— Да, это оригиналы. Полагаю, тебе они нужны. Я отдам их, но только после суда. Они будут у моего человека. Если подведёшь меня — тебе и брату конец. Другого договора не будет. Только так, — я знал, что он согласится. У него не было вариантов.
— А что мешает мне, когда ты выйдешь из моего дома, просто позвать охрану? — он не так прост. Но если думает, что я клюнул на такую провокацию, то он идиот.
Хотя его взгляд вдруг изменился. Он будто успокоился… или вспомнил что-то.
— Всё просто, потому… — я не успел договорить. Дверь в дом внезапно отворилась, и внутрь вошёл мужчина.
На вид ему было около восьмидесяти. Седая борода, длинные волосы, походка уверенная, несмотря на возраст. Он прошёл мимо нас, даже не глянув сначала в мою сторону, открыл стеллаж и достал бутылку какого-то напитка.
— Смотрю, ты ещё кого-то позвал, — негромко сказал он, наливая себе в бокал.
Но как только его взгляд сфокусировался на мне, он резко изменился. Глаза расширились, лицо побледнело. Он сорвался с места, собираясь стремительно покинуть дом.
Я привстал, собираясь его остановить, но меня опередил голос Ранвира.
— Господин Велвис, я бы на вашем месте сел.
Велвис… Лоран? Главный среди судей?
— Его ищет вся столица, а вы с ним разговариваете! Вас казнят, как и его! — выкрикнул Велвис.
— Как вы казнили девушку по приказу генерала. Ни в чём не виновную, — холодно сказал я.
— Я всегда выносил приговоры, основываясь на фактах и доказательствах, — возразил Лоран.
— Не лгите хотя бы себе. Девушку обвинили в измене, подсунули вам ложных свидетелей, хотя у правоохраны были документы, подтверждающие её невиновность. Как же её звали… ах да…
— Не нужно имён! — резко оборвал он. — Что тебе нужно?
Я изложил всё кратко. Объяснил, что у меня есть оригиналы провокационных документов на каждого из судей. Я отдам их — но только после честного суда. Если я хоть на миг усомнюсь в справедливости происходящего, эти документы станут достоянием публики. И тогда им всем конец.
— И всё? Просто чтобы тебе позволили высказаться? Не чтобы суд встал на твою сторону, не чтобы оправдал? Ты просто хочешь иметь право на честный суд? — Лоран был явно поражён.
— Именно так. Я не генерал, чтобы давить на вас. Я прошу лишь о праве говорить. О праве быть услышанным. И только.
Лоран замолчал. Видимо, давно не слышал такой просьбы.
— И когда должен пройти суд? — спросил Ранвир.
— Вы об этом узнаете. Поверьте, даже не придётся никого созывать. Люди сами придут, — сказал я и встал с дивана.
Я забрал документы, надел шлем и покинул дом.
Молился, чтобы никто не вышел следом, не закричал стражникам. Вернувшись в убежище Рейн, я вновь погрузился в мысли.
Нужно готовить план. Я должен заявить о себе. Не знаю, справилась ли Алиса. Возможно, она всё ещё действует. Но медлить больше нельзя.
Прошла неделя. Неделя тяжёлых, изматывающих подготовок. Я прорабатывал каждую деталь, разбирал планы, просчитывал, где и как сделать свой ход, чтобы не провалиться. И вот, наконец, Алиса вернулась.
Сказала, что всё прошло даже лучше, чем ожидалось. Я же велел ей держаться в тени. Могла прийти на суд, могла слушать, наблюдать, но не показываться. Документы — при ней. Опасно? Безусловно. Но если мне понадобится козырь — он должен быть рядом.
— А как ты собираешься всё это провернуть? — спросила она.
— Просто выйду к людям, — ответил я.
Сегодня днём в столице проходила ярмарка. Типичная летняя забава: торговцы со всех уголков королевства, лавки, прилавки, диковинные товары, рукоделие, специи, сладости. Всё это, конечно же, в самом сердце города — на центральной площади. К полудню там будет не протолкнуться.
Я появлюсь тогда. Без эффектных выходов. Просто поднимусь на пьедестал — к статуе основателя столицы — и заговорю. Всё, что у меня есть — это голос и немного ораторского мастерства. Хватит ли? Не знаю. Но делать нужно именно так.
К тому моменту, как площадь заполнилась, я уже был там. Гул толпы давил на уши, мысли путались. Люди бродили между лавками: женщины с корзинами, дети с леденцами, мужчины приглядывались к оружию и амулетам. Я остановился, наблюдая за этой почти мирной картиной.
И всё же — стоит ли? Ведь мои действия могут привести к волнениям, бунтам, кровопролитию. Но в то же время вся эта суматоха даст мне шанс — шанс вытащить из столицы нужные детали и приблизит сделку с королём-личом. Если не сейчас — то никогда.
Статуя возвышалась над площадью, массивный пьедестал. Изображение великого человека, простого рабочего, сумевшего объединить народ и основать столицу, а вместе с ней — и всё королевство. Мужчина в тяжёлых доспехах, с мечом, смотрящий в сторону горизонта, как будто и сейчас ведёт за собой. И я пошёл к нему.
Начал взбираться.
— Эй, ты, рядовой, что удумал?! — выкрикнул офицер.
— Что он делает? — послышался женский голос из толпы.
Несколько человек уже отвлеклись от покупок и наблюдали за мной. Я оказался на вершине пьедестала.
— Люди Федера... — начал было я, но тут же осёкся. Нет, не стоит говорить им, как их называют за пределами стен.
— Это объявление от армии? — крикнули снизу.
Нет, Кай. Ты знаешь, что делать. Сделай шоу. Заставь их услышать.
Я снял шлем и бросил вниз. Он с глухим звоном ударился о камень и откатился. Теперь все видят моё лицо.
— Это же тот мутант с плакатов! — выкрикнул кто-то.
— Стража! Взять его! — закричал солдат.
Ко мне уже неслись.
— Люди! — закричал я, — Позвольте мне сказать вам правду! Правду о генерале! О том, как он лжёт вам, как заставляет верить в бред и страх!
На пьедестал полез ближайший ко мне солдат. Я пнул его в грудь, и он рухнул вниз.
— Всего пять минут! — прокричал я. — Дайте мне сказать, и я сам сдамся стражникам! Я требую суда над генералом!
Толпа загудела. Шепот, восклицания, ропот. Они не ожидали, что кто-то осмелится бросить вызов власти прямо в полдень, на глазах у сотен людей.
И вдруг... один из горожан дёрнул за ногу стражника, полезшего ко мне. Тот рухнул назад, и мужчина, обернувшись ко всем, закричал:
— У нас тут свобода слова! Дайте ему говорить!
— Да! Пусть говорит! — подхватил кто-то.
— Хоть кто-то должен высказаться о том, что творит наша власть! — раздался знакомый голос Алисы из толпы.
Она здесь и она следит. План "Б" рядом.
Толпа сплотилась у подножия пьедестала, не подпуская солдат. Люди окружили меня стеной. Я воспользовался своим правом — правом свободного человека королевства — высказывать недоверие к власти, если есть на то обоснования. И обоснования у меня были.
— А ну, отошёл! — стражник толкнул того мужчину, что помог мне.
— Эй! Это нарушение наших прав! — заорал здоровяк и со всего маху врезал стражнику в лицо.
И в этот миг я понял.. Сейчас!
— Хватит! Не нужно устраивать здесь драку! Пусть мутант скажет, что хотел! — я не ожидал этого, особенно от солдата, на котором красовались лычки майора армии.
В ту же секунду все солдаты и стражники отступили. Прекрасно, дебош остановлен. Осталось только правильно подать информацию.
— Многие из вас знают меня по плакатам: как врага королевства, как человека извне, как мутанта, что якобы угрожает вашей жизни. Но ответьте мне — стал бы я приходить сюда, сдаваться, и требовать суда над генералом, если бы действительно желал вам зла? — я посмотрел на лица перед собой.
Меня встретила тишина, а затем шёпот. Быстрые переглядки, брошенные фразы от одного к другому.
— Ты говорил, что генерал врёт. О чём это ты? — раздался голос из толпы.
— Генерал водит за нос каждого из вас. Он лжёт, когда говорит о зле за стенами. Я был там, я видел, что происходит. Нам десятилетиями вдалбливают фальшивую историю, где мы — жертвы, а за стенами — монстры. Но всё не так. Королевством управляет человек, способный превратить вас в безвольных рабов своего дела. И я требую суда над Кассианом фон Люмьером! У меня есть доказательства его тирании. Доказательства того, что он — безжалостный, бесчеловечный фанатик. Я требую суда присяжных! — голос мой звенел, срывался, но я не умолкал.
— Почему мы должны тебе верить? — спросил седой старик, стоявший неподалёку.
— А вы оглянитесь. Давно в столице было столько солдат и стражников? Давно ли вас заставляют сидеть по домам после заката? Проверяют каждого, заглядывают в сумки и кошельки? Кто из вас был услышан в сенате? Кто пришёл с жалобой и был принят? Вам даже говорить не дают! Вы и без меня всё знаете! Власть в столице давно прогнила. Законы действуют лишь по приказу генерала. Армия преследует тех, кто осмеливается не соглашаться. Очнитесь, люди!
— Да! Мне надоело, что меня досматривают каждый день! — крикнул кто-то из толпы.
— А меня бесит, что мои жалобы просто выбрасывают! Говорят, не до меня! — добавила девушка с детской коляской.
И понеслось. Толпа вспыхнула, как сухая трава. Кто-то ругался, кто-то звал на площадь всех соседей. Кто-то кричал имя генерала с проклятием, кто-то просто молчал, но глаза у всех горели.
— Это разжигание бунта! Схватить его! — заорал один из стражников.
— Отставить! — голос майора прозвучал как удар. — Он прожил в столице всю жизнь. Он такой же гражданин, как и я. Если он требует суда — так тому и быть. Сопроводите его в зал и призовите генерала.
Сказать, что я удивлён, — ничего не сказать. Я спустился и никто не схватил меня. Майор лично проводил меня в здание суда. Зевак ждать долго не пришлось — зал заполнился моментально, стоило мне лишь переступить порог.
Майор тут же отдал приказ — вызвать присяжных, судей и генерала. Всё происходило стремительно. Даже слишком.
Зал суда… Человечество построило его как символ справедливости — и как театр.
Помещение было гигантским. Полукруглый зал, уходящий вверх амфитеатром. Повсюду ряды тяжёлых деревянных скамеек, отполированных веками. На них уже сидели люди, кто-то стоял в проходах — дышали жарко, тяжело, как перед бурей. Воздух был насыщен напряжением.
По бокам — балконы, за решётками которых располагались вооружённые солдаты и представители разных факультетов — армия, правоохрана, разведка. У всех лица были серьёзные, каменные.
В центре — помост, выложенный мрамором. Слева — возвышенное место для двадцати присяжных. Некоторые кресла были украшены гербами семьи, остальные — простые, стандартные.
Справа — трибуна для судей. Трое. Трое человек, от которых зависит приговор. За их спинами — огромный герб королевства. Судьи уже сидели на месте, облачённые в тёмно-синие мантии, под цвет ночного неба.
Против меня — вторая трибуна. Тяжёлый трон из чернёного дерева, специально отведённый для высокопоставленных чиновников. И именно туда, в сопровождении восьми вооружённых солдат, шаг за шагом вошёл он — генерал Кассиан фон Люмьер.
Человек, из-за которого всё началось. Человек, которого я должен был победить не силой, а разумом.
И вот он напротив...
У меня всё было под контролем. Судьи, хоть и смотрели с недоверием, играли свои роли. Сначала — скептицизм, затем — дозволение говорить. Пока что всё шло так, как я рассчитывал.
— Хорошо, господин Грин, — произнесла судья Хоун с сухой сдержанностью. — Вы устроили представление на центральной площади, мы поняли, что вы хотите обвинить генерала в определённых злодеяниях. Но по правилам суда вы должны знать: и генерал вправе выдвинуть встречные обвинения.
— Этот человек… Нет. Простите, уважаемые жители, не человек — спокойно, почти холодно заговорил Кассиан. — Это чудовище. Продукт грязных экспериментов. Его вырастили за пределами наших стен, чтобы направить против нас. Его цель — уничтожить последние остатки человечества. Прошу суд — я требую его публичной казни.
Он был уверен в себе. Жесты, взгляд, голос — всё выдаёт полную самоуверенность. Но он ещё не знал, какие козыри у меня в рукаве.
— Что ж, — вмешался судья Лоран Велвис, — принимается. Господин Грин, вы настаиваете на проведении судебного разбирательства по всей строгости человеческих законов?
— Верно, — ответил я коротко.
— Тогда, раз мы определились с целями, предлагаю сторонам пригласить представителей поддержки.
Так называемые «стороны поддержки» — это хорошо образованные люди: юристы, бывшие судьи, аналитики. Они могут укрепить позицию, отбить атаку, поймать на противоречиях.
Возле трибуны генерала появилось сразу трое. Мужчина в дорогом костюме, пожилая женщина с жёстким взглядом и ещё одна — моложе, по глазам сразу видно: хищница. Эти знали своё дело. По одному только выражению лиц было ясно — за них заплачено щедро.
Я же, не раздумывая, отказался от защитника, который мог быть назначен мне от королевства. Лишний рот, способный проболтаться, здесь был не к месту. Судьи кивнули и приняли моё решение. Время начинать.
— Прошу гвардейцев королевства вызвать в суд свидетеля по имени Варис, академика столицы, — произнёс я.
Имя разлетелось по залу, вызвав лёгкий шёпот, будто пущенная стрелка задела натянутую струну. Многие узнали имя. Некоторые сразу зашептались друг с другом, а кое-кто просто застыл, всматриваясь в трибуну свидетелей.
Далеко ходить не пришлось. Варис уже был здесь. Алиса заранее всё подготовила: нашла на него компромат, надавила, вывернула его изнутри. Он знал, что откажись он — и все его тайны полетят к народу, выставив его перед обществом как предателя, лжеца и труса. Он знал, что я в курсе, и это уже связывало нас прочной верёвкой страха.
Он встал сам. Без слов, не оглядываясь. Подошёл к трибуне для свидетелей, положил ладонь на кристалл правды — гравированный осколок древней печати.
— Клянусь говорить только правду, — выдавил он.
Если выяснится, что свидетель солгал — ему отрежут язык и бросят в тюрьму на десять лет. Сурово? Да. Но страх в этом зале — лучшая гарантия честности. Потому что кристалл это лишь фальшивка. Никакого отношения к магии. Просто для красочного слова, будто он способен указать на ложь. Но нет, это просто кристалл, об этом я узнал от Рейн.
Я смотрел прямо на него. Варис стоял как человек, который уже подписал приговор себе, но надеется отсрочить его как можно дольше.
— Вы, уважаемый академик, знакомы с генералом. Расскажите суду, как именно вы познакомились и что выполняли по его личным приказам. Я-то знаю. Но думаю, всем собравшимся будет интересно услышать это из ваших уст, — сказал я, не отрывая взгляда от его лица.
Последняя фраза была нарочно острой, с нажимом. Я дал понять, что если он попробует юлить — Алиса раскроет всё.
И он понял это.
Варис закопает генерала сам.
— Десять лет назад, может, чуть больше… — Варис говорил медленно. — Тогда я только начал путь в академической среде. Ещё не был признан, многие считали мои интересы… непрактичными. Мне хотелось понять, как кристаллы воздействуют на живые организмы. На людей.
Он выпрямился, подняв взгляд к судейской трибуне.
— Генерал Люмьер сам нашёл меня. Это было после выхода моей статьи — теоретической, сухой, но с потенциалом. Он пришёл не как военный, а как… покровитель. Задал вопросы, выслушал. А потом предложил заняться этим глубже. С практикой. С его поддержкой.
По залу прошёл лёгкий ропот. Велвис, как и ожидалось, тут же ударил молоточком по камню. Он не терпел шума. Его глаза метнулись по рядам так, будто он лично пригвоздил каждого к спинке скамьи. Тишина восстановилась.
Я бросил взгляд на Люмьера. Лицо — камень. Никакой дрожи. Он смотрел, слушал, будто речь шла не о нём, а о чьей-то чужой биографии.
— Уточните, уважаемый академик, — вмешался судья Коль. — Что за «практика» была вам предложена?
— Эксперименты, — просто ответил Варис. — Мы начали тестировать свойства кристаллов на людях. На тех, кого привозили ко мне... без их согласия. Подопытные. Они не выбирали свою участь.
Шепот усилился. Судьи молчали, не останавливали. Варису позволили говорить.
— Испытуемые были из числа бедноты, бездомных… — он отвёл взгляд, — и заключённых. Генерал говорил, что у заключённых нет близких. Но когда были — им отправлялись письма. Официально: смерть от болезни, внутренний бунт, несчастный случай. На деле — они становились частью программы.
Он начал зачитывать фамилии. Я смотрел на зал — лица бледнели. Кто-то узнал. Кто-то догадывался. Потом, резко, чей-то крик:
— Это мой брат!.. Люмьер, ты ублюдок!
Мужчина вскочил с места. Судья Хоун лишь холодно бросила:
— Стража. Вывести.
Его увели, выкрикивая проклятия и обвинения, а люди начали перешёптываться. Волна сомнений покрыла зал. Реплики звучали всё громче, всё острее. Генерал впервые повёл бровью.
А Варис продолжал. Без пауз. В голосе — всё та же усталость, но и решимость. Он говорил спокойно, детально. О процедурах, о результатах, о смертности. Народ впитывал каждое слово, как яд, как проклятие — и начинал бурлить изнутри.
А я... я чувствовал, как трещит под ногами лед генерала. Ещё шаг — и он рухнет. Но только если я буду осторожен. Только если добью его точно, без лишней пощады.