Вечером в моей палате царила атмосфера напряжённого, но удовлетворённого спокойствия. Полковник Барович и подполковник Булавин, расположившись рядом, делились впечатлениями от только что состоявшегося офицерского собрания. Речь шла о кратком, но мощном выступлении Баровича, посвящённом ходу расследования.
Нашей совместной работе с полковником предшествовал его разговор с князем Воронцовым, после которого он проникся ко мне полным доверием. Вместе мы выстроили канву доклада, сделав ставку на сухие, но красноречивые цифры. Цифры ущерба, нанесённого корпусу предателем Желтовым. Продовольствие, оружие, снаряжение, фураж — выстроенные в чёткие строки, эти факты были неоспоримы и производили гнетущее впечатление.
Однако подлинный перелом в настроениях вызвал финальный тезис, который мы с Баровичем обдумывали особенно тщательно: — Господа офицеры, искусственная вражда между жандармами и армейцами, раздуваемая нашими недоброжелателями, играет на руку общему врагу. Помните, враг не дремлет. — Эта фраза, прозвучавшая из уст полковника, основательно поколебала устои глухой неприязни.
— Признаюсь вам, Пётр Алексеевич, выступление подействовало на собрание как удар грома, — нарушил молчание Барович. — Идея с акцентом на потерях и ущербе, которую вы предложили, оказалась решающей. Она потрясла даже самых скептически настроенных. А немногочисленные сомнения развеял личным авторитетом генерал Воронцов, заверивший всех в достоверности наших данных.
— Прошу принять искренние поздравления и мою благодарность, — произнёс Барович. — О вашей роли в расследовании дела «генштабиста» и в умиротворении назревавших в корпусе страстей я непременно доложу по команде.
— Что ж, — добавил Булавин, — лишний раз убедился в вашем высоком профессионализме и незаурядных способностях, Пётр Алексеевич.
— Перейдём к вопросу о визите цесаревича, — плавно продолжил Барович, отложив в сторону папку. — Согласно последним данным, маршрут его следования будет пролегать через Ставрополь, Пятигорск, Владикавказ, а затем — по Военно-Грузинской дороге на Тифлис. Князь Воронцов просил лично напомнить вам о ваших договорённостях и распорядиться насчёт дополнительных мер охраны. Когда вы намерены отбыть из Тифлиса?— Через два дня. Карета уже ожидает меня.— Пётр Алексеевич, не будет ли с вашей стороны препятствий, если я присоединюсь к вам по пути в Пятигорск? — почти официальным тоном осведомился Булавин, но в глазах его читалась искренняя надежда.— Составьте мне компанию, буду только рад, — я кивнул. — В дороге хороший собеседник — большая редкость.— Премного благодарен, ваше сиятельство.
Проводив гостей, я остался в долгожданной тишине, но расслабиться не удалось. В палату бесшумно вошёл Савва.— Командир, к тебе человек. На вид — мышь серая, а наглости — хоть отбавляй. Говорит, вести от «Кроха» принёс. Гнать в шею?— Впусти, — вздохнул я, чувствуя, как наваливается усталость.
На пороге возникла фигура, которую в толпе и не заметишь: невзрачная, чуть выше Саввы, в потёртом сюртуке. Он был похож на забитого мелкого конторщика, вечно кланяющегося хозяину. Весь его вид вызывал жалость. Но я научился не доверять первому впечатлению.
— Ваше си-сиятельство, — заговорил он, заикаясь и заламывая руки. — Осмелился побеспокоить по делу… архиважному! От «Кроха».
И тут, подняв глаза, я увидел. Не жалкого просителя, а жестокого, оценивающего хищника. Этот взгляд — острый, безжалостный — длился лишь долю секунды, но его было достаточно. Маска была надета вновь, и передо мной снова дрожал никчёмный мелкий служащий.
— «Кроха»? — протянул я, давая ему понять, что игра замечена. — А чем можешь подтвердить?— Он… он велел благодарить за оставленные деньги. Очень выручили.— Допустим, — сказал я и внезапно перешёл в атаку, впившись в него взглядом, от которого у многих мурашки по коже бежали.
Но этот не дрогнул. Напротив, в его глазах мелькнуло нечто вроде одобрения и уважения.— «Крох» жаждет встречи, ваше сиятельство! Умоляет принять его! — в голосе посетителя впервые прозвучали настоящие, не наигранные ноты.— Ты-то кто?— Симеон. Счетовод. Он будет перед полуночью, с девушкой. Что ему сказать?— Пусть приходит.
Он кивнул с тем же подобострастием, повернулся и вышел, игнорируя бдительные взгляды моих людей. Маска снова была на месте.
Без четверти двенадцать дверь с тихим скрипом отворилась, впуская Кроха и юную девушку. Вместо него я ожидал увидеть прежнего, уверенного в себе авторитета, но передо мной был человек, растерянный, прижатый жизненными обстоятельствами.
— Доброй ночи, ваше сиятельство! Благодарствую, что не отказали, — его голос звучал приниженно, что было для него несвойственно.— Здравствуй, Крох. Давно на воле? — спросил я, откинувшись в кресле.— Через три дня после вашего освобождения меня отпустили. Ничего доказать не смогли, — он криво усмехнулся, но в глазах не было веселья.
Мой взгляд скользнул на девушку. Она стояла рядом с Крохом, скромно потупив взор. Лет пятнадцати, не больше. Очень красивая — той свежей, юной красотой, что расцветает именно в этом возрасте. Одета как мещанка, но с явной претензией на парижский шик: платье скромное, но изящного покроя, — последний крик моды. Оставалось загадкой, что связывало эту нежную барышню с одним из тифлисских воровских авторитетов.
Выдержав длительную паузу, Крох наконец заговорил.— С просьбой я к вам, ваше сиятельство. Никогда не беспокоил, но тут… сам не справлюсь. Помощь ваша нужна.
Было видно, как ему трудно даются эти слова. Привыкший всего добиваться силой и угрозами, он теперь униженно просил.— Сразу скажу, Крох, просить у меня — дорогое удовольствие. Уверен, что оно тебе нужно? Подумай, прежде чем озвучивать. И помни — я не всесилен.
— Всё понимаю, ваше сиятельство! — Он заговорил быстро, почти отчаянно. — Но я не с пустыми руками. Даю наводку на тех стрелков, что на вас покушались. И мой долг за мной — любую вашу просьбу выполню, когда прикажите.
— Говори, — кивнул я, смягчившись.— Нехорошее дело вышло, ваше сиятельство. Мой крестник, Артур, обыграл в карты князя Зуева на тридцать тысяч. Тот обвинил его в шулерстве, избили парня и сдали в полицию. Теперь ему светит три недели тюрьмы и штраф — двадцать тысяч. А князь ещё и грозится поймать его после всего и правую руку отрубить.
— Он действительно пойдёт на это? — Прищурился я.
— Не он, ваше сиятельство. Князь Хитогуров и сын князя Орбелиани. Оба остались должны Артуру: один пять, другой восемь тысяч. И оба теперь на него злы, как черти. Сроки по долгам вышли, они ославились по всему городу. Непогашенный карточный долг — пятно на репутации, которое они смыть захотят.
— А твой крестник, конечно, не шулер и играл честно? — Усмехнулся я.
— Да он не шулер, он профес… прохфе… Тьфу ты, не выговоришь! — Крох с досадой махнул рукой.
— Профессиональный игрок, дядя Крох, — звонко поправила его девушка и тут же стрельнула в мою сторону быстрым взглядом зеленых глаз. Я сделал вид, что не заметил, скользнув по ней равнодушным взглядом.
— Это Зоя, ваше сиятельство, сестра Артура.
Я позволил себе внимательнее окинуть её взглядом. Она подставилась под оценку очень выгодно — отточенным наклоном головы, продуманной позой. Любительская игра, но талантливая. Скорее всего, воровка на доверии или приманка для состоятельных простофиль.
— Итак, чего же ты хочешь от меня, Крох? — Вернул я его к сути.
— Ваше сиятельство, в тюрьме-то Артура никто не тронет. Беда начнется, когда выйдет. Князья начнут охоту, чтобы руку отрубить — так они и долги свои спишут, и уважение поправят.
— А ты почему сам не поможешь крестнику? Объясни им, что они неправы, по-своему, — я знал ответ, но мне было интересно его услышать.
— Можно и так, ваше сиятельство. Только после этого мне в городе житья не будет. Полиция задерёт по первому слову. Они ведь князья, а не последние крестьяне. Завтра Артуру на выход, так вы его с собой возьмите, ваше сиятельство! До Пятигорска. А там уж он сам.
Я молчал, взвешивая все «за» и «против». Стоило ли мне ввязываться в эту грязную историю?
Неожиданно Зоя стремительно подобралась ко мне и ухватила за руку. Орлы дрогнули было, но я остановил их взглядом.
— Ваше сиятельство, — голос её звенел, как натянутая струна, в нём смешались мольба и отчаяние. — Умоляю вас! Заклинаю всем, что вам свято! Спасите моего брата! — И она залилась горючими слезами, а взгляд её зелёных глаз, казалось, прожигал насквозь, добираясь до самой души.
Я не отнял руки и краем глаза отметил заинтересованные взгляды Кроха, Паши и Саввы, застывших в ожидании.
— Я сделаю всё, что вы прикажете, — продолжала Зоя, стыдливо опустив ресницы, но не отпуская моей руки. — Всё… ваше сиятельство. — Надавила она последней фразой.
В её позе, в дрожи голоса было столько обречённой жертвенности, что мало кто устоял бы. Трудно не поддаться, когда тебе предлагают такую прелесть.
— Исполнено безукоризненно, — сказал я ровным, почти бесстрастным голосом. — И вправду любишь брата. На многое готова… Воровка на доверии или приманка для богатых простофиль. Ты просто прелесть, Зоя.
Слёзы мгновенно высохли. В её глазах вспыхнуло неподдельное удивление, сменившееся растерянностью. Она медленно поднялась с колен, всё ещё не выпуская моей руки.
— Зоя, я же говорил: не тебе тягаться с его сиятельством! Вечно ты действуешь наобум! — с досадой бросил Крох.
Зоя выпрямилась во весь рост и гордо вскинула голову, наконец отпустив меня.— Спасите моего брата, ваше сиятельство. Моя благодарность будет безмерна, — произнесла она уже совсем другим, твёрдым голосом.
— Крох, угадал я с её ремеслом? — Спросил я, обращаясь к авторитету.
— Почти, ваше сиятельство. Только она ещё и карманница первостатейная. Отец её был среди нас очень уважаемым человеком.
— Зоя, подожди за дверью. — Сказал я приказным тоном. Дождавшись когда она выйдет я задал вопрос Кроху.
— Теперь скажи мне Крох, почему ты встрял за них?
— Когда я ещё зелёным сосунком сунулся в самое дно, наделал столько, что смерть моя за спину встала и нож к горлу приложила. Так вот, отец их спас меня и к себе в семью взял. Иваном он не был, но уважением пользовался большим. Шулером был от бога. По молодости карманником промышлял. Работал под обедневшего дворянина. Младшего сына в роду. А может так оно и было. Ничего про его прошлую жизнь не ведаю. Когда он понял что из меня приличного карманника или шулера не получится, определил меня по воровской линии. Учил, помогал пробиться наверх. Считай через него я человеком стал. При смерти его, дал слово присмотреть и заботиться за крестниками. Обучить то он их успел, да только не всему. Вот и попал впросак Артур. В карты он мастак, не хуже отца, да только меры не знает. Жаден до игры, а то никак нельзя допускать. Так-то может и сам бы справился, а тут дворяне, князья. Если что, нас метелить и рвать полиция будет долго. За мной народ стоит и немало. Не поймут ежели я из-за крестников бучу затею. Так что выручай ваше сиятельство.
— Ну, а теперь подробнее о тех, кто на меня покушался. Что ты говорил про убийц? — Вернулся я к самому главному.
— Братья это, ваше сиятельство. Кто и откуда — не ведаю, но есть у нас в городе один торговец, Худовердян. Товаром запрещённым приторговывает, ну и по мелочи. Так вот, эти братья, коли в городе, то к нему обязательно наведываются. И товар, видать, возили. Шастать меж горцами да на туретчину ходить так свободно не каждый может. Когда вас ранили, одного из братьев видели у Худовердяна. Тот дал ему лошадь, и он быстро убыл. А я поспрашивал у народа — говорят, второго в мертвецкую привезли, как раз с того места, где вас подстрелили. — Крох внимательно следил за моим лицом, стараясь уловить, какое впечатление произвели его слова. — Коли с этим торговцем по-хорошему поговорить, думаю, он много чего интересного расскажет.
Я молча обдумывал услышанное. Информация была ценной и пахла большой игрой.— Хорошо, Крох. Я помогу твоему крестнику. Но помни — отныне ты у меня в долгу.— Слово моё, ваше сиятельство. Долг за мной, — облегчённо выдохнул Крох.