Сети Госпожи ужаса

Глава 15

В то же самое время. Второй год правления великого царя Мардук-апла-Иддина. Месяц Симану. Сиппар. Вавилонское царство.

Цилли-Амат, дочь почтенного купца и жена купца не менее почтенного пребывала в скверном расположении духа и имела для этого все основания. Весь свой изворотливый ум она направила на то, чтобы придумать, как бы ей половчей развести с первой женой своего непутевого муженька, по возможности простив кредиторам все его долги. Но как ни старалась она, день и ночь читая мудреные таблицы с законами Хаммурапи, величайшего из царей, ничего-то у нее не выходило.

Муж ей дан Богиней, это она нутром чуяла, да и нравился он ей. Была у него нужная хватка и обширный кругозор, неизвестный большинству олухов, не поднимавших зада в своих лавках даже для того, чтобы показать покупателю товар. Ее Кулли не таков. Цилли впервые в жизни родственную душу нашла, а уж то, что он за нее отступное выплатил до последнего сикля, было ей чисто по-женски приятно. Она дама зрелая, в девках засидевшаяся, а потому насчет собственной неотразимости не заблуждалась ничуть. И если человек ради нее решил со своим серебром расстаться, значит, он и впрямь богами ей дан. А раз так, то она биться за него будет, используя самое свое страшное оружие — острый ум. Тут Цилли насчет себя тоже ничуть не заблуждалась, оценивая собственные достоинства вполне трезво. Она была весьма умна.

— Да чтоб ты провалилась, стерва, — расстраивалась она. — И ведь, гляди ты, не сдохла за эти годы. Сидит, в лавке торгует. И укусить-то ее не за что, у нее даже гири честные. Не зря я в Сиппар приказчика посылала.

Дело было дрянь. Храм дал Кулли десять мин серебра под третью долю в год. Зная этих сволочей, Цилли была уверена, что они проценты на проценты начисляют исправно, а значит, должен ее муженек уже не десять мин, а все тридцать. Скорее всего, мертвым его еще не признали, а потому храм взыскал долг с его жены. А поскольку у нее таких денег отродясь не водилось, то долг выплатил ее отец. Следовательно, и сам долг, и проценты по нему теперь перешли к тестю. И если появится Кулли, то весь его товар конфискуют в счет долга, а сам он останется один на один со своим господином, который берет по праву силы один город за другим. Ничего хорошего от царя с такими устремлениями ждать не приходится. Отрабатывать будешь до второго потопа.

Это был хороший исход дела. А вот в худшем случае Кулли схватят в Сиппаре, ославят мошенником и потащат на суд. А там уж как решат. Могут и распять, если у почтенного вельможи, творящего правосудие, в тот день настроение не задастся. И тогда, если она, Цилли-Амат, развестись до суда не успеет, то плакать ей кровавыми слезами, приняв на себя обязательства по мужниному долгу. В Вавилонии с займами не шутили, а тот, кто шутил, очень скоро жалел о своей ошибке, как правило, последней в его бестолковой жизни. Тут законы работают с неумолимостью восхода солнца, а практика в судах наработана богатейшая. Вавилон — город торговый. Тут какого только жулья не видели. Похлеще даже, чем муженек ее.

Тем не менее, хоть и казалось это дело совершенно безнадежным, Цилли не унывала. Она уже на крайний случай готова была сама полталанта серебра выплатить, опустошив дотла семейную казну. Но такой выход девушка находила для себя не только неприемлемым с финансовой точки зрения, но и совершенно оскорбительным для своего изворотливого ума. Цилли и сама себе не призналась бы, что готова вступить в бой, потому как удовольствие предстоящая схватка предвещала куда большее, чем постельные упражнения, в которых она для себя ни малейшего проку не видела. Муж ее убыл за грузом золота, меди и железа, и это возбуждало молодую женщину куда больше, чем супружеские ласки. Она ни на какое другое не променяет то сладостное чувство, которое испытала, перебирая золотые статеры.

И вот теперь, исчерпав все доступные ей способы решить задачу, Цилли-Амат села на лодку с товаром, взяла охрану и поехала в Сиппар, до которого от Вавилона, ни много ни мало, три дня пути. Впрочем, назад, по течению, плыть куда быстрее. За пару дней управиться можно.

Цилли в который раз перебирала таблицы, погружаясь в несравненную мудрость царя-законодателя. Она искала то, что может ей подойти.

— Та-ак! — бормотала торговка. — «Если тамкар дал серебро шамаллуму[23] без свидетелей и договора, а тот отрицает получение — тамкар теряет свои деньги». Не годится! Это же храм. Там и договор как положено заключен, и свидетелей привели.

Она вела пальцем по мудреной аккадской клинописи и читала, шевеля губами.

— «Если содержательница корчмы не принимает зерно за пиво, а берёт серебро по завышенному курсу или занижает вес гири — её должно изобличить и бросить в воду».

Цилли задумалась ненадолго, вздохнула и произнесла. — В воду — это хорошо. Но она в лавке торгует. Может, еще раз ее гири проверить. Да нет! Глупость!

Она бережно положила табличку в сумку и вытащила следующую.

— «Если человек украл имущество храма или дворца — его должно убить, а также того, кто принял краденое из его рук». Ну, в этом моего муженька обвинить могут, если поймают.

— «Если человек обвинён в колдовстве и брошен в реку для божьего суда — если он утонет, обвинитель заберёт его дом. Если выживет — колдуна казнят, а обвинителя убивают».

Цилли наморщила лоб.

— В колдовстве ее обвинить, что ли! Нет, не стоит. Такое обвинение доказать придется, а за лжесвидетельство казнят. Да и все равно Кулли ее отцу должен. Кстати, а почему у нас за все казнят? Нельзя, например, хотя бы за что-то палками побить? Интересно, а в других странах, которые не осенила мудрость Хаммурапи, тоже за все подряд на кол сажают? Или это только у нас так?

— «Если жена позволила убить своего мужа из-за другого мужчины — их обоих должно посадить на кол». Ну вот! Я же говорила! И тут на кол! Хороший закон, правильный. Жаль, не подходит.

Цилли перевернула таблицу и продолжила читать.

— «Если жрица-надитум, не жившая в храме, откроет кабак или войдёт в него за пивом — её должно сжечь». Ух, ты! Сжечь! Ну хоть какое-то разнообразие. Осталось только заставить ее стать жрицей, а потом отправить в кабак за пивом. И дело сделано, хотя и не совсем. Долговая таблица-то у ее семьи останется. И что мне толку с сожженной бабы? Да никакого толку, только вопли и вонь горелого мяса. А я этого ужасно не люблю.

— Если жену человека ее муж обвинит, но она не была схвачена при лежании с другим мужчиной, то она может произнести клятву богом и вернуться в свой дом.

Цилли погрузилась в глубокую задумчивость, пытаясь осмыслить всю нелепость ситуации. Получается, гулящая жена, если прямо с нее не сняли постороннего мужика, может принести клятву и вернуться к мужу как ни в чем не бывало. Ей-то самой это без надобности, но в памяти она это отложила. А вдруг…

— Ну вот! — удовлетворенно произнесла Цилли, читая нужное место. — Я же знала, что непременно что-нибудь подходящее найду.

И она оглянулась, словно впервые увидев берега Евфрата, изрезанные расходящимися во все стороны каналами. Именно вокруг них строилась жизнь всего Междуречья. Как только рушилась центральная власть, немедленно приходили в негодность дамбы, каналы пересыхали, а поля превращались в бесплодную пустошь. Люди начинали умирать от голода, теснясь у берегов великой реки и воюя за каждую каплю воды. Да только мало их, тех берегов. Без каналов и дамб нет жизни в этой земле. Не напоить без них поля и сады. И Цилли-Амат вздохнула, нехотя признавая необходимой жестокость законов Хаммурапи. В бесконечном колесе времен, где для крестьянина тысячелетиями не меняется ничего, простой человек и его жизнь не стоят даже горсти прошлогодних фиников. Великий порядок, придуманный богами, держал в узде низших, которые иначе своей ленью погубили бы Вавилонию. Только страх наказания сохраняет народ «черноголовых» от гибели. Только он держит в повиновении миллионы, которые, как муравьи, трудятся на своих полях.

Цилли вздохнула и отвернулась от берега, покрытого ровной зеленью. Тут соберут второй урожай ячменя, а значит, жизнь продолжится снова. Девушка повертела в руке табличку, поцеловала ее и спрятала в сумку. Она наизусть запомнила каждое слово, написанное в ней. Цилли была довольна собой. Ведь она не только умна, но и памятью обладает необычайно цепкой.

Она повернулась назад, зацепившись взглядом за приказчика, ее несостоявшегося жениха. Он щеголь и хорош собой, но вот в голове его веет ветер. Он и близко не похож на ее Кулли, просто смазливый пустомеля. Цилли даже поморщилась от омерзения, на секунду представив, что могла бы родить детей от этого человека. Отец не прогоняет этого парня прочь, потому что уже пятое поколение его семьи служит семье почтенного Балассу. Не дело рушить то, что складывалось столетиями. Приходится терпеть человеческую глупость и проверять за ним каждый шаг.

— Убар-Набу! — позвала она приказчика.

— Да, хозяйка! — он встал перед ней, поедая преданным взглядом.

— Скажи мне, — спросила Цилли. — Ты доволен отступным, что получил за расторжение помолвки?

— Премного доволен, хозяйка, — с готовностью кивнул тот.

— Хочешь получить еще половину от этой суммы? — спросила Цилли.

— А что сделать нужно? — жадно зашевелила тщательно расчесанной бородой эта половина человека. Таковым его считала сама Цилли, которая людей неумных и нелюбопытных люто презирала.

— Нужно сделать то, что у тебя точно получится, — прищурилась Цилли-Амат. — И как ты понимаешь, это дело совсем не связанно с торговлей.

Сиппарский базар не чета вавилонскому, но он тоже весьма многолюден. Храм бога Шамаша, главный в этом городе, владел огромным количеством земель, а значит, обладал избытком зерна. Это зерно он тратил на оплату труда сотен женщин, которые ткали ткани из нити, что везли с далекого севера, из Хайасы и Ассирии. Тамошние долины кормили бесчисленные отары баранов, но переработать всю их шерсть в ткани горцы не могли никак. У них не было столько людей. Так длилось уже сотни лет. Северяне пасли скот, стригли шерсть и сучили нить, а в Междуречье из нее ткали ткани, которые расходились караванами по всему обитаемому миру. Так было еще совсем недавно, пока дикие племена, которые засуха сорвала со своих мест, не перекрыли торговые пути. Шерсти стало меньше, а ткань — дороже. Храм нес убытки, а торговцы, которые кружились вокруг центра здешней экономики, только щелкали голодной пастью. Дела у всех шли на редкость скверно. Особенно после того, как пала Хаттуса, и путь на запад закрылся навсегда.

— Прибавить бы надо, хозяйка, — степенно огладил ухоженную бороду Убар-Набу. — Уж больно она страшна! Прямо как…

Тут он закрыл рот обеими руками, боясь ляпнуть лишнего, и с ужасом посмотрел на Цилли-Амат, которая, к счастью, не обратила на его слова ни малейшего внимания. Ее вообще не интересовали звуки, извлекаемые этим убогим существом. Она разглядывала соперницу и прикидывала, стоит ли доплатить или так сойдет. Жадность диктовала ей одно решение, а совесть — совсем другое. Тем не менее жадность все-таки победила, и Цилли заявила тоном, не терпящим возражений.

— Довольно с тебя и этого. Я тебе плачу, а ты еще и удовольствие получишь.

— Удовольствие? — возмущенно посмотрел на нее приказчик. — Хозяйка! Да как у тебя язык-то поворачивается! Мало того что я должен чужую жену соблазнить, так она еще и страшна, как богиня Эрешкигаль в гневе. Прибавить бы надо. За блуд с чужой женой казнят ведь!

— Тебя не схватят, если убежишь вовремя, — поморщилась Цилли. — Пять сиклей серебра прибавлю.

— Тогда ладно, — с готовностью кивнул приказчик. — Пусть казнят.

Цилли закатила глаза к небесам, услышав его слова, но не сказала ничего. Она снова Богине жертвы принесет, что отвела ее от лихой судьбинушки. Лавка, которой владела ненавистная соперница, торговала, по большей части, посудой и медью. Впрочем, тут не брезговали и коврами, и одеждой, и даже амулетами. И лавка эта точно была здесь одной из первых. За прилавком сидел приказчик, а хозяйка пряталась в полутьме, словно филин в засаде. Не доверяла она своему человеку, и в этом Цилли поддерживала ее полностью. Красотой первая жена Кулли не блистала, будучи похожа на соперницу, словно родная сестра. Ее муженек оказался постоянен в своих вкусах. Впрочем, эта мысль промелькнула в голове купчихи подобно молнии и исчезла тут же, не успев испортить ей настроения.

Цилли нашла чему порадоваться, ведь одета она куда богаче. У нее и бахрома на одежде с вплетенными золотыми нитями, и парик дорогущий. У сиппарской купчихи, правда, волосы всем на зависть. Они двумя толстыми лентами обегали ее голову, скрепленные драгоценными заколками. Все это Цилли углядела в один миг, а потом сказала приказчику.

— Пошел! У тебя три дня.

То утро у почтенной Римат-Эа, купеческой вдовы, не задалось. Сначала куда-то пропал негодяй, который ее соблазнил, засыпав обещаниями и красивыми словами. А потом в ее лавку заявилась какая-то стерва, одетая по последней вавилонской моде, что значило, что точно такую же одежду носили всего лишь сто лет назад. На ней расшитое платье длиной до земли, с роскошной бахромой и поясом, украшенным вытканными цветами. А еще плащ с пурпурной полосой, глядя на который Римат-Эа потеряла покой.

— Так вот ты какая, — укоризненно посмотрела гостья на Римат-Эа. — Я жена почтенного купца Кулли, приехала из самого Вавилона, чтобы с тобой познакомиться. И что я вижу! Какой позор! Не ожидала я, что ты блудницей окажешься, при живом-то муже! И как ты, негодная, гнева богов не боишься! Как не боишься казни!

— Как жена? У него что, вторая жена есть? — с тупым недоумением посмотрела на нее Римат-Эа. — Так Кулли умер давно. Его караван в Хаттусу пошел и там сгинул.

— А кто его мертвым видел? — обвиняюще выставила палец Цилли. — И как он может быть мертвым, если я за него недавно замуж вышла.

— Где это козье охвостье? — Римат медленно-медленно начала подниматься с табурета, наливаясь дурной кровью. — Где эта сандалия стоптанная? Порази чума его ослиную голову! Я ему сердце вырву. Я на его печени о цене на прошлогоднее зерно погадаю. Я его глазами собак накормлю. Я эту сволочь покалечу так, что его даже евнухом в храм Иштар служить не примут.

— Муж мой, согласно закону, — тут Цилли сделала многозначительную паузу. — Поехал за товаром, чтобы с долгами расплатиться. Чтобы его мошенником не ославили.

— Так он и есть мошенник, вавилонская ты коза!

— Сиппарская жаба! — ответила ей Цилли.

— Убей тебя молния!

— Сожги тебя зной!

Женщины обошли друг друга по кругу, сверля соперницу ненавидящим взглядом, словно два бойца-поединщика, а потом Цилли спросила.

— Так что с супружеской изменой делать будем? Я на постоялом дворе человека встретила. Он похвалялся, что со справной вдовушкой ночь провел. А когда спросили, кто она такая, он твой дом показал. И лавку твою. Люди его на смех подняли, и узнал тот дурень, что переспал с замужней бабой. И что если ее муж узнает, то свяжут вас вместе и утопят в реке.

— Не было ничего, — торопливо ответила Римат. — Я клятву богам дам, что чиста. И суд оправдает меня. Ну что, съела? Ты, выкидыш демоницы Ламашту!

— А вот и нет! — торжествующе посмотрела на нее Цилли, которая была готова к тому, что противница окажется не дурой. — Как тебе такое:

«Если человек будет захвачен в плен, но в его доме есть пропитание, то его жена должна сохранить себя для мужа и не входить в дом другого. Если же эта жена не сохранит себя, но войдет в дом другого, то эту женщину должно обвинить и бросить в воду».

— А кто видел меня с другим? — фыркнула Римат.

— Пятерых свидетелей приведу! — усмехнулась Цилли. — Они скажут, что он из твоего дома выходил. Тебе теперь не отвертеться, подружка. Потому как еще закон есть:

«Если на жену человека был простерт палец по поводу другого мужчины, но она не была схвачена при лежании с другим мужчиной, то ради своего мужа она должна погрузиться в реку».

Римат-Эа побледнела и покрылась мельчайшими капельками пота, а Цилли, напротив, восторжествовала. Она победила. Ордалии, испытания водой! Если человек невиновен, то река не примет его, и он останется жив. Но где вы видели женщину из хорошей семьи, которая умела бы плавать? А ведь испытания намеренно проводили там, где течение самое быстрое. Особенно если судью подмазать как следует.

— Чего ты хочешь? — неохотно спросила Римат, признавая свое поражение. Ее загнали в ловушку. Одного подозрения было достаточно, чтобы отправить женщину на испытания водой. И тогда ей конец. Она ведь и сама знает, что виновна, да и плавать не умеет, что гораздо важнее.

— Развода хочу! — веско обронила Цилли. — И ты простишь все долги моего мужа.

— Да пошла ты! — выплюнула Римат. — Ни за что! Пусть превратят тебя духи в голодную тень!

— Да поразит тебя демон Пазузу лихоманкой и женской немочью! — ответила ей Цилли. — Пусть бог Эрра нашлет чуму на твой дом.

— Иссохни твое чрево!

— Твое уже иссохло! — не осталась в долгу Цилли. — Ты ведь так и не понесла.

— Там полталанта серебра! — взвизгнула Римат. — Да я скорее в петле удавлюсь. Меня отец с братьями со свету сживут!

— Хорошую скидку на медь дам, — ответила, подумав, Цилли. — Лет за пять вернете потери. А так не получите вообще ничего. Да еще и в Евфрате поплавать придется.

— Давай обсудим объемы и цены, — моментально успокоилась Римат. — Я нашего муженька знаю. Если он жив, то уж точно торгует, сволочь хитрая!

— Пиши расписку, что он выплатил тебе и отступное по брачному договору, и отдал весь долг с процентами. Заверим ее у писца.

— Напишу, — кивнула Римат. — Когда цены обсудим и договор на медь заключим.

— С тобой приятно иметь дело, почтенная, — Цилли по достоинству оценила трезвомыслие соперницы. — Я могу поставить тебе синий камень и жемчуг. Возьмешь?

— Возьму немного, — кивнула Римат, — если возьмешь у меня полотно.

На следующее утро — а договориться раньше у почтенных дам не получилось никак — Цилли-Амат отправилась домой, оставшись с самыми чудесными впечатлениями от случившегося знакомства. Новая подруга откроет ей рынок Сиппара и прилегающих городков, на что не жалко дать скидку. А еще… поскольку Римат-Эа теперь женщина незамужняя, то Цилли ей намекнула, что знает, где живет тот знойный красавец, с которым она провела ночь. И что он ищет себе состоятельную жену, обладая хорошей суммой для внесения выкупа. Как раз той самой, что получил в виде отступного.

— Значит, так! Что мы имеем? — девушка загнула первый палец. — Развод мой муженек получил? Получил. Это раз. Долгов у него больше нет. Это два. О поставках в Сиппар я договорилась. Это три. И этот олух Убар-Набу больше не будет стоить мне ни сикля! Это четыре! Итог поездки таков: Цилли-Амат, ты не только красавица, но и умница! Цены тебе нет. Где там мой муженек с медью, железом и кругленькими золотыми статерами? Я ужасно по ним соскучилась. Если Кулли погибнет по дороге, я его точно прибью.