Сети Госпожи ужаса

Глава 11

Не понимаю возникшей в девяностых моды, когда мужики вдруг массово начали обниматься. Ничего приятного в этом нет, особенно когда этого мужика ты не знаешь, когда от него разит старым козлом, и при этом он тебе почти до кости распорол плечо ножом монструозных размеров. Да, а еще не очень приятно обниматься с человеком, когда он уже умер, а кровь из его пробитой печени марает твою красивую тунику из тончайшего льна. Два сына Сосруко, стоявшие по бокам от меня, приняли этого парня на ножи в самый последний момент.

— Ну, елки-палки! — только и мог сказать я, а потом, не будь дурак, заорал. — Владычица спасла меня! Не позволила умереть сегодня! Ее милость будет над нами!

Войско бесновалось в религиозном экстазе, а я, зажимая рану, разглядывал незадачливого убийцу, пытаясь понять, кто бы это мог быть. Результаты изысканий оказались неутешительны. Грязноватый хитон, черные, как смоль, вьющиеся волосы и крупный нос. Классический представитель того, что называется средиземноморским типом внешности. У меня такими заселен целый архипелаг.

— Да кто же тебя послал… — бормотал я, пока мне сноровисто замотали плечо полотняным бинтом. Еще одно мое новшество. Вот, пригодилось.

Когда начинаешь вспоминать, кому на пути к вершине Олимпа отоптал ноги, то выясняется, что слишком многим. Он не из Тамассоса, это точно. Старейшины поклялись, что не знают его, и я им верю. Значит, это не родня покойного царя мне мстит, она зачищена весьма качественно. Кто же еще? Упреждающий удар из Пафоса или Китиона? Запросто. Привет из Милаванды, от тамошней недорезанной знати? И это тоже весьма вероятно. Аххиява? Кто-то мстит за убитую под Троей родню? Похоже, там хватает отморозков. Сидон и Тир? Не думаю, но сбрасывать со счетов не стоит. Там меня ненавидят за то, что не даю добывать в своих водах пурпур и тунца. Уже несколько кораблей оттуда отправились на штрафстоянку Сифноса и заплатили немалый штраф. Тут такое в новинку и почитается деянием даже худшим, чем пиратство. Так что финикийцев тоже со счетов не сбрасываем. В общем, никто меня не любит…

— Да кто же ты такой? — думал я день-деньской, пока армия шагала на юг, в сторону Китиона, а я валялся на телеге, разглядывая облачка, весело несущиеся куда-то вдаль. — Да и черт с тобой! — решил я в конце концов. — Как говорил мой дед, хороший стук наружу выйдет. Только вот теперь нужно будет целую систему охраны организовывать. Травить тут тоже умеют.

— Государь, с Сифноса писец прибыл. Говорит, это важно. — в шатер вошел один из сыновей Сосруко, щеголявший после недавнего подвига в золотом обруче, обнявшем бычью шею. Хорошее такое ожерелье, в палец толщиной. Иному царю впору.

— Зови, — махнул я рукой.

— Государь!

Корос, младший сын моего наместника Филона, уже не был похож на юношу, подающего надежды стать сродни колобку. Он высох до того, что даже щеки ввалились, а это что-то, да значит. Если кто-то из этой семьи обжор похудел, значит, случилось что-то из ряда вон. У него и сандалии истрепались вконец, и хитон пропылен настолько, что можно не найти места, которое было когда-то белым. Он у него теперь красивого равномерно-серого цвета. Парень явно спешил.

— Что-то случилось? — спросил я его.

— Я госпожой Кассандрой послан, — сказал Корос, едва переведя дух. — Она велела передать, что люди непонятные были на Сифносе. Вас искали, господин. Царевна считает, что убийцы это.

— Она права, — хмыкнул я и показал на раненое плечо. — Был у нас убийца, но он, к сожалению, уже в Аиде. Расспросить его нельзя.

— Госпожа велела передать, что убийц двое, — продолжил Корос. — Если это так, то он где-то здесь. Его нужно немедленно найти.

Я поманил его за собой, открыл полог шатра и показал на толчею лагеря, где без дела шатались тысячи здоровых мужиков того самого, средиземноморского типа внешности. Ужин только что прошел, а ночь еще не наступила. Люди общаются. Играют в кости, карты, шашки и шахматы. Я многое сделал для того, чтобы скрасить зимний досуг. Зимы здесь тягуче-долгие, а проводить их всегда было принято, тесно прижавшись друг к другу боками и любуясь языками огня, пляшущими на камнях очага. Теперь куда веселей стало.

— И как ты его тут найдешь? — саркастически спросил я, поведя рукой по сторонам.

— Госпожа изволила распорядиться на этот случай, — спокойно ответил Корос. — Прикажите всем построиться по своим десяткам, царственный. А наемникам — собраться по родам. Тот, кто останется в одиночестве — и есть чужак.

— Тьфу ты! — я даже расстроился. Легко же!

Через полчаса, когда указание было на ушко передано каждому сотнику, десятнику и басилею из пришлых, огромная толпа развалилась на множество кучек, которые с любопытством оглядывались по сторонам. Я залез на телегу и, приложив ладонь ко лбу, всматривался вдаль, а два десятка кобанцев с обнаженными мечами рыскали по лагерю. Они получили строжайшее указание взять супостата живым.

— Да вот же ты! — ахнул я, увидев сиротливую фигурку, которая металась от одного рода к другому. Его гнали отовсюду со смехом и шуточками. Не все здесь понимали, что происходит, а потому потерявший свой десяток воин вызывал всеобщее веселье.

— Вот он, убийца! Держи его! — заорал один из моих охранников и бросился зарабатывать свою гривну на шею. Видимо, завидовал братьям.

Зря он это сделал. Народ тут предельно незамутненный, но один и один сложить могут все. Именно поэтому, когда неприкаянный воин задал стрекача, из строя выбежал какой-то боец и, лихо взмахнув пращой, выстрелил ему вдогонку.

— Живьем брать велено! — заревел мой охранник, но было поздно.

Свинцовая пуля, брошенная с двух десятков шагов, уже ударила бегущего в затылок, расплескав его голову, словно гнилой арбуз.

— А ведь мне этого дурака еще и наградить придется, — обреченно думал я, любуясь тощим пареньком с Родоса, который купался в лучах славы. Его даже на руки подняли и пронесли перед строем. Он же герой, в такую его мать…

— Вернись к госпоже, — повернулся я к Коросу. — Скажи ей, что она должна найти того, кто послал убийцу. Ей разрешено все!

— Да, господин, — склонил голову парнишка. — Я понял.

— Ты не понял, — покачал я головой. — Передай, что ей разрешено абсолютно все.

Неделю спустя. Китион. (в настоящее время — г. Ларнака.) Кипр.

— Отсидимся. Тут стены не хуже микенских.

— Не отсидимся, говорю тебе, дядька. Или с голоду подохнем, или камнями забросают. Или змеями! Эниалий, покровитель воинов, помоги мне! Не допусти погибнуть позорной смертью.

— Камнями не добьют. Высоко тут, — с сомнением произнес Гелон.

— Тогда с голоду помрем, — упрямо сказал племянник.

Гелон и Тимофей стояли на крепостной стене, сложенной огромных глыб, и снова любовались, как воины ненавистного Энея тащили срубленные стволы сосен и ставили в ровные ряды свои чудные шатры. Лагерь рос на глазах, и выглядело все на редкость дерьмово. Уже перекрыли главные ворота, что смотрели в сторону гавани, а малую калитку, ведущую на север, будут держать частоколом, за которым посадят лучников.

Китион, или Ла-Китон, как называли его сидонцы, и впрямь взять непросто. Крепость не слишком большая, но стоит на крутом холме, а стены ее высотой в пятнадцать локтей. Передние ворота окружены двумя квадратными башнями, с которых отлично простреливается проход. Ворота же задние ведут в узкий, извилистый лабиринт, через который попробуй еще проберись. В основании крепости лежат огромные глыбы песчаника, и лишь на высоте двух человеческих ростов стену продолжили кирпичной кладкой. Постарались цари Ла-Китона, да и купцы тряхнули мошной. Здешний дворец не уступает Энгоми, а храм богини Аштарт — самый большой из всех, что есть на Кипре. Из этой гавани рукой подать до Египта, просто плыви на юг, и все. Нипочем не заблудишься. Этот город специально для торговли со Страной Возлюбленной и строили. Он ведь окружен медными шахтами.

— Корабли! — ткнул в горизонт Тимофей. — Догадайся, дядька, чьи!

— Вестимо, чьи, — недовольно проворчал Гелон. — Корабли приметные. Энея это корабли. Обложил гавань, сволочь. Значит, зерна нам сюда не привезут. Будем жрать то, что есть.

— И много его тут есть? — насмешливо спросил Тимофей.

— Сколько ни есть, а нам не дадут, — неохотно признал его правоту Гелон. — Нас за стену впустили, клятву взяв, что биться будем. Но кормить никто не обещал. Наше зерно дней через десять к концу подойдет. Потом золотишко из Энгоми в ход пустим, будем зерно в три цены покупать. А потом, когда и это зерно закончится, хоть ложись и помирай. Нам его ни за какое золото не продадут.

— Шарданы царские от пуза жрут, — завистливо вздохнул Тимофей. — Их точно кормить будут.

— Что делать станем? — быстро посмотрел на племянника Гелон. Он давно уже уверился в том, что сын его сестры разумен не по годам. И удачлив, что немаловажно.

— Я бы Энею этот проклятый город сдал, — сказал вдруг Тимофей. — А он нам за это золотишка отсыплет. Все одно помирать нам здесь. Я его знаю. Если он к городу подошел, то нипочем не отступит. Ла-Китон все равно сдадут, когда зерно закончится, только уже без нас. Мы к тому времени, дядька, уже в Аиде с тобой будем.

— Я клятву богам давал, — возмущенно посмотрел на него Гелон.

— Но я-то ее не давал, — возразил Тимофей. — Когда все на жертвеннике Великой Матери клялись, я какую-то чушь бормотал. Как знал, что будет так. И вообще, это не Великая Мать, а Аштарт сидонская. Плевать мне на богиню, которой здешние шлюхи молятся. Я Эниалию, воинскому богу, жертвы приношу. Он защитит меня от распутной каменной бабы.

— Хитро придумал, — уважительно кивнул Гелон. — Пойдем к задним воротам. Страже скажем, что за едой тебя послали. Если что, лепешку дадим. Шарданы — они жадные, выпустят. Пошли! Чего тянуть-то!

Здоровенные парни, приплывшие на Кипр с каких-то невероятно далеких островов, разглядывали Тимофея, как засохшее козье дерьмо. Он пойдет налегке, с одним лишь ножом, отчего смотрелся по сравнению с ними сущим оборванцем. Этот отряд был вооружен отменно, потому-то и нашел службу быстро, когда прибыл на остров вместе с женами и детьми. Бронзовые шлемы с четырьмя рогами, начищенная песком кираса и железный меч, больше похожий на длинный нож, — у них подобного добра было много. Видать, знатно пограбили, пока дошли сюда, а царь Ла-Китоны, узрев этакое великолепие, тут же настежь открыл перед ними закрома с зерном и медью. Ничего не жаль, когда можешь заполучить три сотни самых свирепых на всем Великом море бойцов.

— Ну! Я пошел! — набрал воздуха в грудь Тимофей и боком протиснулся в низкую калитку, сколоченную из толстенных досок, обитых бронзовым листом. Он дождется темноты. Ни к чему затевать разговор с врагом на виду у всего города.

Китион придется брать долгой осадой. Дорога, что идет к воротам — длинная, крутая и извилистая. Таран по ней не дотащить, а если и дотащишь, то сильные отряды, вышедшие из крепости, тут же перебьют экипаж. Дать подмогу не выйдет. Дорога узка и окружена обрывами. Само собой, ни по лестницам на эти стены не подняться, ни осадные башни к ним не дотолкать. Знающий человек крепость строил.

— Надолго тут сядем, — хмуро произнес Одиссей, который вместе с другими командирами пришел на пьянку. То есть, на военный совет.

— Если они не дураки, и зерном запаслись, то до зимы точно просидим, — поддержал его Идоменей.

Командиры и басилеи заспорили, горячась и перемежая брань тостами и божбой. А я молчал, потому как сказать нечего. Я и сам понимал, что басилей Итаки совершенно прав. Нас ждет длинная осада, и тогда покорение всего острова может занять не один год. Есть во всем этом маленькая проблемка. До зимы я лишусь половины армии. Все наемные отряды потребуют оплату и отчалят домой, пока бог Поседао не закрыл море волнами своего гнева. Тогда мне сложно придется. Я каждый городишко выгрызать буду у местных царьков. А их еще немало. Китион, Пафос, Марион, Кириния, Лапетос, Курион… Столицы будущих царств уже основаны и стоят на своих местах. То есть на скалах, окруженные крепкой стеной. И туда в спешке завозят зерно и сушеную рыбу. Я с малыми силами около каждого этого курятника буду месяцами стоять. А если они соберутся вместе?.. Тогда, возможно, мне придется уйти в Энгоми и начать вести дела там, на какое-то время признав право конкурентов на существование. А это ломает все мои планы.

— Государь, — шепнул стражник мне на ухо. — Человек из города пришел. Хочет с тобой поговорить. Просит встречи с глазу на глаз. Мы его обыскали, у него один нож был. Говорит, гостеприимец твой.

— Веди, — поднялся я с деревянного чурбака, заменявшего мне трон.

Тимофей изменился. Я запомнил его мускулистым парнишкой с тяжелым взглядом воина, а теперь передо мной стоял заматеревший душегуб, прошедший огонь и воду. Лед в глазах и спокойная уверенность в каждом движении. Опасный парень, очень опасный.

— Ты хотел видеть меня? — спросил я его, отпустив стражника взмахом руки. Впрочем, он отошел на десять шагов, демонстративно подкидывая в руке секиру. С такого расстояния он не промахнется, я это точно знаю. И Тимофей знает. Он скосил глаза в сторону моей охраны лишь на миг и отвел их тут же. Он все понял.

— Царь! — коротко поклонился он. — Я пришел к тебе как к гостеприимцу. Ты говорил когда-то, что в твоих землях эти узы священны.

— Ты поэтому мой корабль пленил? — фыркнул я. — Гостеприимцы ведь именно так друг с другом поступают.

Кажется, я время с ним теряю.

— Я священными узами связан, а мои парни — нет, — не меняясь в лице, ответил Тимофей. — Я не мог против всех пойти. Со мной пять кораблей было. Не объяснить этого воинам. Но заметь, ни товара твоего никто не тронул, ни твоих людей.

— Ладно, — отмахнулся я. — Ты пришел просить, так проси.

— Я ничего не прошу, — медленно покачал головой Тимофей. — Я к тебе с серьезным предложением пришел. Мне нужен талант золота и два корабля из тех, что стоят в гавани.

— Допустим, — постарался я не рассмеяться. — У меня есть талант золота и два корабля. И я могу тебе их дать. А что дашь мне ты?

— Ла-Китон! — он дернул подбородком, показывая в сторону стен, что чудовищной громадой нависали над бухтой.

— Согласен, — кивнул я. — Цена мне подходит. Как ты это сделаешь?

— Открою ворота, — ответил Тимофей. — Наша ватага — пять дюжин умелых воинов. Мы все родня и соседи. Мы перебьем стражу и впустим твоих людей. За это ты дашь золото, корабли и свободный проход с нашей добычей.

— Тебе понадобится вино, — с интересом посмотрел я на него.

— Как раз хотел попросить пару кувшинов покрепче, — оскалился в улыбке тот.

Какой толковый парень. Он мне все-таки нравится.

— Не хочешь служить мне? — спросил его я.

— Нет! Я вольная птица, — улыбка ушла с его лица. — Хочу, чтобы служили мне самому.

— Таланта золота тебе надолго не хватит, — усмехнулся я. — Тем более, если разделить его на всех. Быть царем довольно дорого. Просто поверь мне на слово.

— Я что-нибудь придумаю, — нахмурился Тимофей и закусил губу.

— Море может стать тесным для нас обоих, — тонко намекнул я ему. — Я изведу морских охотников в ближайшие годы. Прими совет. Или поищи себе землю, или уходи как можно дальше. Туда, где не будет моей власти.

— Я тебя услышал, царь, — с каменным лицом произнес Тимофей. — Давай вернемся к городу. Я пока не знаю, когда это сделаю. Может, три дня, может дюжина дней. Но не больше. Дай мне верного человека. Он будет прятать вино для меня, а я каждый день буду таскать его в город. Здешняя стража — зверье лютое, но они не дураки выпить. Я заплачу им вином за проход, и очень скоро мы станем лучшими друзьями. Как только они напьются, я зарежу их и открою северные ворота. Будь готов.

— Сосруко! — негромко произнес я, а когда тот подошел, сказал. — Запомни этого человека. Он теперь служит мне. Возьми два кувшина вина и иди с ним. Он скажет, что делать дальше.