти тысяч убитыми, ранеными и пропавшими без вести, среди которых основная масса — попавшие в плен большевикам.

Конечно, если судить по польской прессе, то эти цифры в четыре-пять раз меньше, но я пользуюсь не газетным враньём, согласно которому половина Красной Армии уже уничтожена с минимальными для поляков потерями, а попадающими мне в руки документами. И они дают более или менее реальную картину развязавшейся бойни. Польская армия начинает выдыхаться уже в боях с первым эшелоном советских войск. Ей требуется оперативная пауза для восполнения потерь, подтягивания резервов и ремонта повреждённой в боях техники.

Потери в боевой технике тоже очень серьёзные. Только безвозвратные потери танков за эти почти полтора месяца составили до семисот единиц. Дошло до того, что специальные ремонтные бригады собирают на полях сражений подбитую или брошенную из-за неисправностей русскую бронетехнику (по относительно достоверным данным, в приграничном сражении большевики потеряли её намного более тысячи единиц) и восстанавливают её для пополнения польских танковых частей.

Сбита почти тысяча самолётов, включая союзные британские, направленные для поддержки поляков. К сожалению, русские сумели нас удивить некоторыми техническими новинками, вызвавшими серьёзные проблемы. Британская авиация несёт большие потери от действий русской, оказавшейся неожиданно сильной. Порой, ничуть не уступающей ей. Насколько мне известно, столкнувшись с этим фактом, островитяне срочно наращивают производство самолётов, а буквально на днях на бывший русский военный аэродром на южной окраине Минска был переброшен сформированный из французских добровольцев полк «Нормандия», летающий на новейших истребителях «Девуатин-D.520». Я был среди людей, встречающих французских лётчиков и «благославляющих» их на победы над большевиками.

Столкнулись польские войска и с новейшими русскими танками, значительно превосходящими любую бронетехнику, о которой я когда-либо слышал. Даже превосходящими лучшие из французских средних танков, прекрасно зарекомендовавших себя в сражениях с итальянцами, «Сомуа S-35». Это считающиеся у русских средними Т-34, тяжёлые (по нашим меркам — сверх-тяжёлые) «Клим Ворошилов» и созданные на его базе штурмовые артустановки СУ-152 с шестидюймовой гаубицей в боевой рубке. Моей очень нелёгкой задачей было добиться от польских военных, чтобы образцы этих боевых машин отправили для изучения французскими инженерами: союзники ведь выкручивают руки, требуя, если не оправки в Польшу французских танковых полков, то хотя бы поставок им боевой техники. Включая те самые «Сомуа», способные противостоять русским Т-34.

Решать, конечно, не мне, но, судя по намёкам, поступающим по моей линии из Парижа, там учли складывающуюся ситуацию, и в ближайшие недели найдут резервы для отправки их на войну с Советской Россией.