Макс периодически забывал, что у него есть телефон. Когда переходишь на Изнанку, телефон превращается в высокотехнологичный кирпич. Когда выходишь обратно в материальный план, то кирпич превращается в телефон. Но не всегда. Потеряв свой первый аппарат, Максим не сильно расстроился — уж слишком удивительно было все происходящее вокруг: вся эта магия, одаренные, духи и прочее, чтобы обращать внимание на такую прозу жизни, как сдохшая мобилка. Потеряв аналогичным образом второй, парень озаботился специальным чехлом с рунной цепочкой, дабы электроника не сталкивалась лбом с метафизикой, однако довольно часто отключал аппарат, чтоб не отвлекали. Поэтому тихо напевающий приятную мелодию смартфон случился, что называется, внезапно. Он включил звонилку вечером и напрочь об этом забыл. Максим и раньше замечал, что достаточно часто какой-нибудь обыденный факт, переставая присутствовать в жизни регулярно, как будто бы вообще пропадает, испаряется из зоны внимания и интереса. А еще удивительнее было наблюдать имя звонящего абонента.
С Гришей Макс не виделся уже года три. То работа, то лень, то неохота. Обстоятельства, которые были сильнее Максима, обстоятельства, которые были сильнее Григория, обстоятельства, которым Максим и Гриша позволили быть сильнее. Так довольно часто случается с возрастом. Это в семнадцать лет ты такой: «Хэхэй! Вписка у Ирины в садовом домике без отопления восьмого января? Подержите мое пиво, я сгоняю за водкой!». А в тридцать уже не вписка, а встреча в кафе или ресторане, водкой накидываться не будем (завтра на работу), тревожить Ирину Викторовну — тоже, у нее двое детей и муж, недавно уволившийся с работы, чтобы найти свое призвание. Что, в целом, и не плохо. Но промелькивают порой мыслишки, что щепотки юношеской бесшабашности очень не хватает. Этакого бессмысленного куража, глупых и импульсивных поступков, совершенных по принципу «лучше сделать, чем не сделать», посиделок в парке с пивом до ночи под бесконечный треп ни о чем, обжимания с неформального вида девахой в подъезде ее дома…
Макс встряхнулся и взял трубку.
— Привет, пропажа! — весело сказал парень. — Сто лет тебя, Гриша, не слышал.
— И сто лет бы не услышал, — донесся из трубки мрачный голос. — Ты же сам говорил, что друзья после тридцати звонят только тогда, когда есть проблемы.
— В основном так, — согласился Макс, — но бывают приятные исключения. Хотя, судя по твоему тону, ты — не оно.
— Я не оно, и даже не они, — грустно подтвердил Григорий. — Я что-то в полном раздрае. Можешь подъехать?
— Проблемы личного характера или мирского? — спросил Максим. — Я это к чему — водку брать?
— Бери.
— Понял, принял, записал, жди минут через пятнадцать, — хмыкнул Макс, у которого махом снялась часть вопросов: Гриша был поразительно неудачлив в амурных делах. — Ты все там же обитаешь?
— А где мне еще обитать? — уныло подтвердил друг детства. — Все там же.
Забежав в ближайший супермаркет за двумя бутылками водки и полным набором закусок, Максим телепортировался к берлоге Григория, который с Уралмаша так и не перебрался ближе к центру, а наоборот, купил квартирку недалеко от родителей.
Гриша встретил бывшего одноклассника на пороге в классическом образе человека в беде: потухший взгляд, двухнедельная небритость, нестиранная футболка. Ансамбль портили только ярко-салатовые широкие шорты с логотипом IT-компании, в которой Гриша работал уже лет пять.
— Проходи, — ничуть не удивившись скорости, с которой прибыл Макс, произнес Гриша, пропуская парня.
Макс неодобрительно покосился на вырвиглазный мерч и прошел внутрь.
В квартире ощутимо пованивало одиноким депрессивным мужиком. Незастеленная кровать, закрытые окна, кисловатый запах из ванной комнаты, плюс легкий флер перегара — налицо все признаки душевных мук, тщетности бытия и прочего-прочего-прочего, что случается с человеком, когда его постигла фатальная жизненная неудача. Стоит признать, что многие бы компенсировали потери на любовном фронте иначе, однако Григорий был не из таких. Сколько Макс себя помнил, Гриша переживал подобные проблемы одним и тем же способом: он страдал, бухал, смотрел глубокомысленные фильмы и монументальные старые ситкомы, и конца этому было не видно. Пока наконец измученный переживаниями и алкоголем организм не запросит пощады и не направит эту тень былого человека по пути воскрешения социальных связей.
Максим исподволь оценил состояние старого друга и поморщился. Гриша и так здоровьем не блистал (в отличие от ума), и работа его не располагала к повышенной физической активности, а последние несколько недель карательного алкоголизма нанесли такой завершающий удар по невеликим и хрупким ресурсам организма, что вылились в предвестники цирроза, повышенное давление и начинающиеся проблемы с сердцем. И это все помимо жуткого похмелья с мигренями, общей слабости, оттого что жрал Гриша крайне нерегулярно и мало, и внезапно начинающейся простуды, которую вообще непонятно откуда он смог подхватить. У проспиртованных типов обычно и насморк-то не найти, не то что классический ОРВИ.
«Не было печали», — подумал Макс, отправляя бывшего одноклассника в объятия Морфея и усаживая на заваленный грязным бельем диван.
— Поскольку бытие у нас таки определяет сознание, хоть и не всегда, — произнес парень вслух, воскрешая в памяти нужные конструкты из бытовых разделов, — то поправим бытие поэтапно, а потом займемся сознанием.
Следующие полчаса Максим посвятил уборке, пока Гриша храпел на диване под конструктами, восстанавливающими организм. Парень уже давно наладил быт дома так, чтобы делать руками работу по минимуму. За уборку пыли и грязи отвечали рунные схемы из школы Воздуха, аналогичная схема из школы Воды чистила сантехнику каждый раз, как кто-то выходил из ванной комнаты. Посудомоечная машина вот уже год просто занимала место: посуду мыла схема, размещенная на кухне. Все, что надо было раскладывать по местам, Макс раскладывал телекинезом в рамках тренировки и настолько привык, что разборка постиранного белья, сопряженная с сушкой, выполнялась секунд за тридцать максимум. Стиральная машина — единственная удержала свое место, так как ритуал для чистки одежды был весьма поверхностным, а что-то более серьезное требовало специального инвентаря, совершенно лишнего в городской квартире.
С Гришиной квартирой получилось медленнее, так как Макс не знал, где что должно лежать, и просто действовал по наитию. Ну и белье постирал шоковым методом, собрав весь ком в пузыре воды, добавив порошка, а после устроив миниатюрный шторм на десять минут. Получилось неплохо. Все окна, сантехника, кухня и подвернувшаяся под руку посуда подверглись тотальной очистке и приведению в некий порядок, квартира была аварийно проветрена, пол очищен все тем же Воздухом, мусор, собранный со всех поверхностей, уже начинающий местами подтухать, испепелен, а пепел развеян в окно, предельно скрытно. Макс не любил хулиганить, но иногда практиковал такое исключительно в целях ускорения важного процесса.
Закончив, парень влил в Гришу Восстановление, оценил работу предыдущих чар и отменил конструкт Сна. Просыпаться пациент будет минут десять — как раз появится время приготовить закуску и сервировать трапезу. Макс прошел на кухню, забрав забытый в прихожей пакет со снедью, отправил водку в морозилку, предварительно охладив духовной силой, — за десять минут она все равно нормально сама не остынет. Разложил принесенную закуску, достал пару тарелок, рюмки и начал готовить все к употреблению: нарезал копченое сало, распотрошил и почистил селедку, распаковал черный хлеб, нарубил зеленый лук, вывалил грузди из банки в пиалу. По кухне поплыл вкусный запах еды.
Через пару минут в проеме образовался Гриша, имевший вид слегка очумевший.
— Эээ? — только и смог произнести он при виде накрытой поляны.
— Садись, несостоявшийся самоубийца, разговоры будем разговаривать, — распорядился Максим, доставая водку из морозильника.
— … и вот вообще никакого желания что-то делать! Ни работать не хочу, ни пойти куда-нибудь, даже трахаться не хочу, можешь себе представить? — изливал душу Гриша. — Да что там трахаться, мне и готовить пожрать себе лень, и до магазина за бухлом сходить тоже.
— Представляю, — кивнул Максим, который депрессию у бывшего одноклассника излечил походя, опробовав на нем конструкт, придуманный и переданный Харитоном еще в том году, но до сих пор не использованный ни разу. — Ты, Гриша, вроде, взрослый мальчик, и бабы от тебя уходили не раз, что же так в этот раз стукнуло?
— Да безысходность какая-то, — пригорюнился Григорий, оперевшись на стол. — Настя — она ведь такая… Такая! Ну, как я люблю. И такая же тварь оказалась, как все остальные.
Максим еще раз кивнул. Проблемой Григория был его вкус, сопряженный с отключением мозгов в присутствии красивых женщин. А нравились Грише исключительно модные куклы с ультра-правильными чертами лица, преимущественно брюнетки, причем те, кто лепил себе макияжем красивую, яркую, но абсолютно рядовую физиономию. Из тех девиц, которые сразу приковывают взгляд, удерживают внимание на себе и столь же быстро забываются, если их не видишь. В свое время Макс насмотрелся на подобную публику во время кулуарных переговоров. Большие богатые дяди любят хвастаться живыми аксессуарами. Ну и как следствие, среди подобного контингента, привыкшего получать все просто потому, что повезло от природы, нормальных, не искореженных морально людей гораздо меньше, чем в какой-нибудь аналогичной половозрастной выборке. А Гриша искал среди них любовь и других женщин в упор не видел. Даже различал среди этих идентичных лиц, кто Маша, а кто Таня, чего Максиму никогда сходу не удавалось. Он порой чувствовал себя дремучим мужиком из брянской глубинки, вырвавшимся в первый заграничный отпуск в Китай и пытающимся понять, кто все эти одинаковые люди.
— Ну так, наверное, пришла пора поменять объект приложения своих усилий? — спросил его парень. — Ты обнаружишь дивный новый мир, в котором с женщинами интересно общаться, часть из них будут даже существенно умнее тебя, а получить секс можно просто по симпатии, а не за ужин в дорогущем ресторане и сережки именитого бренда. А еще, представь себе, только представь! — Макс сделал драматическую паузу, и торжественно закончил. — Им бывает интересно, чем ты занимаешься.
— Вау, — вяло ответил Гриша, — я и не знал, что так бывает… Макс! Я в курсе, что вокруг много чудесных людей, но меня не вставляет то, что я вижу. А то, что вставляет — по сути дрянь.
— Ну, осознание проблемы — это уже хорошо, — Максим с удовольствием прожевал кусочек копченого сала. — Но в целом возникает у меня ощущение, что, когда тебе Машка Макарова в одиннадцатом классе отказала, то заимел ты, друг Григорий, самую настоящую психологическую травму, которая толкает тебя к красивым и пустым женщинам в тщетной попытке что-то там себе доказать. Вот за это и выпьем.
Он опустошил рюмку холодной беленькой и с удовольствием закусил грибочком. Грузди оказались чудо как хороши!
— Да-да, минутка доморощенного психоанализа, — покивал Григорий и тоже выпил, — а мое стремление к бутылке — это потому что она отдаленно напоминает член, или как там дедушка Фрейд завещал?
— Не совсем так, но мысль мою ты уловил, — согласился Макс. — А вот скажи мне, друг любезный: ты свою проблему понимаешь, ты от нее страдаешь, но ни хрена сделать с ней ты не хочешь. И как это называется?
— Вот ты мне и расскажи, — огрызнулся Гриша, закусывая селедкой на куске хлеба, — а то советчиков до задницы, а что делать — все равно не понятно.
— К психологу ходил? — поинтересовался Максим.
— Да зачем, что он мне расскажет? — отмахнулся Гриша. — Что я ищу в женщине образ матери, что явно указывает на незавершенную сепарацию? Или что похуже?
— Хотя бы потому, что он-то как раз так и не скажет, — ответил парень. — Но такие попадаются, да. И собирательный образ мрачных мозговертов в твоей голове никак действительности не соответствует.
— Возможно, — лениво ответил Григорий, откинувшись на стуле, — но проверять не хочу.
— Слабак и слюнтяй, — заключил Макс. — Ну, дружище, значит будет тебе шоковая терапия.
— Это как? — напрягся бывший одноклассник. — Я с парашютом прыгать не буду. И на тросе тоже. Я вообще высоты боюсь.
— Ты как с работой? Еще там, или уже нет, ввиду происходящего безобразия? — проигнорировал его Максим.
— Полтора месяца отпуска. Три недели прошло… вроде? — недоуменно почесал затылок Гриша.
— Вот и ладно, — потер руки Максим. — Познакомлю тебя с одной особой. Она вообще не в твоем вкусе, но воспринимай это как лекарство.
— Эй! Макс! — забеспокоился Гриша. — Я не просил решать мои проблемы! Я просто поплакаться хотел. Остановись!
— Вот уж фиг! — довольным тоном ответил Максим. — Бывает так, что человек не в силах определиться, он погряз в проблемах, он в тупике, и хороший друг, — он выделил «хороший» серьезной интонацией, — должен взять на себя нелегкое бремя устранения этих проблем и вывода человека из тупика, хочет он того или нет. Ну и, разумеется, я полностью понимаю, что, возможно, ты на меня обидишься и разозлишься, но увы! Я уже все решил.
В последнее время у Максима было не очень много развлечений, если не воспринимать постоянную учебу всему подряд за этот дивный процесс. Но одно из немногих доступных удовольствий — удивленные взгляды Харитона или Иезекииля — он получал регулярно. Можно даже сказать, что странные эксперименты с духовной силой или рейды на опасных тварей с применением хитровыдуманных методов охоты, подробно описываемые в частых беседах, Макс делал для того, чтобы видеть вытягивающиеся лица своих наставников.
— Что ты сделал? Ты привел к нему суккубу⁈ — настроение Иезекииля балансировало на опасной грани между яростью и тотальным изумлением. — Нет, я уже свыкся с тем, что ты забил на нормальных женщин и развлекаешься с этими выкидышами хаоса, но чтобы подогнать суккубу другу, да еще и не одаренному⁈ Ты совсем крышей поехал⁈ Что дальше? Откроешь бордель на Изнанке?
— Нет, пока сутенером становиться желания никакого, — спокойно ответил Максим. — А вот вытащить друга детства из ямы, в которую он себя загонял всю сознательную жизнь — такое желание было. И сработало же.
— Макс, это как бахнуть ядерной бомбой в Средиземном море, чтобы закат в горах Кипра приобрел пикантный оттенок.
— Ну, не перегибай с метафорами, — поморщился Макс. — Я эту идею согласовал со своим мудрым советчиком.
Он демонстративно оттянул нижнее веко и активировал Глаза, являя на всеобщее обозрение красивый светящийся узор на радужке.
— Поскольку с недавних пор я могу более-менее осознанно контролировать этот процесс, то перед тем, как влезть в какую-нибудь авантюру, я проверяю Познанием саму идею, подключая Чувство опасности. У меня даже способности Глаз слегка перетасовались и изменились в последнее время от таких тренировок.
— Это как это, изменились? — удивился Иезекииль, отвлекшись от отчитывания Максима.
— Раньше все работало, как некий комплексный режим. Ну там Чувство опасности работает всегда, и как только что-то происходит опасное, то врубается субъективное ускорение времени и панорамное зрение. Если, например, я хочу что-то понять про человека или предмет — желаю понять, и подключается Познание, — начал объяснять Макс. — А сейчас мало того, что я могу любую из этих возможностей подключать по желанию, но и Познание в легкой форме тоже активно всегда, как и Чувство опасности. А также я, примерно, на секунду вперед понимаю, что произойдет, поэтому никаких экстренных включений боевого режима, а просто плавный вход в ускорение сознания. Очень экономит силы и не обескураживает.
— Да, растет контроль над fidei essentia, и вместе с ним растут возможности Глаз… — задумчиво резюмировал планар. — Но ты от темы-то не уходи. Помедитировал ты над идеей и что? Какой результат и почему это нельзя было сделать менее эпатажно?
— Тут все просто, — начал рассказывать Макс. — Суккуба в изначальной своей форме призыва обладает ментальным даром. С ними и спать-то здорово потому, что она тебе все ощущения свои в голову дублирует эмпатически, двойной кайф, так сказать, мой порядочный во всех смыслах друг.
Макса опять занесло в пафос, отчего Иезекииль грустно вздохнул. Тема с суккубами поднималась довольно часто, но оба оппонента понимали, что это спор ради спора.
— Вот я и решил: я в менталистике не силен, защищаться умею, видеть воздействия тоже, слегка воздействовать — пожалуйста, но ни о какой глубокой работе и речи быть не может. Звать профессионала — это некое раскрытие меня через моего друга, траты и определенный риск, в текущих условиях особенно. Не тогда, когда за мной бегает хаоситская страхолюдина, имеющая влияние в Сигиле. Вот я и прикинул, что с ментальными проблемами Гриши мне может помочь только подконтрольный лично мне менталист. Сильный менталист. Далее я использовал Познание на этом любителе подиумных брюнеток, подтвердил для себя, что проблема ментального характера и может быть решена коррекцией. Далее продумал, как надо сконфигурировать схему призыва, чтобы получилась не просто секс-машина, а секс-машина с багажом знаний по психологии от меня любимого, а еще с системой внешнего контроля, дабы чего не вышло. Далее заполучил нужный багаж знаний, что с моими способностями довольно быстро делается, как ты сам знаешь, собрал на коленке контролирующий ошейник, призвал суккубу, обезопасил, упаковал в тюремный свиток и пошел к Грише.
Макс немного перевел дух, налил себе вина, которым традиционно сопровождались их посиделки с планаром, и продолжил:
— В общем пришел я к Грише, обработал его с порога Рассеянностью, распаковал суккубу, зарядил в Григория долгоиграющее Восстановление, а сам пошел на кухню. Ну, что могу сказать? Все сработало, как надо, однако психология — сильно не мое, жуткая это вещь.
— Что там такого случилось, что аж тебе не по себе стало? — заулыбался Иезекииль, предвидя развлечение. — В ладушки играли, и твоя тонкая душа не вынесла такого нецелевого использования потусторонних секс-работниц?
— Нет, — печально ответил Максим, — там все было несколько жестче. Суккуба сходу приняла облик, наиболее приятный Грише, и они начали, кто бы мог подумать, активно сношаться. Другими словами это не описать, к сожалению. Хватило Григория на полчаса, это при том, что я подпитку Восстановления держал! Далее суккуба что-то подкрутила в его сознании, и парень начал изливать душу. Если бы ты знал, сколько его разнообразно окрашенных баб кинуло за пору студенчества, ты бы сам свое крыло отгрыз в знак солидарности. Там настоящий паноптикум и радуга из цветов волос на любой вкус фактически, кроме, внимание, брюнеток. Гриша, как я понимаю, был крайне продуктивен в плане поиска девушки на ночь, однако каждый отказ воспринимал как личную обиду, вместо того чтобы наработать себе душевную броню. В итоге так получилось, что давали ему в основном брюнетки, вот парня и клинануло. А вот дальше начался процесс лечения: суккуба принимала облик отвергнувших его дам, а Гриша ее драл. И так, пока они не перебрали всех. Я в него слил три своих резерва и еще один в суккубу. Сопровождалось это все слезами, соплями и нытьем о печальной жизни, перемежающимися с приступами ярости… Я офигел от этого цирка, если честно. Даже не смотря на то, что тут Гриша на каждую обидчицу тратил минут по пять, их было реально дохрена. Такое ощущение, что мой друг как-то услышал анекдот про поручика Ржевского, который работал, так сказать, по площадям, и принял его за руководство к действию. В общем закончили проработку Гришиных обид они под утро. Я задолбался, он задолбался, только суккуба не задолбалась. Дала мне сигнал, что все прошло великолепно, я парня усыпил, а хаотическую даму развеял к чертовой матери. Проверил героя-любовника Познанием, оказалось, что все хорошо. Вот, буду проверять раз в пару недель, как там встали на место мозги, или опять какое отклонение случилось.
Иезекииль молча пил вино. Максим выдохся и тоже молчал. Спустя какое-то время планар сказал:
— Самая дурацкая история из тех, что я слышал. Это просто адова жесть, если честно. За выдумку пять, за исполнение пять с плюсом, за сам факт такого непотребства — гореть тебе в Истинном Пламени Порядка. Одно радует, что в процессе ты тоже пострадал, хоть и морально.
— Не прикидывайся мрачным законником, — беззаботно ответил Максим. — Тебе не идет. Тем более я вижу, что мой способ тебе зашел.
— Ну, определенная искра адекватности в таком подходе есть, — признал планар. — Но все мое естество восстает против подобных перфомансов. Да и область применения ограничена.
— Я и не собираюсь тиражировать такой метод, — обиделся Максим. — Это эксклюзив для лучшего друга, да и только. Что я действительно собираюсь, так это сконфигурировать суккубу так, чтобы не пришлось ковыряться в мозгах пациента в койке. А вот это уже можно будет применять в практике, не погружаясь глубоко в менталистику.
— Поищи в библиотеке Коллегии книгу с именами призываемых хаоситов, — порекомендовал Иезекииль. — Раз уж тебя от этой темы не отговорить, то хоть не набивай тех шишек, которые уже были набиты другими. Для демона-мозгокрута есть своя форма вызова. И много еще каких форм…
— Вот спасибо, добрый человек! — обрадовался Макс. — Обязательно воспользуюсь. Хотя наличие подобной книги в библиотеке в свободном доступе вызывает недоумение… А теперь давай приступим к основному вопросу, по которому я хочу проконсультироваться.
— У тебя тоже проблемы с женщинами? Предлагаешь мне вызвать суккубу для тебя? — иронично спросил планар.
— Нет, сколько себя помню, отказы девушек при знакомстве я всегда считал проблемой отказывающих девушек, а не своей, — признался Максим. — У меня трудности несколько серьезнее.
— Выкладывай, раз серьезнее.
— Помнишь ту тварь, которая едва меня не порешала полгода назад?
— Это которую Орден загонял артефактом обратно в Хаос?
— Да, она самая, — Максим помолчал и продолжил. — Это с вероятностью в девяносто девять и девять — жена Юдина, Елена. Мать Юры.
— Ох ты ж мать!.. — изумленно проговорил Иезекииль. — Так ты у нас сейчас в положении дичи.
— Да, что-то около того, — кивнул парень. — Как недобитый таракан, забившийся на кухне туда, откуда не достать.
— Скромничаешь, — хмыкнул планар. — И ты, я так понимаю, хочешь с этим что-то сделать?
— Не только я, — ответил Макс, — Илья Игоревич тоже в деле. Говорит, что есть у него задумка, как прибить Эмиссара. Она же еще и в Сигиле неплохой пост занимает сейчас, а они и не в курсе, кого на груди пригрели.
— Глобальная проблема всех современных одаренных — отсутствие нормальной разносторонней теоретической базы, — задумчиво проговорил Иезекииль. — Твой Илья Игоревич — сноходец, соответственно, полагаться в этом конфликте он может только на свой основной дар, менталистика ему тут не поможет. А у сноходцев самая мощная техника из пика развития, по крайней мере из описанных и известных, — это Отрицание очевидного. Жуткая штука, способная производить глобальные изменения в реальности ценой гибели вместилища сознания и потери возможности использования дара на год с лишним. Догадываюсь, что он задумал: выманить Эмиссара, ты свяжешь ее боем, а он жахнет со всей силы. Так?
— В общих чертах, — согласился Максим. — Там в плане еще фигурирует одновременный вызов Ордена, но это детали… Что за Отрицание очевидного?
— Кристоф этой темой не интересовался, вот ты и не знаешь. Ультимативная техника. Дар сноходчества, развитый до уровня, когда вместилище сознания может проявляться в объективной реальности, сам по себе основан на стопроцентной уверенности в том, что это возможно. Уже потом подключается духовная сила, которая материализует вместилище и все то, что сноходец с помощью него вытворяет, — начал объяснять планар. — На высшем этапе развития влияние Воли на реальность посредством своей духовной силы у сноходца таково, что становятся возможными такие фокусы, как телепортация реального тела куда угодно, а также влияние на реальность в так называемом полусне: вместилище управляет реальным телом, не выходя из него. Когда объясняешь, то кажется, что это как гланды через задницу удалять, однако на практике довольно жуткая и крайне эффективная схема получается. И сила влияния на реальность огромная. Такие сноходцы не заморачиваются, сколько энергии они могут влить из своего резерва в конструкт, они просто колдуют огненный шар на десять тысяч парсов, и он появляется. Или делают каменным воздух — фишка магистров воздуха, крайне энергоемкая кстати. Или еще что-нибудь в этом духе. Страшный противник.
— Я в курсе этого, — сказал Макс, — и читал, и видел один раз такое безобразие.
— А вот чего ты не читал, так это то, что сильный сноходец, сконцентрировав всю свою силу, может совершить локальное чудо, — продолжил планар. — Воскресить павшего, создать озеро посреди пустыни, вырастить лес на голых камнях, уничтожить какой-нибудь крупный объект полностью. Вот на это у твоего Юдина и расчет.
— Так, ну пока все сходится, — подтвердил Максим. — В чем подвох?
— Подвох в том, что это Эмиссар Хаоса, внешнее проявление плана Хаоса в материальном мире. Ее, эту твою Софию, хрен сотрешь из реальности, — объяснил Иезекииль. — Убивать таких можно только там, где они отсечены от энергии своего плана, иначе она все-равно возродится. А вышибить ее в план Порядка ни у тебя, ни у Юдина силенок не хватит. Да и знаний, если быть честным. Еще один способ, до которого тебе расти и расти, — это ощутить ту пуповину, которая питает Эмиссара, и отсечь, тогда будет небольшой промежуток времени, чтобы уничтожить гадину. Но поскольку все эти способы недоступны, сконцентрируйся на том, что вы можете.
— И что мы можем? — со скепсисом произнес Максим. — То, что ты описал, крайне безрадостно.
— Можете повредить ее энергетическое ядро, — начал загибать пальцы планар, — тогда она развоплотится и восстанет только через несколько десятков лет. Можете поиграть в детективов и найти ритуальную схему или еще какую вещь, что ее держит в этом мире, так как, помимо якоря в твоем лице, должно быть еще что-то, проводящее энергию, иначе бы не гуляла она тут так свободно. А это либо рунный круг неприличных размеров, либо крутой артефакт. Но вообще я бы порекомендовал вам сделать и то, и другое. Выманите и развоплотите гадину, а потом приложите усилия и найдите, чем ее стабилизировали все это время. Проблема таким образом будет решена на неопределенно долгий срок. А вот когда эта эмиссарша вернется, то этот вопрос будет решать уже более сильный и могущественный ты. Ну, или никто, если не доживешь.
Планар пожал плечами, как бы говоря: «Вот такие пироги. Что знал — сказал».
— Похоже на план, — воодушевился Макс. — А если уничтожить якорь, а потом сразу развоплотить?
— Есть крайне исчезающий шанс, что порешишь тварь окончательно, — сказал планар, — но я сиииииильно сомневаюсь, — он нарочито растянул слово, — что вы с твоим сноходящим мстителем успеете в те невеликие мгновения, пока один канал разрушен, а второй воссоздается и укрепляется, прибить эмиссара Хаоса, даже надежно зафиксированного.
— Кстати об этом. Может, еще подкинешь идею, как можно надежно зафиксировать Эмиссара на небольшой промежуток времени? А то вспоминается мне, как мы встретились, и сразу поджилки начинают трястись… Жуткая тварь, сильнее еще не видал.
— Эх, доброта моя! — рассмеялся Иезекииль. — Мог бы тебя помариновать, но не стану. Ты же все конструкты Света из кристофовских дневников заучил?
— Ага, — подтвердил парень.
— Помнишь такую штуку, как Оковы опаляющих кольев?
— Это тот извращенский конструкт, где в объект втыкаются со всех сторон колья из света с ограничивающими перекладинами? Типа крестов? — Макс немного нахмурился, вспоминая странные чары. — Я тогда еще подумал, что ван Либенхофф ограбил на знания какого-то крутого одаренного анимешника, уж больно похоже на больную фантазию японских отаку.
— Да, я про него, — подтвердил планар. — Поменяй элемент на Порядок, назови как-нибудь претенциозно и бахни им в Эмиссара. Секунды на три он будет абсолютно парализован. Этот конструкт скопирован людьми с одного из приемов планаров Порядка. И максимальная эффективность достигается именно с этой стихией, а не со Светом. Ну и искрой его усиль, а то и двумя, чтобы наверняка. Будет у твоего нового друга шанс вдарить от души.
— Таких друзей — за яйца да в музей, — проворчал Максим. — Он в курсе, кто его сына упокоил, и, как понимаешь, вообще не в восторге.
— Вот заодним отправишь своего недоброжелателя в отпуск на год или больше, тут уж как повезет.
— Ну и последнее: Великие штыри порядка или Сковывающие колья великого удержания? — спросил Максим с невинным видом.
Иезекииль неприлично заржал, а Макс, довольно улыбаясь, отправился дальше по делам.