Настя— Франческа.
В поисках своей комнаты и ответов на вопросы.
Обсудив с лекарем мою объяснительную, я заверила его, что мне уже вполне хорошо и, что я могу отправиться к себе в комнату.
Он настойчиво предлагал меня проводить, но мне нужно было подумать в одиночестве и собрать воедино все, имеющиеся у меня факты, поэтому я отказалась.
Конечно же я пожалела о своем отказе, наворачивая третий круг по административному корпусу академии, но где наша не пропадала?!
И так, что мы имеем в сухом остатке?
Пункт 1. Это однозначно магический мир, но он каким-то образом завязан на эмоциях. Выяснить бы принцип взаимодействия магии и эмоций!
Пункт 2. У моей Франчески (буду называть ее Френки) оказались очень сложные отношения с ректором. Он ее ненавидит и считает тупой. Возможно, это из-за того, что она попала сюда по блату, а может, она и, действительно, была не большого ума. И эта ненависть значительно осложняет ситуацию.
Пункт 3. Накануне своей скоропостижной кончины, она решила угробить толпу студентов у какого-то Леса Отчаяния (лекарь сказал, что это запретная территория) — и это тоже не добавляет благодарностей в ее послужной список.
Пункт 4. Основная сложность в том, что я понятия не имею, для чего ей нужно было тащиться ночью в лес со студентами, а это значит, что завтра у ректора я буду нещадно импровизировать.
Пункт 5. Ректор. Как сказал Дэмиан, зовут его Горнел Хар....пышпышпыш — не запомнила. Безумно красивый и вечно строго рычащий дракон (тут, не удивляемся! мы же в магическом мире). Если всё делать по закону и заведомо определенному им плану, то претензий ко мне не будет.
Пункт 6. Френки с треском провалила пункт пять ещё до моего появления.
В этот момент, от всех накативших мыслей, моя голова решила пойти кругом и я, ведомая жаждой опоры, прислонилась к высокой академической колонне. Она была из темного камня, немного шершавой, прохладной и от нее пахло надвигающейся грозой. Я закрыла глаза и сделала глубокий вдох. А когда открыла, увидела, как под моими руками, в месте, где мои пальцы соприкасались с колонной мелькают маленькие еле различимые перламутровые огоньки.
Если честно, я сначала подумала, что у меня искры из глаз посыпались от всех сегодняшних потрясений, но, когда я убрала руку, огоньки пропали.
Приложила обратно — появились. И так несколько раз. И с каждым прикосновением они становились ярче.
Пункт 7. У меня, оказывается, есть магия. Непонятно какая! Неизвестно на что влияющая, но есть. И это ещё один пункт различия между мной и Френки, потому что лекарь сказал, что магии во мне, то есть в ней, кот начихал.
Пункт 8. Необходимо найти способ вернуться домой.
Пункт 9. Самый сложный — найти кабинет ректора и пережить разговор с этим злобным детектором лжи.
Уже светало, часы в холле показывали, что моя встреча с Его Рычащим Ректорством наступит через полчаса (благо времяизмерение во всех мирах одинаковое), а это значит, что добраться до своей комнаты и переодеться, я не успею. Пойду сразу к нему. Ещё бы знать куда идти!
От этой мысли, кожу на пальцах, которые всё ещё обнимали колонну, стало немного покалывать и огоньки выбрались из-под ладони, перебежали на пол и стали медленно двигаться вперед по коридору.
Меня два раза уговаривать не пришлось. Я пошла за ними. И они привели меня в пустую (логично! в такое время все нормальные люди спят, а ненормальные драконы — нет) приемную ректора.
Радуясь тому, что академия мне помогла, но ещё не подозревая, во что выльется эта помощь, я уселась на мягкий диван в приемной, ожидать Его Рычащее Ректорство и сама не заметила, как уснула.
Настя— Франческа.
В поисках вечного бесконечного и истины.
Уснула я быстро, едва моя пятая точка погрузилась в самый мягкий во всех мирах диван. И снился мне не рокот космодрома, нет, и даже не трава у дома. А ледяная синева суровых глаз, цвета морской волны и угрюмая складочка между иссиня-черных бровей.
Эти глаза смотрели прямо в мою душу и как будто говорили: «Я раскрою все твои тайны, как бы ты не прятала их!» — это одновременно пугало и завораживало. Я бы, и сама не прочь была разгадать тайну этой ледяной синевы, потому что мы то с вами знаем, что никто просто так, на ровном месте, не становится безосновательно рычащим на окружающих. За этим всегда кроется что-то очень тяжелое, глубокое, что нельзя никому показать, потому что ЭТО — станет слабостью и пробьет брешь в неуязвимой скале.
Моего внутреннего Фрейда несло бы и дальше, если бы не громкий хлопок рядом со мной, который заставил меня подскочить на месте.
— О, профессор Юнггер! — нарочито безэмоционально, проговорил, вошедший в приемную, ректор (что-то мне подсказывает, второй раз вошедший, иначе не было бы такого громкого хлопка дверью). — Вы уже здесь?
— Да, я здесь! — пытаясь вернуться в сознание, пробормотала я. — Я тут уже два часа сплю сидя, чтобы не проспать!
“Настя, что ты несешь?!”- мысленно поругала я себя.
Ректор на миг остановился напротив меня, проходя к двери своего кабинета, оглядел меня с ног до головы, сделал свои, скорее всего неправильные, выводы, хмыкнул и заходя в кабинет, крикнул:
— Похвально! Но поздно! Проходите!
Мне ничего не оставалось, как понурив голову, пойти следом. Перед смертью — не надышишься, как говорится. И, честное слово, лучше бы это была смерть, чем то, что оказалось в итоге.
— Ну, давайте, будем разбираться, — Рычун уселся за свой массивный стол, сделанный из дерева, хотя я была уверена, что у него тут все каменное должно быть, как и его сердце, и продолжил: — Я смотрю, вы, профессор Юнггер, предусмотрительно, частично потеряли память, согласно отчету профессора Хейнрота.
Едва я успела приземлить себя в кресло напротив, Его Рычащее Величество воткнул в меня два ледяных острия своих глаз, ожидая ответа. Скорее, ожидая оправдания.
«Что, мол, я не специально. Что так получилось. Прастити. Извинити!»
И, возможно, Френки поступила бы именно так, а когда это не сработало, впала бы в истерику, стала бы давить на жалость, а когда и это не сработало бы, пригрозила пожаловаться тому, по чьей протекции она и оказалась в академии. И попала бы в цель, ведь если бы ректор мог, он бы давно избавился от нее, а раз до сих пор этого не сделал, значит, что-то, а точнее, кто-то ему мешает это сделать.
Но уровень усталости в моей крови и желание смыть с себя все это ночное приключение были настолько сильными, что абсолютно атрофировали у меня чувство страха перед этим злобным ящером. Поэтому я подняла на него абсолютно безэмоциональный взгляд и совершенно спокойным тоном, медленно, произнесла:
— Если верить все тому же отчету профессора Хейнрота, частичное забытие является одним из симптомов отката после использования Истероидного Копья, так что я имею на него полное право!
В яблочко! Секундное удивление вспыхнуло в ледяных глазах. Я увидела его! Хвала моей профессиональной наблюдательности. Но радоваться было рано.
— На забытие или на Копье? — ехидно вскинув бровь, нашелся рычун.
Проигнорировав его вопрос с подвохом, я, так же спокойно, продолжила:
— Господин, ректор, давайте без прелюдий?! Если вы хотите меня в чем-то обвинить — обвиняйте! Нет — отпустите! — я понимала, что сую голову в пасть ко льву, то есть, дракону, но меня уже было не остановить.
Я жутко не люблю, когда меня необоснованно в чем-то обвиняют, а еще у меня аллергия на рычание.
Горнел еще какое-то время продолжал пристально смотреть мне в глаза, словно пытался в моем мозгу найти именно то место, которое отвечало за адекватность, потому что, скорее всего, в его драконьей голове, ни прошлое мое поведение, ни нынешнее, не обозначалось, как адекватное и разумное.
И, видимо, не найдя искомое, его взгляд поплыл вниз по моему лицу, едва уловимо задержался на губах, которые именно в этот момент пересохли, и я решила их облизать. Не сказала бы, что сделала это соблазнительно, скорее просто по привычке, но странный огонек в глазах Рычуна, все же заметила.
— Без прелюдий, значит, хотите, госпожа Юнггер? — дракон вальяжно откинулся на спинку своего могучего кресла, продолжая спускаться взглядом по мне и когда его глаза достигли зоны декольте, которое, к слову сказать, после отката и падения в лесу было, мягко говоря, потрепанное, и частично открывало обзор того, что должно было скрывать, потянулся рукой под стол.
От двусмысленности ситуации, моя правая бровь не смогла удержаться и поползла вверх, но взгляд я не отвела.
— К чему эти игры? — спросила я, спокойно глядя, как он что-то достает из ящика стола. В эти гляделки я не проиграю, дракон!
— Игры, говорите? — так же спокойно спросил ректор в ответ, вставая из-за стола.
Он обошел стол, встал рядом со мной и протянув мне кусок газетной вырезки, уперся своими бедрами, которые оказались как раз на уровне моих глаз, о столешницу, как бы показывая, что хозяин тут он (а то было непонятно до этого?).
— Это я у вас, Франческа, хотел спросить, что за игру вы затеяли?
Я с трудом нашла в себе силы оторвать взгляд от бедер ректора и посмотреть на листок, что он мне дал. Это была вырезка из газеты, в которой говорилось, что Франческа Юнггер непроходимая тупица, потому что повелась на то, что пишут в бульварной газетенке и чуть не принесла в жертву двадцать молодых душ ради того, чтобы получить магическую силу
“Господи, или кто тут у них, избавь нас от тех, кто думает, что исполняет твою волю!” — горестно подумала я про себя.
И все бы ничего, если бы в ее теле сейчас не была я и это именно меня Рычун обвиняет в покушении на убийство. Не нужно быть очень умной, чтобы понять, чем мне все это грозит.
Видимо, пауза затянулась, а терпение не самая сильная сторона ректора, поэтому он навис надо мной с рычащим:
— Нууу! — от которого стекла задребезжали.
А я что? У меня этот, как его? Экзистенциальный кризис, переоценка ценностей и смыслов жизни. Мне нужно время подумать, поэтому я упала в обморок!
И в этот же момент, со словами:
— Гор, ты опять своим рычанием пугаешь первокурсниц? — в кабинет Его Рычащего Величества зашел мой сладкий дружочек лекарь.
Отчитал негодяя за инквизиторские методы запугивания несчастных, потерявших память, девушек и унес меня в лазарет подальше от Рычуна.
И думала я наивно, что спаслась, пока не открыла глаза и не увидела сидящего рядом Дэмиана, который пристально и очень изучающе на меня смотрел:
— Ну, привет, красавица! Рассказывай, кто ты? И откуда?