Он проснулся в той же самой палате, где и в первый раз, когда отец нашел его и вернул в настоящее тело. Тогда Адам не обрадовался такому спасению, как и имени, которое ему совершенно не шло. Очень долго пытался сбежать, с упорством мухи, бьющейся о стекло, всякий раз упираясь в еще невидимый щит. Еще дольше игнорировал странного мужика, пытающегося играть роль давно утраченного родителя. А потом такая тоска накатила, что он решил предпринять иную попытку к бегству…
Много их затем было, так много, что любой соглядатай психанул бы, но не Эль. Этот терпеливо объяснял про души, реинкарнации, вновь возродившуюся бывшую жену и лишь частичную вину Адама за случившееся, а когда не помогло, просто отвел его в тот мир, где она теперь жила, переродившаяся в чудную девчушку, совершенно непохожую на нее прежнюю. Только он отчего-то сразу понял, что это она. С того момента Адам принял навязанное имя и стал послушным, впитывая знания, которыми с ним делился седовласый надзиратель. Ему удалось заслужить доверие Эля, и тот начал учить и магии тоже, дававшейся на удивление легко. Вскоре Адама стали выпускать за пределы особняка с небольшими поручениями, и до поры до времени он возвращался, всегда умудряясь улучить момент, чтобы навестить бывшую жену.
Ей в новом теле тогда исполнилось восемнадцать, и вокруг увивались толпы поклонников. Нет, не ревновал, отчего-то это действительно было правдой, и он лишь желал убедиться, что с ней все будет в порядке. Ему очень хотелось поверить, будто дело не только в праздном любопытстве, будто он и впрямь сможет помочь, искупив тем самым хотя бы часть содеянного в прошлой жизни. И однажды оно и впрямь вышло все именно так. Она возвращалась домой со студенческой вечеринки, успев во время нее отшить несколько претендентов даже не на сердце — на случайный секс под алкоголем, и одному из них это чрезвычайно не понравилось. Он преследовал ее почти до самого дома, решив напасть, когда девушке вздумалось срезать путь через соседский сад. Она не поняла, как близко в ту ночь была к гибели. Зато Адам осознал, что уйти уже не сможет.
Пару десятилетий он прожил незримым хранителем сначала ее самой, потом всего семейства. Конечно, до того, как бывшая им обзавелась, Адам как-то нацепил личину, скрывавшую возраст тела, и сходил с ней на пару свиданий, но на последнем намеренно повел себя ужасно, дабы она сама захотела с ним порвать. Просто понял тогда, что может остаться, прожить украденную псевдодоктором жизнь, которую тот почему-то не стал обрывать сразу, когда сбил Адама на светофоре. А еще понял, насколько фальшивой та получилась бы. Он не мог так поступить с женщиной, чью жизнь однажды погубил, пусть и не чувствовал к ней былой любви, только долг и желание очиститься от свершенного по чужой воле. И время, проведенное в тени, дало ему шанс искупить все грехи сполна, позволив спасти человека, с которым бывшая жена связала себя узами брака в этом воплощении. Дальше стоило удалиться совсем, не давая искушению следовать за ней из реинкарнации в реинкарнацию — велик был шанс испортить чужую жизнь, возведя в непогрешимый абсолют собственный выбор.
Эль не пытался его разыскать, но не стал прогонять, стоило Адаму объявиться на пороге особняка. Он продолжил обучать блудного сына, почти не мучая того поручениями. И можно было расслабиться, раз ничего больше не терзало совесть, только что-то не давало покоя, тревожило не запоминающимися снами по ночам, мерещилось в полуденных тенях. Как будто не до конца изжил он из себя грехи прошлого, как будто хотел себе такой же легкости, что была у бывшей жены в ее новом воплощении.
Очередной «побег» не заставил себя ждать, снова оказавшись неудачным.
— Почему ты просто не отпустишь меня? — спросил он Эля, дежурившего у его постели.
— Потому что ни один родитель не пожелает своему ребенку подобного исхода?
— Я все равно уйду… Так или иначе…
Он долгое время молчал, словно нечем было возразить, хуже того — на самом деле устал нянчиться с Адамом, оттого и не искал, оттого и не пытался вернуть. Но стоило окончательно разочароваться и немного расстроиться, как тот выдал:
— Как насчет обещания больше не останавливать, но при условии, что ты согласишься вспомнить, кем был до момента, когда родился Сэмом?
Адам никогда не задумывался над этим и не собирался соглашаться, только кошмары, терзавшие после аварии, вернулись, заставляя принять очевидное — их спровоцировал совсем не псевдодоктор. И ему захотелось узнать, что же являлось истиной причиной. И обретенная память дала ей имя.
Лилит.
Первым порывом было броситься за ней, но даже в междумирье не осталось ни следа от осколков, на которые оказалась разбита ее душа, а через мириады миров можно продираться до бесконечности, только не получить желаемого. Тогда он решил для начала разобраться: как получилось, что слово на нее так повлияло? Сам Адам плохо владел им, жаль, Эль не соглашался обучать данному мастерству, мотивируя тем, что сперва нужно освоить другие магические дисциплины. Вроде бы не отказывал совсем, но времени могло отнять почти как прямой поиск по мирам. Жаль, другого варианта все равно не придумалось.
И он начал учиться у отца всему, что тот мог ему предложить. После возвращения памяти выходило куда проще, чем раньше, ведь Адам знал теперь не только азы, но масштабы необходимого из-за этого почти не изменились. А желание поскорее разыскать Лилит жгло изнутри, доводя до отчаяния, потому что поиски все еще не были начаты. И однажды, когда отчаяние достигло своего пика, ему показалось, что оно ненастоящее, что это Эль подстроил все, лишь бы не отпускать. Почему нет? Отец и не такое мог провернуть. И вообще, существовали ли она в действительности?
Его Лилит.
Так пришла идея покопаться в собственной памяти, разобрав воспоминания на истинные и ложные. К своему удивлению Адам обнаружил, что ему ничего не внушали. И к своему стыду как часто он вел себя хуже некуда по отношению к несчастной девчонке, которая ему вроде бы всегда нравилась. Зато обнаружил — слово не разбивало ее душу, когда он впервые то применил к Лили. Повторно ощутил пощечину, что отвесил ему отец, подумал, что тот вполне мог наложить какой-нибудь запрет, чтобы Адам не разбрасывался опасной магией. Нет, он не бросился к Элю с расспросами, решив еще раз прошерстить собственную голову, в этот раз на моменты, когда был свидетелем использования слова.
Память дала больше, чем он рассчитывал. Например, знания, которыми отец отказывался делиться. Но они же разожгли огонь ярости, с которой Адам не сумел справиться. Или не захотел. Да и как можно было не злиться после осознания, отчего душа Лилит разбилась в первый раз, и почему собрать ее оказалось куда проще, чем сейчас.
В бешенстве он влетел в лабораторию, чистой силой раскидав стражей, ею же отбросив Эля прямо к священному древу, не забыв добавить крепкое словцо, чтобы чересчур заботливый родитель не контратаковал.
— Ты заставил ее?!
— О чем ты? — отец попытался сделать вид, что не понимает, о чем речь.
— Ты заставил ее! Заставил Лилит вернуться за мной, когда она сбежала от суки Ашеры! Заставил словом! Не отрицай!
— А, ты об этом, — губы Эля растянулись в ядовитой улыбке. — Да, заставил. Для меня, в первую очередь, важна твоя жизнь, и только потом все остальное. И потом, во второй раз, когда тебе понадобилась помощь, оно ведь снова сработало как надо.
— Сними!
— Теперь-то зачем?
— Сними!
— Раз ты настаиваешь… Я отменяю свою просьбу к Лилит.
Другой бы на месте Адама в этот момент выдохнул и отступил, потому что силы были на исходе. Но он собрал остатки и выдал еще один приказ:
— Никогда не смей больше применять к ней слово!
Это было глупо, ведь сразу после сказанного Адам упал, а следом сверху прилетело заклинание от Эля, размазывая уставшее тело по мраморному полу. И самое обидное, что Лили он совсем не помог, если подумать, вполне вероятно, наоборот, навредил. От осознания такого исхода захотелось сдохнуть, только расплата отчего-то запаздывала. Сначала Эль стоял над ним и задумчиво рассматривал, а потом вдруг рассмеялся. И когда недоумение на лице Адама проступило сквозь гримасу боли, отец сжалился и, убрав заклинание, пояснил:
— Теперь я вижу, что ты готов обучаться. Как только силы вернутся, приходи в лабораторию — я научу тебя настоящему владению словом.
Он не обманул. И через пару дней Адам по его подсказке бросил в миры зов, на который откликнулось множество творцов, каким-либо образом столкнувшихся с осколками. Так началась кропотливая работа по сбору, растянувшаяся почти на сотню лет, зато принесшая долгожданный результат. Только последний, являющийся ядром души Лилит, никак не хотел находиться, даже при наличии координат мира, где тот выпал. Даже при наличии названия города, даже при личном посещении оного.
Адам пробыл там несколько месяцев, но так и не засек ни одной аномалии, по которым обычно выявлял осколки. И впору было принять за таковой девчонку, с которой он постоянно сталкивался в общественном транспорте, идущем из спального района, где Адам снимал квартиру, в центр. Вроде бы и не сказочная красавица, скорее простоватая, хоть и симпатичная, немножко блеклая, а глаз все равно цеплялся, и постоянно сбоила личина, из-за чего пришлось оставить настоящий возраст тела, добавив цветные линзы, чтобы скрыть слишком яркий цвет глаз. Он даже начал тешить себя рассуждениями, что если нужный осколок находится в этой девушке? Проследить за ней до самого дома, проверить семью и ее историю не составило труда, только результат получился противоположный ожидаемому — самые обычные люди, в жизни которых все шло настолько обыденно, что даже обидно. И, наверное, не случись в прошлом истории с женой, совесть поддалась бы уговорам задержаться немного и понаблюдать, самую малость — месяц-другой, ну, год максимум… Но Адам больше не мог позволить себе такую роскошь, такую слабость — быть обычным человеком. Он и так почти сотню лет потратил на сбор осколков!
Последнее прекрасно объясняло банальной усталостью то, почему же взгляд зацепился за случайную попутчицу. Оттого уйти из конкретного мира, несмотря на ненайденный осколок, показалось единственным верным решением, по крайней мере, тогда. В последний раз он проехался в троллейбусе с цепляющей взгляд девчонкой и, не удержавшись, обернулся в раскрытых дверях, чтобы прямо из них шагнуть в арку портала и оказаться в особняке отца. Радости от возвращения не случилось, как и из-за отсутствия расспросов про осколок, зато случился первый приступ, похожий на те, что мучили его после того, как сбила машина, только куда болезненнее.
Адам очнулся в медблоке. Эль сидел рядом и смотрел в стену, но стоило открыть глаза, как он сказал:
— Я хочу открыть выход в новый мир. Там почти не работает магия и очень сильно развиты технологии. Любопытно, могу ли я соединить их со своими. Ты не против?
— Не против, — поморщившись от отвращения и боли, ответил Адам.
— Чудненько, — отец ободряюще похлопал его по плечу. — Уверен, этот мир станет твоим любимым. Нет, не потому, что наши симпатии должны совпадать. Они не всегда определяются душами, скорее пройденным путем. Мне с моим одно время нравился мир некромантов… Но там я был еще до возвращения на Цийон. Впрочем, даже то путешествие по итогу вышло полезным. Спросишь, чем? Кривишься, но зачту вопрос заочно. Так вот, там я узнал, что когда душа занимает чужое недавно умершее тело, то может использовать его как родную оболочку — не отличить от живого. Иногда такие кадавры проживали целые жизни, какие были бы отведены занятым телам… И знаешь, что?
— Что? — в этот раз Адам кривился только от боли.
— Тебе нужно бросить новый зов, на конкретным мир, можно даже на конкретный город или страну — как получится. Только в этот раз сделай так, чтобы откликнулся не творец. Примани осколок. А вот как именно не спрашивай… Рад бы помочь больше, но, увы, не знаю как. Хуже того — боюсь все испортить.
Большего не требовалось, он и такой подсказке был неимоверно благодарен, потому не стал спорить, когда Эль решил продержать его в медблоке неделю. Ничего, это время прекрасно подошло, чтобы как следует обдумать свои следующие шаги. Тогда-то и вспомнил, что помимо ненайденного осколка имелось еще четыре: они застряли в нем, когда душа Лилит распалась впервые, но один из него вырвал Люцифер, которого теперь тоже стоило поискать. Поэтому можно было не торопиться с возвращением в последний мир, а просто к первому зову добавить фиксацию на отзыв носителя осколка, причем бывшего наставника оно теперь тоже могло задеть. Впрочем, сидеть и ждать оклика Адам не собирался — в этот раз он решил как следует подготовиться, чтобы не вышло, как тогда во время поединка.
Годы до отклика он провел в тренировках, научившись не только владеть словом на уровне Эля, но другим видами магии тоже. Стал сильнее и умнее, а главное, сдержаннее. И все это разбилось вдребезги, когда портал привел к дверям той самой квартиры, где жила теперь уже порядком постаревшая попутчица. Осколок все это время был в ней, и это не показалось ему хоть сколько-нибудь смешным. Знакомая злость, заставившая толкнуть когда-то давно бывшую жену, вновь подняла голову, и если руки в этот раз он держал в узде, то умение управлять чужими эмоциями словно взбесилось, генерируя ужас в масштабах, способного перепугать стаю диких тигров. Стоит ли говорить о предсказуемости результата, когда речь шла о не самой физически здоровой женщине? Тело умерло во второй раз, и Адам изрезал руки до крови, пытаясь остановить метнувшийся в следующую жизнь осколок. Едва поймал и еще долго заговаривал тот успокоиться, в глубине души смиряясь с мыслью, что ничего у него не выйдет с идеей собрать Лилит воедино.
Эль долго не хотел отдавать тело, мотивируя, что разбитая душа будет пытаться разлететься. Они проспорили больше месяца, пока в один прекрасный день Адам просто не выкрал то и не вселил в него последний осколок. Осколок, хранивший на себе его кровь, а с ней и проклятие псевдодоктора или, быть может, недавней смерти, потому он пытался тело убить, чтобы хоть в этот раз сбежать окончательно, и пришлось возвращаться к отцу и виниться во всем, лишь бы тот спас Лилит. Отец спас, теми самыми технологиями из мира без магии, но прежде поставил три условия, на которые Адам заранее согласился. Первое: Адам даст клятву, что никогда больше не применит к Лилит слово. Второе: Адам не станет собирать в нее остальные осколки, пока Эль не позволит. Третье: собранная воедино Лилит сама решит, вспоминать ли ей, что было в прошлых жизнях.
Последнее оказалось самым тяжелым, ведь Адаму хотелось вернуть ту хрупкую беззащитную девушку, в которую когда-то влюбился, а получил невыносимую девицу, которую руки чесались прибить. Но стоило сказать себе, что оно того не стоило, позволить разочарованию захватить сознание, как ее неполноценная душа тут же попыталась сбежать. Этого хватило, чтобы привести в чувства. Все его эмоции ничто по сравнению с тем, что он действительно должен сделать. Она намеренно пытается вывести его из себя? Так первый начал, можно сказать, в первый день их знакомства! Она возненавидит его после того, как все закончится? Ну так заслужил! Он, бездна в свидетели, дважды ее убил! Или трижды, если считать последний раз. Не поблагодарит? Он, серьезно, собирался спасти Лилит ради того, чтобы та потом до конца вечности не переставала на него молиться? А не много ли чести? Не нужно ему ничего этого, ничего, лишь бы она больше не исчезала, никогда не исчезала…
Стоило это осознать, как дело пошло на лад. И в какой-то момент он даже подумал, что конкретно для него все закончится хорошо, что его поймут или хотя бы простят. Но сегодня, проснувшись в одиночестве в надоевшей до чертиков палате, увидел, что надеялся зря. Вернее, получил то, что так долго требовал. Делал вид, что требует, отчаянно переигрывая и местами доводя до абсурда, а они зачем-то поверили. Эль его отпустил. Ни сам проверить не пришел, ни соглядатаев в виде андроидов не приставил. И Лилит, получив свободу, решила его оставить. Ну, в ее-то случае точно заслужил. Особенно потому, что были мысли применить слово, лишь бы она не уходила — клятва останавливала. Так может, раз ничто не держит, сделать то, что давно собирался?
«Вот ты нытик!» — возмутился кто-то, заставляя вздрогнуть от неожиданности.
Адам приподнялся на локтях и внимательно осмотрел палату, но никого не увидел.
«Ну серьезно. Просить „отпустить“ это ж прям расписаться в желании получить как можно больше внимания. Тут даже доморощенный психолог допрет, а уж старый интриган типа Змея и подавно! Спорим, сидит где-нить смотрит в монитор и угорает под пивасик?»
Голос шел как будто из головы, заставляя подумать: а не плод ли больной фантазии недавняя стычка с Люцифером и спасение Лилит от него?
«Вот, — продолжил голос как ни в чем не бывало, — а на девоньку нашу зря наговариваешь. Она тебя, дурака такого, спасла, между прочим, пока ты очень не героически кровью истекал. Силой поделилась! А ее немало собралось, в последнем-то отпрыске лилей!»
— Поделилась силой? — зачем-то переспросил Адам.
На него, наоборот, вдруг накатила слабость, из-за которой проверить магические способности было проблематично.
«А ты думал у тебя кольца на ноге для красоты, что ли?»
— Кольца?
«Переспрашивать не надоело?»
Нет, не надоело, но вслух отвечать не стал. Он и так сейчас выглядел нелепо, разговаривая с голосом у себя в голове. Вот тоже забава, Люцифер ему мечом бок проткнул, а поехала почему-то кукуха. И непонятно, как там оно с силой, лексикона от Лилит точно понабрался. Ну, или из ее мира, где провел времени побольше обычного. Нецензурное слово, слетевшее с губ, стоило сесть и попытаться свесить ноги с кровати, сто процентов оттуда. Емкое потому что — вся боль, пронзившая в тот момент виски, в него уместилась. Но комната все равно плыла, намекая, что лучше бы обратно лечь вместо того, чтобы тянуться рукой и взглядом к лодыжке, где чернели две черных полосы. Стоит ли удивляться, что из-за этого он свалился на пол?
Одновременно с этим открылась дверь, и до боли знакомый голос вскрикнул:
— Адам! — Лилит бросилась к нему, по пути кинув что-то на прикроватную тумбочку, подхватила под локоть, попыталась поднять. — Ты зачем?
— Кольца хотел рассмотреть, — признался он, а она почему-то выпустила его руку, но хотя бы не ушла. — Ты чего? — спросил, обернувшись к ней, и заметил проступивший на лице румянец.
— А чего ты умирать тогда удумал? Мог бы Люцифера словом уложить, как нефиг делать!
«Потому как мало того, что нытик, так еще и тупенький!» — ответил за Адама голос у него в голове, и с ним одновременно захотелось и согласиться, и поспорить.
— Да заткнись ты! — цыкнула на него Лилит.
— Ты его слышишь? — удивился Адам. — Ну…
— Слышу, — она вздохнула и бросила задумчивый взгляд на дверь.
— Не уходи, — руки сами вцепились в ее запястье. — Я… я без претензий, ты не подумай. Я просто…
— Пришибленный, вижу. Надо сходить андроида позвать — я тебя не подниму.
— Не надо. Я сам встану.
Пообещать оказалось куда проще, чем сделать, но, в конце концов, он с помощью Лилит вернулся обратно в кровать, радуясь, что почти не трясло при этом. Ну, хотя бы едких комментариев от голоса не случилось, и то ладно. Они и сами теперь молчали, и неловкая эта тишина требовала хоть каких-нибудь слов — любая чушь сгодилась бы, но Адам решил сказать правду.
— Я не мог использовать слово на Люцифере. Работа с осколками очень много энергии сжирает, а я в тот день и так тебя, считай, заново собрал. Ну и… Прости, что подверг тебя такой опасности, но кто знает, случился бы потом еще шанс собрать все их… Ну…
Лилит не ответила, а когда он к ней обернулся, пытаясь поймать взгляд, поморщилась. В тот же момент виски и раненый бок пронзила нестерпимая боль, заставляя стиснуть зубы, чтобы не заорать. И все же он успел ухватить ее за руку, когда она подорвалась, чтобы бежать за помощью.
— Не надо, — прохрипел Адам.
— А когда надо будет? Когда кровавая пена изо рта пойдет? Или и тогда не надо будет? Или ты со всего этого мазохистский кайф ловишь, а я просто не догоняю?
— Нет, — протянул он и шумно выдохнул, заставляя себя снова сказать правду: — Просто не хочу, чтобы ты уходила.
— Почему?
«Ох уж эти вопросы с очевидными на них ответами!» — хихикнул «голос» и поспешил затеряться среди фоновых звуков, чтобы снова не получить от Лилит.
— Почему? — игнорируя замечание, повторила она.
— Потому что ты не вернешься…
Воздуха, набранного ею в легкие, хватало на риторический: «Ты дурак?» Но она подавила вздох и, кивнув на прикроватную тумбочку, сказала:
— Я сюда с книжкой приперлась, так что хотя бы за ней зайти придется.
Он и впрямь был дурак, каких еще поискать, и моменты портил куда чаще Лилит, что сейчас, что тогда с несостоявшимся поцелуем. Решил, так будет нечестно по отношению к ней, неправильно. А она обиделась, накрутила у себя в голове бездна знает что, в лаборатории устроила вон чего, и душа потом разлетелась и щит спалила, и далее по списку. И ведь хотелось поцеловать-то. И сейчас тоже хочется, жаль, сил только нет, так что самое время развернуть голову к тумбочке.
Книга, лежавшая там, оказалась той самой, на которую откликнулся последний осколок — «Творцы», первый том трилогии «Демон Максвелла» за авторством Талани Кросс и Робина Штенье.
— Ты разве ее не прочитала еще? — искренне удивился Адам и обернулся обратно к Лилит.
— Нет… Начала, но… Она страшная!
— В смысле?
— Там маньяк!..
Каким-то чудом получилось не заржать, потому что после этого она бы точно ушла, предварительно треснув его по голове искомым томиком, а тот тяжелый — все-таки подарочное издание: иллюстрации, хорошая бумага, обложка… И ведь было же еще сбоящее из-за разбитой души воображение, играющее злые шутки с реальностью. Сейчас-то, конечно, монстров так не призвать, но память…
— Вот, — он протянул ей руку, предлагая за нее уцепиться, — «заземляйся». Так нестрашно будет.
Уговаривать не пришлось, и Лилит сразу же схватилась за него, хоть и не преминула уточнить:
— Там их три, и последняя еще толще.
— На самом деле шесть плюс одна.
— Во-от. И там еще всюду проникающий герой. И другие… Их там очень много!
— Угу. И я прослежу, чтобы он еще всякого понаписал.
Улыбка, озарившая ее лицо, была ярче солнца, всходящего за мнимой стеной палаты. Она согрела и прогнала остатки боли.
— Обещаешь?
— Да, — сказал Адам и улыбнулся в ответ. — Обещаю.