Гиппогоги, судна для перевозки лошадей, непривычны в этом мире до того, что весь порт сбежался посмотреть на этакое диво. Широкие неповоротливые лохани принимают в свою утробу по три десятка голов и движутся по морю, делая целых два узла. Если бы не попутный ветер, они бы сюда только к зиме доплыли. Я приказал построить несколько штук для отца, и раз эти корабли здесь, то значит, что он уже во Фракии. Корабли уронили сходни, и по ним, испуганно прядая ушами, начали один за другим спускаться кони. Жилистые мальчишки, ни одному из которых не было и шестнадцати, бережно вели их под уздцы, шепча на ухо всякую ласковую чушь. Но кони все равно всхрапывали и крутили башкой, недоверчиво раздувая ноздри.
— М-да… — разочарованно протянул я. — Когда я писал Антенору, чтобы молодежь прислал, надо было уточнять возраст.
Полусотня троянцев из знатных воинских семей приплыла на службу, горя желанием получать свое серебро и добычу. Их сбыли с рук счастливые родители, торжественно выдав кинжал, лук, конька поплоше и могучего пинка под зад. Теперь не нужно выискивать землю для подросшего отрока. Не нужно его не только женить, но даже и кормить. Теперь они моя забота. Все Великое море знало, что воин легиона иной родни, кроме царского войска не имеет. Получается, куда ни кинь, одна польза для семьи, разоренной войной. Избавиться от лишнего рта — даже для воинской аристократии большое дело. Особенно когда этих ртов пять или шесть.
— Совсем щенки, государь, — хмуро произнес Абарис, носящий теперь звание легата. Ожерелье на его могучей шее висит такое, что иному царю впору. Я, наверное, выше званий вводить не стану, иначе бюджет страны этого просто не выдержит.
— Испытаем их, — сказал я. — Должны быть неплохи, ведь из старых семей парни. Антенор не посмеет мне простых пастухов прислать.
— Мне конница как воздух нужна, — пробурчал Абарис. — Остров большой, пешком не находишься. Его чистить и чистить еще. Много сволочи по горам разбежалось.
Вечером, когда неизменная каша, приправленная ради праздника изрядной порцией рыбы, плотно улеглась в солдатских желудках, троянцев вывели на полигон, где их уже ждали чучела, набитые соломой. Пока что в конной стрельбе упражнялся только я, да еще несколько человек из знати. Лошадей на Кипре почти нет, а те, что есть, слова доброго не стоят. Посмотрим, чему научили мальчишек их уважаемые отцы. Пять мишеней через тридцать шагов. Надо поразить все. Я этим каждый день занимаюсь.
— Ну, Борей, — шепнул я на ухо своему коню. — Покажем класс. Не вздумай дурить. Царь — первый воин. Если сейчас обосрусь, стыда не оберешься.
На полигон пришли все, кто не был в наряде. Еще бы, такое зрелище не каждый день увидишь! Тысячи здоровых мужиков, гомоня, растянулись в длинную шеренгу, полукольцом охватившую стрельбище. На другую сторону пойти дураков нет. Стрелу поймать легче легкого.
— Ну, пошел, — я нежно тронул пятками своего жеребца, который умел скакать мягкой, нетряской иноходью, отчего стоил примерно, как подержанный Боинг в мое время.
Борей, который делал это десятки раз, погнал легкой рысью в двадцати шагах от мишеней, а я выпустил первую стрелу. Есть! Железный наконечник с хрустом прорвал плотно скрученную солому, а войско восторженно заорало. Царь обязан показывать свое умение, иначе и не царь он по нынешним понятиям. Даже коллега Рамзес, живой бог, скачет на колеснице, бьет из лука в медный лист и гребет на лодке. Он, конечно, не Яхмос I, который пробивал стрелой два миллиметра меди, но, по слухам, тоже стрелок изрядный. Не успела еще выродиться двадцатая династия. В египетской армии фараона сильно уважают. Вторая мишень. Есть! Не отвлекаться на крики. Не отвлекаться! Третья! Попал. Четвертая! Пятая! Есть!
Я поднял лук над головой и картинно проскакал мимо воинов, прыгающих от восторга и тянущих ко мне руки. Троянцы бледноваты, но вот старший из них, которому на вид лет восемнадцать, решительно выехал вперед и пустил первую стрелу. Попал! Молодец! Он промазал всего один раз, и это приличный результат, учитывая, что парень чуть ли не месяц добирался сюда по морю. Гиппогог штука крайне тихоходная.
Вся полусотня построилась и пошла вслед за ним, а я подмечал тех, кто сделал три промаха и больше. Это явный брак, потому что в знатных семьях мальчишек ставят на колесницу уже в семь лет. К пятнадцати юный воин должен бить без промаха, иначе крышка ему в первом же бою. И ему, и его вознице. Неумех оказалось всего трое. Терпимо. Сгною их на стрельбище, не отправлять же назад. У меня не так-то много людей, которые вообще верхом ездить могут.
Пополнение еще понятия не имеет о строе, и полусотня сбилась в кучу, пялясь на меня голодным взглядом. Ну что же, у меня есть для них еще один фокус.
— Ты! — ткнул я пальцем в старшего. — Назови свое имя.
— Алкатор, царь, — склонил он голову. — Сын…
Тут он запнулся в растерянности. Нет у него больше отца, он теперь мой сын. Я одобрительно кивнул, оценив его замешательство, и сказал.
— Я скачу, ты меня догоняешь.
— Да, царь, — ответил тот.
Я взял разгон, и мальчишка с азартом погнался за мной. Я уходил от него, но он не отставал. Цепкий парень, и с конем обращаться обучен. Видно, наука верховой езды стремительно проникала в массы. Я вышел на линию, с которой меня точно увидят все, и повернулся назад на сто восемьдесят градусов, глядя прямо в глаза преследующему. Я натянул лук и пустил стрелу без наконечника, которая ударила его прямо в грудь. Пехота заорала в восторге, а конница застыла в полнейшем изумлении. Не умели они так, и даже не думали, что можно развернуть корпус к хвосту коня и стрелять в того, кто мчит за тобой. На лицах мальчишек появилась растерянность, переходящая в легкую панику. Вдруг погонят со службы, даже приняв на нее? Это ведь позор немыслимый. И куда деваться потом? Домой им теперь ни за что не вернуться. Там их уже оплакали как покойников, а сэкономленную еду разделили на остальных детей.
— Задача ясна, Алкатор? — спросил я.
— Да, государь, — склонил он голову. — Месяца не пройдет, и мы все так будем уметь. Пусть Тешуб меня молнией поразит, если вру!
— Ты. Ты. Ты, — ткнул я в тех, что отстрелялись хуже всех. — Через месяц повторяете стрельбы. Если будет больше одного промаха, пойдете в пехоту.
— Да, государь, — мальчишки чуть не плакали от стыда.
— Клятву вечером дадите, — ответил я и развернул коня. Все, концерт окончен, пора серьезными делами заняться.
Когда у тебя есть толика свободного зерна, серебро и рыба, то сделать можно многое. Например, можно согнать пару тысяч человек на строительство водохранилища на месте бесплодной балки, заросшей кустарником. Будущее дно уже почистили от деревьев, в пологих местах выложили подпорные стены, укрепив их сзади тоннами земли и камня, а в двух местах сложили дамбы, где позже поставят мельничные колеса. Мне не станем ждать милостей от природы. Колеса сразу сделают верхнебойными, минуя промежуточные стадии.
— Вот здесь, ниже плотины, выложите каменный желоб на арке, — показал я Анхеру, но увидев удивление на его лице, пояснил. — Он будет наполняться водой, от которого мы проложим трубы в сторону города. Остальная вода пойдет дальше, к морю. Понял?
— Хм… — задумался мастер. — Но как он будет наполняться, господин. Как мы поднимем воду на такую высоту?
— Колесом! — пояснил я ему. — Колесом!
Минут через тридцать мастер Анхер усвоил принцип работы водяного колеса и узнал про зубчатую передачу. Он усвоил это раз и навсегда. А уж мысль о том, что даже один осел может снабжать водой немаленькое селение, и вовсе поразила его до глубины души.
— Великие боги! — шептал он. — Просто как! Одно колесо передает усилие на другое, а вода из привязанных к колесу ведер попадает… Да куда угодно попадает! Ведь можно несколько уровней подачи воды сделать.
— Можно силой воды поднимать молот или двигать большую пилу, — голосом дьявола-искусителя подсказал ему я.
— Но как? — возопил египтянин.
— Колесо поднимает рычаг, — пояснил я. — А когда зубец колеса проскальзывает, то молот падает вниз. Как ты понимаешь, молот может быть таким, что и пять кузнецов не поднимут. Река куда сильнее человека.
— Я понял, — обхватил голову Анхер. — Я знаю, что такое рычаг, господин. И знаю, как он создает усилие. Но почему никто во всей Стране Возлюбленной не догадался поднять ничего колесом! Почему крестьяне тысячи лет поднимают воду кожаными ведрами, тратя недели на то, чтобы напоить свои сады!
— Занимайся! — похлопал я его по плечу. — Сначала подача воды в город, потом мельница для кузни, потом мельница для муки. Камень для жерновов скоро привезут. Его уже вырубили на Паросе.
— Да, господин, — проглотил тугую слюну Анхер. — Мне нужна еще толика вашего драгоценного времени. У меня есть вопросы по арочному своду. У меня в голове не укладывается мысль, что один камень может держать на себе всю тяжесть камня.
— А про купольный свод из бетона ты уже всё понял, что ли? — удивленно посмотрел на него я. — Там посложнее задача будет.
— Это как раз просто, — оживился мастер. — А может быть, господин, нам не изготавливать блоки отдельно, а заливать смесь пепла и извести уже на месте? В форму, которую мы изготовим из дерева? Тут ведь его много, господин.
— Вот как? — задумался я, припоминая злоключения строителей Пантеона. Они изрядно намучились с куполом, который все время хотел разъехаться в стороны. — Ну тогда и железные прутья придется заложить внутрь. Только они должны быть с ребрами.
— Тогда я большой купол в Храме богини Хатхор смогу сделать, — на смуглой физиономии инженера появилось мечтательное выражение. — Огромный! Невиданный! Я сделаю новый макет храма, господин. Старый никуда не годится. Я все понял! Даже строители Черной Земли умрут от зависти, когда увидят обитель Великой Матери, дарующей жизнь.
Энгоми все больше напоминает мне Сифнос, тем более что множество людей перебралось оттуда в новую столицу, поближе к войску, оптовым складам и денежным потокам. Я некоторых горожан в лицо узнавал. Свободные дома в Верхнем городе стремительно заканчивались. И теперь даже для того, чтобы поощрить Кулли, Рапану и еще нескольких заслуженных тамкаров, приходилось, как говорил классик, изыскивать. Как будто не этот город совсем недавно взяла штурмом огромная банда бродячих отморозков. Я уже всерьез начинаю подозревать, что людей разносят мухи. И вроде бы еще совсем недавно здесь было пусто и совершенно безнадежно, но как только появляется еда и возможность намутить драхму-другую, они сразу же откуда-то берутся. Кто-то прятался в горах, кто-то ушел в Библ и Пер-Рамзес, и вот теперь они возвращаются. Люди гомонят на рынках и в порту, они присматриваются к новой жизни, пробуя ее, словно неумелый пловец, который осторожно заходит в холодную воду. Они постоят немного, а потом, видя, что им ничего не угрожает, делают еще один шаг на глубину.
Я полюбил этот город. По сравнению с ним Сифнос — глухая провинциальная дыра. Здесь улицы прямы, как копье, и застелены каменными плитами. Они застроены двухэтажными кирпичными домами, которые, если бы у них имелись на фасаде окна, смотрелись неплохо даже в много позднее время. Люди остаются людьми. Они хотят жить, радоваться, растить детей и не трястись от ужаса, ожидая налета очередного эпического героя, которому не терпится попасть в историю. Именно поэтому я еду по улице, купаясь в улыбках и приветствиях. Люди славят богов, призывая ко мне их милость. Ведь именно я принес сюда спокойствие, такое нечастое в это страшное время.
— Благословите, господин! — какая-то баба тянет мне младенца, завернутого в полотно. — Дайте имя моему сыну! Молю!
Ни фига себе! — я даже растерялся. В крестные зовут, что ли? Но делать нечего. Я же сын Морского бога, счастливый в бою. Положение обязывает. Я возложил руку на орущего мальчишку и буркнул:
— Нарекаю тебя Гомером! Женщина! Когда ему исполнится семь, приведешь в школу. Он будет учиться бесплатно. Скажешь, я велел.
Орущая от счастья мамаша осталась позади, а я глубоко задумался. С чего бы это меня пробило пацана Гомером назвать? Ведь никакой литературы здесь нет. Ее зачатки имеются в Египте и Вавилонии. Они были у почивших в бозе хеттов, которые сейчас сгрудились в жалкие княжества на окраине собственной империи. А здесь есть легенды про Геракла, в которых я не узнавал ничего из того, что учил в школе. Пока это просто байки про удачливого отморозка, который угонял чужую скотину и крал баб в промышленных масштабах. Байки из разряда тех, что воины травят у костра. Видимо, знать дорийцев, которая в моей реальности захватила Грецию, полировала их несколько столетий, пока не превратила в эталонные мифы.
Я скачу по улице, окруженный охраной. Я давно уже не выхожу на люди без доспеха, пусть даже и льняного. От ножа и стрелы он спасет, а большего пока не нужно. Куда больше мне нужно будет бояться соратников, когда они войдут во вкус. Сейчас полубожественный статус и удача в войнах охраняют меня непробиваемым щитом. Но что будет позже?
А вот и мой дворец. Статуи с бычьими головами одобрительно посмотрели на меня и даже, казалось, подмигнули. У них тоже праздник. Я велел демонтировать их, снять слепок, отлить в меди и покрыть позолотой. Правда, мастера проявили самовольство, наградив каждого огромным эрегированным фалосом. Здесь такое не считается похабным. Напротив, это символ мужественности и побед. Выглядят быки теперь совершенно фантастически, резко повысив мой и без того запредельный авторитет. И ведь времени прошло всего ничего, а в районе гениталий позолота уже изрядно потускнела, обещая вскоре исчезнуть совсем. Учитывая, что рядом стоит стража, искать виновных не нужно. Я и так знаю, что теперь, принимая пост, заступающая смена в обязательном порядке треплет быкоголовых по самому дорогому. На счастье. Я уже упоминал, что люди не меняются. У них и шутки остаются одинаковыми. Ну ничего, я тоже тот еще Петросян. Буду раз в месяц позолоту подновлять, вычитая стоимость работы из жалования стражи. Вот весело будет. Они ведь тут бизнес себе устроили. Сюда приходят горожане, слабые по мужской части, и тоже причащаются. Слухи по городу идут, что средство эффективнейшее, но дорого.
Мой мегарон уже ничуть не напоминает помещение после взрыва трех килограмм в тротиловом эквиваленте. Стены и колонны тщательно выскоблены, а кое-где Анхер уже нанес контуры будущих фигур. Я познакомил его с понятием горельеф и, по-моему, он на пару дней уходил в запой. По крайней мере, Феано шепнула мне ночью, что его жена отказалась играть с ней в карты, сославшись на какую-то сущую ерунду. Видимо, забухал парень, но быстро пришел в себя, осознав, что повернутые в профиль плоские фигуры не есть эталон скульптуры. Теперь одна стена мегарона будет представлять собой сцену моего боя с Аяксом, причем фигуры будут выпуклыми, выступающими из стены на половину объема.
Мозаика на полу — это переплетение квадратов, треугольников и спиралей. Выглядит необычно, но очень красиво, а местные наступают на пол с опаской, касаясь камешков кончиками пальцев ног. Квадратные колонны покрывают узорами из камней. Здесь и порфир, и лазурит, и паросский мрамор. Пестровато на мой взгляд, но именно так выглядит здесь роскошь. Она кричаща и вульгарна. Она подавляет пышной яркостью и нелепыми сочетаниями красок. Она бьет в глаза, не давая усомниться в своей стоимости. Здесь не в чести спокойное достоинство, которое порой куда дороже броского кича. Богатство должно быть заметно сразу, вселяя в вошедшего чувство собственной ничтожности.
— Акамант! — повернулся я к своему старшему писцу. — Отправь послание к царям Вилусы. Передай им мой приказ прибыть на Кипр сразу же после восхода Семи сестер. Они должны припасть к стопам господина своего Солнца.
— Слушаюсь, — склонился Акамант, который после недолгого раздумья спросил. — А что, если они не приедут, господин? Царь царей Хаттусили тоже рассылал такого рода послания, и на них частенько не обращали внимания. Что мы будем делать, если цари поступят точно так же?
— Поверь, — усмехнулся я. — Я очень надеюсь, что именно так все и случится. Ты разве еще этого не понял?
— Кажется, понял, господин, — ошалело посмотрел на меня Акамант. — Я прикажу готовить припасы для большого похода. Правильно ли я понимаю, что следующим летом из Энгоми отбудет к новому месту службы изрядное количество новых писцов?
— Правильно, — усмехнулся я. — Изрядное количество писцов и вразумляющий поход армии. Мне нужно обкатать в деле молодняк.
— Я все исполню, господин, — склонил голову Акамант. — Сегодня утром приплыл гонец от почтенного Рапану. Он прислал весть. Я выучил ее наизусть.
— Говори! — нетерпеливо выпалил я. — Надо было начинать именно с нее!
— Большая рыба поплыла на юг, — нараспев произнес Акамант. — Туда, где ее ждет сокол Гор, наточивший медные когти. Туда, где сама богиня Сехмет, Госпожа ужаса, раскинула свои ловчие сети.
— Красиво сказал! Поэт, блин, — отдал я должное литературному таланту купца, а потом приказал. — Кноссо найти! Он крутится где-то между Угаритом и Уллазой. Немедленно!