В коридоре я выдохнул с облегчением. Не хватало ещё, чтобы ко мне тот же турок, например, докопался: я же вообще не представляю, кому и что говорить! Или недовольные тем, что я топчусь по их грядке, дипломаты стали бы претензии высказывать, а я даже не знаю, кого и куда в ответ послать можно. Кхм, последнее — это явно последствия долгого общения с дедом, его выражения и его способ мышления, так скажем. Кстати, деда надо позвать, пересказать ему новости, включая изящную «месть» Императора.
«И вот теперь надо думать, что такое попросить. Причём думать быстро: я ненавижу, когда кому-то должен, само это состояние, и не думаю, что Государь в этом плане чем-то отличается от меня».
«Я бы даже сказал — от подавляющего большинства землян».
«Тем более. И заставлять Императора испытывать неудобство от того, что он кому-то что-то должен это, на мой взгляд, один из надёжных способов сменить расположение на опалу».
«Тут ты прав. И думать надо тщательно, чтобы и не обидеть царя, разменяв желание на ерунду, и не разочаровать его тем самым в себе. Одновременно не попросить что-то такое, что заставит его жалеть о подарке или даже отменять желание».
«Как же он может отменить то, что пообещал не просто прилюдно, но ещё и при всех дипломатах⁈»
«Во-первых, легко. Он же сказал, „выполню желание, как своё“. А как ты думаешь, насколько часто царь может выполнять свои желания и в полном объёме, а не урезать их из разного рода соображений и из-за всяких обстоятельств? Так что если своё такое выполнить не может — то и твоё такое же запросто проигнорирует, „как своё“, ничем не нарушив букву обещания».
«Ну, это ты надумываешь! Не станет он так делать, тем более, что всё равно придётся объясняться и оправдываться, и всё равно найдётся желающие ткнуть в то, что он пообещал и не выполнил».
«Правильно рассуждаешь, без крайней необходимости — не станет, если ты не вынудишь, попросив что-то настолько несуразное, что ему проще будет на такой пусть и небольшой, но урон репутации пойти, чем выполнять. То, что он на тебя после этого ОЧЕНЬ сильно обидится, пояснять, надеюсь, не надо?»
«Ну, я же не дурнее паровоза, как ты говоришь!»
«Мало ли, недаром же царь говорил, что ты то умным прикидываешься, то ремня просишь за глупость?»
«Не так он говорил! И не „царь“, а Государь Император!»
«И что, он от этого царём быть перестал? Нет, в полном титуловании этот самый царь несколько раз поминается».
«Рррр… Ладно, ты сказал „во-первых“, значит, есть ещё и „во-вторых“ какое-то?»
«Во-вторых тебя явно и ярко „засветили“ перед всем дипломатическим корпусом. Как человека, быстро и решительно решающего проблемы империи и императора. Нет, о тебе и до этого те, кто хотел и имел нормальную разведку, знали. Но без лишних подробностей и без степени близости к трону. А последняя фраза царя в твой адрес при награждении, она, если её профессионалы со всех сторон осмотрят и оближут, а они этим займутся, не один и не два смысла несёт. Даже я, от интриг далёкий, влёт, не раздумывая, вижу минимум три уровня посылов с разными адресатами. Значит, их там никак не меньше семи».
Я вздохнул, пока даже не пытаясь понять, чем это может быть для меня чревато.
«Значит, тем более правильно я сделал, что сбежал от всех».
«Правильно, но не полностью. Ты ещё не совсем сбежал, и не от всех».
«Что ты имеешь в виду?»
«А ты подумай, сколько найдётся желающих „помочь“ тебе „правильно“ распорядится подарком царя? Сколько „старших и мудрых товарищей“, как они сами считают, захотят „помочь добрым советом“ некоему „молодому и неопытному провинциалу“? И ты, надеюсь, понимаешь — твои интересы там на самом деле если и будут учитываться, то в самую последнюю очередь? А то и вовсе найдутся желающие подставить».
«И что? Советов можно не слушать, а советчиков посылать».
«Сильно ты пошлёшь кого-то в ранге, например, министра? Или простого генерала? Или князя? Посылалку тебе после этого против резьбы не открутят, а?»
«И что же делать⁈»
«Паковать чемоданы и сваливать прямо сейчас, пока приём идёт. Без доступа к телу никакие советчики ни с какими советами влезть не смогут. А потому и никаких обид: ты же не отказал ни в разговоре, ни в следовании „совету“, сами не смогли связаться».
«А домой ко мне советчики нагрянуть не могут?»
«Вряд ли. Тоже понимают, что решать надо быстро. И они дольше ехать будут, чем ты думать. Хотя, если станешь тянуть с этим делом — могут и отправить курьера с целью вытащить тебя на встречу».
В общем, накрученный дедом, я сразу по приходу в квартиру вызвал приставленного к ней служащего и приказал паковать чемоданы, вызвать экипаж и выяснить на станции, когда ближайший поезд до Минска, а также заказать билет на него. Но не успел он выйти из комнаты, как нам с дедом пришла новая мысль.
— Отставить! Выяснить какие вообще поезда следуют в ближайшее время в южном направлении и наличие билетов в них.
— Простите, южное — это насколько далеко на юг?
— Уточняю. Поезда в направлении на Минск, Витебск, Оршу, Псков, Смоленск или Москву, в порядке убывания приоритета.
Псков и Москву я в список включил скорее для массовости, и, как оказалось, не прогадал. Через десять минут, когда камердинер сноровисто паковал уже второй и последний чемодан, служитель пришёл с отчётом.
— В течение ближайших шести часов в указанных направлениях проследуют пассажирский поезд на Псков, но там вагоны только второго и третьего класса, через полтора часа. И скорый на Москву через сорок три минуты. Есть билеты первого, второго и третьего класса. Остальные поезда либо следуют позже, либо на них нет билетов и до отправления добавить прицепной вагон не получится. Прикажете задержать поезд на Киев? Следует через Оршу, отправление из столицы по расписанию через час, задержка составит около сорока минут.
Я сильно удивился от предложенной идеи задержать поезд для моего удобства, не думал, что моего положения достаточно для такого финта, дед так вообще ошалел немного.
— Нет, задерживать ничего не надо. Закажите билет на Москву, первым классом. Я на него успею?
— По расчётам, прибудете на перрон за десять минут до отправления поезда и за семь до его прибытия, если не случится непредвиденных задержек.
— А если случится, то пусть подождут минут пять. Вызывайте носильщиков, я уезжаю.
— Слушаюсь!
Конечно, давать такой крюк мне совсем не нравилось, но дед сумел нагнать напряжения. Я даже переодеваться из парадного мундира в повседневный не стал, чтобы не терять времени и не рисковать опоздать на поезд. Мало ли, что слуга считает, будто я могу его задержать. Если там едет кто-то более важный, то моё распоряжение о запросто может отменить. Ну, посмотрю на Первопрестольную, тоже полезно, ни разу там не был, только мимо проезжал по пути на полигон и обратно.
На перроне ко мне неожиданно подошёл молодой мужчина примерно моих лет в штатском и, уточнив, я ли есть барон Рысюхин в ответ на моё подтверждение с последующим встречным вопросом «с кем имею честь?» ответил:
— Его превосходительство просил передать вам этот конверт, если сегодня появитесь на вокзале не позднее вечера. Честь имею!
Конверт оказался от всё того же князя Медведева, которого сегодня как-то слишком много вокруг меня стало. Внутри конверта лежал один листок. На гербовом бланке, не считая подписи, стояла одна лишь короткая строчка из трёх слов: «Быстро соображаете. Молодцом». Пока я думал, что это такое и как реагировать, и листок, и конверт распались в руках невесомым пеплом. Я же по совету деда выкинул это из головы: игры спецслужб, это такое дело, куда человеку с нормальной, не вывихнутой особым образом головой, лучше не лезть. И бесполезно, и опасно.
Моим соседом оказался чиновник железнодорожного ведомства с погонами, похожими на полковничьи, но другого цвета и фасона. Оказалось, что именно шестому, полковничьему, классу его должность инспектора чего-то там и соответствует по Табели. Вот, совсем очиновничился, если есть такое слово — первым делом при знакомстве выясняю чин собеседника и сравниваю со своим! Дед вообще срамное сравнение привёл, про собак, что при встрече под хвостами друг друга обнюхивают, фу на него. Железнодорожник глянул на такие же чистые, как у него погоны, только что с одним просветом, округлил глаза при виде вензеля на них, с уважением посмотрел на награды и тут же предложил общение без чинов. Как я вскоре убедился, попутчик был человеком крайне общительным и тяготился предстоящим одиночеством, а тут вдруг подарком богов — свободные уши! Я особо и не сопротивлялся: всё же чем больше он рассказывает, тем меньше спрашивает, но потом разговорились.
Правда, сперва я извинился и попросил время на то, чтобы переодеться и разложить вещи. Вещей-то тех было, кроме саквояжа, меча и револьвера, с которыми я прилетел на курьерском дирижабле, только два небольших чемодана, купленных накануне. В одном лежали гостинцы для моих домашних и немного белья, для мягкости, во втором — два комплекта повседневной формы, старый и подаренный перед встречей с Государем, походный несессер, приобретённый там же, где и чемоданы, ещё пара белья и плечики, на которые я и повесил парадную форму. На этот раз первый класс оказался нормальным первым классом, а не разгороженным вторым, так что переодеться смог спокойно в своей маленькой, но спаленке, а не в спальном пенале. Но когда вышел в общую гостиную, первое, что спросил меня попутчик было:
— Простите великодушно, но мне кажется, что на парадном мундире наград было больше?
— Да, вы правы. «Щит» только сегодня получил — потому, собственно, и был в парадном мундире, копию заказать ещё не успел. Сочетать миниатюры с оригиналами по Уставу нельзя, а перевешивать весь комплект… Не вижу смысла, да и лишние отверстия бить, потом они миниатюрами не факт, что закроются. Зачем же хороший, новый мундир портить?
— Мундир портить не стоит, вы правы. Но награда — это дело такое, что обязательно нужно отметить!
Вздохнув — согласился. А почему бы и нет, собственно? Ехать сутки, делать в пути нечего, нервов потратил за последние пару недель — на три нормальных года вперёд норму выбрал. Да и отметить есть что. Так что главное — держать себя в рамках, но с этим у меня проблем вроде бы нет, да и дед обещал помочь с контролем ситуации. Разве что обед я сегодня пропустил, сперва готовился к приёму, потом срочно сбе… эвакуировался после оного. Так что вместе с инспектором заказали в вагоне-ресторане хороший, плотный обед, а заодно и к обеду бутылочку красного полусухого. Если бы ещё им и ограничиться, но это вряд ли. С другой стороны, как-то сбросить накопившееся напряжение надо, главное, повторюсь, не увлечься.
Опасался я зря. Нет, одной бутылкой не обошлось, но и переходить на что-то более тяжёлое мы с железнодорожником не стали. В том числе и от того, что оба увлеклись разговором. Начали с того, кто куда едет, и из этого разговора легко и непринуждённо узнал, как лучше добраться до Варшавского вокзала, с которого и отправляются поезда по одноимённой ветке, проходящей через Минск и Берестье. Заодно он мне и гостиницу посоветовал, приличную и относительно не дорогую, да ещё и удобно расположенную. Потом логичным образом перешли на вокзалы уже Минска.
— Вот объясните мне, не могу понять, зачем вообще так делать⁈ Две железные дороги, которые не просто приходят в один город, они там пересекаются! И при этом в месте пересечения никак не соединяются между собой! По-моему, это надо было специально постараться, причём проще было соединить, чем изолировать.
— Вполне возможно. Но строили их разные компании, разные собственники, да ещё и в чём-то конкуренты, вот и размежевались, чтобы капиталы не путались.
— Ой, я вас умоляю, какая там конкуренция? Одна дорога — от Балтики в зерновые регионы Малороссии, позже продлённая до Чёрного моря, а вторая — из Москвы в Берлин. Разные направления, разные товары…
— Тем не менее, зерно в Европу и товары оттуда возили и те, и другие.
— Ладно, то давно было. Обе дороги уже лет тридцать как казна выкупила. А единственное соединение — в виде однопутной петли длиной семь с половиной вёрст! С деревянным мостом на ней, по которому только маневровый паровоз с пятью вагонами пройти может. Пёс с ними, с конкурентами — ваше-то ведомство зачем себе жизнь усложнило⁈ Вот, только сейчас соединяют дороги нормальным образом, и вокзалы переназначают, с тем, чтобы один стал пассажирским для обеих веток, а второй — грузовым. И то еле-еле телятся, словно это не им самим надо.
Собеседник только руками развёл — видимо, и сам не имел ответа на этот вопрос. Потом обсудили вагоны, точнее, их избыточное разнообразие, когда покупая билет даже в первый класс постоянно играешь в лотерею, не будучи уверен, в каких условиях будешь ехать. Со вторым классом всё ещё веселее — там пять вариантов вагона, не считая специальных, к этому же классу относящихся.
— Поверьте, с пассажирскими всё ещё более-менее нормально, и потихоньку лишнее разнообразие изживается, смотрим и на то, какие большим спросом пользуются и на то, какие выгоднее в эксплуатации. А вот с товарными — вот где беда горькая!
— Подождите, уже ведь давно принят универсальный товарный вагон единого для всей Империи образца, на тысячу пудов, ил иже шестнадцать тонн, потом его модернизировали. Какие тут проблемы⁈
— Во-первых, даже с ним не так всё просто. Есть на шестнадцать и на двадцать тонн, называются одинаково, надо смотреть, образца какого года. И оба могут быть с тормозной площадкой или без неё — уже четыре варианта, и зачастую надо точно знать, какой именно ставить на то или иное место в составе, а перепутать — проще простого. Но с принятием нового вагона старые-то никуда не исчезли! Их разрешено использовать до исчерпания ресурса, а собственники и на день раньше не поменяют, более того, всё норовят всякого рода ремонтами этот ресурс продлить, порой такие развалюхи пихают в состав, что смотреть страшно. А ещё вагоны с частных дорог, которые не обязаны следовать общеимперскому регламенту, точнее, имеют послабления. И оттуда весь зверинец лезет на казённые рельсы. А кроме того полувагоны, платформы, цистерны, вагоны для сыпучих грузов, лесовозные, почтовые, арестантские, в конце концов! И все они далеко не в одном варианте! Это же свихнуться можно!
Посочувствовал собеседнику, который отмахнулся, мол, он уже от этого отошёл, сейчас другой круг обязанностей исполняет, просто по старой памяти порой накатывает. Поговорили о пользе стандартизации и о её же обратной стороне, сложностях и ограничениях. Поспорили о будущем железных дорог, тут уже и дед незримо для железнодорожника подключился. Нарисованный им эскиз скоростного поезда с говорящим названием «Ласточка», который должен развивать скорость до двух с половиной сотен километров в час и долетать от Питера до Москвы за три часа инспектора повеселил. Тот с интересом рассмотрел рисунок, поговорил о «предполагаемых» характеристиках, а потом… разнёс проект в пух и прах, вроде как убедительно доказав, что такого не будет вообще никогда, потому что и не нужно, и не выгодно, и технически не осуществимо, потому как обеспечить пути требуемой прочности и прямизны никак не получится. Не имея возможности привлечь в качестве аргумента то, что в другом мире такие поезда и сделаны, и летают, и выгодны, и более того, считаются достаточно медленными, пассажиры с завистью смотрят на некоторые другие страны, где есть экспрессы, разгоняющиеся до четырёх с половиной сотен километров в час, пришлось отступить. Просто никаких «теоретических» аргументов от человека из другого ведомства, пусть и инженера, железнодорожный инспектор принимать не хотел, отметая всё универсальной отговоркой «вы не понимаете специфики». Эх, посмотреть бы на него лет через сто…
А вообще разговор получился полезный, мне этот, как его обозвал дед, «паровоз-полковник, не способный в принципе с рельсов свернуть» много чего рассказал, что может пригодиться в будущем, да и просто с познавательной точки зрения интересного. Ну, и убедился, что мои новшества мне так удачно удалось пристроить и внедрить не иначе как чудом. Потому как все ведомства, точнее — чиновники в них, отвечающие за развитие, этого самого развития не особо и хотят, и в него не слишком верят, видя в любых изменениях только лишние хлопоты и увеличение объёма работы для себя. При этом никакие новшества извне принимать не хотят вообще, если не заставить сверху, но и тогда будут саботировать изо всех сил, а изнутри… Те, кто мог бы и хотел бы или приведены к норме, или имеют репутацию чудаков, или продавливают свои разработки медленно и печально через бюрократические препоны.
Философы говорят, что развитие происходит рывками, поскольку количественные изменения медленно накапливаются, пока их количество не перейдёт какую-то грань, которая вызовет качественный скачок в развитии. Но мне всё чаще кажется, что на самом деле накапливаются проблемы и отложенные «на потом» варианты их решения. Копятся до тех пор, пока не последует достаточно мощный пинок в той или иной форме, с той или иной стороны. После пинка все начинают бегать и суетиться, а решив проблему успокаиваются и всё опять затихает на следующие лет тридцать, до следующего пинка.
За разговорами мы усидели ещё одну бутылку красного полусухого, потом за ужином, под порционного судачка — немножко сухого белого. Утром разговор продолжился уже без спиртного, не считая ликёра к кофе, а там и до Москвы доехали, распрощавшись на перроне.