РОС: Забытый род

Глава 7

Мы неслись. Легкие горели огнем, ноги подкашивались, в ушах стоял гул собственной крови, смешанный с жутким хором салатовых тварей и визгом Марка. Тропа петляла, ныряла под низко свисающие, шипастые лианы, взбегала на склоны, усыпанные хрустящим хитином. Казалось, этому не будет конца. Казалось, зубастый салатовый смерч вот-вот настигнет и сомкнется над нами.

И вдруг — просвет. Тропа вывела на открытое пространство.

Перед нами, заросшее до невозможности, вздымались руины. Не просто развалины дома. Целого города. Гигантские, почерневшие от времени и влаги камни, сложенные в стены, некогда высокие и неприступные. Окна-глазницы, пустые и темные. Арки, полуразрушенные, поросшие лианами толще руки, мохом цвета запекшейся крови и какими-то пульсирующими фиолетовыми грибами. Там и сям торчали обломки колонн, напоминавшие сломанные кости гиганта. Воздух здесь был еще тяжелее, пропитанный запахом глубокого тлена, плесени и… старой магии. Гнетущей, холодной.

Впереди — то, что когда-то было воротами. Огромные, дубовые? Железные? Теперь лишь груда почерневших балок, заваленная камнями и опутанная той же удушающей растительностью. Но проход был. Узкий, как горло.

Мы рванули к нему, не раздумывая. За спиной топот и урчание настигающих тварей слились в сплошной гул.

— Туда! — закричал Григорий, подталкивая Марка, который уже больше не кричал, а хрипел, прижимая окровавленную руку к груди.

Мы влетели в проем, спотыкаясь о камни, цепляясь за липкие лианы. И… очутились по ту сторону.

Остановились как вкопанные, едва переводя дух. Обернулись.

Салатовые еноты… остановились. Ровно у границы, где кончались последние камни ворот и начиналась заросшая булыжная мостовая города. Они толпились там, десятки пар желтых глаз пылали невероятной злобой. Их морды искажали свирепые гримасы, обнажая ряды игольчатых зубов. Они прыгали, шипели, визжали — пронзительно, яростно, но… не переступали невидимую черту. Как будто уперлись в незримую стену. Несколько самых отчаянных пытались метнуться вперед, но отскакивали, словно обожженные, с еще более бешеным визгом.

— Они… не идут? — выдохнул Артём, падая на колени и судорожно глотая воздух.

— Запрет… — прошептал Клим, вытирая пот со лба тыльной стороной руки. Его глаза сканировали границу, где метались твари. — Как она сказала… "там есть другие". Видимо, эти "другие" не пускают.

Мы стояли, опираясь о полуразрушенные стены, слушая безумный визг снаружи. Сердце колотилось, пытаясь вырваться из груди. Но мы были живы. Пока.

— Сюда… — хрипло сказал я, указывая на ближайшие развалины. Это была когда-то, судя по остаткам стен и окон, богатая усадьба. Крыши не было, лишь остатки перекрытий, заросшие лианами, как шатром. Но стены давали хоть какую-то иллюзию укрытия.

Мы забились в угол, подальше от входа и вида беснующихся енотов. Степан тут же повалился на пол, крестящийся и бормочущий. Артём прислонился к стене, закрыв лицо руками. Григорий тяжело опустился рядом с Марком.

— Дай сюда руку, ученый, — рявкнул он, срывая с себя потрепанную рубаху и разрывая ее на полосы. — Сожму, чтоб кровь остановить. Больно терпи.

Марк был бледен как смерть, в глазах плавал шок, но когда Григорий туго перетянул культю окровавленными тряпками, он не закричал. Лишь застонал. Потом его взгляд упал на тряпку, пропитывающуюся алым, и… странная искра блеснула в его глазах. Глупая, безумная.

— Восхитительно… — прошептал он, голос дрожал, но в нем был отзвук прежней одержимости. — Такая скорость атаки… Адаптация зубов… Социальное поведение стаи… Надо записать… Пока детали свежи… — Он потянулся дрожащей левой рукой к блокноту, торчавшему из-за пазухи. Карандаш выпал из его пальцев. — Ай… Друзья… кто готов стать моим писарем? Я не могу… — Он посмотрел на нас жалобно, как ребенок.

Ответ был мгновенным и хоровым:

— Заткнись, Марк!

Даже Степан перестал молиться, чтобы вставить свое сердитое: «Да помолчи ты, безумец!»

Я вздохнул, глубоко, пытаясь выдохнуть остатки адреналина. Глянул вверх — сквозь переплетение лиан и гниющих балок виднелось лиловое небо Изнанки. Ниже — стены, покрытые толстым слоем мха и плесени, но местами проглядывала резьба — сложные узоры, напоминавшие змей, переплетенных с какими-то рунами. Былое величие. Подавленное, но не уничтоженное временем и ядовитой флорой.

— Так, — сказал я, отрывая взгляд от неба. — Отдышались? Живы? Марк, если еще слово — оставлю тебя енотам. Понял?

Марк кивнул, прижимая перевязанную руку и съеживаясь.

— Наша цель не тут. — Я указал вглубь города, где над морем руин и чудовищной растительности кое-где вздымались более массивные, темные силуэты. Один выделялся — огромный, на холме, даже в руинах напоминавший крепость. Его венчали острые, как клыки, обломки башен. — Видите? На холме. Главное здание. Бывший замок Аспидовых. Там, по словам старшей стражницы, Храм Первого Аспида. И там — ключ.

Город лежал перед нами, мертвый и молчаливый. Слишком молчаливый. После визга енотов тишина давила. Шепот леса здесь почти не слышался, его заглушала гнетущая тишина камней и страха. Только ветер гулял в пустых глазницах окон, издавая жалобный, похожий на стон звук. И чувство… что за нами наблюдают. Те самые "другие". Кто бы они ни были.

Мы стояли в развалинах, окровавленные, перепуганные, с одним пальцем меньше на нашей команде. Дорога к замку лежала через мертвый город, хранящий тайны и, возможно, своих стражей. Ключ был где-то там. И путь к нему только начинался.

Переведя дух и убедившись, что Марк, хоть и бледный как призрак, но способен идти (и молчать, после нашего единодушного рыка), мы выбрались из укрытия. Город встретил нас гробовой тишиной, нарушаемой лишь шелестом ядовитой растительности и далеким, приглушенным визгом енотов у границы. Воздух был тяжел, пропитан пылью веков и гниением.

Мы двинулись вперед по заросшей булыжной мостовой, аккуратно, как по минному полю. Каждый шаг гулко отдавался в мертвой тишине. Глаза выискивали малейшее движение в пустых глазницах окон, в глубоких трещинах стен, под нависающими глыбами камня. Кто знал, какие твари могли прятаться в этом каменном чреве? "Другие" Лоры висели в воздухе незримой угрозой.

Часто попадались статуи. Почти все они были изуродованы временем и лианами, но угадывались грозные очертания: Тотемные Аспиды, замершие в вечной атаке; рыцари в тяжелых, причудливых доспехах, с мечами, на эфесах которых извивались змеиные головы. Их каменные взгляды, пустые или покрытые мхом, казалось, следили за нами. Ничего не происходило. Только наши шаги и учащенное дыхание нарушали покой мертвого города. Этот час пути под лиловым небом, меж гигантских теней прошлого, был почти хуже погони — ожидание беды сжимало горло сильнее, чем сама беда.

И вот, наконец, он предстал перед нами. Замок. Даже в руинах он был величественен и прекрасен в своем мрачном упадке. Он вздымался на холме, как корона скелета, его стены, хоть и порушенные, все еще поражали толщиной и искусной кладкой из темного, почти черного камня. Острые обломки башен, словно клыки, впивались в лиловое небо. Огромные стрельчатые окна, ныне пустые, когда-то, наверное, пропускали свет на роскошные залы. Лианы оплели его, как саван, но не смогли скрыть былого могущества.

— Вот это да… — пробормотал Артём, забыв на миг страх.

— Каменное чудовище, — хрипло добавил Григорий, щурясь на громаду. — И нам внутрь.

— Архитектура… позднеготическая с элементами… — начал было Марк, но получил в ответ убийственные взгляды и стиснул зубы, сжимая культю.

Мы подошли к гигантскому порталу. Массивные дубовые двери давно сгнили, оставив лишь железные петли, ржавые и скрюченные, торчащие из камня. Проход зиял черной пастью.

Я остановился на пороге, ощущая ледяное дыхание изнутри. Взгляд скользнул по спутникам: Григорий — боец, но изранен душевно; Марк — полувменяем и искалечен; Степан — сломлен страхом; Артём — юнец; только Клим казался собранным, его темные глаза зорко сканировали темноту.

— Это, конечно, глупо, — сказал я, нарушая тягостную тишину, — но дворец огромен. Бродить всем скопом — вечность потратим. И шанс пропустить ключ. Надо разделиться по двое. Так мы быстрее обыщем основные помещения. — Я посмотрел на Клима. Он кивнул почти незаметно. — Если кто нашел ключ или… встретил врага — орет как резаный. Чтобы другие знали, куда бежать или… чего избегать. Все согласны?

Григорий мрачно кивнул:

— Логично. Марк, ты со мной. Будешь ныть — привяжу к ближайшему столбу.

Степан и Артём переглянулись и неохотно сбились в кучку — слабые к слабым.

Мне достался Клим.

— На все час, не больше, — бросил я напоследок. — Потом встречаемся тут. Удачи.

Группы растворились в разных проходах огромного вестибюля, похожего на пещеру великана. Мы с Климом выбрали центральный, самый широкий коридор, уходящий вглубь замка. Воздух здесь был еще тяжелее, пахнул сыростью, пылью и… чем-то сладковато-приторным, как разложившаяся плоть. Свет лиловых окон едва пробивался, мы шли почти на ощупь, ступая по слою векового мусора.

Тишина давила. Чтобы ее разрядить, Клим неожиданно заговорил. Голос его был тихим, монотонным, но в нем сквозила какая-то странная напряженность.

— Знаешь, Лекс… — начал он, не глядя на меня. — За что меня сюда кинули? Официально — за долги. Купец-папаша разорился. Но реально… — Он сделал паузу. — Реально — за то, что не смог защитить. Сестру. Младшую. Напали… мерзавцы из конкурирующей гильдии. Я… опоздал. Всего на минуту. А потом… — Его голос дрогнул. — Потом я нашел их. И сделал… что сделал. Не по закону. По-свойски. Жестоко. Слишком жестоко, даже для Изнанки. Вот и продали сюда, в лапы Аспидовым, чтобы сгинул без следа. А я… — Он внезапно обернулся, его глаза в полумраке горели странным огнем. — Я думал, это шанс. Выжить. Стать кем-то. Сильным. Наследником, может… Должны же были оценить? Я сильный! Я выжил! Я…

Он замолчал, сглотнув. Его рассказ висел в воздухе — тягучий, полный боли и… какой-то нездоровой надежды. Я кивнул, не зная, что сказать. У каждого здесь был свой крест.

Мы шли дальше, спускаясь по полуразрушенной лестнице в подземелье. Воздух стал еще холоднее и затхлее. И вот, в конце низкого, сводчатого коридора, мы нашли его. Склеп. Или часовню внутри замка. Небольшое помещение. В центре — каменная плита, вероятно, алтарь или саркофаг. На ней — высеченная надпись, покрытая паутиной и пылью, но четкая:

"Nicht spreche mit mir ohne Erlaubnis."

("Не говори со мной без разрешения.")

Старый немецкий. 12 век? Почему-то смысл был мне кристально ясен, как будто кто-то прошептал перевод прямо в мозг. Жутковато.

В углу, у стены, сидел скелет. Облаченный в истлевший балахон, вероятно, служителя культа. На его иссохшей грудной клетке, на простой кожаной веревочке, висел ключ. Именно тот: витой, серебряный, старинный. Он тускло поблескивал в слабом свете, пробивавшемся из какого-то верхнего отверстия.

— Слишком… легко, — пробормотал я, охваченный внезапным холодным предчувствием. — Как на блюдечке.

Клим уже шагнул вперед. Его движения были резкими, целеустремленными. Он наклонился над скелетом, его рука потянулась к ключу.

— Клим, стой! — вырвалось у меня. — Может, ловушка…

Но он уже сорвал ключ с шеи скелета. Кости тихо шевельнулись и рассыпались в пыль. Клим выпрямился, сжимая драгоценный металл в кулаке. Он повернулся ко мне. Его лицо в полумраке было искажено. Не торжеством. Не радостью. А какой-то… безумной яростью и болью.

— Лекс… — прошипел он. Голос был чужим.

Я не успел среагировать. Он со всей дури, как молотом, ударил меня кулаком в челюсть. Удар был страшный, от тренированной руки. Я полетел назад, ударившись спиной о стену, мир поплыл, в ушах зазвенело. Кровь теплой струйкой потекла из разбитой губы.

— Ты… сука… — я попытался встать, но мир качался. — Что… что с тобой?! Ты крышей поехал?!

Клим стоял надо мной, дыша как загнанный зверь. В его глазах плясал безумный огонь. Он сжимал ключ так, что костяшки побелели.

— Я тебя видел! — выкрикнул он, срываясь на визг. — Той ночью! Ты… ты убегал со Старшей! С стражницей! Она… она смеялась?! Ты… ты лапал ее! Да?! ТРАХАЛ?! СУКА, ОТВЕЧАЙ! ТРАХАЛ ЕЕ?! МОЮ НАДЕЖДУ И СЧАСТЬЕ?!

Он говорил бессвязно, слюна брызгала изо рта. Ревность? Мания? Шепот леса наконец добрался до него?

— Клим, ты бредишь! — я попытался встать, опираясь о стену. — Я не… это не так! Она меня чуть не убила за то…успокойся уже в конец!

— ВРУН! — заорал он, делая шаг ко мне. — Я ВИДЕЛ! Ты… ты все забрал! Ее внимание! Шанс! Она смотрела на тебя, а на меня — как на грязь! Наследство… Силу… Все должно было быть МОИМ! — Он зарыдал, но тут же выпрямился, лицо исказила решимость. — Моим… — Он посмотрел на ключ в своей руке, потом на меня. В его глазах мелькнуло что-то похожее на жалость, но оно тут же погасло. — Прости, Лекс… — прошептал он, и в этом шепоте не было ни капли сожаления. — Но я стану наследником. Род Аспидовых будет моим. А для этого… ты должен умереть. Сейчас.

Он бросил ключ на пол у своих ног и выхватил нож. Лезвие блеснуло в полумраке склепа. Он приготовился к прыжку. В его глазах горел холодный, расчетливый убийственный огонь. Безумие схлынуло, осталась только хищная решимость устранить конкурента.

Я был на полу, оглушенный ударом, с разбитой губой, без оружия наготове. А передо мной стоял бывший товарищ, сильный, быстрый, смертоносный, с ножом в руке и ключом к власти Аспидовых у ног. Тишина склепа взорвалась не шепотом, а предсмертным хрипом моих шансов.

Голос Тотемного Аспида ворвался в мою голову внезапно, как ледяная игла, пронзая боль и шум крови:

СССссс… Смотри на него, смертный. Кровожадный. Решимый. А ты думал — вы друзья? Ты думал, я оставил вас в живых просто так? Все они имеют шансы. Шансы убить, предать, возвыситься… И Клим… о, Клим готов сделать решительный ход. Что же ты предпримешь? А? Позволишь ему зарезать тебя, как ягненка? Или покажешь зубы?..

Голос был полон ядовитого любопытства и насмешки. Он отвлекал, парализовал на миг. И этого мига Климу хватило.

— УМРИ! — закричал он, и нож в его руке сверкнул дугой, направленной прямо в мое горло.

Инстинкт сработал раньше мысли. Я рванулся вбок, падая на колени. Лезвие просвистело в сантиметре от уха, ударив в каменный пол, высекая искры. Боль от удара о камни пронзила колено, но адреналин заглушил ее. Я попытался вскочить, но Клим был быстрее. Его нога врезалась мне в бок, туда, где уже ныли синяки от Виолетты. Воздух вырвался из легких со стоном.

Я покатился по пыльному полу, пытаясь отползти. Клим навис, как грозовая туча, нож снова в руке. Его глаза горели холодной, расчетливой яростью. Никакого безумия. Только решимость убить.

— Ничего личного, Лекс, — прошипел он. — Ты просто на пути.

Он прыгнул, нанося укол в живот. Я сгруппировался, отбивая рукой его запястье. Удар пришелся по кости, больно! Но нож отклонился, лишь оцарапав кожу на боку. Я вцепился в его руку обеими руками, пытаясь выкрутить, выбить оружие. Мы сцепились, как два пса, катаясь по холодным камням склепа. Пыль поднималась столбом. Он был сильнее, тяжелее. Его колено вдавилось мне в грудь, перехватывая дыхание. Его свободная рука схватила меня за горло. Пальцы впивались в трахею. Звезды поплыли перед глазами.

— Прощай… — прохрипел он, сжимая пальцы.

В этот момент я услышал это. Не голос Аспида. Что-то другое. Шипение. Сухое, как шелест бумаги, но… влажное. И скрежет камня по камню. Из темного угла, где сидел скелет, что-то зашевелилось. Тени ожили.

— Клим… стой… — я попытался выдохнуть, задыхаясь. — Слушай… там…

Но он не слышал. Его глаза были прикованы к моему лицу, к агонии в них. Он видел только победу. Только ключ к власти. Его пальцы сжимались все сильнее. Темнота наступала.

Отчаяние придало сил. Я собрал последние остатки воли и резко дернул колено вверх, со всей силой ударив его в пах. Клим ахнул, судорога прошла по его телу, хватка на горле ослабла. Я рванулся, толкая его вверх и вбок. Мы разъединились. Он откатился, корчась от боли.

Я отполз, хватая ртом липкий, пыльный воздух, пытаясь откашляться. Клим уже поднимался, лицо его было искажено звериной ненавистью. Он снова потянулся к ножу.

— Ты… мертвец! — выдохнул он.

И в этот момент случилось оно.

Из угла, из самой тени, выплыли… руки. Бледные, как лунный свет, почти прозрачные, но осязаемые. Длинные, с тонкими, костлявыми пальцами и ногтями, острыми, как кинжалы. Они двигались с невероятной, змеиной скоростью.

Одна рука схватила Клима за волосы, резко запрокинув его голову назад. Другая — обхватила горло. Клим издал только короткий, хриплый звук удивления. Его глаза расширились, встретившись с моими — в них был только шок.

Потом руки рванули. В разные стороны.

Раздался ужасающий звук — хруст костей, рвущихся связок, лопающейся кожи. Тело Клима не разорвалось пополам, нет. Его… раскрыли, как книгу. Ребра сломались наружу, внутренности вывалились кровавым месивом на пыльный пол склепа. Все произошло мгновенно, беззвучно, кроме того одного, кошмарного хруста и бульканья крови. Клим даже не успел крикнуть.

Я замер, прижавшись спиной к стене, не веря глазам. Кровь Клима растекалась по камням, горячая и алая.

И тогда я поднял глаза.

За спиной у рук стояла… Она. Фигура девушки. Высокая, хрупкая. Облаченная в пышное, но истлевшее и покрытое вековой пылью дворянское платье, когда-то, видимо, дорогое. Лицо… Лицо было мертвым. Кожа сухая, пергаментная, плотно обтягивающая череп. Глазниц не было — только черные, бездонные впадины. Никаких глазных яблок. Рот был сжат в тонкую, невыразительную линию.

Но самое ужасное было у нее за спиной. К ее плечам, бедрам и спине, толстыми, ржавыми цепями, был прикован… гроб. Огромный, каменный саркофаг, покрытый такими же змеиными рунами, что и плита. Он казался невероятно тяжелым, но она стояла прямо, будто не чувствуя веса. Цепи вросли в ее высохшую плоть.

Она не смотрела на меня. Ее слепое лицо было повернуто туда, где мгновение назад стоял Клим. Ее руки — те самые, что только что разорвали человека — медленно опустились. Длинные пальцы с окровавленными когтями начали шевелить воздух перед собой, словно ощупывая невидимые нити. И из ее сухого рта, без движения губ, вырвался шепот. Тихий, ледяной, полный древней, безумной тоски:

"Wer… hat… ohne Erlaubnis… mit mir gesprochen?"

(Кто… осмелился… без разрешения… заговорить со мной?)

Она шептала это снова и снова, ее пальцы все ощупывали пустоту там, где испарилась жизнь Клима. Она не видела меня. Не слышала мое прерывистое дыхание. Она искала голос. Тот, что нарушил древний запрет.

Я сидел, прижавшись к холодному камню, в луже чужой крови, ключ к Храму Первого Аспида тускло поблескивал рядом с обрывком веревки в нескольких шагах от меня. А передо мной, медленно поворачивая слепое лицо и ощупывая воздух окровавленными пальцами, стоял страж запрета. Немая, слепая, прикованная к своему гробу-ноше и бесконечно ищущая того, кто осмелился нарушить тишину склепа.

Шепот Аспида в моей голове затих, оставив после себя только ледяную пустоту и понимание: я был свидетелем. И следующим нарушителем мог стать я. Движение, звук — и пальцы, рвущие плоть, найдут и меня.