Пустоши Альтерры, книга 3

Глава 8, Кляп

Шоссе медленно уходило под колёса, растворяясь в дрожащей, серой дымке. Солнце висело низко, выжженным осколком металла, цепляясь за край пустоши. Внутри кабины стояла духота, двигатель монотонно рычал, заглушая тишину и не давая мыслям уйти в сторону.

Караванщик сосредоточенно смотрел вперёд, вцепившись в потёртую оплётку руля. В последний раз он так избегал взгляда, когда забрал парня из стоков. Уже тогда подвёл его, бросил одного почти на сутки, вынудил терпеть побои в душном смраде.

Теперь снова. Поддавшись вспышке ненависти, плюнул на все планы и оставил Вектора решать проблемы в бандитском городе одному. И парень справился, ещё раз доказав, что уже давно не беспомощный щенок, каким Мрак впервые его встретил.

Вот только легче от этого не становилось. Наоборот — грызло ещё сильнее. Что он вообще теперь значил для Ильи, кроме груза прошлого, от которого парень никак не может отвязаться?Напарник вырос из под опеки, стал жёстче, самостоятельней. Однозначно показал, что справится без Мрака. Дважды доказал, доверие к мужчине — это глупость, за которую расплачиваешься одиночеством посреди чужой территории.

Слова казались бессмысленными. Просить прощения? Оправдываться? Это было бы тупостью. Он прекрасно понимал: единственный язык, который имеет вес в Пустоши — это действия. А поступки уже сказали за него достаточно.

В боевом отделении сидел Вектор. Смотрел прямо, глаза усталые, чуть покрасневшие от пыли, губы плотно сжаты. Нужно было что-то сделать, доказать делом, восстановить баланс. Но сейчас, на марше сквозь враждебные территории, где каждый звук, лишний жест может стать последним, отвлекаться на выяснение отношений было бы смертельно.

Поэтому оба молчали, и эта гнетущая тишина растягивалась с каждым километром, давя на плечи сильнее, чем зной пустоши за бронированным стеклом.

И всё же слова были нужны, но в рейде даже простой разговор оказался невозможным. Сначала Мрак сутки приходил в себя после боя с Синкой — валялся пластом, перевязанный, мутный от трав, глухой ко всему, кроме боли. Затем пришлось срочно сниматься, уходить из города. Краегор быстро и жёстко реагировал на тех, кто ломал чужие планы и срывал ставки. Риск был слишком велик, чтобы ждать, пока к ним придут с вопросами.

Всю дорогу до Брейкрима, почти триста километров непрерывного хода, Мрак ловил на себе тяжёлые взгляды парня. Или ему так казалось — теперь он уже не был уверен ни в чём.

Илья молчал, лишь напряжённо следил за приборами, и скупо поглядывал вперёд, через пыльное стекло кабины. Караванщик не мог понять, злится парень или просто измотан дорогой, безмолвие воспринимал на свой счёт. Оно давило, медленно выжигая нервы. Внутри грызло всё сильнее — дважды предал, дважды оставил, дважды бросил. Теперь не найдёшь слов, которые можно было бы сказать вслух.

Ночь в Брейкриме лишь накалила ситуацию. Там бушевала смена власти: кто-то сводил счёты, хватался за оружие. Всю ночь просидели в закрытой наглухо машине, окружённые эхом перестрелок и далёких криков. Мрак уже несколько раз открывал рот, готовый начать разговор, но так и не решился.

Не до того было — видел, как Вектор в напряжении грыз ногти, нервно вздрагивал от далёких выстрелов. Караванщик думал, что парень снова винит его за все их неприятности.

Теперь ещё два прохвата до Вулканиса, осталась сотня километров раскалённого асфальта и пыли, въедающейся в кожу и лёгкие. Илья раздражённо постукивал по панели, он уже начинал уставать. Внешне это выглядело злостью, и Мрак воспринимал её на свой счёт.

— Если хочешь сказать, говори, — негромко бросил старший, сжимая руки чуть сильнее обычного.

Вектор встрепенулся, вырванный из своих мыслей, замялся на секунду:

— Да не… ничего особенного.

Мрак коротко покосился в сторону парня:

— Ну чего сопишь тогда?

— Устал, просто… — пробормотал Вектор. — Кабина ещё эта, душная.

— Потерпи, до Вулканиса не так далеко уже.

— Знаю, — тихо выдохнул парень. — Просто затек весь в боевом. Сутки сидим почти.

Мраку показалось, что в словах парня звучит мягкий упрёк, и мужчина снова напрягся.

Илья помолчал, переминаясь, и осторожно спросил:

— Я вперед пересяду? Хоть спину выпрямлю.

Караванщик пожал плечами, будто его вообще это не заботило:

— Садись, раз невмоготу.

Парень быстро выбрался из боевого отделения, неуклюже пролезая вперёд. Опустился на пассажирское кресло, с облегчением вытянув ноги и откинувшись на спинку.

— Лучше? — спросил мужчина чуть тише, почти нейтрально.

— Ага, — кивнул Вектор, — нормально так.

Оба снова умолкли. Мрак не отрывал глаз от пыльного марева за стеклом, а парень рядом с ним тихо, устало дышал, явно радуясь возможности хоть немного отдохнуть. Вялый обмен короткими фразами, казалось бы, ничего не значил, но внутреннее напряжение Мрака только выросло. Он всё ещё чувствовал себя виноватым, и каждая реплика парня воспринималась острее, чем была на самом деле.

Вектор же, устроившись чуть удобнее, снова продолжил смотреть вперёд. Парень уже давно не думал ни о каких обидах, просто рад был выбраться из тесноты и хоть немного отойти от непрерывного гула двигателя.

А бронемашина упрямо продолжала пробиваться вперёд, к долгожданному Вулканису, сквозь пыль, жару и молчаливое недопонимание двух усталых людей.

— До развилки километров двадцать, — сухо бросил Мрак. — Если без сюрпризов, через пару часов будем у ворот Вулканиса.

Илья коротко взглянул на напарника. Хотел спросить, правильно ли, что пропустили Грейвилл, но вовремя осёкся — ответ знал и так.

Анессу тогда вырвали буквально из рук Кляпа. Потом был бой — грязный, короткий. Один на один, закончилось всё тем, что боевика волокли по земле, захлебывающегося кровью, без зуба, с размозжённым носом.–––

Кляп ждал спокойно и терпеливо, привалившись спиной к раскалённому металлу разбитого тягача. Лезвие ножа в руке лежало ровно — пальцы сжимали рукоять уверенно, даже с холодной расслабленностью, которая появлялась у него перед самым делом. Глаза неподвижно взирали в сторону горизонта, улавливая любую тень, движение за серой дымкой.

Ему заранее шепнули из Брейкрима: нужный броневик делает по два прохвата в сутки, спеша уйти быстрее слухов и возможной расплаты. Не выйдет. Теперь Кляп выжидал, и ждали его люди, развернувшиеся по обочинам шоссе рыхлой, молчаливой цепью.

Оружие выставили с расчётом на то, чтобы не дать цели уйти. Пулемёт на тяжёлой сошке — прямо у края дороги, два гранатомёта по бокам, тщательно замаскированые ржавыми листами железа и разбитыми кузовами. Даже если сразу не уничтожат машину, ей не уйти далеко.

А за барханами, укрылись три грузовых багги — быстрые, поджарые, с открытыми моторами и толстыми шинами. Водители уже сидели в креслах, пальцы на кнопках запуска, двигатели готовы зарычать сразу, как только прозвучит первый выстрел. Готовы были и стрелки, рассевшись рядом, с оружием на коленях.

Те, кто шёл за Кляпом, были новой гвардией — из прежних остались лишь единицы, что покинули боевое крыло вслед за своим командиром. Остальные — бойцы из Грейвилла и соседних фортов. Лояльность вопросов не вызывала: приказы выполнялись чётко, взгляды были уверенными. Но слаженности, той самой, выработанной потом и кровью, когда уверен в напарнике, как в самом себе, не было. Команда только сбивалась в единое целое.

Кляп был уверен — их оснащения хватит, чтобы раздавить любой броневик. Стоял спокойно, почти уверенно. Почти.Лёгкая нотка нервов всё же оставалась — та, что шевелится внутри, когда не знаешь, в какой именно момент начнёт ломаться простая задача и какой фортель выкинет долбанный караванщик.

Боевик чуть склонил голову, внимательно всматриваясь в горизонт. Гул мотора постепенно становился отчётливей, и мужчина ощутил, как в груди разгорается знакомое, тяжёлое чувство. За девчонку, унижение, за дерзость, которую себе позволил тогда Мрак, надо было заплатить.

— Не уйдут, — прошептал он, вслушиваясь в рокот приближающегося броневика.

Его глаза сузились, взор стал холоднее и твёрже, а рука взметнулась вверх, отдавая команду.

–––

Шоссе тянулось усыпляющей лентой. За окнами — серые холмы, сухой ветер и взвесь, оседающая на броне. Машина гудела в такт дорожным неровностям, двигатель трудился с постоянством опытного вьючного зверя, знающего, что до стоянки ещё далеко.

Илья уже давно перебрался на пассажирское кресло и теперь, не выдержав духоты, снял шлем и бросил на колени. Заметив это боковым зрением, Мрак нахмурился:

— Надень обратно. Ещё не доехали.

Парень устало прикрыл глаза, тихо выдохнул:

— Да нормально всё, жара же…

— Вектор, надень, — повторил Мрак чуть жёстче.

Илья раздражённо повернулся, собираясь ответить, но в этот самый миг броневик сотряс удар.

Плотная очередь крупного калибра прошила бок машины, вгрызаясь в металл. Снаряды прорвали обшивку ближе к грузовому отсеку, следующая очередь вырвала кусок брони рядом с задним колесом — машину дёрнуло в сторону, сорвав с прямой траектории и едва не опрокинув на бок.

— Чёрт… — выдохнул Мрак и сразу же вдавил педаль газа в пол. — КОНТАКТ! — заорал караванщик, хотя это было очевидно.

Колёса рванули, двигатель завыл, разгоняя боевую тушу прочь из зоны обстрела. Но устойчивость ушла. Повреждённая бескамерка держала давление, однако не хватало баланса — каждый метр рвал машину изнутри, будто монстр вгрызался в подвеску. Руль повело, кузов навалился на одну сторону, и всё это — в момент, когда впереди начинался участок с мелкими кочками.

Именно тогда в кабину ударила вторая волна.

Снаружи раздался короткий хлопок, следом резкий металлический звон. В лобовое стекло влетела небольшая болванка, лёгкая, почти игрушечная, с характерной красной полосой — зажигательная.

Вспышка на мгновение озарила кабину. Языки огня облизали броню, мгновенно оставляя чёрный, жирный след копоти. Жар прорвался внутрь не глубоко, но хватило, чтобы воздух раскалился, превращаясь в обжигающий самум. Если бы Илья остался на турели, его бы просто накрыло огнём. Их короткая перепалка спасла парню если не жизнь, то здоровье.

Мрак дёрнулся, ощутив как по спине и шее прошла горячая волна. Выдохнул сквозь зубы, подавляя рефлекс, и ещё сильнее вдавил газ. Глаза широко раскрыты — не от страха, от бешеной, холодной злости.

Илью резко бросило вниз, он нелепо дёрнулся, пытаясь удержаться, и рухнул лицом на торпеду. Удар — короткий, тупой, горячая кровь полилась из носа, наполняя рот солёным, железным вкусом. Парень закашлялся, оттолкнулся, трясущимися руками нашарил шлем, натянул через боль, застегнул ремень подбородка. Кровь липко стекала вниз, перчатка была красной, оставляя разводы на забрале, но времени останавливаться не было.

Внутри гудело всё разом — кабина от последствий огненного удара, мотор от бешеной нагрузки, в ушах — от перепада давления.

Огонь полыхал снаружи, на броне, оставаясь снаружи, лишь создавая густую пелену копоти на стекле. Вперёд было не видно ничего, и Мрак, сцепив зубы, начал сбрасывать скорость. Продолжать на такой скорости было безумием — любое препятствие, возникшее перед ними сейчас, стало бы последним.

Илья, с онемевшим лицом, уже вскарабкался обратно к турели. Двигался быстро, инстинктивно, сквозь гул в голове. Он не знал точно, сколько у них есть времени, однако ощущал отчётливо — преследователи уже близко.

Корпус броневика трясло, машину кидало из стороны в сторону. Каждый метр давался с трудом: мощности хватало, да устойчивость ушла, а впереди дорога исчезала в черном мареве, словно нарочно стираясь перед ними.

Мрак чуть приоткрыл створку, глотнул сухого горячего воздуха, кинул взгляд в зеркало — там, в дымке, отчётливо маячили багги преследователей. Быстрые, дерзкие, шли уверенно, без сомнения, точно знали, что жертва уже никуда не уйдёт.

— Держись! — рявкнул Вектору. — Сейчас разверну!

Он резко выжал тормоз, крутанул руль до упора. Броневик взвыл, завалился набок, колёса заскрежетали по камням и асфальту. Тяжёлая машина, сопротивляясь всей массой, провернулась на месте, разворачиваясь на сто восемьдесят градусов.

Илья в этот миг едва успел ухватиться. Плечо ударилось о щиток, пальцы соскользнули, но он удержался, прижался к пулемёту крепче, выставив прицел перед собой. Турель была новой — с вертикальной рукоятью и дополнительным фиксатором, к ней ещё нужно было привыкнуть, а времени потренироваться не дали. Лента, заряженная наспех, была стоковой, без трассеров: прицеливаться приходилось наугад, невозможно было «навестись по струе», придётся стрелять вслепую, фактически пальцем в небо.

Первый залп ушёл слишком низко — пули ушли в песок, подняв столбы пыли. Второй и третий — выше цели, рассеялись бесполезно, в молоко. Только четвертый попал: багги впереди вдруг резко дёрнулась, выпуская клубы дыма, потеряла ход и стала уходить в сторону.

Но две оставшиеся машины не замедлились ни на секунду. Лёгкие и манёвренные, они мгновенно разошлись в стороны, петляя за барханами, прячась в пыли, стремительно сближаясь с броневиком. Один из стрелков уже целился, поймав их машину на прицел.

Илья среагировал в последнее мгновение, перед глазами вспыхнула очередь врага. Пули ударили в броню вокруг турели, металл тут же почернел в местах попадания. Вектор дёрнулся назад, чувствуя раскалённые осколки на щёке, и, не дожидаясь второго залпа, отпустил турель и упал вниз, в защищённый отсек машины.

Страх пришёл резко, ударом в затылок, а руки уже двигались сами, быстрее мысли. Парень, тяжело дыша, прижался спиной к стене, ощущая, как бешено стучит сердце, отдаваясь в ушах. Затем быстро захлопнул люк и огляделся.

— Мрак! — выкрикнул он в кабину, пытаясь перекричать шум и собственный страх. — Мрак?!

Ответа не было.

Вектор резко обернулся, заглянул в водительское место и замер. Кабина была пуста. Только открытая настежь водительская дверь, ветер и серая, гудящая пустота за ней. Броневик застыл на месте, двигатель заглушен. Напарник ушёл наружу. В бой или в ловушку — неизвестно.

Парень сглотнул, стараясь подавить нервную дрожь. Следующий удар пришёлся прямо в лобовую броню. Кабину осветило жёсткой вспышкой, раскалённой, режущей даже через слой копоти и трещины на стекле. Это была осколочно-фугасная, не зажигалка — взрыв рванул низко, с глухим рыком, словно пустошь яростно заворчала под колёсами. Внутри всё тряхнуло, перебросило, раскачало. Стенки, приборы, ящики — всё разом.

Лобовое стекло расчертили трещины, паутина прорезала его насквозь, одна глубокая борозда прошла диагонально, перечеркнув весь обзор. Теперь наружу уже было не разглядеть ни дороги, ни горизонта, ни врага — только огненное марево, пыль и дрожащие вспышки.

Одновременно с этим сверху скрежетнуло металлом об металл, резко, турель сорвали или сломали. Вектор замер, оглушённый, прижимаясь к полу, дрожа всем телом. Уши закладывало, а сердце стучало так, что казалось, вот-вот разорвётся. Он, действуя почти наощупь, потянулся к водительской двери, захлопнул её, вытолкнув наружу пыль и едкий запах.

Затем пополз к креслу, нащупал под ним старую винтовку — та самая, трофейная, ещё из первого рейда. Она казалась тяжёлой и знакомой. Простой механизм, надёжная скоба, крепкий затвор, ствол, который выдержит любые условия. Быстро вставил патроны, сдвинул затвор, почувствовал знакомое усилие и глухой звук досылания.

Сквозь грохот, рёв двигателей и тяжёлую дрожь брони внезапно прорвался другой звук — чёткий, размеренный и жёсткий. Заработала лента, старый пулемёт, снятый ещё в Краегоре. Звук был знакомый, из-под днища.

Под бронемашиной лежал Мрак, раскинул сошки, прижался к земле, используя тень и броню как укрытие. Пулемёт у него в руках бил ровными, уверенными очередями. Лента плавно исчезала в песке, горячие звенья с тихим звоном падали рядом, оставляя неглубокие следы.

Каждая очередь била коротко, зло и точно — предугадывая движения противника. Он стрелял в холодной ярости, стрелял в долг, который давно нужно было вернуть. И багги, поняв, что цель ожила и сопротивляется, уже не шли так уверенно.

Первая резко изменила траекторию, запетляла в сторону. Вторая, пытаясь уйти от огня, сорвалась с намеченного курса, подняв густые клубы пыли. Но Мрак уже перенёс прицел туда, куда она уходила. Выстрелы снова прошили воздух — и багги резко снизила ход, осев на один бок.

Вектор, всё ещё сжимая винтовку, не знал как поступить. То ли выбегать из машины для поддержки, то ли проверить турель. Пока он метался, глухой удар, будто огромный, невидимый кулак ударил в землю, потряс броневик, заставил воздух вздрогнуть. Очередной взрыв накрыл машину волной жара и грохота, и в ту же секунду наступила мёртвая, вязкая тишина.

Стрельба снизу оборвалась. Звук пулемёта — злой, уверенный — стих резко, будто ленту перерезали одним ударом. Илья замер, сдавленно втянув воздух. Сердце билось в груди молотом, пальцы онемели, спина покрылась испариной, а в голове пронеслась мысль — Мрака накрыло. Тот, кто только что спасал их обоих, кто принял весь удар на себя, теперь молчал.

Он остался один.

Снаружи багги остановились. Обе машины замерли метрах в двухста от броневика, двигатели работали на холостом ходу. Поднималась пыль, стрелки перезаряжали оружие, явно не торопясь. Ждали, прикидывали, как лучше добить упрямую добычу. Оставалось секунд пятнадцать, может двадцать, и после этого вся броня станет железной могилой, в которой не останется никого живого.

Вектор сорвал с головы шлем, окровапвленный визор только мешал, резко развернулся и пинком распахнул задние створки. Вывалился наружу, тяжело, на колени, хрипло хватая ртом горячий воздух пустоши. Он чувствовал себя рождённым заново — через боль, жар, страх.

Не вставая, рывком открыл вторую створку, чтобы прикрыться от ответного огня. Прижался плечом, колено упёр в песок, глубоко втянул воздух. Чуть прицелился, быстро и уверенно, один патрон за другим отправил в сторону нападавших. Пять выстрелов — коротких, яростных. Отдача вдавливала приклад в плечо, щеку обжигало металлом ствола.

Последний патрон сорвался в тот самый миг, когда один из силуэтов впереди дёрнулся и издал хриплый вскрик, пронзивший пустошь, словно подбитая птица.

В ответ тут же ударила очередь, пули свистнули рядом, со звоном прошли по броне и рикошетом ударили в створку, за которой он укрывался. Вектор мгновенно пригнулся, припал к земле, вдавил себя в горячий песок, замирая на секунду и пытаясь отдышаться. Ноги предательски дрожали, во рту стоял едкий привкус дыма и железа.

Преследователи тоже залегли. Им нужно было осмыслить происходящее — сопротивление покалеченной машины оказалось слишком неожиданным. Появилась короткая пауза, буквально пара вдохов, но для Ильи эти секунды были жизнью.

Не мешкая, закинул винтовку в машину, механическое оружие это пшик, время на исходе — он бросился вниз, скользнул под машину, туда, где минуту назад ещё звучал родной пулемёт. В тени корпуса, среди горячего песка, гильз и вбитых сошек лежал Мрак. Непонятно — жив ли, в сознании или уже в беспамятстве. Грудь тяжело вздымалась, значит, пока жив. На проверку и слова времени не осталось.

Стрелять отсюда, рядом с ним, было невозможно, слишком тесно. Илья ухватился за приклад пулемёта и рывком вытащил из-под машины, волоком протащил по песку наружу. Пыль тут же набилась в глаза, а пулемёт подчинился. Быстрая проверка ленты — на вес, на глаз: полкороба или чуть меньше. Хватит.

Он вынырнул из-под брони, перекатился в сторону и быстро выставил сошки на песок. Одно мгновение тишины — только дыхание, удар сердца, твёрдое дерево у щеки и пульсирующая жара.

На бархане впереди мелькнул блик, едва заметный, узкий, солнце поймало линзу оптики. Достаточно.

Пулемёт ударил сухо, с металлическим лязгом. Песок впереди забрызгало кровью, криками, руганью, звуками паники. Вектор вёл пулемёт уверенно. Линия огня шла ровно — слева направо, дугой, прижимая врага к земле, заставляя пятиться, зарываться в песок. С этим оружием он уже был знаком, знал его отдачу, характер. Именно с ним выжил в своём первом рейде — когда пустошь только начинала перековывать страх в опыт.

Крики и проклятья вплелись в пространство, смешались с ветром и гулом отстрелянных гильз. Кто-то ушёл, может, раненый, но как минимум несколько остались, укрываясь за барханами.

Илья попытался плавно переместить пулемёт, переползая по песку, целясь туда, где спряталась вторая группа, но закончить движение не успел. Слева сверкнула резкая, ослепляющая вспышка, воздух разорвало коротким, сухим треском, и верхнюю часть бронемашины накрыло ударной волной. Промахнулись, пламя пронеслось вскользь, не накрывая напрямую, лишь достаточно близко, чтобы лицо и шею опалило жаром, а песок вокруг подняло густым облаком, закрывая обзор.

Звук взрыва ушёл куда-то вглубь головы, мир вдруг забился ватой. На секунду наступила пустота — глухая, ненастоящая. Вектор лежал в помытках понять, что произошло: тело не двигалось, руки всё ещё сжимали пулемёт, но взгляд блуждал, и пространство перед глазами качалось и расплывалось. Пульс бился в шее, а не в груди, мысль шла тяжело и медленно — он жив, наверное жив, хотя всё остальное казалось зыбким, ненадёжным.

Две секунды прошли как целая вечность, прежде чем мир снова ворвался обратно — грохотом, хрипом, звоном металла. Илья очнулся, встряхнул головой, ощутил тяжесть оружия в руках и снова упёр приклад в плечо.

Лента уходила стремительно, патрон за патроном, унося с собой шанс выжить каждого, кто ещё поднимался навстречу огню. Вторая группа на мгновение поверила в паузу, решила, что стрелок уже не встанет. Напрасно. Вектор выдохнул, прижался к плотнее, зафиксировал и продолжил бить короткими, точными очередями.

Вот очередь плотно вошла в точку, где мелькнула фигура, вторая накрыла тех, кто попытался отойти в сторону. Одни падали с криком, другие оседали тихо, как брошенные мешки. В бой больше не рвался никто.

Он подавлял, пока не понял, боезапас на исходе. Оставил в ленте лишь десяток патронов. Пальцы замерли на спуске, сердце билось в висках, в груди дрожало, а дыхание сбивалось от напряжения. Наступила пауза — тихая, осторожная, наполненная только ветром, несущим порох и кровь.

Из-за бархана осторожно поднялся корпус, проверяя, жив ли тот, кто только что так безжалостно косил людей. Силуэт замер на мгновение, словно ощупывая тишину, потом поднялся второй. Решили, что лента пуста, шагнули уверенно, открыто, Вектор ждал этого момента. Пальцы снова надавили спуск, пулемёт снова рванул коротко и сухо — пяток пуль ушли почти без отдачи, плотно, в упор. Два силуэта дёрнулись, сложились. Песок окрасился свежей кровью, тела безвольно растянулись на земле.

Ответного огня не последовало. Безмолвие осело над пустошью густым покрывалом.

Он перестал стрелять, когда в ленте осталось всего два патрона — в пустошах всегда лучше оставить запас, чтобы последний выстрел был за тобой. Дышал тяжело, напряжённо, глаза впились в пространство перед собой. Снова мелькнуло движение — на гребне бархана поднялась ещё одна голова, осторожная, нерешительная, будто змея из песка. Илья без колебаний дослал остаток. Голова исчезла мгновенно — убил или нет, неважно.

Илья понимал, противники за барханами тоже чувствуют страх. Урон, нанесённый им, был слишком силён, слишком болезнен, чтобы враг рискнул снова сунуться в открытое пространство. Для них это была не просто неудача — полный провал, кошмар быстрой и лёгкой охоты. Любой, кто ещё мог держать оружие, теперь думал трижды, прежде чем высунуться.

–––

Кляп сыпал матом, надрывал голос, но бойцы оставались на месте. Лежали, вжимаясь в бархан, будто и не слышали его совсем. Час назад слово боевика было законом, сейчас — пустой шум на фоне рёва пулемёта.

Элементарная засада летела в бездну. Половина уже валялась без движения, остальные ползали в песке, цепляясь за дыхание. Всё рушилось — из-за одного проклятого ствола, прижатого к дороге, который не давал даже головы поднять. Те, кто пытался — коптили воздух, растянутые в кратерах. Остальные поняли цену и остались лежать.

Он стиснул зубы, глядя, как трещит по швам то, что должно было быть коротким делом. Думал ведь — нужен пулемёт на багги, чтобы преследовать, добивать. Выбрал стационар: надёжней, не даст броневику сорваться. Ну не дал.

Только теперь — гранатомёт пуст, осталась пара ручных взрывчаток и лёгкое стрелковое, которым по броне хоть до ночи стучи. А до цели двести метров через пекло, и ни один не рвётся их преодолеть.

Ярость душила. Хотелось подняться, рвануть вперёд, потащить за собой. А опыт — трезвый, подлый — говорил другое: берегись.

Кляп видел, старший выбыл от меткого фугаса. Они не пошли в лоб, чтобы избежать случайных потерь — остановились, взяли периметр, разобрали сектора, готовились закончить всё чисто. Какая ирония. Почти успели, но малец всё сломал.

Не дал ни секунды — лёг за ствол и начал бить с такой скоростью и точностью, будто готовился к моменту всю жизнь. Пока их стрелки только прицеливались, а кто-то пытался поднять голову — он уже вёл огонь, прижимая к песку каждого, кто только появлялся в поле зрения.

Пацан превратил их выверенную атаку в бессмысленную мясорубку, в которой они теряли бойцов, не сделав и шага вперёд.

И ведь Кляп его помнил. Тогда, при стычке у Крикуна, парень труханул, прятал взор — тряпка, лишь ноги вытереть и забыть.А теперь — машина войны. Спокойный, собранный, пресекает любую попытку ответного огня.

Он видел, как паника растекается по людям, один отполз, второй уронил винтовку. Те, кто был бойцами, стали просто телами, рассыпанными по бархану.

Это и было худшее. То, чего он боялся с самого начала. Потери не просто проредили строй — сломали стержень. Кляп лежал в пыли, осознавая, как утекает контроль. Сыпется по швам простая, надёжная операция. А пулемёт молотил методичной мясорубкой, превращая их «быструю охоту» в затяжную бойню.

–––

Времени у Ильи думать не было совсем — тело болело от напряжения, в голове стоял глухой звон последнего взрыва. Илья рывком сорвался с места, метнулся обратно в кабину, закидывая пулемёт внутрь. В перчатках пальцы на автомате побежали по приборной панели, нажимая нужные кнопки. Главное сейчас — чтобы пироцелий держал температуру, не успел остыть.

Он резко вжал кнопку запуска. Пресс коротко щелкнул, раздал пшик баллона, двигатель взревел знакомым, хриплым звуком, приходя в сознание, подтверждая, что Мрак всегда обслуживал его вовремя.

“Спасибо тебе, старый сукин сын…”

Пальцы дрожали от адреналина, Вектор уже втыкал передачу. Бронемашина резко дёрнулась вперёд, угрожающе покачнувшись на раненом колёсе. Лобовое стекло покрыто трещинами, в зеркалах — ничего, кроме мутной пыли. Но он помнил, где-то там, в песке под корпусом, лежит напарник. Медленно, осторожно продвинул машину метра на два-три вперёд — ровно столько, чтобы не открыть Мрака под пули.

Остановился. Нейтраль. Выдохнул, привалившись к спинке кресла, втянул воздух так глубоко, как позволяли рёбра. По броне вновь застучали пули, теперь уже без прежней уверенности — скорее нервно, как человек, который в панике пытается удержать ускользающий кошмар.

Нужно было забирать напарника, иначе всё теряло смысл.

Он снова бросился вглубь броневика, лихорадочно переварачивая хабар в поисках ленты к пулемёту. Секунды утекали, найти боеприпасы не получалось, Илья плюнул и схватил винтовку. Быстро зарядил новую пятёрку, щёлкнул затвором, убедился в том, что оружие готово, и выскочил наружу.

Мрак лежал за машиной, лицо в крови и песке, дыхание тяжёлое, хриплое, но глаза открыты. Он смотрел в раскалённое небо, будто видел там что-то, недоступное никому, кроме него самого.

— Живой… — молвил Илья, скорее для себя, чем для напарника.

Один взгляд на напарника — и стало ясно: в одиночку Вектор не справиться. Мужчина был слишком тяжёл, парень его просто не затащит. Правое плечо было в крови, торс обгорел и повреждён взрывной волной. Сам он едва двигался, но и умирать явно не собирался — даже сейчас упрямо цеплялся за жизнь.

Вектор поднялся, вскинул винтовку, дважды выстрелил в сторону ближайшего бархана, просто напугать, заставить тех, кто ещё жив, спрятаться и дать им время.

Словно уловив этот сигнал, Мрак напрягся всем телом, подался вперёд. Он молчал, не издал ни звука, сжал зубы и принял боль, как часть пути. Встретился с Ильёй глазами — коротко, словно в этой молчаливой секунде передал ему всю тяжесть пустоши, которая сейчас держала их обоих в своих руках.

На воле, на боли, на одной только жгучей, звериной решимости — караванщик полз. Одной рукой караванщик опирался на раскалённый песок, другая цеплялась за скобу на борту, словно железные пальцы самой смерти тащили его обратно в жизнь. Ноги дрожали, тело не слушалось, каждое движение давалось через глухой хрип и стиснутые зубы, но он продолжал ползти, упорно, не позволяя пустыне забрать своё.

Илья лишь прикрывал, удерживая винтовку наготове, готовый пресечь любой шорох со стороны барханов. Парень понимал — это бой Мрака, личная битва, которую нельзя выиграть за другого, как нельзя вдохнуть чужими лёгкими.

Когда мужчина наконец завалился внутрь грузового отсека, тяжело рухнув на пол, Илья сразу же оказался рядом. Он упал на колени, упёрся лбом в холодный металл пола, почувствовал его успокаивающую, почти живительную прохладу. Живы. Оба. И пока противники не решились атаковать снова, у них оставался шанс выбраться.

Вектор сорвался с места, неловко споткнулся о собственную винтовку, едва не разбив голову о переборку, и рванулся обратно в кабину. Там по-прежнему стоял удушливый смрад от фугаса, но машина была живой и послушной. Руль лег в руки, передача щёлкнула сразу, и броневик тяжело, рывками двинулся назад, продираясь сквозь глубокий песок и неровности дороги, утюжа следы боя.

Оба были внутри. Металл корпуса сомкнулся вокруг них, стал бронёй, крепостью, внутри которой стало уже неважно, что происходит снаружи. Вражеские пули стучали по обшивке беспомощно, словно злой град по жестяной крыше, раздражённо, безо всякого результата. Им уже нечем было пробить эту скорлупу из металла и упорства, а гранатомет явно исчерпал боезапас.

Где-то снаружи, за барханами, нападавшие видели, как их цель ускользает. Машина хрипела, дрожала, упорно ползла прочь, метр за метром уходя за грань досягаемости. Теперь преследователям предстояло решить — продолжать ли погоню, бросая раненых и повреждённые багги, или признать поражение. Любая погоня — риск, ставка пятьдесят на пятьдесят. Никто уже не знал, что ещё могла скрывать внутри эта потрёпанная жизнью громада.

Кляп решил рискнуть ещё раз. Он тяжело поднялся из-за бархана, провожая взглядом броневик, медленно уползающий задним ходом, оставляя за собой следы в горячем песке. Рядом застыла последняя оставшиеся багги — помятая, со старым стрелком, у которого на лице застыла злость.

В кабине броневика Илья, не отрывая глаз от дороги, напряжённо вглядывался через лобовое стекло. Оно было покрыто густой сетью трещин и копотью, огонь уже погас, но видеть через эту мутную пелену было трудно. И всё же различил, одна из машин резко вырулила на дорогу и решительно рванула вслед за ними.

— Упертые твари, — процедил сквозь зубы, доставая из под сиденья единственную гранату.

Не сбавляя скорости — сейчас броневик полз около пятнадцати километров в час — он подхватил гранату, крепче зажал руль коленом и одним рывком выдернул чеку. Медленно и осторожно приоткрыл боковую створку, глотнул горячего воздуха и, примерно прикинув расстояние, выкинул взрывчатку на дорогу перед преследователем.

Теперь оставалось ждать и верить в расчет.

Секунда, другая. Броневик продолжал отступать, багги нагло приближалась, рассекая клубы пыли и мелких камней. Ещё миг — и взрыв взметнул песок, гальку и раскалённые осколки прямо перед машиной преследователей. Удар не разнёс багги в клочья, но резко сбил её с курса. Водитель инстинктивно крутанул руль, и машину занесло.

Кляп, глядя на это, сжал зубы. Теперь уже стало очевидно: где одна граната — там могут быть и другие. Он потерял слишком многих, заплатил дорого за эту «простую» ловушку. Потери были тяжёлыми, неоправданными, и теперь уже не было смысла рисковать теми, кто остался.

Пустошь не прощает глупых ставок. Лучше отступить и залечь, их время ещё придёт.

Вектор продолжал медленно откатываться, всматриваясь сквозь трещины лобового стекла и мутное зеркало, пока броневик прополз ещё метров триста по горячей, разодранной дороге. Лишь тогда окончательно остановился, переведя дыхание. Глубоко втянул воздух, заставляя себя снова почувствовать реальность, и не спеша поднялся. Осторожно прошёл внутрь грузового отсека, обеими руками захлопнул створки.

После этого вернулся за руль и медленно, осторожно, стараясь избегать резких движений, развернул броневик лицом к Вулканису. Теперь нужно было только двигаться вперёд. Скорость держал не больше двадцати километров в час — колёса перебирали кочки и асфальт с болезненным гулом, каждое движение давалось через ощутимую дрожь и шум в ушах.

Погони больше не было.

Так прошло пятнадцать минут, возможно двадцать — километры исчезали медленно и безжалостно, оставляя за спиной дым боя, а впереди — смутный, дрожащий горизонт.

На пятом километре Илья всё же решился остановиться. Переключил рычаг на нейтраль, дал броневику выдохнуть и замер, слушая, как оседает пыль вокруг машины ровным, безжизненным кольцом. Ни вспышек, ни шума моторов сзади — погони действительно не наблюдалось.

Он бросился назад, где на полу лежал Мрак — огромный, всегда казавшийся неуязвимым, сейчас безжизненно бледный, словно его выжали изнутри. Вектор опустился рядом на колени, вытащил из ящика аптечку, почти сорвав крышку.

Медицину знал плохо, вспомнил лишь одно — когда-то, в редкую минуту спокойствия, напарник сказал ему тихо, мимоходом:

— Если всё совсем плохо... по-настоящему... бери красную. И жёлтую. Обе сразу. Не перепутай.

Вектор понятия не имел, что именно было в этих ампулах, какая дозировка и последствия, сейчас это перестало иметь значение — хуже всё равно быть не могло. Пальцы дрожали, когда он вытащил ампулы, красную и жёлтую, одним движением ввёл первую ампулу, сразу за ней — вторую, прямо в плечо.

Пауза. Секунда, десятая. Ничего не происходило, тело Мрака лежало неподвижно, только веки слегка дрожали, словно он видел что-то за ними, глубоко внутри. Потом, резко, грудь вздрогнула, и караванщик хрипло застонал, низко, сдавленно, как загнанный зверь, и медленно открыл глаза.

Смотрел мутно, сквозь боль и темноту.

— Жив… — прошептал Илья с облегчением.

Напариник с трудом сглотнул, язык плохо слушался, слова всё-таки пришли, выдавленные хрипом, через силу:

— Дальше… едь. Найди бархан… любой.

Голос был слабым, но звучал ясным приказом:

— Спрячь броневик… за ним. До утра. Закрой всё… плотно. Сам рядом… До утра.

Вектор быстро кивнул, не успев ничего сказать. Мрак, получив это молчаливое подтверждение, выдохнул и снова закрыл глаза. Он не потерял сознание, скорее просто ушёл куда-то в глубину себя, где боль была чуть слабее.

Он был жив, дышал тяжело, прерывисто, но дышал.

Илья откинулся на спину, чувствуя, как напряжение отпускает тело. Уставился в потолок кабины, сердце всё ещё билось гулко. Сейчас, в эту бесконечную минуту покоя, он понял ясно и без сомнений: они ещё не проиграли.

Он попытался было оказать первую помощь — вытащил бинты, даже попробовал перевязать раны, но быстро понял: это бесполезно. Мрак был слишком тяжёл, чтобы двигать его без риска, а в грузовом отсеке не хватало ни пространства, ни устойчивости, чтобы сделать всё по уму.

Вектор сжал зубы, выругался сквозь дыхание и отшвырнул бинты в сторону. Время истекало. Солнце уже клонилось к горизонту, тень барханов становилась длиннее, и нужно было уходить — искать укрытие, прятать машину.

Ночь опустилась на пустошь тяжёлым полотном, погасив разом все звёзды. Взвесь ещё долго висела в воздухе, чуть серебрясь в отблесках заката, пока не растворилась в сгущающейся темноте окончательно. Бархан, за которым укрыли бронемашину, скрывал их со стороны дороги, со всех остальных направлений машина была открыта, как на ладони. С каждой минутой холод становился ощутимее, медленно просачиваясь внутрь, а Илья уже не чувствовал ничего, кроме напряжения и пульсирующей тревоги.

Он не спал, в голове ярким клеймом горела брошенная Косой фраза “Ужас ночи”.

Сидел в тесном пространстве грузового отсека, привалившись спиной к перегородке. На коленях лежала заряженная винтовка, тяжёлая и холодная. Мрак лежал неподалёку, неподвижный, зажатый в углу, там, где раньше хранился боекомплект. Только дыхание его, редкое и хриплое, говорило о том, что он жив.

Пустошь ночью оживала иначе. Те, кто днём скрывались глубоко в трещинах земли, среди разбитых машин и обглоданных костей, теперь пробуждались, выползая наружу, ведомые бесконечно голодным зовом.

Первый звук был едва уловимым — тонкий, словно кусок стекла легко коснулся брони. Он прошёл вдоль корпуса почти незаметно. Казалось, это лишь ветер забавляется с песчинками, бросая их на броневик. Звук повторился снова, что-то неторопливо, тщательно царапало броню, пробуя на прочность.

А затем последовал тяжёлый удар. Гигантская туша налетела на борт машины, не ожидая сопротивления. Броневик качнуло, и через пол прошла ощутимая вибрация. Вектор замер, оцепенев, затаил дыхание, стараясь услышать хоть малейшее движение снаружи.

Наступила короткая пауза, и тут же новый удар. Слабее, но резче, злее, неудача только разозлила невидимого хищника. Затем раздались перестуки лап, тяжёлые и размеренные — совершенно не человеческие. Существо медленно двигалось вокруг броневика, изучая его со всех сторон, пыталось понять, стоит ли тратить на него силы.

Вновь вернулся царапающий звук, теперь уже ближе. Металл тихо застонал под острыми когтями, зверь искал слабое место в броне. Затем короткий, острый щелчок, и сразу за ним удар по задней двери. Илья непроизвольно вздрогнул, сильнее прижал винтовку, вжался спиной в стенку. Дыхание сбилось, стук сердца отдавался в ушах набатом.

Монстр ненадолго замер, слушая реакцию изнутри. Следующий удар пришёлся около замка двери — мощный, резонирующий по всему корпусу. Механизм чуть дрогнул, щёлкнул, но створки выдержали. Болты и броня держались крепко, их только что перебрали в Краегоре. Илья помнил, как отдельно “согласовал” эти работы в период вынужденного простоя, пока одни запчасти уже поставили, а другие еще не прибыли.Скрежетал тогда зубами, ощущая, как Шило его разводит, а вышло иначе.

Броневик снова слегка качнуло — зверь раздражённо ударил по двери ещё раз, затем снова обошёл машину сбоку, царапая и толкая корпус. Стены задрожали, с потолка сыпалась пыль, и на секунду показалось, что броня треснет. Вектор смотрел неотрывно в то место, где должна была быть узкая щель прицела. Стрелять не собирался, зная наверняка: один лишний звук — и тварь учует живых, просто винтовка давала уверенность.А пока, возможно, существо принимало их машину за очередной остов, брошенный умирать посреди пустоши.

Минуту, может две, казавшиеся вечностью, зверь стоял за дверью, тяжёлое дыхание хрипло билось о броню. Через щели проникал запах — кислый, едкий, явно принадлежащий хищнику.

Наконец раздались шаги, медленные и тяжёлые. Один, второй, третий. Затем шорох и долгая пауза.

И только когда Вектор осознал, что больше не задерживает дыхание, стало ясно: существо отошло. Теперь пустошь играла с ними — в долгую, изматывающую игру, правила которой были известны лишь тем, кто приходил из темноты. Часы бы помогли Илье ориентироваться, но в абсолютной мгле беззвездной ночи хронометр был непозволительной роскошью.

Прошел около часа с момента первой встречи. Вектор даже не понял, как именно, просто осознал, что пульс успел немного успокоиться, а тело снова отозвалось ломкой дрожью от напряжения и усталости. И когда наступил новый вид безмолвия— тяжёлый, густой, слишком глубокий, чтобы быть нормальной, — пустошь снова зашевелилась, выпуская следующего гостя.

На этот раз началось всё с тонкого свиста. Прерывистого и странного, словно кто-то с трудом протягивал дыхание сквозь проржавевшую металлическую трубу. Затем звук повторился, уже короче, с вызовом, и наступила долгая, явно осмысленная пауза.

Следующий шорох пришёл сверху — короткий, царапающий, когти скользнули по броне. Тварь ползла по крыше — или их было несколько, он не мог разобрать точно. Звук повторился, громче и настойчивее, и вскоре перешёл в методичное, ритмичное царапанье, существа изучали металл, сантиметр за сантиметром проверяя броню на прочность.

Илья, затаив дыхание, ладони стали мокрыми от пота, веки плотно зажмурены.

Когти зацокали снова, быстро и приглушённо, лапы лишь вскользь касались брони, едва цепляясь наростами. Перебежки становились всё стремительнее — то слева, то справа, существо примерялось, с какой стороны лучше пробраться внутрь. Затем звук замер прямо над люком. Металлическая пластина чуть дрогнула, заскрипела под весом, послышался чёткий, злой щелчок, существо явно тянуло за обломки креплений турелей.

Илья не дышал, смотрел вверх, не отрываясь, вжимаясь в холодную сталь корпуса и крепче обхватив винтовку. И тут раздался хруст.

Не скрежет металла, а именно хруст — хлёсткий, плотный, зверь с силой вгрызся во что-то. Антенна на крыше сопротивлялась мгновение, тут же сдалась. Затем послышался визг, пронзительный и злой, у существа отняли добычу или неожиданно ударили.

Следом раздался тяжёлый глухой удар, тварь спрыгнула вниз, на песок. Звук был плотный, хрустящий, будто мешок, набитый костями и мясом, швырнули о землю. Наступила пауза. Пустошь вокруг снова погрузилась в плотную тишину — чужую, наполненную ожиданием. Она была почти осязаемой, давила на уши, заставляла дышать неглубоко и осторожно, любое движение могло снова пробудить то, что скрывалось за пределами броневика.

А потом пришли третьи. Эти не объявляли о себе тяжёлыми шагами, не царапали броню когтями, не рычали низко и глухо. Они двигались иначе — мягко, почти бесшумно, как если бы по песку тащили вьюк или тело.

Их было едва слышно, лишь ощутил чужое присутствие — такое, от которого невольно шерсть вставала дыбом, и казалось, кто-то смотрит в спину, хотя повернуться и увидеть было страшнее всего.

Вначале проявилось лёгкое движение возле самого борта машины. Затем появились шаги. Точные, лёгкие, будто босые ступни касались пепла. Эти движения казались слишком правильными, человечными для тех, кто приходит в ночи пустоши. Сердце у Ильи вновь ускорилось, он почувствовал, как непроизвольно напряглись мышцы, а пальцы узлом обвили дерево, так что заболели суставы.

И вдруг — дыхание.

Это нельзя было спутать ни с чем. Тяжёлое, влажное, натужное — существо выталкивало из себя не воздух, а зловонные испарения протухшей воды. Через вентиляционные щели в нос проник резкий, прогорклый смрад, отвратительная вонь гнилого мяса, оставленного на солнце. За ним пришёл другой оттенок — горький, тошнотворный, как кусок старой плоти на раскалённых углях.

Теперь оно просто стояло у задней створки. Стояло и молчало. Это безмолвие было тяжёлым, почти физическим, проникало сквозь стены, ощущалось каждой клеткой тела. Вектор медленно, аккуратно повернул голову, стараясь не дышать.

Стук.

Совсем лёгкий, едва различимый, но чёткий. Один раз. Затем долгая, мучительная пауза

И вновь — тук… тук.

Ритмично, вопросительно. Это была не просьба, а проверка, тот, кто стоял снаружи, спрашивал: «Живы ли вы ещё?» Или, напротив, уточнял: «Можно ли войти?»

Илья плавно поднял винтовку, понимая, как от напряжения дрожат пальцы, дыхание сбивается и становится прерывистым. Он прижался к стене спиной, упёр ствол в направлении створки. Всё вдруг остановилось. Даже шум крови в ушах исчез, сменившись полной тишиной.

И затем исчезло и это чужое присутствие, его втянуло обратно в ночь. Тенью, которой надоело ждать. Шаги растворились в песке, теперь тьма казалась иной — более плотной, насыщенной, она сама пропиталась чужим присутствием и застыла, ожидая следующего движения.

Так прошла ночь, в ожидании того, что твари вот-вот разорвут машину на части.

С первыми лучами солнца пустошь начала меняться. Гул и вой, изредка наполнявший ночь, ушёл куда-то глубоко, растворился в её холодной земле. Тревожный шелест песка, пробиравшийся под кожу, наконец стих, оставив после себя густое, гнетущее безмолвие.

Теперь пустошь была обычной — тихой, настороженной, с редкими порывами ветра, поднимающими пыль и обнажающими из песка обломки ржавчины и древних костей.

Илья медленно приоткрыл глаза, ощущая, как веки горят от бессонницы и напряжения. Ресницы слиплись от усталости, он просто сидел в углу, крепко прижимая оружие, и смотрел в темноту, которая могла в любой момент перестать быть безопасной. Но сейчас наступил рассвет.

Он осторожно поднялся, потянулся. Прежде чем идти дальше, взглянул на Мрака. Тот лежал в той же позе, в какой его застала ночь. Голова покоилась на смятом плаще, руки были сведены, губы потрескались от сухости, а кровь нзапеклась в тёмную корку. Рана выглядела плохо, но дыхание было ровным.

— Жив, — тихо прошептал Вектор, пытаясь убедить в этом самого себя. — Пока жив.

Он прекрасно понимал, что сейчас нет смысла обрабатывать раны — времени упущено слишком много, а навыков, чтобы делать это правильно, у него просто не было. Вся медицинская подготовка заключалась в коротких инструкциях, подсмотренных или услышаных на ходу. Лучшим решением было как можно быстрее доставить Мрака в Вулканис.

Илья осторожно пробрался в кабину, каждое движение давалось тяжело. Проверил приборную панель, переключатели, замки — всё стояло так же, как и накануне, лишь на внутренней панели появилась тонкая полоска свежей пыли, за ночь броневик сам стал частичкой пустоши.

Пальцы замерли над кнопкой прогрева. Он на секунду задумался, хотел было выйти наружу и осмотреться по привычке, но тут же отбросил эту мысль. Внутри, за бронёй, он был защищён.

Он нажал кнопку. Машина отозвалась тихим, неуверенным гудением. Затем двигатель щелкнул, вздрогнул и закашлял, через пару секунд мотор наконец завёлся и глухо взревел, прорезая тишину утра грубым голосом.

Вектор понял, что поступил верно. Снизу, под днищем, в тени корпуса, кто-то резко зашевелился, заскрёбся по когтями. Машину качнуло, из-под неё выскочило что-то низкое, чёрное. Существо с глухим визгом бросилось на заднюю дверь и ударилось в броню. Бритвенник или похожая тварь.

Его острые, кривые когти скользнули по броне, оставляя глубокие царапины. Существо не кричало — только шипело, работая злобно и методично, пытаясь найти слабое место. Илья вжался в кресло, рука потянулась к рычагу коробки передач.

Мотор заревел, звук напоминал возглас существа, уверенного и упрямого, заявляющего своё право на жизнь. Монстр, услышав это, отшатнулся, затем метнулся прочь, оставляя за собой взметнувшийся песок. Секунда — и всё стихло, будто его и не было.

Теперь оставалась только дорога на Вулканис. И пусть всё остальное, все эти твари и ужасы ночи, останутся позади, скрытые пылью и темнотой, в которой им и место.

Если бы кто-то спросил потом, как добрался, Вектор не нашёл бы ответа. Память сплавилась в кашу, где смешались отрезки дороги, натужная работа двигателя, сухость во рту и постоянная боль в кистях. Парень ехал, держась только на упрямстве и слабой надежде, что впереди всё-таки есть конец пути.

Ярко и отчётливо вспомнилось только одно — стая гончих.

Они появились резко, длинные худые тела, свисающая клочьями шкура, морды в рубцах и шрамах. Обычно такие не раздумывали — бросались на одинокие машины сразу. Сегодня они встретили иную добычу. Остановились перед невидимой чертой. Тварь подбежала ближе, осторожно втянула воздух, ткнулась мордой в металл корпуса, тут же отпрыгнула, поджав уши. Стая, получив невидимый приказ, развернулась и ушла, растворившись в клубах поднятого песка.

Они чувствовали, броневик несёт в себе смерть, порох и отпечаток Ужаса Ночи.

Четыре часа растянулись в вечность. С каждым километром дорога становилась хуже, стираясь в дрожащую пелену. Машину бросало на выбоинах, руль упрямо тянуло в сторону, подвеска стонала на каждом ухабе, посылая болезненные толчки вдоль позвоночника. Песок цеплялся за колёса, мотор вздыхал и кашлял. Внутри Ильи всё гудело и ныло, он продолжал жать на педаль, потому что другого пути не было.

Когда силы уже трижды кончились, впереди вынырнули чёрные стены Вулканиса.

Тёмные башни сторожевых постов вздымались в небо, словно обгорелые останки исполинских машин. Илья уже угадывал силуэты охранников у ворот.

Когда машина приблизилась, один из них шагнул навстречу, второй привычно взял на прицел. Уже через миг оружие было опущено, никто не подошёл, чтобы что-то спросить.

Они увидели достаточно.

Побитая броня, закопчённые борта, лобовое стекло в паутине трещин, спущенное колесо, вырванная турель. Этих парней пустошь уже проверила, пережевала и выплюнула обратно. Таких не проверяют на входе, если выживут — потом разберутся.

Илья с трудом выбрался из кабины. Под ногами хрустел мелкий щебень, колени дрожали от усталости. Вектор выдернул старую ветошь из-под кресла и начал яростно тереть стекло, пытаясь еще немного очистить обзор. Пыль и грязь размазывались, превращаясь в мутные разводы, но небольшой просвет всё же появлялся — достаточно, чтобы не переехать кого-то в Шлюзе.

Только тогда парень её заметил.

Анесса бежала от дока, волосы разметались, глаза расширены от тревоги и ужаса, лицо бледное, растерянное. Голос сорвался, едва она приблизилась:

— Что случилось?! Где Мрак?!

— В грузовом, — коротко бросил Вектор. Его взор уже цеплялся за серые стены дока. — Ранен, без сознания. Найди лекаря. Быстро.

Он снова забрался в кабину, тяжело прикрыл дверь. Машину нельзя было бросать у ворот — влепят такой штраф, что за всю жизнь на руднике Вулканиса не отобьешь.

Двигатель снова застонал, и броневик, прихрамывая на спущенном колесе, медленно двинулся внутрь, в сторону ангара, знакомого до боли. Там уже ждали — несколько фигур в комбинезонах, механики, махали руками, отдавали короткие команды, освобождая проезд.

Когда тень ангара, наконец, сомкнулась над головой, Илья отпустил руль. Усталость навалилась тяжёлой плитой, и он вдруг понял, ближайшие минуты не сможет даже пошевелиться. Но одно знал точно: они всё же добрались. Теперь — дело других.