Новое тело было так же подвержено старой недоброй апатии, как и прежнее, только куда проще транспортировалось сначала из библиотеки в особняк, затем в медблок, а может, и еще куда — палата показалась другой. Ева, конечно, могла ошибаться, ведь не перестающие литься слезы застилали вид, превращая все и всех в размытые силуэты. Кто там? Адам или андроид? Какая разница. Игла, вошедшая под кожу — лечат или калечат? Да пусть делают что хотят…
Змей присел на край кровати, погладил ее по голове.
— Все будет хорошо, милая, — пообещал он, погружая Еву в сон. — Я разрешил Адаму склеить собранные осколки. Теперь все будет хорошо…
Она очнулась на длинном железном столе, одетая в привычную больничную пижаму, задранную до груди, оставляя открытым живот и солнечное сплетение. Холодно не было. Сверху на расстоянии вытянутой руки или чуть выше на нее строго взирала круглая лампа с множеством сияющих глаз, словно древнее божество, ослепляя не хуже солнца. Пришлось отвернуться… чтобы столкнуться взглядом с Адамом, и он протянул к ней руку, мягко коснувшись щеки. Не латекс, кожа.
— Не хочу… на живую…
— Не бойся, Лилит, — правильно понял мальчишка. — Я не режу, я клею, — и улыбнулся, грустно, но нежно, и она растворилась в этой улыбке, как в наркозе…
Пробуждение вышло ярким.
Ева подорвалась на кровати и стала озираться по сторонам, тщетно пытаясь понять, где находится. Рядом что-то успокаивающее лепетала девушка-андроид, укладывая обратно. Зачем? Голова не кружилась. Самочувствие отличное. Она еще никогда не чувствовала себя настолько хорошо. Никогда на своей памяти.
— Да уйди ты уже, — ей все-таки удалось оттолкнуть сиделку и подняться на ноги.
На этом идеи закончились. В прошлый раз хотя бы был интерес исследовать новое тело, теперь осталось лишь непонимание, что делать дальше. Почему она выжила? Зачем? Нет, исправлять сие недоразумение не хотелось, но и придумывать цель своего существования — тоже.
Дверь открылась. Змей, как и невсегда, пришел вовремя. Ева кинулась к нему и повисла на шее, вдруг разревевшись, словно маленькая девочка, встретившая родителя после невыносимо долгой разлуки. Он обнял ее и долго гладил по волосам, но молчал, не спеша обещать недавнее о неизбежности хорошего, как будто оно уже наступило, пока она спала и видела странные сны про Адама.
Мысль заставила встрепенуться. А где сам мальчишка? С ним ведь все в порядке? Следующая разволновала еще больше: почему она о нем переживает?
«Он тебя убил» — лениво напомнил «голос разума», скорее по привычке, чем желая привести в чувства.
Ну да, технически убил. Но была ли она жива? Жила ли? С этим ее графиком: дом-работа, работа-дом, от кровати к компьютеру, от компьютера к холодильнику и дальше по замкнутому кругу. И ведь заработавшаяся в край белочка не поняла, даже если бы ее выкинули наружу, продолжила перебирать лапками. Что это такое только что пролетело? Полгода. Они часто тут пролетают. Не отвлекайся, белка. Крутись колесо. Катись колесо. Катись отсюда ко всем чертям с рутиной, инсулином и книгами. Особенно с книгами, не трогающими душу, зато отлично оттеняющими белый шум, в который превратилась повседневность. Хотела поверить в существование любви хоть где-нибудь? Хотела? Может. Верила? Нет. Не верила. Не надеялась. Не чувствовала. Ничего не чувствовала. Только голод и иногда тоску. Так что… Технически тоже не получается.
Он ее не убивал. Он ее…
Воскресил.
Змей мягко отстранил Еву от себя, достал платок и принялся вытирать ей слезы. Потом все так же молча довел до кровати, усадил и сам сел рядом, приобняв за плечи. Она не знала, как долго они так просидели, прежде чем спросила:
— И что теперь?
— Не знаю, — он пожал плечами. — Тебе чего бы хотелось?
— Я… тоже не знаю…
Услужливая сиделка-андроид по его знаку протянула Еве планшет.
— Говорят, хорошая книга помогает разобраться в себе, — в голосе звучала улыбка, но оборачиваться и проверять ядовитость оной сил не было. — Попробуй. Вдруг сработает? Здесь есть доступ к Шапаш, она загрузит тебе любую, какую пожелаешь.
— Пиратскую? — недовольно потянула Ева, вдруг став поборником авторского права, что раньше не всегда соблюдала.
— Автора можно поощрить. Не деньгами, но другими приятными бонусами — посмотри тогда в меню.
Идеи о том, как же оно все воплощается в жизнь, помогли справиться с остатками слез.
— Спасибо, — прижимая к себе планшет, сказала она, запоздало смущаясь своего поведения.
— Лишь бы на здоровье, — вновь улыбнулся Змей и вложил ей в левую руку носовой платок. — Ты проси, если чего понадобится или захочется, ладно?
— Исполните?
— Не все. Но по мере сил и разумности постараюсь.
— А можно… можно мне тогда в комнату? Не люблю больницы.
— Конечно, можно. Но! Сначала поешь.
— Ладно, — протянула она, чувствуя, что сейчас засмеется, — несите яблоки.
Планшет Еве понравился. Поначалу было непривычно, конечно, но затем она по достоинству оценила его функционал, не без удовольствия покопавшись в настройках и приложениях. Потом призвала Шемеш, чтобы выбрать, чего почитать. ИИ долго расспрашивала, вроде бы о предпочтениях, только как-то уж слишком отдаленно и совсем не те вопросы, которые обычно ожидаешь услышать при выборе книги. Ну, там обычно спрашивают про жанр, количество книг в цикле, завершенность сюжета. Или хотя бы банальности типа лица — первое, третье или экзотическое второе? Про время тоже можно было поинтересоваться — прошедшее или настоящее? Нет, Шемеш про это даже не заикнулась, выясняя странные на первый взгляд вещи. Например, это должна быть зимняя или летняя книга? На искреннее удивление Евы, что время года может меняться по ходу действия, просто отметила, что сезон не имеет значения. И дальше в том же духе, отчего Ева пожалела о шутке про квартет: все равно не смешно получилось, так еще и с подборкой историй про музыкантов облом вышел. Так бы уже читала себе книжку про отношеньки — самое то перед сном.
— А ты можешь закачать мне подборки Адама?
— К сожалению, вся коллекция мистера Илу не может быть перемещена на выбранное устройство. Рекомендуется выбрать от одного до трех вариантов.
Сколько же их у него там? Он чего, получается, на протяжении последних ста лет только и делал, что читал? Так-то, конечно, времени на большую шумную компанию не останется. Зачем только? Не от большой же любви?
«Тебя искал» — напомнил «голос разума».
Да, искал. Еще про какие-то осколки почти проболтался. И Змей про них же говорил.
— Шемеш, а у Адама была подборка с пометкой «Осколки»? Если да, давай ее.
— На выбранное устройство может быть скопировано только несколько «осколков».
— А-а?
Ладно, он мог их и не читать, даже по диагонали. Все через ту же Шемеш прогонял текст по ключевым словам, сравнивал, на их основе выбирал мир для путешествия. Потому их настолько много. Это просто ей тогда показалось, что книг до сотни максимум, из-за демонстрации оных на мониторе «гольфкара». Хитрый мальчишка, скорее всего, специально так сделал, чтобы запутать. Вредина синеглазая. А все равно ж проболтался…
— Давай про всюду проникающего героя.
— Простите, запрос непонятен. Попробуйте уточнить по автору.
Еще б она знала, как этого гада зовут.
Робин Штенье.
— О! Робин Штенье!
— Какой конкретно Робин Штенье вас интересует?
— Ну это же один человек, просто его версии в разных мирах добавляются, так?
— Под псевдонимом Робин Штенье в разных мирах пишут разные люди. Вам нужен конкретный вариант?
— Опять «выбранное устройство»?
— Подборка по ключевому слову «Робин Штенье» удовлетворяет запросу для копирования на выбранное устройство.
— Отлично! Тащи сюда этого трагедь-мейкера!
— Шапаш не может телепортировать живых существ.
— Я про книги, — отмахнулась Ева. ИИ начала ее раздражать, вызывая непрошенное сравнение с ChatGPT, которым она ни разу не пользовалась, но была наслышана. — Но с призывом вышло бы забавно.
— Уточняю запрос: вы хотите подборку книг по ключевым словам «Робин Штенье; трагедь-мейкер» или более общую «Робин Штенье»?
— Давай общую, просто пометь, который из них стекольщик.
— Выбранной профессии…
— А-а! Блин! Пометь трагедь-мейкера.
— Запрос принят. Исполняю.
Нет, этот конкретный Робин точно гад! Даже выбраться нормально не мог. Не удивительно, что Адаму он так понравился. Рыбак рыбака, как говорится!..
Отсутствие мальчишки напрягало. Заставляло переживать за него. Конечно, здесь могло быть банальное «мавр сделал свое дело», только что-то подсказывало — нет, не сделал. Вон и Змей тогда про собранные осколки обмолвился, то есть существовали и другие. Какие? Провидение молчало, и вздыхай — не вздыхай, делу этим не поможешь. Насчет книг гадкого стекольщика тоже уверенности не было, но с чего-то надо начинать, а Ева твердо решила разобраться в себе. Просто вместо банальной психологии решила положиться на криминалистику, потому что дело с ее перемещением в особняк сто процентов нечистое. И хорошо, если обошлось одним-единственным трупом.
Трагедь-мейкер ситуацию прояснять не собирался, как будто давно выбрал Адама своим любимчиком и теперь ему подыгрывал. Взять хотя бы космооперу, занявшую большую часть коллекции, где одним из героев был тезка синеглазой проблемы. Собственно, поиск в планшете по имени и вывел на сей цикл с меняющимся называнием от мира к миру. Измененный на «осколки» запрос привел сюда же — в тексте фигурировали некие рожденные, бывшими осколками Абсолюта. Ага, с большой буквы. Сразу нырять с головой в повествование, занимавшее больше сотни разных книг, не всегда с одинаковыми названиями, было глупо, ведь и сюжеты в них вполне могли разниться. Зато имелись картинки! А в одной вселенной Штенье таки научился рисовать, как грозился почти в каждой, где он стал писателем, потому Ева на несколько часов залипла, разглядывая иллюстрации — где авторские, где от других художников, где от нейросетей, тоже разных. В итоге провела время с удовольствием, но без пользы, ведь глянцево красивые персонажи не дали ей ни ответов, ни намеков на то, чего Адам так привязался к их создателю. Значит, надо лезть в текст… Или…
— Шемеш! — позвала Ева.
ИИ не заставила себя ждать.
— Шапаш к вашим услугам.
— Можно провести анализ по космоопере трагедь-мейкера? Ну там краткое содержание, сравнение с другими вариантами цикла и тому подобное?
— Конечно, можно. Но анализ займет время.
— А мы можем воспользоваться данными, который получил Адам, анализируя творчество этого автора?
— К сожалению, профиль мистера Илу закрыт для стороннего использования.
— Ладно… Давай сами докопаемся, чего с ними не так…
— Приступаю.
Ожидание затянулось надолго, и Ева решила полежать с закрытыми глазами… Самую малость… Естественно, она уснула.
Ночь всегда была обычным провалом во времени, просто иногда поутру давала облегчение уставшему телу, особенно глазам. А сны — всего лишь придумка других, нереальная и к тому же бесполезная. Только авторам и годились, дабы провернуть какой-нибудь финт с предупреждением героя или смутным пророчеством, которое все равно останется неразгаданным, пока не станет слишком поздно. Ну, еще мемоделам, чтобы помянуть лишний раз Зигмунда Фрейда в суе.
В общем, ей никогда ничего не снилось, кроме кошмаров в детстве, потому зашумевший вдруг по обе стороны монохром поначалу приняла за сбоящее воображение. Резонное уточнение «голоса разума», что ничего страшного перед этим не читалось, не сразу дошло, и Ева по привычке зажмурилась, но глаза почему-то все равно остались широко распахнутыми. Тело как будто перестало подчиняться, потому что по эту сторону его просто не существовало.
— Ладно, — непонятно к кому обращаясь, сказала она, — пошли посмотрим сны.
Но смотреть-то как раз было не на что — сплошной белый шум, каким обычно огораживалась от мира и людей. Доограждалась? Кажется, так и есть. Непонятно только, почему вдруг похолодало? Шутливая поговорка сработала? Или просто какой-то умник включил охлаждение в системе климат-контроля комнаты? Проверить-то как? Как проснуться? Сплошные вопросы и ни намека на ответ! Хоть продолжай идти в никуда, хоть стой на месте.
Ева продолжила и вскоре наткнулась на кого-то высокого, стоящего посреди монохрома непреодолимым препятствием. Она подняла голову и столкнулась с недовольным взглядом мамкина бунтаря, то есть папкина рок-н-рольщика из книжки трагедь-мейкера. Парень оказался один в один, как на обложке, еще и высоченным — выше Адама.
— Соврешь, что такие глаза не видят? — ухватив ее за плечи, спросил парень.
— За дорожный столб со слепу приняла, — огрызнулась она, мысленно пообещав себе проснувшись прочитать про этого гада все книжки и!.. гадкую рецензию написать?
Принялась перебирать доступные варианты мести выдуманным персонажам, но рок-н-рольщик сильнее сжал пальцы и ощутимо тряхнул, выдав злой вердикт:
— Дура. Если захотеть, и такими разглядеть можно! Ты смотри! Смотри!
Она моргнула. Парень исчез. Исчез монохром. Вокруг нее, завывая и кидаясь колючим снегом, кружилась метель, которой не было конца и края. Только где-то там впереди колдовскими огнями железной дороги сияли чьи-то глаза.
Адам.
— Адам! — позвала Ева.
Сбоящее воображение сразу же нарисовало картину, как мальчишка вздрагивает, останавливается, поворачиваясь в ее сторону, и с его посеревших от холода губ дымкой пара слетает имя, которое она отказывалась слышать.
Лилит.
А потом кто-то истошно заорал.
Ева подорвалась, завертела головой по сторонам, снова услышала чужой вопль. Вскочила и не обуваясь побежала на крик, не встретив на своем пути ни одной запертой двери. Свет в чужой комнате включился сразу, стоило ей войти, но приглушенный, отчего она не сразу сориентировалась. Потом все же разглядела на кровати Адама, скрючившегося от боли, бросилась к нему, принялась тормошить. Он не просыпался. Стонал, дрожал от лихорадки, звал ее. И чего делать? Вдруг умрет? Возьмет и умрет у нее на руках!
Лилит…
— Змей! — возразила она неуслышанному всхлипу. — Сейчас. Я сейчас. Не умирай только! Дождись! Я сейчас! — и побежала к выходу, потом по коридору и вниз по лестнице.
Змей как будто испарился. Ева заглянула в каждую палату медблока, в каждую комнату, уже успела отчаяться, но вспомнила про лабораторию. Однако найти ту оказалось не так-то просто, и она успела проклясть архитектора со строителями, когда очередная дверь вместо долгожданного перехода открыла кабинет. Змей сидел в кресле за массивным столом и доброжелательно смотрел на нее.
— Там! — Ева махнула себе за спину, как будто это все объясняло. — Адаму плохо.
— Хорошо, — кивнул Змей.
— Да чего хорошего? Он умирает!
— Ясно. Хорошо.
Улыбка показалась странной, ненастоящей, ни разу не ядовитой, но вспыхнувшая злость не дала как следует обдумать этот факт. На пальцах сами собой выросли давешние антрацитовые коготки, которыми уже не лицо ему хотелось расцарапать — душу, да так, чтобы ни лоскутка от нее не осталось! Пришлось заставить себя выдохнуть, потому что делу это никак бы не помогло, и облегчения, если честно, не принесло бы.
— Змей, — не хуже «голоса разума» зашипела Ева, — поднимай свою задницу с кресла и иди помоги ему!
— Кому?
— Адаму!
— Хорошо, — даже не шелохнулся.
Она успела сделать шаг вперед, когда кто-то схватил со спины и оттащил обратно к двери.
— Тише-тише, — послышался знакомый голос. — Дай я его для начала доделаю, а потом уже рушь сколько душе угодно.
Ева обернулась и увидела еще одного Змея, только уставшего, с краснотой в слезящихся от недосыпа глаз.
— Это андроид, — пояснил он. — Просто андроид.
— Адам!..
— Знаю, милая. Знаю. Им уже занимаются.
Стало легче, но чернота с ногтей так и не исчезла.
— Давай, я отведу тебя к Адаму, и ты своими глазами убедишься, что с ним все в порядке?
— Ладно, — она кивнула, решив, что всегда успеет проверить, кто прочнее: антрацит или сталь?
Мальчишка, бледный, как постельное белье, на которое его уложили, спал, скорее всего, без сновидений, и дыхание его было ровным. Ни испарины на высоком лбу, ни дрожи в руках, вытянутых вдоль тела. В общем, если б не цвет и капельница, тянущаяся к левому локтю, можно подумать, что он просто спит после тяжелого трудового дня. Утомился, бедняжка. Но…
— Что это? — Ева бесцеремонно ткнула в сторону пакета с прозрачной жидкостью, висящего на крючке держателя.
— Одни народы называют это ихором, другие — амброзией, третьи — сомой…
— А на самом деле?
— Физраствор, милая. Кто ж знает, сколько его в лихорадке трясло? Он же как с тобой тогда закончил, так и ушел. И камеры, как обычно, отключил. Орать только в этот раз поздно начал… Так что пятьсот миллилитров старого доброго физраствора лишними не будут.
В этот раз? Как обычно? То есть Змей в курсе, как бедного мальчишку колбасит, и все равно разрешил провести ту странную операцию? От возмущения аж дыхание перехватило.
— Вы!.. Вы плохой родитель!
— Ужасный, — не стал отнекиваться Змей. — Но чего с ним таким еще делать-то? На ручки брать поздно. Отбирать гаджеты тоже. Может, у тебя какие идеи есть?
Идей не было. Было желание разреветься. Была тупая боль в висках. Было смутное подозрение, что Адам страдает из-за нее. Было скребущее по сердцу все тем же антрацитом чувство вины. А идей — нет, ни единой.
— Милая, — Змей привлек ее к себе, погладил свободной рукой по плечу, и вроде немного помогло, — он не из-за тебя такой.
Из-за тебя.
— Не волнуйся из-за… операции. У Адама иммунитет, с этим никаких проблем.
Из-за тебя, но не так, как подумала.
— Иди поспи. Завтра с ним все будет в порядке.
Она качнула головой:
— Я побуду здесь немножко.
Он вздохнул:
— Не засиживайся, — и ушел.
Единственное пластиковое кресло в палате оказалось до жути неудобным, словно призванное прогнать ее отсюда. Ева уходить не собиралась. А если чего случиться, когда она уйдет? Только вот чем поможет, оставшись, думать не хотелось, потому как ясно ж, что ничем. И все равно сидела, пялилась на капельницу, а когда ту убрали, на стену, и в голове белым шумом ныла метель из сна. Почему она не видит, раз такими глазами все равно можно? Не туда смотрит? А куда надо смотреть? На Адама с его правильными чертами лица и выровнявшимся под утро цветом кожи? На кисти рук с длинными пальцами, что свободно покоились на одеяле и больше не сжимали простынь, цепляясь за нее, как утопающий за спасательный круг? На собственную тень, поначалу тянувшуюся к двери — сбежать, а потом усовестившуюся и спрятавшуюся под кресло? На стену, решившую притвориться рассветом? Было забавно, если бы на той вдруг высветились ответы на терзающие Еву вопросы. Но стена сначала стала светлеть, перешла из серого в серо-голубой, а потом и вовсе заалела, словно почувствовала на себе чужой взгляд и засмущалась.
— Доброе утро, — послышалось от кровати.
Адам, свесив ноги на пол, сидел на кровати во втором своем любимом костюме — в плавках. Лохматый и сонный, с легкой синевой под глазами — мальчишка мальчишкой.
— И в каком месте оно доброе?
— Показать?
И, прежде чем она успела сказать: «Не надо», он отвел правую руку в сторону и щелкнул пальцами. Стена бесшумно отползла в сторону, открыв панораму красивого города, встречающего утро. Невероятные башни из стекла и бетона тянулись вверх к небу, а внизу в их тени раскинулись парки и мосты через реку, напоминающую своей идеальной гладью хорошо отполированное зеркало. Футуристическая картина была чудо как хороша и удивительно естественна, несмотря на время от времени пролетающие мимо машины.
— Видишь? У них наверняка утро доброе. В этом мире вообще все подозрительно хорошо, как бы Змей не заливал про отсутствие любимчиков.
Ева не ответила, пораженная увиденным.
— А тебе не показывали, что ли? — удивился Адам, она покачала головой. — Подумала тогда о чем?
— А я пошлая!
— А-а, — протянул мальчишка, но усмешки так и не сдержал. — Не, там недоброе. Оно во всем теле недоброе.
«Откуда ему быть добрым, когда тебя так трясло? Почему тебя так трясло? Из-за меня?»
Но ни один из этих вопросов она так и не задала. Хотела, только зачем-то выпалила:
— Что с тобой не так?
У него вспыхнул взгляд, как тогда в машине, но дверь отворилась, и в палату вошел Змей.
— Ева, милая, ты все еще здесь?
— Все еще? — вслед за ним переспросил Адам.
— Я волновалась! Ясно вам?!
— Милая, — Змей покачал головой, — я же говорил, что с ним все будет хорошо. Теперь вот не выспалась…
— А я существо ночное! Днем отосплюсь! — буркнула она. — Вон, утро наступило, сейчас и пойду! — и громко топая, действительно пошла, еще и дверью хлопнуть попыталась, но автоматический доводчик не позволил.
В коридоре запал схлынул, но возвращаться обратно было глупо. Да и чего там делать? Мальчонку за руку подержать, пока Змей у него кровь на анализы берет? Если тот, конечно, будет делать какие-нибудь анализы, а то ведь, похоже, что эти двое в курсе проблемы, просто ей не говорят. Почему не говорят, кстати? Почему она сама догадаться не может? Все вроде и так на поверхности! Вон и мамкин рок-н-рольщик про то же говорил…
«Папкин» — копируя интонацию Адама, пробурчал «голос разума».
— Да хоть бабкин, — отмахнулась Ева. — А лучше пусть девушку себе заведет, может, и херней страдать перестанет. Может, и я заодно перестану…
Взгляд уперся в окно на заметенный снегом вишневый сад.
«Дура. Если захотеть, и такими разглядеть можно! Ты смотри! Смотри!»
Ну вот она смотрит. И чего? Подойти поближе? Или выйти на улицу, чтобы уж наверняка сработало?
— Милая, — донесся из-за спины упрек Змея, — ты же поспать собиралась.
— Я в процессе, — Ева обернулась. — Вы сказали, надо просить…
— Проси, — разрешил он.
— Мне надо в сад!
«А еще зимнюю одежду, ботинки и мотоцикл!» — заржал «голос разума», в кои-то веки оправдав свое название.
— И одежду зимнюю с ботинками для этого! — поспешила добавить она.
— Зачем? — не понял Змей.
— Зиму страсть как люблю!
— И врать, судя по всему, тоже… Но ладно. Адам придет в себя и свозит тебя в город. Подумай, вдруг чего еще захочется.
— Спасибо! — фальшивая улыбка задрожала на лице, будто его закоротило.
— Лишь бы на здоровье. Иди поспи.
В комнате Ева откинула в сторону планшет с завершенным анализом, приказала системе задернуть шторы и повалилась на постель, надеясь во сне снова встретить рок-н-рольщика. Надо было хорошенько встряхнуть этого папкина сына, глядишь, чего полезного и вывалилось бы. Однако сновидений не случилось, но она поняла это, когда ее разбудили чьи-то нежные поглаживания по голове.
На краю кровати сидел Адам в костюме-тройке, застегнутом на все пуговички.
— И зачем тебе в город? — поймав ее недовольный взгляд, мягко спросил он.
— Купить зимнюю одежду и обувь. Хочу поближе рассмотреть сад нашего Змеюки-Искусителя.
— Сбежать решила? — в голосе явственно сквозила обида.
Ева вздохнула. Ну, допустим, сбежит она, только что это изменит? Адам сразу перестанет трястись в лихорадке и видеть кошмары? Как-то не верилось. Да и чего ей самой делать в городе? Жить-то на что? Припереться к местным правозащитникам и сплести байку про злую мачеху, выгнавшую посреди ночи в лес за подснежниками? Ага-ага, мачеха выгнала, а Ева на радостях возьми да заблудись. Только теперь вдруг пить захотелось, что аж переночевать негде. В общем, люди добрые и далее по тексту!.. Шли бы все… вишневым садом…
— Из-за случившегося в библиотеке дуешься? — по-своему интерпретировал ее молчание Адам. — Я не знал, что так… так сильно…
— Теперь знаешь, — она села на кровати.
Мальчишка пододвинулся ближе, почти вплотную. Дотронулся до плеча.
— Прости… Не хотел тебе навредить, просто по-другому не получалось…
— Не получалось что? Заставить Змея разрешить ту странную операцию со склейкой, к которой у тебя все равно иммунитет? Тебе не кажется, что это все нелогично?
— Оно логично. Просто ты всего не знаешь.
Голова трещала от недосыпа и их странного разговора до кучи. И Ева не придумала ничего умнее, как уткнуться лбом ему в грудь. Руки Адама тут же сомкнулись вокруг ее спины. Как же хорошо, когда есть на кого положиться. Как это чертовски приятно, когда тебя обнимают.
— Все-то у тебя просто…
— Потому и усложняю…
— Переставай!
Он, усмехнувшись, чуть отстранился и, приподняв ее голову за подбородок, посмотрел в глаза. На дне уставившихся на Еву синих озер плескались самые натуральные бесенята.
Руки на автомате уперлись в Адама, отодвигая его назад.
— Давай-давай, — грозно сказала Ева. — Отсаживайся. На пионерское расстояние!
— На пионерское? — не понял он.
— Именно!
— Злюка ты, — обиделся мальчишка.
— Естественно! А ты думал, в сказку попал?
— Ага. В страшную.
Долгую минуту они недовольно смотрели друг на друга, потом одновременно рассмеялись. И ей показалось, будто слышит за этим смехом треск льда, и понадеялась, что это первый признак неминуемой весны.