Пустоши Альтерры, книга 3

Глава 6, ожидание

Вулканис жил грубо и тяжело — каждая улица была деталью огромной машины, что грохотала, стонала и плющила воздух паром, не замирая ни на мгновение. Город насквозь пропах металлом и тревогой, встречая каждого незнакомца подозрением, что даже стены тут умеют следить.

Анесса с первых минут поняла: здесь она лишняя. Не враг — до этого нужно больше, чем просто появиться извне. Оставаться одной ей уже доводилось. Когда Мрак с Вектором уходили в прохват, девушка пережидала — максимум пара дней. Вулканис тогда казался тише: мотель сразу за Шлюзом, короткие вылазки на рынок, взгляд из-за мутного стекла.

Все видели: рядом с ней ходит тот самый караванщик. Хмурый, немногословный, его суровости хватало, чтобы отбить охоту приближаться. Сейчас же её мужчины не будет почти месяц.

Мрак пообещал за ней приглядеть. Без имён и подробностей, сухо, как швырнул камень в мутную лужу, не желая смотреть на расходящиеся круги. Она тогда лишь кивнула, этого хватило.

Через два дня тревога переросла в назойливый зуд, не позволяющий расслабиться. Утром и вечером, когда док оживал, платформы грохотом влетали в шлюз, сбрасывая покорёженные машины и продырявленные контейнеры. Не в силах оставаться в мотеле, Анесса держалась у ремонтного блока — на виду, без лишнего внимания. Рабочие безучастно приняли её присутствие.

Каждый вечер заканчивался в съёмной комнате с ржавой лейкой и матрасом, над которым висела лампа, постоянно трещащая от скачков напряжения. Окон не было, а единственное, что напоминало о внешнем мире — выцветшая серая стена, за которой существовали улицы. Внутри комнаты ночь не отличалась от дня, растягиваясь бесконечной паузой между тревогами.

Внешне всё оставалось без изменений, никто не подходил в попытках заговорить, именно это и напрягало. Взоры задерживались — из-под сварочных масок, сквозь мутные стёкла защитных очков, из теней под капюшонами. Визитёры дока слов попусту не тратили, но поглядывали, перебирая варианты: кто она, зачем, одна ли, и главное — чья-то или свободна.

Анесса привыкла к подобному. Слишком красива, чтобы быть незаметной, независима, чтобы быть понятной. За спиной всегда маячили те, кто считал, что её можно купить, продать или сломать. И всегда одно и то же — контакт, пауза, попытка. Мрак и Вектор вытащили девушку из клетки, где легко было остаться навсегда, но сейчас их рядом нет. И чувство, будто кто-то действительно следит, возможно уже действует, лишь нарастало.

Мрак обещал присмотреть. Фраза звучала в голове глухо, резко, в его стиле. Но вот же гад, ничего не пояснил, оставил только слова. Это злило. Верить — значит стать безоружной, а Анесса слишком долго жила, на острие ножа.

Это всё-таки началось. Сколько ни старалась остаться в тени, как бы ни выверяла шаги и жесты, Вулканис не терпел тишины вокруг женщин. Особенно таких — чужих, привлекательных, свободных. Сначала едва слышный свист, ленивые взгляды, когда принесла старую оснастку и задержалась у ворот. Затем один из торговцев, державших лавки возле шлюза, выпрямился за стойкой и двинулся в её сторону.

Шёл вальяжно, по праву. Вид обычный: засаленная рубаха, наскоро стянутый ремнём живот. Походка выдавала человека, привыкшего считать территорию своей. Подошёл вплотную, будто случайно, и заговорил с наигранной заботой, за которой сквозила грязная, знакомая игра.

Слова простые, пропитанные намёками. Говорил, чуть наклоняя голову и задерживая взгляд дольше и ниже положенного. Мол в Шлюзе небезопасно, такой девушке не стоит быть одной. Предлагал «прикрыть», «показать места», и даже намекнул, мол у него всегда найдётся лишний паёк. Голос звучал убедительно, искренне, но она сразу узнала эту тошнотворную нотку.

Вспомнился Грейвилл — резко и больно, словно это случилось вчера. Пальцы уже искали рукоять ножа, дыхание участилось, и слова, колкие и резкие, готовы были сорваться с языка. Прежде чем успела хоть что-то произнести, из тени ангара выступил работяга. Вырос из стены, без лишних движений и суеты. Подошёл молча, взял торговца за локоть — без грубости, уверенно, тот сразу умолк и повернулся.

Они отошли к ящикам с инструментами, туда, где сварка осыпала пол искрами. Разговор шёл тихо, напряжение пробивалось сквозь грохот и шипение металла. Торговец огрызнулся, попытался отмахнуться, рабочий сжал руку крепче. Продолжал говорить упрямо, с той уверенностью, за которой обычно стоит сила.

Через несколько минут торговец развернулся и ушёл, не оглянувшись. С той поры в её сторону смотрели мало. Мужчина, проходя мимо, едва заметно подмигнул — коротко, между делом.

Анесса лишь провожала его след, чувствуя, как отпускает напряжение в животе. Мрак сдержал слово, за ней действительно следят, пусть и оставаясь в тени.

После случая с торговцем док вдруг открылся иначе. Уже не просто шумное место, где глаза скрываются за всполохами сварки, а пространство, специально оставленное ей. То, что раньше казалось сырым и опасным, проявило глубину.

У ворот, где она обычно задерживалась, появились двое, сразу ясно по стойке и взглядам: бывшие караванщики. Такие не путаются в маршрутах, говорят мало зато помнят, кто вытаскивал их из-под огня у Гринхолда, не позволил сдохнуть посреди степи.

Большинство из них — осколки разбитого клана, давно вычеркнутого из реестров Гильдии, но связи остались. Плотные, как жилы свинца, закалённые годами взаимной помощи. За пятнадцать лет рейдов Мрак многих вытащил с того света, этого хватало.

Мрак просто привёл её в ангар, кивнул в сторону сварочных стендов и сказал: «Держись здесь. Я всё устрою». И устроил, просьбы оказалось достаточно, чтобы никто в Шлюзе больше не решился «проверить» чужую девушку. Анесса ходила без брони и оружия, и с того дня любой, кто приближался к ней, делал это с осторожностью и уважением.

На следующее утро, пока солнце ещё пробивалось сквозь сизые клубы пара, к ней подошёл старший. Лет сорока, плечи широкие, куртка вся в заплатах, на воротнике — обрывок кланового знака, стёртый. Наклонил голову и тихо сказал:

— На рынок соберёшься, скажи. Негоже девушке одной ходить.

Анесса пару секунд смотрела, оценивая предложение. Потом вспомнила — третий день без торговли. Жетоны таяли, каплями воды на раскалённом железе. Пора возвращаться в игру: прокрутить пару сделок, встряхнуть контакты, напомнить о себе.

Она коротко мотнула головой:

— Пора.

Вергил ждал у дальнего края шлюза, привалившись к борту своего грузовика. Корпус в царапинах, избитый дорогой, всё ещё крепкий. Платформа пустовала наполовину — под бронёй лежали мешки с разным металлом, коробки с мелочёвкой в грязном брезенте и пара ящиков старых кабелей. Выглядело так, будто прохват намечался случайно, без цели и расчёта. До Триала часа три пути, и Вергил колебался. Ехать полупустым — риск лишиться пироцелия, машины или жизни за бесценок.

Анесса заметила его сразу. В доках у каждого свои привычки: кто-то спешит уйти быстрее, другой тянет время, в надежде подхватить еще груза. Подошла без вступлений, уверенно, коротко задержав взор, и этого оказалось достаточно, чтобы он повернулся.

— Подожди пару часов, — сказала без нажима. — Я достану груз. Твоя доля — половина.

Торговец нахмурился, щурясь из-под кепки. Не стал спрашивать подробностей, заметил, оттолкнувшись от машины:

— До полудня мало времени.

— Значит уедешь, ничего не потеряв.

Вергил поморщился, он терял время, можно было бы успеть вернуться в Вулканис, а не торчать в Триале. С другой стороны там тоже отсутствовал груз, а значит два прохвата полупустым, не поехал бы, но уже дал обещание Поршу привезти провода.

— Ладно, договор, но ни минутой позже, — отозвался делец.

Анесса действовала быстро. Время работало только на тех, кто умел им пользоваться. На рынок попросила сопровождение, не из страха — чужие глаза добавляли веса. У выхода из Шлюза к ней присоединился тот самый боец, который пару дней назад подмигнул из тени ангара.

На рынке толпа была плотная, жаркая, воздух густел от запахов металла, жареной еды и кислого перегара. Люди протискивались вдоль лавок, перекрикивая друг друга, высовывая товар под нос покупателям. Её лицо уже примелькалось — достаточно, чтобы заметили, слишком мало, чтобы запомнили имя.

Девушка двигалась уверенно и легко, словно за спиной был не один грузовик, а целый караван, как если бы торговала от имени клана. Искала брошенное на задние ряды — которые местные брать перестали. Головки на старые шасси, расходники, простые ручные зажимы. В Триале всё шло нарасхват — лишь бы доехало.

Сбивала цену чётко. Иногда хватало одного взгляда или шага в сторону, чтобы продавец догнал и уступил. Дважды приходилось спорить: один пытался подсунуть брак, второй предложил доплатить натурой. Оба остались без сделки.

Работяга держался рядом, оставаясь безучастным. Только иногда, едва заметно, делал шаг вперёд, если разговор накалялся. Анесса знала — платы не потребуют. Однако, возвращаясь, остановилась и протянула кучку жетонов, как должное:

— Спасибо.

Тот пожал плечами и сгреб жетоны, возвращаясь в док.

К полудню у Вергила в кузове лежали два больших тюка, плотно обмотанных бичевкой — товар, который уйдёт с рук в первый же день на Триале.

Делец оглядел груз, трогать и проверять не стал — раз девушка отдала без задатка, значит, уверена в товаре. Если внутри дрянь, то сама виновата, потеряет репутацию. Если вещь хорошая — спокойно отдаст ей положенную долю. Смысла крысятничать не было: Вулканис стал для него постоянной базой, и портить отношения ради мелочи — глупость.

Он кивнул Анессе, забрался в кабину, грузовик натужно рыкнул и тронулся к воротам. Девушка стояла у борта, глядя вслед, пока машина не скрылась за воротами, и только после этого повернулась обратно.

Оставалось дождаться прибыли.

Делать было больше нечего. Первая партия ушла, торговец вернётся завтра к полудню, если обойдётся без накладок. А в пустоши гладко не бывает, мог задержаться — и это приходилось учитывать. Волноваться не приходилось: груз мелкий, риски низкие, прибыль соответствующая. Всего лишь пробный камень.

Основная часть денег ушла вместе с Мраком и Вектором, на усиление машины. Была мысль провернуть сделку в долг: взять товар, выбить отсрочку, прогнать коротким маршрутом через местных. Но быстро поняла — дело того не стоит. Если машина пропадёт, если её бросят в песках или сожгут хищники и банды, платить придётся самой. А долги в Вулканисе — это метка, кровь и цепь на шее.

Солнце клонилось к горизонту, растягивая ржавые тени между корпусами. Больше от скуки, чем из интереса, Анесса вернулась в док. Воздух здесь пах металлом, горелым маслом и чем-то сухим и терпким — старой пылью пустоши.

Внутри кипела работа. Один из мехов, закатив рукава до плеч, стоял по колено в брюхе багги и бился с креплением, будто воевал с машиной. Другой менял топливный пресс, мотаясь от стола к корпусу. Работали споро, почти молча, перебрасываясь короткими репликами.

Анесса остановилась рядом, прислонилась к каркасу двери и несколько минут просто наблюдала. Когда её заметили, спросила:

— Покажешь, как это работает?

Механик — лет тридцати, с изъеденной рытвиной на щеке и въевшийся в руки химией удивлённо поднял голову. Увидев, усмехнулся:

— Скучно стало?

— Уже давно, — ответила спокойно.

— Смотри.

Показал, где встать, чтобы не мешать и избежать ожогов. Затем махнул второму. Судя по лицам, им самим было любопытно — насколько быстро «торговка» поймёт суть.

Начали с простого: фильтры, патрубки, крепления. Объясняли без спешки и снисхождения. В пустоши механика — не наука или искусство, каждый винт означал выживание. Шанс для мотора, когда на горизонте появятся чёрные силуэты.

Работу прервал голос старшего. Рык, стоявший рядом, вдруг окликнул механиков и резко спросил, почему девушке пожалели нормальную спецовку — она же вся перемажется. Работяги замялись, поняв, под её размер ничего подходящего нет. В итоге наскоро соорудили защиту: нацепили здоровенный фартук, дали большие перчатки и защитную маску с очками, чтобы уберечь милое лицо от копоти и грязи.

Анесса приняла экипировку без капризов, а уже на следующий день явилась в мастерскую в собственной спецодежде — по размеру и как следует подогнанной.

Девушка слушала внимательно, вопросы задавала редко, но метко. Пальцами проверяла сварку, металл, сама снимала кожух, затягивала крепления, вставляла картриджи. Делала чуть медленнее, чем нужно, однако руки двигались уверенно, а взгляд оставался цепким. Вела себя просто и естественно — без показухи профессионализма, или попыток казаться своей.

Мысль пришла внезапно, пробила насквозь, сквозняком через душную комнату, и засела в голове. Если бы кто-то пару лет назад сказал ей, что “Серый кардинал Краегора” расчётливая, опасная женщина, перед которой уважительно опускали глаза авторитеты, будет стоять в ремзоне по локоть в масле и крутить гайки с теми, кого презрительно звала «батраками» — она бы просто рассмеялась. Жёстко, зло, как умела делать всегда. Рассмеялась и забыла бы имя того, кто сказал такую глупость.

И вот Анесса здесь. Пальцы в тряпке, резьба сопротивляется, приходится перехватывать ключ под другим углом. Механик рядом, глядит спокойно — так смотрят на новичка, пока тот не поймёт, сколько ошибок нужно сделать, чтобы деталь встала правильно. В голове снова звучит «батрак», но уже иначе. Теперь это слово обрело рельеф, это люди, которые держат машины на ходу, помогая логистике мира работать.

Внутри, между упрямством и привычкой, ворочалась другая, тяжёлая мысль. А если Мрак и Вектор не вернутся? Если всё — дорога, деньги, надежда быть с ним — оборвётся так же, как обрываются сигналы в эфире, когда фура уходит за горизонт?

В пустоши это происходит постоянно. Сегодня вы вместе, завтра ищешь друзей по следам крови на песке. Мрак и Вектор уехали в Краегор, и теперь судьба — только в их руках. Всё, что осталось девушке — догадки, надежда и тяжёлое понимание: если они пропадут, начинать придётся с нуля и речь скорее про жизнь, а не дело.

День за днём время складывалось в ритм, сама пустыня указывала ей другой маршрут. Утро до обеда уходило на рынок: прогулка по рядам, оценка лотов, торги и сделки. Чутьё крепло — когда говорить, промолчать или просто уйти. После обеда ремзона, грязная, шумная и горячая. Там, где сварка сыпала искрами, а разговоры не длились дольше пары фраз.

Она втянулась. Сначала отвлечься, потом понять, позже уже тянуло. Вечерами, когда сварочные дуги гасли, железо остывало, а фонари расплёскивали тени по стенам, мужчины доставали жестянки с брагой, откручивали крышки и рассаживались на бочках. Пили, травили байки или пели песни, стучала по металлу в такт внутреннему ритму.

Анесса сидела среди них. Впервые за долгое время позволяла себе быть живым человеком, обычной девушкой, частью чего-то простого и настоящего, отбросив маски, схемы и вечную борьбу за выживание.

Однажды был долгий взгляд и простая, прямая фраза: «Если скучно — развлечёмся, если нет — разойдемся краями». Она ответила быстро и ровно: «Не интересует». На этом тему закрыли, больше к ней не возвращались.

Местные умели уважать чужие границы, хоть и по-своему. Шутки звучали грубо, порой резко — так, что раньше Анесса бы отвернулась и ушла, сжав зубы. В первые дни это сбивало с толку. Слушала робко, иногда краснела, незаметно сжимала кулаки. Доковые гоготали, проверяли на прочность — сломается или выдержит.

Прошла неделя, и девушка уже знала, кто как тянет проводку, быстрее меняет амортизаторы, боится гончих, а кто — сборщиков подати из центра. И сама научилась отвечать резко, метко, чтобы вся смена разразилась хохотом. Никто не обижался, девушку так же подкалывали.

Незаметно для себя она начала привыкать к обстановке. К рукам, всегда в мазуте и масле, спокойным голосам без лишней суеты, молчаливому жесту с подлитой брагой.

Анесса, ещё недавно просто красивая чужачка в стенах Вулканиса, теперь проводила по две сделки в день. Работала быстро и чётко, с тем самым расчётом, за который её называли Тенью Краегора. Только теперь это была не смертельная игра, а честное дело, где прибыль зависела от опыта.

Капитал рос медленно — ручей среди жары: не затопит, но даст напиться. Поставщики начали сами искать встречи. Одиночки и мелкие команды торопились договориться до того, как выберут других. Репутация женщины, чей товар горит, приносит деньги, в Вулканисе дорого стоила. Имена перекупов забывались быстро, а про неё уже говорили коротко, с уважением.

На вечера в ремзоне оставалось меньше времени. Брага, грубые шутки и споры о том, чей мотор первым встанет в пустошах, хоть никуда и не делись, теперь стали редкими. Работяги не обижались, лишь улыбались, двигали к костру табуретку, наливали без слов, когда девушка являлась.

Каждый вечер кто-то из дока провожал девушку до мотеля. Один впереди, второй чуть позади. Ненавязчиво, как стена, которую замечаешь, только ударившись. Говорили, мол всё это из-за Мрака, из-за его короткой просьбы «приглядеть». Теперь уже ясно было: присматривают, потому что своя.

Однажды вечером, когда работа закончилась раньше обычного и за столом зашёл разговор о прошлом, один из старших, невысокий, с татуировкой псовьей пасти на шее, обронил негромко:

— Ты знала, что мы раньше «Псами Пустоши» были?

Сначала сочла это шуткой. Но взгляды серьёзные, а пауза тяжелее, чем обычно.

Когда-то они действительно были кланом — жёстким, быстрым, со скверной славой и острыми зубами. Контракты по всему треугольнику, охрана крупных грузов, зачистки дорог. Потом начались неудачные рейды, сорванные поставки, утраченные контракты Гильдии. Один за другим уходили водилы, механики, стрелки. Кто погиб, кто ушёл к другим или спился. Теперь уже не клан, наёмники, доковые рабочие, ремонтирующие машины на заказ. Ностальгируют, вспоминают о былом вслух. Только глаза старших помнят дорогу и рейды.

Анесса слушала внимательно, слишком хорошо знала, что значит потерять имя и дом и размышляла о сказанном длинными ночами.

Как-то само собой у девушки появились свои торговцы. Те, кто не просто приходил за товаром, а сверялся с её мнением, выстраивал маршруты и возвращался за советом. Даже когда у конкурентов выходило дешевле. Первым стал Вергил — тот самый, что поначалу сомневался, стоит ли гонять полупустой грузовик до Триала.

Теперь делец делал иначе: половину кузова забивал заказами с Триала — напрямую от Порша, командира местного форпоста, с которым у Вергела были давние дела; вторую половину — тем, какие давала девушка.

Не всегда товар был срочным. Порой — странным и редким, “на потом”. Иногда грузы застаивались, она заранее отмечала ходовой товар, а что придержать до следующего ажиотажа. И Вергил слушал, за ним потянулись другие. Все видели, как Анесса сбивает цену у ворчливого торгаша, не повышая голоса.

Суть была проста: дельцы устали сами бегать за товаром, спорить, суетиться, рисковать. Проще поручить закупку тому, кто знает, где брать. А кто лучше справится, чем та, что каждый день крутится на рынке?

Постепенно док, где она изначально просто пряталась от тревог, стал местом, куда стягивались люди по её рекомендациям. Доковцы и сами не заметили, как начали работать преимущественно со «своими», кто возил грузы Анессы, возвращался с деньгами, приносил прибыль. Машины стали чаще появляться, на стоянке теперь почти всегда стояли знакомые фуры. Мехи знали, чью раму варят, у кого тяга лопнула ночью в дороге, а торговцы — уже не просто залетные клиенты, а звено общей цепочки — ждали от неё одного: куда, когда и с чем.

И в какой-то миг Анесса осознала, она обрела нечто своё. Цепь людей, которые в пустошах значили больше, чем деньги.

Всё пошло к чертям в середине третьей недели. Когда дела наконец обрели устойчивость, а тревога уступила место чёткой рутине и выгоде. Девушка собрала крупную партию, выверила каждую ячейку груза, вложив в неё расчёт, уверенность и последние свободные монеты. Поставила на этот рейс большую часть средств — не ради азарта, схема уже требовала объемов.

Водитель был надёжным — по крайней мере, так казалось. Звали его Топот, человек с собственным большим грузовиком. Уже несколько раз проводил грузы, помогал с подвозом. Немногословный, дел чужих не касался, болтал в меру, пользовался авторитетом у других торгашей. В Пустоши таких называют «проверенными».

Рейс ушёл. Платформа растворилась в сером мареве Вулканиса, с тех пор Топота никто не видел.

Он мог кинуть. Забрать товар, сменить маршрут на другую сторону треугольника. А мог просто погибнуть — пустыня не щадит никого. У Анессы не было информации, только глухой эфир и горький вопрос, разъедающий изнутри: а если всё же ушёл сам, прихватив с собой весь товар?

Особенно мучил один момент. Ещё перед рейсом старший механик, угрюмый, с поблекшими тату на шее, предложил отправить с Топотом экспедитора. Своего человека, который смотрел бы за грузом, передавал сигнал о задержке и был глазами на трассе. Тогда Анесса отказалась, то ли поверив в надёжность Топота, то ли пытаясь доказать самой себе, что справится без подстраховки. Теперь же сидела у стены, кусая губу до боли, и никак не могла понять — зачем? Почему отказалась от простого способа уберечь всё, что строила?

В торговле разбиралась уже инстинктивно. Видела товар с подвохом, а какой принесёт прибыль, но в людях дороги оставалась слепа. Мрак бы этого не допустил, всегда чуял, кого можно пускать к грузу, а кого стоит прогнать ещё на подходе. Говорил мало, пустошь знал, как свои шрамы, а сейчас был далеко. Только она одна, со списками и пустым эфиром.

Анесса не сразу отпустила ситуацию. Мысль о поиске Топота зудела: если он сбился с маршрута, попал в переделку, его можно найти. Идея казалась простой: написать записку, передать её с маршруткой в ближайший форт.

Через день, в ремзоне, между ковкой и заменой подвески, она наконец заговорила вслух.

— Можно попробовать поискать. Через почту. Написать записку. Может, кто в рейс собирается, занесёт в форт.

Слова прозвучали неуверенно, скорее вопросом. Несколько механиков переглянулись. Один из них, с поседевшей височной полоской, оторвался от корпуса багги, вытер руки ветошью, и глядя прямо на неё, спокойно, без издёвки, задал главный вопрос:

— Кому ты собираешься писать? И куда?

Девушка застыла, не сразу найдя, что ответить. Повернулась к столу с инструментами, словно оттуда могла прийти подсказка. Варианты были: форт Зеро или Санвел, в сторону Альдены, по маршруту Топота. Когда речь зашла об адресате — всё рассыпалось.

— Я… думала, можно написать кому-то из старших, — голос прозвучал неуверенно, всё ещё с упрямством. — Командиру на воротах, может, начальнику форпоста…

Бывший караванщик, широкоплечий, с загрубевшими от ожогов пальцами, откинулся на бочке и глянул на неё с усталой усмешкой:

— А ты, значит, напишешь коменданту в Зеро или Санвел? Прямо так: “Здравствуйте, уважаемый. Проезжал ли тут человек по кличке Топот, который вёз мою партию?” Так?

Он не насмехался — говорил спокойно, каждый вопрос бил точно в цель.

— Ну хорошо… может, не в форпост, а местным торговцам, — тихо сказала Анесса. — Я с ними общалась, кое-кого знаю. Спросить, видели ли Топота.

На мгновение повисла тишина. Механики переглянулись, мужчина с ожогами, обычно немногословный, вздохнул, подтянул ящик ближе к ногам и только потом отозвался:

— Можно передать, да. Может, кто и не отмахнётся. Только вот дальше что?

Он помедлил, глядя в сторону, подбирая слова, и продолжил:

— Ну вот нашёлся, на другой стороне треугольника, в Гринхолде или Море.

Девушка медленно выпрямилась, чувствуя внутри глухое напряжение. Мужчина говорил без нажима — удерживая от новой глупости.

— Что ты с этим знанием сделаешь? Ручки коротки, да и жетонов на поиск уйдёт, прямо скажем, дохрена. А если всё-таки жив и кинул — решать надо иначе, а так ты его своим письмом только спугнёшь.

Он посмотрел на неё прямо, уже мягче:

— Вот когда Мрак вернётся, тогда и пошуршишь. Этот знает, как вытряхнуть из курилки ваши деньги. А сейчас... просто подожди.

Легче не стало — тревога осталась, осадок тоже, но навязчивая мысль притихла. И всё же рост капитала рухнул. Три недели тяжёлой работы — как вода, ушедшая в песок. Нет средств, оборота, возможности прокрутить новый рейс.

Хотя кое-что всё же уцелело. Осталась схема, работал док, люди вокруг ещё верили ей. Торговцы привыкли считать своей, трудяги каждое утро провожали до рынка, охотно подливали брагу, придерживали место у костра. Всё это держалось вместе на тонких нитях доверия.

Анесса понимала, что придётся начинать сначала, зато теперь у неё была основа, и путь уже не казался таким безнадёжно пустым.

Пришлось отступить, сменить ритм, выровнять шаг. После проваленного рейса, когда машина ушла в тишину вместе с деньгами, вернулась к тому, с чего начинала: прокручивала чужой товар за процент. Только теперь смотрела иначе, знала: любая деталь, маршрут или жетон торговца — не просто цифры на бумаге, а часть её собственной цепи.

Рисковала осторожнее. Больше не ставила всё на одну сделку, а выстраивала схему на несколько шагов вперёд, цепляясь за слухи, обрывки фраз и разговоры в прокуренных тавернах, где по вечерам отдыхали караванщики и мехи. Чётких новостей из дальних фортов почти не поступало — местные сочиняли байки, Гильдия рапортовала о «стабильности» даже там, где форпосты сгибались под тяжестью собственных проблем.

Приходилось читать между строк, выуживать из общего шума: здесь давно нет медикаментов, опять болеют, в Альдене череда поломок, значит нужны приборы, фильтры, запчасти, инструмент.

Продвижение шло медленно. Чужой процент — всегда ограничения. Каждый груз согласовывался дважды, сделки требовали времени и приносили немного.

К концу отведённого месяца — срока, за который она ждала возвращения Мрака и Вектора — сделано было немного. Не с тем размахом, на который рассчитывала, но главное — вернула потерянное, отбила капитал с процентом, перестала считать каждый жетон. Сумела наладить цепочку поставок до ближайших точек, надёжную: проверенные партии, чёткие маршруты до близких фортов, которым нужны патроны, провода и расходники.

Погружённая в закупки, маршрутные планы и пыль дока, Анесса не догадывалась, что путь, по которому идёт она сама — пусть и в малом масштабе — когда-то уже проходили другие. Именно из таких мелких, неприметных схем выросла нынешняя Гильдия Перевозчиков. История, истёртая временем и забвением, началась не с уставов, приказов или штабов, а с людей вроде неё самой — тех, кто пытался собрать разрозненные цепочки поставок в единое целое.

Полторы сотни лет назад, судя по обрывкам фраз в тавернах и остаткам записей на стенах старых фортов, мир был другим. Говорят, магистрали были чище. Многие маршруты не выглядели столь разбитыми и опасными. Форпостов стояло больше, попадались даже цепочки станций с собственной бригадой быстрого реагирования на угрозы. О монстрах упоминали реже — возможно, их просто не замечали за другими проблемами. Но в этой относительной упорядоченности царил логистический хаос.

Каждый, у кого была хоть какая-то машина, считал себя перевозчиком. Любой, кто мог снарядить фуру и собрать троих парней с ржавыми винтовками, называл себя караванщиком. Возили всё подряд и куда угодно. Кто-то тащил на север приборы, которые там никто не ждал. Другие отправляли на юг медикаменты, никому не нужные. Каждый считал себя инженером, торговцем и спасителем одновременно. В итоге — полный бардак.

Города задыхались. Альдена с её аграрными башнями оставалась без запчастей и топлива. Вулканис периодически вставал — цеха глохли без стабилизаторов и шестерен, доки пустовали. Краегор, заваленный оружием, оставался без расходников и масла, да так что порой стрелять было невозможно.

Такой хаос длился десятилетиями. Целые поколения выросли среди беспорядочных караванов, которые срывали друг другу поставки и сбивали цены. И только спустя годы, в глубине одного из перевалочных узлов, тогда ещё безымянного, начала формироваться структура. Небольшая группа людей стала налаживать связи — не ради власти, а из необходимости. Сначала простой маршрут между двумя фортами. Затем связка до Альдены. Потом линия до Краегора. И в итоге — контроль всей трассы.

Теперь именно Гильдия управляет логистикой Альтерры. Анесса, сама того не осознавая, шла по тому же пути, только в меньшем масштабе.

Их схеме не хватало силы и стволов. Система работала чётко и вызывала уважение, но оставалась хрупкой, как узел без петли. Любая встряска — и конструкция развалится.

Профессиональная охрана съедала маржу до последнего жетона, поэтому каждый рейс превращался в ставку на удачу. Машины уходили в пустошь, и каждый раз Анесса провожала взглядом, понимая: гарантии возврата нет.

Местные торговцы привыкли к такому раскладу. Для них это был рутинный риск, к которому привыкаешь, и даже потери вписывались в расчёт. Они не строили систем, просто хватали то, что удавалось, прежде чем пустыня поглотит последнее.

Анесса же никак не могла забыть о Топоте. Если погиб, значит, кто-то выдернул его из кабины и бросил в серую пыль. И если это правда, её система — всего лишь паутина на ветру, одна искра, всё сгорит бесследно.

Изо дня в день девушка наблюдала за доком, постепенно понимая, как по-разному люди привыкли к новой жизни. Большинство бывших караванщиков и бойцов приняли текущий уклад — простой, понятный, с надёжным завтра и стабильным пайком. Они спокойно перебирали моторы, варили корпуса, словно всегда мечтали именно об этом.

Но были и другие, кто смотрел вслед очередному каравану чуть дольше остальных. В их глазах Анесса видела не скуку или смирение, а тихую тоску по чему-то большему. Такие помнили дорогу, пыль дальних трасс, вкус адреналина и хриплые переговоры в эфире. Они ещё были готовы сорваться, если появится настоящий повод — только такого не было.

Их не могла удовлетворить одна-две машины, ходящие по одному и тому же маршруту. Этого было слишком мало. Нужен был огонь, причина снова сесть за руль и отправиться в рейд, невзирая на риск, неопределённость и опасность.

Она чувствовала, что им всем нужен новый смысл, цель, выше простого выживания. И хотя она пока не могла ясно сформулировать, какой именно должна быть эта цель, уже понимала: совсем скоро Рыку придётся её найти.

Шла пятая неделя. Срок, названный Мраком вскользь — «недели три, может, чуть больше» — давно прошёл. Пыль Вулканиса стёрла и эту дату, как стирала всё, что не держалось на железе и упрямстве.

Анесса не находила себе места. Между Мраком и Краегором было нечто болезненное, тяжёлое и невысказанное. Слишком часто его взор пустел при упоминании старых кварталов, проржавевших складов и улиц. Может быть, месть. Может, старая кровь или долг, не измеряемый жетонами.

Что, если ввязались? Если не выбрались?

А броневик пылится в доке, ждёт хозяев. Любой караванщик знал — у техники тоже есть терпение. Сегодня стоит, а завтра уйдёт по чужим маршрутам, к тем, кто не спросит, чей он был.

Мысли кружили над ней, словно вороны. Девушка металась, чертила записи, писала маршруты и тут же стирала. Хотела уехать, действовать. До Грейвилла довезут без проблем, дорога надёжная. Но там — Кляп, тот, кому “задолжала” не жетонами, а телом. Значит, только проходом, дальше к Краегору — если будет с кем и на чём.

Рабочие в доке отговаривали, один вечером буркнул:

— Глупость.

Другой подал флягу и спокойно сказал:

— Живы. Просто дорога долгая.

Третий стоял у ворот, закрывая выход.

Так прошёл день. Потом ещё. Потом третий. Каждое утро начиналось с решимости и заканчивалось сомнениями.

А в то утро, когда девушка наконец сказала себе «хватит» и почти дошла до стоянки, чтобы искать водилу до Краегора, скрипнули вторые ворота дока — для лёгких машин. Металл резанул воздух, замерли все: мехи, водилы, даже псы у прохода.

Броневик вкатывался в док, словно вернулся с войны, а не с дороги. Движения рваные, тяжёлые колёса цепляли бетон, подвеска натужно скрежетала. Заднее колесо спущено, кабина заметно кренилась вбок. Переднюю бронеплиту покрывала густая, чёрная копоть — машина явно прошла сквозь огонь. Лобовое стекло заляпано полностью, закрыто сажей, по диагонали тянется глубокая трещина, и вид у броневика такой, будто он выбрался из ада.

Турель существовала отдельно — искорёжена, крепления торчат наружу, основание перекручено, сломанной костью. Но даже так Анесса заметила: ствол другой. Толще. Массивнее. Это уже не тот старый пулемёт, который стоял раньше.

Как только броневик пересёк створ ворот, Анесса сорвалась с места, не обращая внимания на взгляды, забыв обо всём, кроме машины. Бежала резко, на одном дыхании, движимая тревогой, что включается раньше мыслей.

Подбежав ближе, заметила главное, за рулём был не Мрак.

На водительском месте сидел Вектор. Лицо бледное, как известковая пыль, без привычного огня в глазах. Только расширенные зрачки, странно застывший взор, пальцы намертво вцепились в руль, словно боялся потерять последний якорь в реальности. Мотор надрывно завывал, в воздухе висел резкий запах горелого масла и копоти.

В тот самый миг, по позвоночнику Анессы скользнуло ледяное, тяжёлое и страшно ясное осознание, которое не требовало объяснений. Случилось что-то очень плохое.