Рысюхин, помните свои шестнадцать?

Глава 4

До Викентьевки мы, к некоторому моему даже удивлению, добрались строго по графику! Более того, могли бы и быстрее, но отработали именно тренировку, даже с привалом примерно на половине пути, там, где чуть не доезжая Пухович дорога из Червеня пересекалась с трактом на Бобруйск и Гомель. Всё, как положено, даже с охранением из разведывательно-дозорных автомобилей, только что выдвинутым не на километр-полтора вперёд и назад по ходу движения, а метров на сто. Разве что полевая кухня использовалась в сильно облегчённом режиме, только проверить работоспособность, а чтобы не просто так воду кипятить — сварили компот из сухофруктов. Дед, правда, бурчал по своему обыкновению, что нормальный компот варится совсем не так, а у нас тут гнусное варево, в котором все витамины убиты, но гвардейцы с удовольствием попили на привале сладкого и горячего, и от предложенного к компоту ломтя белого хлеба не отказались. Четыре часа в движении, час привала, и вот около пяти вечера мы уже выстроили технику в селе (или всё же рабочем посёлке?), заняв и центральную площадь, и переулок возле неё, и даже вдоль улицы кое-что поставить пришлось.

Вот вообще без приключений доехали, что вызывает, как ни странно, лёгкое опасение, мол, не слишком ли хорошо всё идёт? И не ударит ли потом настоящей неприятностью? Понимаю, что чистой воды суеверие, никакого отношения к реальности не имеющее, но вот всё равно — тревожно. И мост, в отличие от прошлого раза, проехали без приключений, и по лесу тоже. Или сказалось то, что колонна намного короче, чем при поездке на манёвры — меньше трёхсот пятидесяти метров, если вдоль дороги выстроить неподвижно, или то, что люди опыта набрались, или маршрут знакомый сказался. Скорее всего, конечно, всё сразу. Зато ранний приезд дал возможность ещё раз, более внимательно осмотреть всю технику, не отломалось ли что-то по дороге, точнее, не вылез ли какой-то скрытый дефект. А вечером с моим походным штабом и изъездившим все окрестные дороги местным экспедитором уточнили завтрашний маршрут по новеньким картам.

О, с этими картами была отдельная история, как мне их выдавали в утро перед отъездом, в опечатанном портфеле, под роспись… Соль анекдота оказалась в том, что посыльный не хотел ни отдавать мне портфель, ни позволить вскрыть его до того, как я распишусь в получении. А я же, уже учёный, были прецеденты, не собирался ничего подписывать, пока не проверю комплектность. Мало ли, может, мне по ошибке передали комплект карт, например, Южного Урала? Вот-вот. Не знаю, сколько бы мы ещё бодались, я уж готов был плюнуть и уйти без карт, добывая нужные листы по дороге в местных управах, но подошёл, не иначе, как на шум, знакомый и словно бы прикреплённый ко мне секретарь Государя. Насчёт шума это я шучу, если что. Прокречетов забрал портфель у посыльного, который даже курлыкнуть против ничего не посмел — ну, или не успел. После чего достал из малозаметного бокового кармашка опись содержимого портфеля, вскрыл сам портфель, под обиженным взглядом курьера бегло просмотрел названия на корешках карт и протянул лист с описью мне.

— Содержимое соответствует. Можете подписывать.

Я тут же написал на листе внизу «карты по описи в количестве четырнадцати листов получил», поставил дату, точное время и подпись, после чего по уже выработавшейся привычке запечатал лист. Или, как выражается дед, «заламинировал». Одно из странных выражений непонятного происхождения, поскольку на ламинарность листа, если этот термин в принципе можно применять к единичному статичному объекту[1], процедура вообще никак не влияет. Чиновник, или кто он там, который принёс карты, поморщился, но расписку в таком виде принял. Вот теперь мы и сидим над одной из карт, что лежали в портфеле.

Как оказалось, общего представления о географии для прокладки маршрута мало, нужны именно карты, причём, желательно, детальные. Например, через Старые Дороги, в которых я собирался побывать по дороге, заехать можно было, но только, что называется, «из принципа», удлинив маршрут до следующей контрольной точки, местечка Любань, примерно на двадцать километров. А это, исходя из средней скорости колонны, если не лишний час в пути, то что-то около этого. Пришлось вынимать из кармана мобилет и использовать выданный мне перед поездкой контакт в СИБ, чтобы перенести место встречи с проводником в деревню Левки — ту самую, что лежит на пересечении двух старых трактов, но при этом так и остаётся мелкой, никому не интересной деревушкой.

Что за проводник? Так после эпопеи с получением карт встретил того самого полковника СИБ, с такими же аксельбантами, как у меня, который с самого начала присутствовал на встрече с Государем. Ну, а поскольку бросок мне предстоял дальний, по армейским меркам, обойти эту тему вниманием не могли. Как и вопрос ориентации на местности, самый опасный с точки зрения внезапных задержек, а то и поломок. Очень тут наглядными оказались два примера с мостами: тем, уничтоженным стихией, к которому нас карты прошлым летом вывели и тем, который мне пришлось менять на новый при строительстве дороги в Тальку, он тоже на картах числился как проезжий, грузоподъёмностью, правда, семь тонн, но на самом деле он и полутора бы не выдержал.

— И вообще, опыт, даже такой небогатый, как у меня, показывает, что карты, как правило, не страдают излишней точностью, и за актуальностью особо не гонятся. Для топографов, такое ощущение, десять лет назад как вчера, а за это время можно лес вырубить и новый высадить. Что далеко ходить: у меня село на сто двадцать дворов с тремя заводами, школой, лечебницей, полицейским участком и фортом для гарнизона быстрее построилось! И две дороги к нему. А на самых свежих картах там всё ещё дикий лес. При этом, одна-единственная наезженная местными селянами даже не дорога, колея, не нанесённая на карту, способна сбить ориентировку и запутать почти безнадёжно. В горах или даже предгорьях это и вовсе может привести к тому, что будет потерян целый день просто на то, чтобы выбраться из тупика.

— Не травите душу, сам с этим постоянно сталкиваюсь. Тут надо кого-то из местных ловить и спрашивать, иначе никак.

По случаю рассказал в сокращённой форме один из дедовских анекдотов, тех, что во всех мирах понятны.

— В народе уже даже примета возникла: если двое военных вылезли из экипажа и достали карту, то сейчас будут спрашивать, где они и как отсюда выбраться. Ну, а если серьёзно — местный не всегда под рукой, и не всегда он на самом деле знает, как проехать к городу, который верстах в тридцати. Или на голубом глазу заведёт на тропинку, по которой верхом ездит в полной уверенности, что и автомобильная колонна там тоже пройдёт. Не говоря уж о том, что вблизи места назначения нам местных привлекать и вовсе не стоит: у противника явно есть агентура, и не только те самые «невиноватые Штефаны».

— И какое видите решение?

— Проводники, но не случайные, а надёжные, которых будем подбирать по дороге в условленных местах, и они будут доводить колонну до следующего в цепочке.

— Думаю, это можно будет организовать, тем более, что выставлять их на маршрут нужно не прямо сегодня.

— И даже не послезавтра: мы в первый день сделаем первый, проверочный перегон между двумя моими имениями, благо, это по дороге. И дальше первые километров тридцать вопросов не вызывают, вот в Старых Дорогах уже не помешает человек, знающий округу.

И вот, теперь приходится переносить назначенную было встречу на несколько километров севернее.

Тоже интересно всё с этими Старыми Дорогами. Я почему-то считал, что этот город является узлом дорог, крупным торговым и перевалочным центром. В том числе и от того, как ускорился рост Осипович после постройки железнодорожной ветки к этим самым Дорогам. При изучении карт же выяснилось, что не узлом этот город является, а углом дороги из Пухович на севере к Слуцку на западе, при том, что между этими городами и напрямую проехать можно. Вообще непонятно, как и почему так получилось, и какие такие дороги увековечены в названии города в таком случае. Сейчас, когда в нём конечная станция железной дороги, перевалка грузов с рельс на колёса и обратно для перевозок между Старыми Дорогами и Слуцком, жизнь в местечке бурлит, но ходят слухи, что железную дорогу скоро будут продлять до Слуцка, куда уже строится ветка из Баранович, тогда городок станет просто транзитной станцией. Ну, с чего-то же они жили до сих пор — значит, и дальше проживут, это вообще не мои проблемы, ни с какой стороны.

После разговора вернулся за стол, где мои офицеры уже почти «доехали» по карте до Любани, составляя подробное описание маршрута для головного дозора и для старших машин в колонне, на случай если кто-то отстанет. В стиле «через тысячу триста метров на развилке вправо, два следующих перекрёстка прямо до речки, за мостом налево». Всего маршрут проложили до древнего Турова, что оказался ровно в двухстах десяти километрах. Да, оптимистично, но нам и надо проехать оставшиеся восемьсот с лишком километров за четыре-пять дней, так что пока мы ещё на равнине — надо стараться около двухсот вёрст в день и делать. Но если вдруг поставим рекорд — там до самого Столина, а это ещё семьдесят километров, при всём желании свернуть не в ту сторону некуда: дальше пяти километров от трассы не уедешь, с одной стороны леса, с другой — болота.

Долго засиживаться не стали: завтра рано в дорогу, так что «отбой» сыграли, как положено по распорядку, в двадцать два ноль-ноль. Я ещё сходил, правда, к Владу, посмотреть на его наследника и счастливую маму. Наследник, кстати, пока оставался безымянным, несмотря на то, что минимум трижды объявлялось, мол, всё, выбрали имя, но — нет. Самого отца семейства что-то потянуло на экзотику, и он внезапно загорелся идеей назвать сына каким-нибудь норвежским именем, а вот его жена была категорически против, в духе того, что она сейчас не норвежская рыбачка, а российская дворянка, обратно на север не собирается, а потому и имя новому Белякову нужно давать обязательно местное и обязательно славное. Но при этом назвать в честь меня Юрой — стеснялась. Как говорит дед, война и немцы, но я в этот «бой» не полезу, иначе буду виноват в глазах обоих. Пока они осторожно обнюхивают с двух сторон вариант «Тур» — с одной стороны это древнее скандинавское имя, с другой — название нашего, местного лесного быка, конкурента зубра за звание самой крупной и знатной зверюги родных лесов.

Подъём сыграли в шесть, разминка, водные процедуры, всё как положено. Поскольку завтрак нам приготовили силами местного населения, к половине седьмого все уже были за столом, а в четверть восьмого колонна вытянулась из Викентьевки в направлении песчаного карьера и насыпи.

На подъезде к Левка́м — или Лёвкам, букву «ё» на картах редко пишут, а спросить не у кого пока — ещё раз удивился непонятной пассивности обитателей деревни. Большущее озеро, ничуть не меньше нашего, Смолевичского, а на нём — ни паруса, ни лодочки. И берега хорошие, ровные да твёрдые, на которых не видно ни лодочного сарая, ни пристани, ничего вообще. Единственная лодка, которую удалось рассмотреть — плоскодонка, лежащая на дне около куста на берегу залива, сильнее всего выдающегося к дороге. С расстояния рассмотреть, конечно, трудно, но сложилось ощущение, что плавсредство лежит там уже не первый год, и вряд ли когда-то вернётся на поверхность воды.

Вот, честно — не понимаю я, как в этом месте, на перекрёстке двух трактов, можно так жить! Деревушка на десяток дворов, причём некоторые выглядят настолько ветхими, что даже непонятно, жилые ли они. Даже если расположены относительно ближайших мест ночлега на несуразном расстоянии, так, что не выгодно торговцам и путешественникам останавливаться ни на ночлег, ни на обед, и то что-то можно придумать! Вот уверен, что нормальный, рачительный хозяин сделал бы здесь богатое и процветающее село. Вот хоть бы рыбу в озере ловить, готовить, и проезжим продавать, уже заработок! Нет, точно, всё дело в бесхозяйственности!

«И что тебя так накрыло-то, а, Юрась⁈»

«Сам не знаю. Не могу спокойно смотреть, как люди сидят в приличном месте в неприличном состоянии! Это словно… словно оскорбление какое-то!»

«Это ты в роль хозяина слишком вжился. Вот и смотришь на всё хозяйским взглядом. И бесхозяйственность тебя бесит».

«Возможно. Но здесь хозяина точно нет! И местные обитатели себя не то, что хозяевами не считают, но и просто не уважают!»

«Тут, возможно, не в самоуважении дело, особенно, если на самом деле община на казённых землях. И даже не лень».

«А что тогда? Только не говори про скудость почв и прочие заморозки, тут ничуть не хуже, чем где-нибудь под Логойском!»

«Нет хозяина — это раньше значило, что и защиты нет. Пока великокняжеский воевода узнает о беде, пока его войско подойдёт — от деревни головешек не останется. Самим отбиться — тоже не вариант. Вот и привыкли жить так, чтобы издали видно было, что взять у них нечего».

«Но сейчас-то ни набегов, ни банд бродячих нет, можно и зажиточно жить!»

«Ты недооцениваешь силу и власть на селе такого монстра, как сельская община и её традиции! „Деды так жили — и мы так будем“, и плевать, что деды жили впроголодь, а предлагается наконец-то перестать страдать ерундой и накормить детей!»

В голосе деда слышалась такая горечь, словно он сам с этим сталкивался и намучился.

«Это вредные привычки, с ними бороться надо!»

«Ага, иди, поборись с теми, кто каждый год передел общинных земель устраивает. И чуть кто глаза от земли поднимет — могут такой надел нарезать, формально соблюдя все приличия, что „наглец“ просто не будет иметь возможности себя прокормить, так что останется у него два пути — или идти каяться, в ногах ползать и умолять о снисхождении или помирать с голоду. Ну, или уезжать куда-то, как третий вариант, вот только куда? Хорошо, если где-то рядом есть такая Викентьевка, да с таким Юрой, который за нею всей как за своим огородом ходит».

«Ой, прямо засмущал. Зато понятно, откуда ко мне столько людей набежало. Стоп, ты хочешь сказать, что там в основном всякие смутьяны⁈»

«Скорее те, кого достало голодать и унижаться, и они готовы держаться за шанс жить по-человечески руками и ногами. Хотя, думаю, всякие люди есть, в том числе и такие, которых лучше бы не было».

«Это да, Влад говорил, что в этом году человек десять выгнали — пьяницы, скандалисты, драчуны…»

«Явную пену собрать и удалить легко, хуже те, что поселятся и будут гадить исподтишка соседям».

Разговоры с дедом идут быстро, так что успели побеседовать до того, как из головного РДА позвонили по мобилету, что подобрали провожающего. К этому моменту мы проехали уже почти сорок пять километров и стоило начать присматривать место для привала, но такое, где мог поместиться весь наш табор и при этом не влезть явно на частную территорию, нашли только после резкого поворота направо, километрах в восьми — десяти от деревни Левки (или всё-таки Лёвки?). Проводник — унтер лет сорока пятина вид в поношенном, но целом, чистом и подогнанном по фигуре полевом обмундировании с пехотными петлицами — ответа на этот вопрос тоже не знал. И вообще, обозначив колонне место для отдыха и представив мне нашего временного попутчика, РДА с головным дозором ушёл, как положено, метров на двести вперёд — так, чтобы оставаться в зоне прямой видимости от основных сил. Второй РДА остановился на перекрёстке и один боец из экипажа — вероятно, чем-то провинившийся — изображал «бдительного суслика» в люке с биноклем в руках. Вообще выражение про «бдительного суслика» как-то незаметно и очень прочно вросло в лексикон моих гвардейцев. Его применяли часто и разнообразно, начиная от напутствия вида «не сидеть в тенёчке, а стоять бдительным сусликом» до воспитательной работы в стиле «ну что, суслики вы мои бдительные, снова бампером прилетело⁈».

Привал сделали короткий, на полчаса, только сделать разминку, бегло осмотреть технику и сменить шоферов, хоть они и не должны были ещё сильно устать. Ну, ещё посетить кустики на предмет повышения плодородности почв и зарядить кухню для варки будущего обеда. На сам обед встали, не доезжая около километра до Любани, на лугу опушке леса. Точнее, на выпасе, как показали вскоре обнаруженные в траве «мины». Однако аппетит они никому не испортили, даже тем «сапёрам»-неудачникам, которые на них «подорвались», только настроение немножко. Головному и тыловому дозорам обед выдали в термосах, в том числе — на приятно удивлённого этим проводника, которого чуть позже высадили в центре Любани, взяв взамен другого, на сей раз фельдфебеля с лычками сверхсрочника третьего срока службы и петлицами, внезапно, военного музыканта.

Поездка, кажется, начала входить в рутинное, регулярное русло. Надеюсь, так и доедем — спокойно, ровно, без приключений. Понимаю, что размечтался не по росту, но ведь хочется же⁈

[1] У Юры с учёбы засел в голове «ламинарный поток», в котором потоки в жидкости движутся параллельно, без завихрений. Но вообще-то термин восходит к латинскому «ламина» — плоскость, пластина. И лист бумаги при ламинировании превращается в тонкую и жёсткую пластину. А ещё пластинчатый доспех порой называют ламинарным.