Ехал купец через лес густой, тёмный; заблудился во мраке ночном и увяз в болоте без надежды на спасение. Обессилел он и впал в отчаяние, как вдруг в людском облике предстал перед ним злой дух.
— Не горюйте, человек! — сказал он купцу. — Я вас из болота вытащу и дорогу к дому укажу, но при условии, что то, что вы имеете у себя дома, но о чём не знаете, в моё перейдёт владение.
Люциан Семеньский, Предания и легенды польские, русские и литовские
В главных воротах Рокаморы встретил Геральта уже знакомый ему высоченный детина в куртке, сшитой из превеликого множества кроличьих шкурок, который когда-то был привратником в Бельвуаре. Он занялся лошадью ведьмака, глянул на его плечо и явно удивился, не увидев за ним рукоятей мечей. Передал повод прибежавшему помощнику, мальчонке лет десяти на вид.
Во дворе шумно играли трое детей, пускали лодочки из коры по огромной луже, явно оставшейся после растаявших сугробов. Их сопровождал полосатый кот. Он первый заметил ведьмака, замяукал и бросился наутёк. Дети подняли головы. Самый младший разревелся.
Из дверей главного дома выскочила светловолосая женщина, громко клича детей. Подбежала к ним, младшего схватила под мышку, среднего за ручку, старшего криком погнала перед собой, побежала обратно в дом, чуть было не растянулась, наступив на подол юбки. Не переставая кричать, вбежала в дом и захлопнула за собой дверь.
Через мгновение дверь открылась, и вышел Тимур Воронофф. Не в шитом кафтане с драгоценными пуговицами, а в простом сером шерстяном жилете.
— Привет тебе, ведьмак. Рад видеть тебя в здравии.
— Что-то случилось? — Геральт кивнул на дверь. — Это из-за меня? Я что-то не то сделал?
— Нет, ничего, — поморщился Воронофф. — Но трудно бороться с предрассудками… Особенно старинными. Есть такое поверье. Что якобы ведьмаки похищают детей. Или заявятся вдруг по-хозяйски, требуя отдать то, что им принадлежит. Потому что отец пообещал неосторожно… Отдашь мне то, что у тебя есть, но о чём ты не знаешь. Неожиданность, понимаешь? Ты же знаешь эти легенды?
— Да вроде бы что-то слышал.
— Я тоже, — хмыкнул агент. — Ты будешь смеяться, но о рождении моего младшего я узнал, вернувшись из длительной поездки, совсем неожиданно. Он был тем, о чём я не знал, и так далее. Однако я ничего никому не обещал, никакому ведьмаку. Но попробуй объясни это женщине. Так что сегодня мы лучше воспользуемся входом для прислуги, чтобы уберечь жену от слишком сильных впечатлений.
При Хольте в людской всегда был кто-нибудь из челяди. Сейчас не было никого. И беспорядка был больше, чем раньше. Геральт сел на указанную ему скамью, Воронофф вышел. Вернулся скоро, с длинным свёртком под мышкой.
— Мечи Хольта, — кратко объяснил он. — А это его медальон. Он хотел, чтобы всё это было отослано в Каэр МОрхен.
Геральт развернул свёрток. Взял серебряный меч с красивым округлым навершием. Обнажил клинок. Он засиял даже в полумраке людской. Когда-то он уже видел этот меч. Ему были знакомы выгравированные на лезвии рунические знаки и их значение.
Dubhenn haern am glândeal,
morc’h am fhean aiesin.
Моё сиянье тьму пронзит,
Мой свет разгонит мрак.
На медальоне Хольта была изображена голова змеи с большими ядовитыми зубами.
— Это, — Геральт отдал агенту медальон, — спрячь и сохрани. Пока. Мечи я возьму. Они мне нужны.
— Но Хольт пожелал…
— Я знаю, чего он пожелал. Из его собственных уст. Я исполню это желание. Когда придёт время. Хольт оставил что-нибудь ещё?
— Письмо. Тебе.
Письмо было запечатано сургучом с оттиском змеиной головы с медальона Хольта. Геральт спрятал конверт за пазуху.
Воронофф откашлялся, вынул из кармана платок, вытер губы.
— Дошли до меня вести, — сказал он, — о том, что случилось с тобой накануне Эквинокция. А поскольку ты появился у меня только через шесть месяцев, полагаю, последствия были серьёзные. Выражение же твоего лица утверждает меня во мнении, что я знаю, зачем тебе мечи Хольта. Посему сообщаю тебе, что вдовствующая маркиза уволила со своей службы три известные тебе особы, которых ранее прятала в своём палаццо, а в качестве причины указала на их бандитские деяния, о которых она, маркиза, ничего якобы не ведала. Уволенной троицей немедленно заинтересовался префект да Кунья, троица же, явно предупреждённая, ударилась в бега, да и след их простыл. Найти их будет нелегко, если это вообще возможно.
— Кто ищет, — усмехнулся Геральт, — тот всегда найдёт.
— Конечно. В народных поговорках.
— Женщину зовут Мериткселль. А остальных двоих?
— Цибор Понти и Борегард Фрик. Понти — тот, что со сломанным носом. Фрик, тебя это должно заинтересовать, известен как мастер меча.
— Ещё какие-нибудь подсказки?
— Подозреваю, — Воронофф отёр губы платком, — что они разделились. И сбежали из Каэдвена. Однако они будут искать заработка, скорее всего, каждый на свой страх и риск. Есть места, где такие, как они, ищут работу. Я бы поинтересовался такими местами. Какими средствами ты располагаешь?
— Деньги что ли? Да не так чтобы много.
— Я дам тебе пятьдесят марок наличными и тысячу двести в дорожных чеках. Столько я остался должен Хольту после оплаты всех его счетов, о чём он просил меня. Речь шла главным образом о жаловании бывшей челяди Рокаморы. Кстати, имение уже называется не Рокамора. Теперь это Солнечная Долинка.
— Что ж, миленько. Если можно спросить, теперь, когда Хольта больше нет, чем ты занимаешься?
— Спросить всегда можно. Я теперь торговый представитель. Но если явится кто-то новый из Каэр Морхена, я с удовольствием снова стану ведьмаческим агентом. Тебя это тоже касается, если пожелаешь.
— Пока что не желаю. Прощай, Воронофф. Спасибо за всё.
Письмо Хольта было написано на первосортной бумаге, приятной на ощупь, почерк был чёткий, словно печатный, чернила нигде не размазались и не расплылись кляксами.
Геральт,
если ты читаешь это письмо, значит, меня уже нет в живых. Поэтому я должен признаться в своей вине — а точнее в нескольких винах. Я не смог этого сделать, глядя тебе в глаза, написать будет легче.
Я, мой юный ведьмак, давно уже знал, кто был автором «Monstrum…», на чьём гербе красуются птички-мартлеты и кто подписал экземпляр убитого мною вахмистра Маргулиса. Я знал, что это Артамон из Асгута. Я собирался убить его. Но поскольку прогрессирующая болезнь делала мою задачу сложной, если не сказать невозможной, я решил найти другого исполнителя.
Да, ты верно понял. Наша встреча в Неухольде была неслучайной, и с тайной целью я спас тебя там от беды. Не без причины и скрытых намерений сделал я тебе предложение на распутье воронов. Небескорыстно обучил тебя умению убивать голыми руками. И неслучайно попала в твои руки та книга с дарственной надписью.
Но в конце концов мною овладели сомнения. Дело кузнеца — наковальня и молот, помнишь? Дело ведьмака — убивать чудовищ. А карать за преступления — дело старост и судов. Весной, скажем прямо, я выгнал тебя из Рокаморы. Я помню выражение твоих глаз. Но я тогда думал только об одном. О том, что я тебя защищаю. Спасаю. Чтобы ты не стал убийцей, таким же, как я.
Но оказалось, что предназначение не обманешь.
Это не ты убил чародея. И не ты должен понести наказание.
Прости.
Прощай.
Престон Хольт
Геральт перевернул лист. На обратной стороне было несколько рисунков, он долго разглядывал их, сначала не мог сообразить, что же такое изображено. Наконец, понял. Набросанные несколькими штрихами фигуры представляли фехтовальщиков, вооружённых мечами. В позах выпадов и ударов. Один силуэт — он понял — в пассо лярго, другой — в параде порта ди ферро. Остальные надо было изучить внимательнее. Ещё будет на это время.
Он направил Плотву на тракт. Как обычно, лошадь прекрасно слушалась его, достаточно было чуть тронуть её коленом и пошевелить поводом.
Небо на севере темнело. Но он ехал на юг.
Главные городские ворота Ард Каррайга были открыты настежь, никто не охранял их. Геральт въехал, наклонив голову под поднятой решёткой.
Со стороны городской площади слышны были голоса, музыка, а точнее, ритмичный грохот барабана. Из переулка вдруг вывалился хохочущий и поющий хоровод. Последний в хороводе, парень в смешной треуголке, отделился, встал к стене и начал мочиться.
Геральт подождал, пока он закончит.
— А что же это такое у вас происходит? — спросил он, наконец. — Праздник что ли?
— А вы не знаете? — парень в треуголке несколько раз подпрыгнул, застегнул штаны и повернулся. — Не знаете? Да вы, видать, издалёка? Из чужих стран?
— Из чужих, это правда. Издалёка, да.
— Иначе и быть не может, иначе вы знали бы, что, в самом деле, праздник и торжество великое, для всей столицы, да что там, для королевства! Свадьба у нас, сударь мой, свадьба, да не простая! Вьюнош Редферн, сын графа Гордона Финнегана, женится сегодня на прекрасной барышне Людмилле, дочери Сириуса Ваикинена, Озёрной Мархии маркграфа!
— Вот это новость.
— Новость, новость, да и праздник великий! Вся столица веселится, множество дворян съехалось, танцы и забавы повсюду, мёд и пиво рекой льются, его степенство пивовар Грохот сто бочонков пива на площадь выставить приказал!
— Пивовар Грохот.
— Он самый! Потому что надо бы тебе знать, сударь чужеземец, что сын пивовара, молодой господин Примиан, великую службу для счастья молодых сослужил!
— Сослужил.
— Чистая правда, сослужил! А потому и шафером у молодожёнов избран! Подите-ка с нами на площадь, гляньте…
— Пойду, непременно пойду. А пока укажите мне дорогу, будьте добры…
— Буду рад! Куда?
— К палаццо Граффиакане.
Вдовствующая маркиза Геррада Граффиакане отослала горничную, последнюю часть еженощного ритуала она привыкал исполнять самостоятельно.
Она зажгла масляную лампу, стоящую на прикроватной тумбе. Свет был необходим, в темноте она не нашла бы ночную вазу, а ночной вазой ей приходилось пользоваться ночью, причём несколько раз.
Перед зеркалом она причесала гребнем остатки волос. С ночного столика взяла хрустальный графинчик и сделала основательный глоток. И улыбнулась своим воспоминаниям. Наполняющая графинчик жидкость изумрудного цвета были снотворным средством, созданным чародеями в Бан Арде на основе одного из ведьмачьих эликсиров, добытых наёмниками маркизы в канун Эквинокция прошлого года. Зелье усыпляло превосходно, может быть, ещё и потому, что чародеи щедро сдобрили его крепким алкоголем.
Маркиза легла в постель. И только теперь, согласно ритуалу, сняла с шеи бриллиантовое колье и повесила на специальную подставочку, рядом со множеством других колье, медальонов и ожерелий. Среди них, на почётном месте, висел медальон с головой волка, скалящего клыки. Маркиза погладила медальон и снова улыбнулась. Она с удовольствием вспомнила тот момент, когда ей этот медальон подарили с уверением, что носивший его когда-то ведьмак был забит до смерти.
Она уснула с улыбкой на устах.
Она не знала, что её разбудило. Может шорох, может дуновение ветра. Она открыла глаза. И увидела прямо над своим лицом медальон, волчью голову и оскаленные клыки. Она увидела кулак, держащий цепочку медальона.
И глаза с расширенным змеиным зрачком.
Ведьмак смотрел на неё сверху, не шевелясь и не издавая ни звука.
Маркиза почувствовала под собой тепло и влагу, поняла, что описалась в постель от страха. Она застонала, закрыла глаза, почувствовала, как что-то страшно сдавило ей горло и грудь.
Когда она через мгновение открыла глаза, не было уже ни ведьмака, ни медальона. Всё хорошо, подумала она, пытаясь вдохнуть стиснутым горлом, они ничего мне не сделал, испугался, сбежал. Я ещё до него доберусь, подумал она, он ещё пожалеет…
Я ещё жива, подумала она.
И умерла.