Сад искусителя

Глава 6. Сейчас. Шмакодявка

Сложнее всего было привыкнуть к имени.

С телом тоже поначалу пришлось непросто. Не то чтобы оно казалось чужим, скорее, роскошной вещью, купленной за бесценок. Вроде твое — бери и пользуйся, но все равно ждешь, что вернется запыхавшийся продавец, и начнет доказывать, мол, произошла ошибка и все дела, а ты, как назло, воспитанный и жалостливый. Только в ее случае никто так и не явился, даже тот голос, который слышала в день своей смерти. Стоило прийти в себя, как вспомнила: когда ей рассказали об автокатастрофе, это он ревел в голове: «Не нужна! Никому больше не нужна!», пока она в университетском туалете кромсала руки канцелярским ножом, отчетливо понимая, что так сбежать не получится. Жаль, не задумалась, как должно получиться. Тогда ее застукал кто-то противно визжащий, настучал в деканат, располагавшийся на том же этаже, затем скорая, дурка и далее по тексту. Голос потом возвращался, но ни к чему не призывал, скорее комментировал, пока ему не надоело, и он не пропал до дня смерти. В общем, этот выселять бы не стал, как не стал никто другой, и чувство постепенно стихло и исчезло насовсем.

Дальше был период, когда она пыталась просить у андроидов, заменявших здесь медперсонал и прислугу, инсулин и тонометр, но получала подробное объяснение, что теперь здорова, и ей не требуются ни лекарства, ни контроль артериального давления. Однако к хорошему привыкаешь быстро, и раз плохо не становилось, то таблетки с уколами вскоре перестали волновать.

Еще какое-то время она пристально рассматривала тело. Теперь уже ее тело. Гладкие руки без единого шрама и с аккуратными ноготками идеальной формы. Ровные стройные ноги, в которых больше всего радовало не наличие того самого промежутка между ними, которого у нее отродясь не имелось, а здоровые коленки — хоть убегайся по лестнице! Она, кстати, бегала, и ничего не хрустнуло. Только плоский живот без единой растяжки внушал опасение, что снова вырастет, дай только время! Но прежний аппетит не вернулся, и переживания по поводу недолговечности внезапно обретенной стройности поутихли, пусть и не пропали совсем.

В общем, к телу она привыкла, и то ей скорее нравилось, а вот имя… С именем были проблемы. Имя к ней не клеилось. Да, именно к ней. Отражающаяся в зеркале пигалица с красивым чуть ли не до зловещей долины лицом вполне могла оказаться Евой. Или Маргаритой. И даже Фридой. Тело могло, она — нет. Ей «Ева» подошла бы разве что в качестве детского прозвища. Но ведь инициация случилась, и потому требовалось иное. Настоящее. Взрослое. Ее.

Так что сейчас у нее шел период, когда она подолгу стояла у зеркала, примеряя к себе разные имена, и пыталась понять: подходит или нет? Лариса? Екатерина? Может, Настя? Но ей, как киту в модном магазине, ничего не лезло — прикладывай к себе сколько угодно, в примерочной все равно пойдет по швам. Но она находилась в самом начале поиска, потому заранее известный ответ, что не найдет, пока не огорчал. Хм, Лиза?

До плеча дотронулись, привлекая внимание. Рядом стоял Змей. По крайней мере, седовласый мужчина, которому принадлежали особняк и лаборатория, назвался именно так. Наверное, у него имелось иное имя, настоящее, но такое всем и каждому не называлось. Ну, что ж тогда, Змей так Змей. Может, и ей не заморачиваться, а стать какой-нибудь… Пантерой?

И тут же скривилась, настолько ужасно вышло.

— Надеюсь, это не на меня такая реакция, — сказал Змей, не торопясь, впрочем, обижаться.

— Простите. Конечно же, не на вас. Это… Так… Увидела кое-что…

— И на что это такое ты смотрела?

— На пижаму, — ответ пришел быстрее, чем она поняла, что собирается соврать.

Мужчина, окинув ее с головы до ног, задумчиво покивал.

— Про одежду я совсем забыл. Попрошу подобрать что-нибудь для выхода в город — сходите с Адамом по магазинам. И не надо делать такое лицо, он будет паинькой. Я позабочусь.

— Ладно, — вздох подавить не удалось.

Змей улыбнулся. Хорошо так улыбнулся, по-доброму. Но она почувствовала, как много в нем нерасплескавшегося яда, просто бездонная чаша не переполнилась пока еще, так что лучше не злоупотреблять его расположением. А поступила все равно иначе, ведь вопрос давно вертелся на языке:

— Там во дворе — это же сад? Ну, деревья. Они же фруктовые?

До того самого окна она успела добраться и едва не продавила в нем дыру, рассматривая запорошенный снегом двор, утыканный низенькими инистыми деревьями. Да, именно деревьями, кустарники были бы ниже и ветвистее. Кустистее.

— Сад, — он кивнул.

— Яблочный?

— А чем плох гранат?

Она пожала плечами:

— Снег.

— Точно, — Змей снова улыбнулся. — Для граната, инжира и банана слишком холодно. Хотя для винограда тоже не подходящий климат.

— Банана?

— Была и такая версия.

Она заморгала, осознавая, как мало знает. Змей приобнял ее за плечи.

— У меня есть отличная книга по этому вопросу, — сказал он. — И не одна. Хочешь, одолжу почитать?

Мотнула головой, осознавая, что запретный плод здесь вообще ни при чем, как бы не хотелось натянуть сову на глобус, благо все так удачно складывалось: Адам, Ева, Змей. Оставалось лишь добавить яблоко!.. А там, оказывается, и не факт, что оно самое было.

— А сад?

— Вишневый.

— Почему?

— Люблю, когда цветет по весне. Отсюда, собственно, и выбор места — без зимы ничего бы не случилось. Ева, милая, ты воспринимаешь метафору слишком буквально. Надо пытаться понять, разобраться, вычленить суть.

Ну да, ну да — совы не то, чем кажутся, а Адам — белый и пушистый мальчик-зайчик, ведь это не он ее убил, а оторвавшийся тромб, который она сама заботливо вырастила на холестериновой бляшке, потому что жрала как не в себя и сидела на попе ровно. Знаем. Проходили. Но это не умоляло желания пнуть мелкого говнюка по яйцам, а потом стоять и смотреть, как он корчится от боли. Будет плохо корчиться — ударить еще раз. Жалко только он выше и сильнее ее, к тому же каким-то странным кунг-фу владеет.

Внезапно накрыло пониманием, что первую фразу она никогда не слышала, а про кунг-фу смотрела только мультик с пандой, само же слово ни разу не использовав в повседневной жизни. И уж точно никогда не была такой жестокой, как сейчас в мыслях. Ну, или почти никогда.

— А можно еще один вопрос?

— Конечно, — то ли у Змея было превосходное настроение, то ли она его так веселила, что он не переставал улыбаться.

«Скольких Адам убил, чтобы вы смогли слепить меня?»

— Почему «Ева»?

— Ты сама выбрала это имя.

— Сама?

Он задумался, выдержав почти мхатовскую паузу, потом кивнул, больше собственным воспоминаниям, чем ей.

— Сказала, где-то услышала, и оно тебе понравилось.

Прелесть какая! Получается, либо у нее снова провалы в памяти, либо… что?

— То есть было другое? Настоящее?

Серые глаза засияли чем-то непонятным, чему у нее не находилось названия, даже с предполагаемыми «подселенцами». И от этого сияния стало не по себе. Захотелось скинуть руку Змея с плеча и… Сбежать? Да, наверное, сбежать. Знать бы еще, как это правильно делается.

— Было, — заметив ее замешательство, коротко ответил Змей, и Ева поняла, что он ничего больше не скажет. — Сегодня, пожалуй, отдохни. Адама я пришлю завтра днем.

Весь остаток дня она провела, пытаясь выяснить, что же еще в ней изменилось помимо внешности. Проблема с именем подождет — не критично. Побудет пока Евой. В конце концов, не самое плохое имя из возможных. Правда, неплохое, несмотря на Адама, Змея и недостающие яблони. Ерунда. А вот подселенцы… Так ведь и до шизофрении недалеко! Нет, голос не в счет — это свое родное. Но сколько бы ни пыталась, ничего не смогла отыскать. То ли фраза про сов и кунг-фу была единственной, то ли для проявления левых сущностей требовалось говорить с кем-то другим, например, со Змеем.

Новая беседа откладывалась на неопределенный срок, потому что с утра Еву одолели андроиды, пытавшиеся подогнать под ее размер футболку и брюки, выделенные для вылазки в город. Было забавно наблюдать, как ушивают одежду. Она увлеклась, и времени проверить подселенцев при разговоре с роботами не осталось.

Подозрительно пунктуальный Адам постучался в дверь, стоило ей отставить опустевшую кружку. Он там за ней по камерам наблюдал, что ли?

— Входите, — разрешила она и поднялась.

Дверь открылась. Адам в неизменном костюме-тройке, застегнутый на все пуговицы, с туго завязанным галстуком остался стоять в коридоре.

— Идем, — он приглашающе кивнул.

Ну вот! Ни здрасьте, ни до свидания. Чему только современных детей учат? Так ужасно одеваться? Ладно, не ужасно — просто не по возрасту. И надо заметить, старше он благодаря костюму не выглядел.

— Мне не выдали верхнюю одежду.

— Она не понадобится.

— Там снег, — Ева обернулась к стене, но в палате окна не имелось.

— Только в саду. Так мы идем?

«Только в саду… Снег только в саду… Как, блин, такое вообще может быть?»

— Да, идем.

Второй взгляд на стену был явно лишним, но Адам проявил чудеса стойкости и бровью не повел. Змей, кажется, и впрямь провел с ним воспитательную беседу, значит, мальчишка останется паинькой, если начать задавать ему глупые вопросы. Например, что не так с вишневым садом, да и со всем особняком? Ева скосила на него взгляд, в очередной раз поразившись, каким дылдой он кажется рядом с ее новыми ста пятьюдесятью сантиметрами роста. А Адам ведь еще вытянется в итоге, судя по всему.

«Гаденыш мелкий!»

Спохватилась, пытаясь поймать подселенца за хвост, но злость оказалась ее собственной. Да и как было не злиться, когда по его милости она умерла? Змей, конечно, уверял, мол, Адам не специально, что не хотел… Много кто чего не хотел, однако ж, результат куда девать тогда? Она, например, не хотела обжираться до поросячьего состояния, только ведь обжиралась, тварь безвольная. А он просто тварь…

«Так бы и пнула!»

Стоит такой невинный аки ангелочек застенчивый в этом своем костюме, словно в скафандре, отделяющем его от остальных. Еще и на дверь лифта пялится так пристально, будто мысленно торопит тот. Это чего у них, получается, смена караула, что ли? Он теперь ее боится?

— Чего? — спросил Адам и повернул к ней голову.

Из-за этих его ледянющих глазищ Ева вздрогнула и отступила, вжавшись в стену. Но язык, как и вчера, сработал на опережение:

— Объясни про сад.

Эмоцию, промелькнувшую у него на лице, считать было невозможно — так быстро это случилось, только отметить сам факт. Может, и не зря он паковал себя в этот костюм, застегиваясь на все пуговицы…

— Особняк стоит между миров так, что каждая его часть выходит в свой мир. Там, где Змей разбил сад, сейчас зима. Ворота, где мы выйдем, располагаются в мире, в котором лето, поэтому куртка и не понадобилась. Всего где-то десять миров, и с каждым есть… скажем, договор, согласно которому мы можем получать у них материю, а взамен поставляем энергию. Ее обычно пускают на улучшение экологии и дешевые продукты для бедных. Для последнего, а еще для лекарств от редких заболеваний поставляются разработки, чтобы обмен стал более равным.

Вообще, она училась на физика-информатика и, несмотря на все свои беды, в итоге закончила, пусть и заочно, но сейчас вместо мыслей про E=mc2, где массу приравнивали к энергии, в голове возник образ грустной бабы Яги из мультика про Змея Горыныча, где та собиралась экологию улучшать. Не, так-то местный Змей молодец, получается, пусть и не счастье даром. Хотя…

— А лаборатория?

— Не знаю. У меня нет туда доступа.

— А?..

— Это медблок, — правильно понял ее Адам. — Он, конечно, в корпусе, соединяющем лабораторию с особняком, но это чтобы быстрее прооперировать в особенно плачевных ситуациях, — мальчишка поморщился, вспоминая что-то свое с этим связанное, однако мысль решил не развивать.

Ева с его решением была не согласна.

— И ты такой «талантливый» туда не попал?

— «Ужас» на андроидов не действует, а огребать от стражей то еще удовольствие.

Ох, ты ж, господи! Обижают бедного мальчика и без нее — даже досадно. Но стражи, гоняющие Адама, так и тянули дальше в мысли Древо Познания. Нет, ну лаборатория со, скажем, библиотекой, пускай электронной, с книгами, раскрывающими тайны Вселенной, очень даже за оное сойдет. Это что же получается, на самом деле книги — Запретный Плод? А как же тогда те, которые читала сама Ева?

«А их на удобрения!» — откликнулся кто-то добрый в голове.

И снова не подселенец — всего лишь «голос разума», свой, родненький. Ощетинился и шипит на Адама, как кошка на чужака. Охраняет. Может, подселенцы из-за «голоса» и притихли? Значит, на Адама их не вытянуть. Вот жеж! Так ведь и придется напрашиваться к Змею на аудиенцию.

Хм…

Разве Змею не на руку, чтобы Адам вкусил Запретный Плод? Или надо заморочиться и соблазнить сначала Еву, то есть ее?

Она нахмурилась и искоса посмотрела на мальчишку, но столкнувшись с его ледяными глазами цвета ноябрьского неба, зажмурилась и отвернулась. Настала ее очередь пялиться на дверь лифта.

К счастью, ехать оставалось недолго. Но вместо ожидаемой гостиной или хотя бы коридора в теплых тонах они вышли на подземной парковке на несколько автомобилей. А ведь была надежда, что их компанию разбавить хотя бы таксист…

— В этом мире детям разве разрешено садиться за руль?

Ого! Он своими зенками еще и молнии пускать умеет.

Ева поежилась, но отступать не собиралась:

— Серьезно. Ты, значит, поведешь, и тебя никто из местных полицейских — или кто тут у них? — не остановит? Ну, там, предъявите права и все такое.

Молнии продолжили бить. «Голос» шипеть.

— Во-первых, — Адам шагнул ближе и, ухватив за локоть, потащил Еву за собой к стоящему ближе к выезду внедорожнику, — я старше тебя. И по сумме прожитого, и тем более по приобретенному опыту, и даже внешне. Во-вторых, благодаря спецномерам никто не посмеет нас остановить.

— И в каком это месте ты старше?

— Показать? — Он не сбавил шага, но голос этого «взрослого» очень так по-мальчишески звенел, пусть и гневом.

— Валяй, — разрешила Ева, их перебранка почему-то ее развеселила.

Мальчишка так резко остановился, что она, двигаясь по инерции, налетела на него и замерла, почувствовав, как его рука сместилась с ее локтя на спину и прижала к себе.

— Показать, говоришь? — переспросил он так ласково, что сердце екнуло, почти как в день смерти. — Я бы, может, и показал, будь ты в моем вкусе. Хотя стоит заметить, — склонился ниже и уже шептал прямо в ухо, — это тело куда проще выносить. Во всех смыслах. И запах приятнее.

Кажется, она должна была обидеться. Нет, точно должна была. Еще нахмуриться или вовсе расплакаться. Ударить его по щеке или кулачком в грудь тоже не помешало бы. Только почему-то не обижалось. Ну да, ожирение третьей степени, если не больше, имелось, а оно влекло за собой разные неприятности. Плюс диабет. И там по мелочи. В общем, обижаться на жир за жир — ну такое. Тем более — все! Тушка сдохла, хвост облез. Херня случается, так сказать, и чего теперь? Шеймить его за фэтшейминг? Так и она сама никогда за бодипозитив не выступала, хоть и похудеть особенно не стремилась. Потому что тварь дрожащая, а сахар вызывает не только диабет, но и зависимость. А теперь идите кто-нибудь причислите его к наркотическим. Хотя Минздрав, вроде как, предупреждает…

Ее вздрагивающие плечи заставили Адама насторожиться, прямо соблазняя притвориться плачущей и посмотреть на реакцию. Но Ева все же отпрянула и панибратски постучала по его груди:

— Не переживай, шмакодявка, будешь вести себя плохо и доживешь до собственного пивного пуза и импотенции.

А лед, оказывается, может пылать…

Ева вскрикнула, когда его рука перехватила ее запястье, но быстро переключилась с боли на антрацитовые коготки собственных пальцев. Она не делала маникюр. И дело даже не в памяти — ей просто негде было этим заняться. К тому же никакой косметики никто не выдал, да та и не требовалась так-то. А тут эти ноготочки, которые как будто специально созданы, чтобы расцарапать Адаму морду лица…

— Поедешь на заднем сиденье!

Ха! Вот оно — наказание из наказаний, это ведь кто-то другой после смерти родителей если и садился в машину, то только туда. Сейчас расплачется от обиды!

— Как скажешь, шмакодявка.

Оттолкнул. Конечно, не так чтобы она потеряла равновесие и упала, но пару шагов назад сделала.

Забавно. Это миленькое и почти безобидное словечко его бесило. Однако рано радоваться и праздновать победу. О нет, убивать его в отместку Ева не собиралась, она не убийца, тем более не убийца детей. Так, чуть-чуть потыкает палкой, пока до живого не достанет. А уж в этом она на верном пути.