Сад искусителя

Глава 10. Сейчас. Оружие массового воображения

Она соврала, если бы сказала, что не представляла библиотеку такой, как на красивых картинках из интернета: два яруса, тяжелые деревянные шкафы, подпирающие высокий потолок, уютный диванчик посреди этого великолепия и обязательно лампа с тряпичным абажуром. Змей чтение не романтизировал, и показавшийся за дверью зал больше напоминал серверную со стройными рядами железных стоек, по бокам которых стекали аккуратные ручейки проводов, уходящих в специальные дырки в полу, что совершенно не гарантировало наличие подземного уровня — там, скорее всего, банальные коммуникации и питание. Каждый ряд венчал вертикальный монитор, похожий на экран гигантского смартфона, а отсутствующие мышь и клавиатура лишь усиливали сходство. И все это великолепие — от текста приветствия на незнакомом языке на мониторах до указующих стрелок на стенах, стойках и полу — сияло синим. Такой цвет был у сигнальных огней на железной дороге, мимо которой она ездила зимними вечерами с учебы домой. Тогда они казались ей колдовскими, сейчас скорее говорили о всеблагом боге Электричестве.

— К черту магию, когда есть технологии, — не сдержалась Ева.

Адам обернулся через плечо. Взгляд был удивленным, но так резонировал с местным освещением, что она зажмурилась.

— Ты думала, здесь будут бумажные книги? — в голосе сквозила усмешка.

Думала. Еще и Шемеш представляла вроде призраков из экранизации «Гарри Поттера».

— Бумага хуже сохраняется на протяжении многих веков, а Змей свою коллекцию очень давно начал собирать. Я бы сказал, столько не живут, но, как понимаешь, очень даже да. Ну и плюс с электронным текстом куда удобнее работать.

— Работать? — голос обреченно дрогнул, заранее хороня надежду найти художку.

— Расщепление, — он пожал плечами, преобразившись обратно в шестнадцатилетнего мальчишку.

— Чего?

— Расщепление. Когда информация о случившихся где-то реальных событиях проходит через ноосферу, отражается от разума наткнувшегося на нее существа, идет дальше в ноосферу, а существо тем временем выдает в мир что-то свое, которое затем преломляется через конкретные события конкретного мира и, — снова это пожимание плечами, мол, чего непонятного-то? — творится история. Или художественная литература. Или даже религия. Там уже по обстоятельствам. Чаще всего, как ты понимаешь, литература. Змей ее потому и собирает. Вот и меня по ней миры научил вычислять. Удобно, стоит признать. И куда быстрее, чем тупо «ногами». Ну ты… не понимаешь?

— И не хочу понимать, — призналась Ева. — Иначе никакого удовольствия от чтения не останется.

— Как по мне, это круто, когда за прочитанной историей стоит вполне реальная.

«Это тебе круто, — огрызнулся „голос разума“, — а у нас воображение сбоит!»

Ее устраивали истории «прочитал и забыл». Чего их было помнить? Героиня героя встретила, героиня героя в себя влюбила, у героя с героиней все закончилось замечательно. Кра-со-та! И можно особо не заморачиваться мироописанием. Зачем? Вот описания одежды крайне приветствовались. Прям как глянец смотреть — глаз радуется, не то что самой в примерочной страдать. А если автор прям совсем плохо пишет — идеально! Это ж лучшие книги из возможных! Несуразные. Нереальные. Невообразимые. Белый шум! Изумительно…

— Смотрю, тебя это совсем не вдохновляет. Ну, не переживай, в книжках, которые ты читала, от расщепления почти ничего нет. Конечно, разное бывает, но в девяноста девяти целых девяноста девяти сотых процентах оно отсутствует.

— И?

— И тебе пора бы перейти на нормальные книги. Прятаться уже больше не надо. Все равно ж нашел.

— И чем это плохи те, которые я читаю? — выпалила она и зажмурилась, осознав, что чуть не упустила важное в его словах, но переспросить «Прятаться?» не успела, потому как Адам в черт знает какой раз пожал плечами и выдал:

— Ну это же не литература. Так, литературо-содержащий продукт. Причем не всегда творчество-содержащий к тому же. Ты только прикинь, какой канцерогенностью они обладают!

Он еще чего-то собирался сказать, но она перебила:

— Тебе давно никто лицо не расцарапывал?

— Понял, — Адам улыбнулся, причем как-то ласково.

Ева поежилась.

— И дергаться переставай.

— Дергаться?

— Ну эти твои ужимки, — она комично приподняла плечи вверх и развела руками. — Я, конечно, понимаю, что тебя нервирует осознание того, где и с кем ты сейчас находишься, но держи себя в руках. Ок?

— Ладно, — он снова улыбнулся и, в один шаг оказавшись рядом, положил руку ей на спину, разворачивая в нужную ему сторону. — Пошли, такси закажем.

— Такси?

Но ответа не последовало. Он просто довел ее до ближайшего монитора, потыкал в оный пальцем, разбираясь с меню, и через минут пять к ним подъехала миниатюрная машина на два пассажирских места, которая тут же была окрещена Евой «гольфкаром».

А вот ехали уже не в тишине. Адам, взяв на себя роль экскурсовода, принялся объяснять, какой ряд за что отвечает. Первичное разделение получилось довольно простым: научный раздел, научно-популярный, публицистический, художественный. Дальше начинались сложности, ибо если первые три делились сначала по веткам миров, потом непосредственно по мирам, то в художке царил натуральный хаос, ведь ее Змей собирал по авторам, объединяя написанное ими в разных вселенных в единую библиографию.

— Так удобнее отслеживать расщепление, — пояснил Адам. — Есть творцы, которые лучше других его передают, и по вариантам написанных книг проще вычислить координаты нужного мира, чем пытаться сравнивать у нескольких авторов. Вот, например, смотри.

Адам выбрал на мониторе «гольфкара» раздел с художественной литературой, набрал незнакомые символы на клавиатуре, и Ева, к своему удивлению, увидела написанную на русском языке книгу. Вернее, название везде было на русском «Тяжело быть кошкой», а вот имя автора разнилось: на первой стояло Грета Вейс, на второй — Helga Wojik, на третьей и четвертой — Хельга Воджик. Обложки тоже отличались, хотя стиль художника узнавался в каждой из них.

— Автор и есть иллюстратор, — понял ее замешательство Адам. — Там внутри еще есть. Не хочешь почитать, кстати? Книжку с картинками?

— Ты сейчас меня пытался обидеть или автора?

Он так картинно удивился, что Ева нахмурилась, готовясь опять пригрозить расцарапать ему лицо, но не понадобилось.

— Да никого я не хотел обидеть! Книга хорошая. В каждом варианте хорошая. Я там был, кстати, в том городе.

— Зачем?

— Искал истоки единорога, — плечи его дернулись было вверх, но Адам быстро спохватился и, не давая Еве задать новый вопрос, махнул рукой: — А, неважно. Не хочешь читать, как хочешь, — и перелистнул страницу, открыв нового автора.

«До и После» Талани Кросс с маленькой девочкой в рамке из огромного кролика на обложке. Там еще что-то находилось внутри рамки, и Ева попыталась раздвинуть картинку пальцами, как на смартфоне, чтобы увеличить. Получилось, но увиденное заставило отшатнуться, потому что на героиню-малютку с разных сторон надвигались самые настоящие зомби. Миленько… Пришлось собраться с силами, чтобы заставить себя нажать на стрелку, открывающую следующего автора, ведь Адам не торопился этого сделать. Он просто смотрел на нее сверху вниз, и его ледяные глазищи отражали свет монитора.

«Нет, надо их все-таки выцарапать!» — зашипел «голос разума», и с ним очень хотелось согласиться. Вон и антрацит на ногтях заблестел. Но Ева отвернулась, побоявшись снова вылететь из тела, хотя в прошлый раз очередность была иная. Кто его вообще знает, как эта хрень работает. Лучше не рисковать.

На экране тем временем отобразилась целая россыпь книг, которую перекрывал пухлый томик с недовольным… нет, не мальчишкой, все-таки парнем, хотя язык чесался и этого окрестить малолеткой. Взгляд подходящий, словно собрался назло родителям отморозить уши — вон и без шапки в такую холодину выперся из дома. Кажется, Адам не только про зомби с кошко-девочками читает, но и романы-взросления про мамкиных бунтарей, тут-то ему поди проще подключиться к герою.

Она хмыкнула, размышляя, как бы лучше об этом пошутить.

— А, трагедь-мейкер, — отозвался Адам и закрыл приложение.

— Эй! — обиделась Ева, не успевшая прочитать ни имя автора, ни название книги.

— Приехали, — пояснил он.

«Гольфкар» и впрямь остановился. Вверху ярче вспыхнул свет, но разглядывать все равно было нечего, ведь и здесь стояли типичные черные стойки, перемигивающиеся синими огоньками.

— Я, может, собиралась его выбрать почитать…

— Да не вопрос. — Ее замечания хватило ненадолго, и Адам снова пожал плечами и вышел из машины. — Сейчас книжку тебе организуем и накачаем туда, чего душе угодно. Ну, кроме любовных любовей.

— Ага, — Ева тоже вылезла, но осталась стоять на месте. — Даешь мамкиных бунтарей массовому читателю.

Он рассмеялся, хорошо так, по-доброму, как будто примерил реплику к недовольному герою, та не подошла, зато смотрелась на загляденье комично. Шага, однако, не сбавил, направляясь к дальней стойке с высокой тумбой, где как раз могли находиться обещанные электронные читалки.

— Ну, не бунтарь, скорее рок-н-рольщик, причем не мамкин, а папкин… Упс… Спойлеры! — и еще больше зашелся смехом.

Н-да… Хорошенькие книжки пишет этот трагедь-мейкер — вон как читателя штырит!

Она подавила вздох и завертела головой по сторонам, в надежде найти чего-нибудь интересного в этой строго упорядоченной системе. Но нет, ничего, только в дальних рядах научного отдела горело что-то еще помимо привычных стрелок и огоньков, но все таким же цветом. Скорее всего, просто один из мониторов работал: либо еще один посетитель, либо подключились удаленно. И все равно ей захотелось сходить посмотреть, пусть далеко — пешком ходить полезно, по крайней мере, так говорят.

— Тебе всего качать? Или только ветку со всюду проникающим героем?

Хм… Молодец какой рок-н-рольщик-то! Одним миром не ограничился.

— Ветку давай, — одобрила Ева, пусть и сомневалась, что вообще возьмется его читать.

— А ты к музыке как относишься?

Никак не относилась. Музыка существовала где-то там, Ева где-то здесь. Музыка ее не волновала, как и живопись, как и кинематограф, как и многое другое, что следовало чувствовать, для чего требовалась душа. Ей нравились числа — этим на душу было плевать, эти довольствовались разумом, потому с ними так легко вышло поладить.

— Отлично, — соврала она, радуясь, что Адам не оборачивается, чтобы уличить. — А что?

— Да тут подборка есть. О! Кстати, раз уж к музыке хорошо, попробуй почитать Александра Туркевича. Здесь три его книги, выбери первой «В тени» — она как раз про отношеньки. Не совсем такие, как в лырах, но тебе должно зайти.

Не съязвить на подобное было бы преступлением.

— И чего это ты делал в мире про отношеньки?

— Что? — Он снова рассмеялся, но не потому, что пытался так скрыть смущение. Его и впрямь рассмешила ее реплика. — Я туда не ходил. Этого автора, можно сказать, рикошетом выцепил, благодаря музыке. Вот Хельга Воджик сама рисует, а Александр Туркевич сам поет, причем не только песни к своим книгам — трагедь-мейкеру тоже досталось, так и нашел.

Какой привязчивый писатель! И чего только по имени не называют? А то, может, его-то она и читала в день своей смерти? Стоп! А что, если Адам ее нашел только потому, что Ева читала этого создателя трагедий? Какой же он гад!

— Вот скажи мне, мой мальчик, чем тебе так приглянулся этот писака?

Он замер на краткий миг, на крохотную секунду, но она заметила. И Адам под ее пристальным взглядом снова пожал плечами.

«В корсет его?» — предложил «голос разума».

— Да там просто больше всего оск… основных сюжетов использовано. Их, конечно, всего тридцать шесть выделяют, но обычно на одного автора куда меньшее количество приходится.

Ага-ага. А этот такой молодец, что взял и все написал. Как только рука не отсохла? Еще эта оговорочка вначале. «Оск» — чего? Чего там у этого трагедь-мейкера в наличие? Ну кроме стекла и несчастных героев?

Осколков.

— Каких, однако, шарящих за литературу велосипедистов породила хараппская цивилизация…

— Что? — Адам усмехнулся. Напряженность из его голоса мигом улетучилась, как будто сумел пройти по тонкой нитке над пропастью. — Нет, я так. Просто всегда любил читать. Филологом жена была — от нее нахватался.

И ведь не дрогнул, когда упомянул. Змей, получается, зря вчера переживал? Или потому спокоен, что Змей подсуетился?

— А как ее звали?

— Ева.

Ну вот. Дрожать не дрожал, а остановить остановил.

— Ладно, — разрешила она, — забудь, — и отвернулась к светящемуся синим монитору вдалеке.

— Нет, ты не поняла, — в голосе сквозила улыбка. — Ее звали Евой. Такое вот совпадение.

Угу, бывают, внученька, и просто сны. Но внутри ничего не отозвалось, потому решила поверить.

— А тебя как звали?

— Сэм. Тебе просто читалку взять или планшет, чтобы побольше функций было?

— Планшет. Посмотрим, чего у вас тут с графическими интерфейсами.

Сэм его звали в прошлой жизни. Сэм. Сэмми. Сэмюель. Самаэль… Хм… Чего там бабушка про него говорила? Или не говорила? А кто говорил? Впору призывай их местную ИИ Шемеш, заодно про старлетку спросит. Как ее только позвать? Потому что сама Ева, похоже, не сообразит, что не так с этим именем.

Лилит.

Ну точно! Точно же! От избытка чувств она аж кулачком по «гольфкару» стукнула.

Адам, услышав шум, обернулся с планшетом в руках.

— Вам для полного квартета Лилит не хватало! — выпалила Ева, боясь забыть только что придуманную шутку, и растянула рот в насквозь фальшивой улыбке.

Он вздрогнул. Пальцы его разжались, но треска не послышалось, только приглушенный удар пластика о пластик.

— Что? — голос совсем бесцветный, а вот взгляд… снова этот царапающий по живому взгляд, так больно и глубоко — можно истечь кровью на месте.

— Ну как же, — продолжила лыбиться она, взмахнула руками, как будто это могло помочь объяснить. — Ты Адам, но ты и Сэм. Жена твоя — Ева. Кого не хватало? Правильно! Лилит!

Очень не хватало.

Наверное, про его незнание библейского мифа стоило вспомнить и раньше, но оно никак не оправдывало этого взгляда и дрожащих рук, как тогда во время поездки в город.

Очень.

— Нахрен, — не сказала — выдохнула, потянулась к запульсировавшим болью вискам, зажмурилась и…

…исчезла, но быстро испугалась собственной бестелесности, распахнула глаза и со всей дури налетела на одну из стоек. Свалившись на пол, заорала от боли. Каталась и вопила, вопила и каталась. Казалось, агония будет бесконечной, но постепенно схлынула, давая возможность порадоваться, что вокруг все та же библиотека Змея и никакого антрацита.

«А где пацан?» — всполошился «голос разума».

Адама нигде не было. Да и раздел оказался не тем, куда они приехали. Местные стойки располагались не так плотно друг к другу, и рядом с каждой имелся свой собственный монитор и голограмма, изображающая существо, про которого сюда сохраняли собранную по мирам информацию. На той, рядом с которой приземлилась Ева, парила миниатюрная девочка-подросток с задранными вверх белоснежными волосами. Одежда отсутствовала, но она и не требовалась — в плотном, как броня, теле девочки не имелось ничего, что потребовалось бы скрыть при самых строгих нормах морали. Ее как будто вылепили из снега или очень плотно сжали ледяной воздушный поток, оттого и парила, оттого и сияла. Особенно глаза, такие же, как у Адама, цвета ноябрьского неба, но в отличие от мальчишки, ей они чрезвычайно шли. Девчонка великолепна, пусть и монстр. Да, именно монстр — вон какие зубки. Клыкастенькая. И коготочки на месте, похожие на льдинки. Острые, наверное, и те и другие, но Еву девочка почему-то совсем не пугала, наоборот, хотелось к ней прикоснуться.

Но стоило протянуть руку, как висевший рядом монитор ожил, и на нем отобразилась прекрасная женщина с золотыми волосами.

— Шапаш приветствует вас! — поздоровалась златовласка и замерла в ожидании.

Ева нехотя представилась, надеясь, что ИИ поможет ей выбраться отсюда.

— Ева! — обрадовалась Шемеш. — Это прекрасное имя у многих народов обозначает…

— Стоять-бояться! Не надо значение. Вон лучше про нее расскажи, — она указала на голограмму девочки-монстра.

— Лиль — женская особь элементалей воздуха. Мужская зовется лилу и имеет черный цвет. Изначально обитатели междомирья, но после неудачных экспериментов бессмертных Цийона были призваны в тот мир и обрели плоть. Обновленные существа получились хищными и ядовитыми. Питались магией, кровью и жизненной энергией, в основном выбирая своими жертвами волшебных зверей, но иногда нападали и на детей бессмертных. Так как лиль любили дневать в кронах священных деревьев, то нападений на бессмертных становилось все больше, и каждое такое было смертельным, даже если душу съедать не успевали. Яд разрушал не только тело. Элохим и совет богов приняли решение бороться с вредителями, попутно ища противоядие. Лечение нашлось скоро, но оно спасало только душу, что отправлялась в круг перерождений, становясь в новом цикле обычным смертным созданием без капли магии. Также в ходе войны с лиль страдали священные деревья — их часто сжигали, потому как иначе избавиться от выводка детенышей лиль было невозможно.

— Детенышей? — ужаснулась Ева, но ИИ поняла ее по-своему.

— Раз в оборот планеты лиль и выбранный ею лилу вступали в союз, после чего через три месяца у них рождалось до пяти детей. Ритуал сложный, во время него происходит частичный обмен душами между лиль и лилу, что предполагает их разумность.

— Обмен душами?

— После обретения плоти суть лиль разделилась на тело и душу, как у людей и бессмертных.

— Нет, не об этом. Как они могли меняться душами?

— Частями душ, — уточнил кто-то из-за спины и положил руку ей на плечо, отчего она вскрикнула. — Не ори! — Адам поморщился, но руку так и не убрал, такой спокойный и сосредоточенный, не то что недавно.

Ева сглотнула.

— Я не… Я не знаю, что сделала, и как так получилось.

— Телепортировалась, — он пожал плечами.

— Перестань уже так делать! И в смысле «телепортировалась»? Я не…

— Ты — бессмертная с огромным магическим потенциалом. Ты можешь телепортироваться, отращивать ядовитые когти и много чего еще. Только тебе пока рано всем этим пользоваться.

— Ладно, — согласилась она и посмотрела на поблескивающий на руках антрацит, перевела взгляд на Адама.

— У меня иммунитет. Но если хочешь проверить, давай в этот раз не по лицу. Вот, — он протянул тыльную сторону ладони.

— Нет. Не надо. Не хочу проверять.

— Пошли тогда отсюда.

И, прежде чем ее потянули прочь от стойки, Ева вывернулась и отошла в сторону.

— Я недослушала.

— Про лиль? — Она кивнула. Он вздохнул. — Их истребили. Все. Пошли.

— Нет.

Новый вздох. Потер переносицу. Терпение его должно было кончиться еще на шутке про квартет. Не может же у него быть бездонная чаша, как у Змея. Маленький пока, не отрастил — чашечка там, если не плошка вообще. Но она зачем-то упрямо качнула головой и повторила:

— Нет.

— Будешь слушать про закарпатских ведьм, возле которых стоишь?

Ева вздрогнула и медленно обернулась. Голограмма на стойке рядом ожила, подавшись вперед. Ею оказалась черноволосая женщина за тридцать в красной широкой юбке в пол, белой рубахе и платке, повязанном на манер банданы. Обычное лицо, нормальный нос, никаких бородавок, немного морщинок в уголках глаз. Она не была страшной, но почему-то пугала.

— Шапшу, — приказал Адам, — закарпатские ведьмы. Краткий ликбез.

— Конечно, мистер Илу. Закарпатские ведьмы — женщины из монгольской ветки миров, обладающие слабой магической силой. В основном они занимаются зельевареньем, лечением простых заболеваний и поиском пропавших вещей. Но есть и те из них, кто перешел на темную сторону. Эти насылают порчу, сглаз, бессонницу, варят яды, доят чужих коров и причиняют прочие неприятности. Самые сильные создают вампиров. Для этого они выбирают свежего мертвеца, умершего не своей смертью, ловят неприкаянного призрака, на созданную из собственной души нитку пришивают ее к мертвому телу, после чего поят пробудившегося кадавра теплой кровью и получают вампира.

Голограмма мигнула, меняя картинку, но Ева вовремя закрыла глаза. Закрыть-то закрыла, и все равно увидела бледного лысого мужчину с красными глазами. Почувствовала вонь от его ветхого черного камзола. Услышала скрип стершихся каблуков по прогнившим доскам деревянных полов. Он ее искал, но найти не мог, потому что она зажмурилась и стояла, боясь дышать. Всего одно неверное движение, всхлип, вздох, вздрагивание, и схватит, вырвет кусок с горла и будет пить, пить, пить…

Чьи-то руки нашли ее, схватили, прижали к себе, и она истошно заорала, подав тем самым вампиру знак. Но добраться тот не успел — загорелся и быстро истлел, а за ним и комната хибары, где вампир прятался от дневного света. Картинка пошла трещинами и вскоре распалась, вернув обратно библиотеку Змея, похожую на серверную. И прямо перед глазами Евы оказался пиджак Адама, бывшего, как обычно, застегнутым на все пуговички. Старый добрый, надежный Адам…

Она замолчала и отстранилась, шмыгая носом.

— Все-все, — мальчишка продолжил успокаивающе поглаживать ее по спине. — Его больше нет. А раз его нет, то и найти тебя он не сможет.

— Ты, — догадалась она, хоть и не сформулировала до конца обвинение.

— Я не специально, — попытался оправдаться Адам.

Специально.

— Не хотел напугать…

Хотел. Просто не так сильно.

— Прости…

— Пусти! — уперлась ладонями ему в грудь, попыталась оттолкнуть, не отпустил, только соскользнул со спины на плечи.

И снова это имя, которое она никак не могла расслышать.

Лилит.

— Пусти! — зашипела одновременно с «голосом разума».

— Ева…

Он всегда ее обижал.

— Ты всегда меня ненавидел! — заорала она и ударила, вместо его объятий вышибая себя из тела.

Мальчик был совсем маленьким — года четыре, не больше. Черные волосы, курносый нос, сощуренные серые глаза и дрожащий от гнева рот. Адам. Сжатые на уровне груди кулачки. Защитная поза.

В метре от него девочка. Ровесница. Или немногим младше. Пшеничного цвета волосы, хлюпающий носик, поджатые губы, полные обиды и слез синие глаза. Она сама. И сжавшееся от одиночества сердце.

— Убирайся, — прошипел на нее мальчик, а потом вдруг заорал: — Убирайся! Ты никому здесь не нужна! Убирайся, Лилит!

И, прежде чем исчезнуть и раствориться в антрацитовом космосе, Ева увидела, как к мальчику подошел Змей и отвесил пощечину. Заслуженную, а потому показавшуюся больнее, чем на самом деле.

Антрацита не случилось. Ева очнулась на полу библиотеки. Под задранной толстовки с футболкой — ладонь Адама под левой грудью с упершимся в солнечное сплетение большим пальцем. Настоящая тревога во взгляде, которого у него никогда не должно было быть. Откуда такие у него? Почему? Ведь на самом-то деле они серые.

— Прости, что сразу не поверил тебе, Адам, — раздался откуда-то справа тихий голос Змея.

Ева, словно их застукали за чем-то неприличным, дернулась, приподнялась на локтях и стала отползать. Он не стал останавливать, только смотрел с тоской и молчал. Даже не предупредил, что впереди стойка, о которую она ударилась головой и, вскрикнув, зажмурилась. Сверху что-то свалилось. Раздался глухой удар и треск. Ева открыла глаза и успела увидеть, как голограмма с лиль пошла рябью, загорелась ярче, погасла, снова вспыхнула, чтобы через секунду исчезнуть уже навсегда.

«Их истребили» — напомнил «голос разума».

Она потянула руку к подставке, непонятно на что надеясь, но та пошла искрами и была отброшена чьей-то силой. Змей. Ева подняла голову, снова столкнулась с зачем-то синими глазами Адама и разревелась.

Как по покойнику.