Шайтан Иван 8. В тени двуглавого орла.

Глава 8

Зоя за моей спиной тихо задремала. Я чувствовал её ровное, спокойное дыхание. Попытка пошевелиться после долгой неподвижности была осторожной, почти инстинктивной — лишь бы не потревожить её сон. И в этот миг тишину разорвал неровный ружейный залп. Ему тут же на смену пришла частая, беспорядочная пальба. Воздух наполнился визгом, гортанными криками и какими-то иными, незнакомыми и оттого пугающими звуками. Всё это длилось недолго — может, минуту, — и стихло так же внезапно, как и началось. Наступила оглушительная, звенящая пустота.

Её нарушили лишь короткий, сухой лязг стали — будто клинок вкладывали в ножны, — и два чётких, одиночных выстрела. После чего воцарилась тишина окончательная, мёртвая.

Я бережно отстранил от себя испуганную Зою и поднялся, напрягая слух. Темнота стояла непроглядная, густая. Лишь вдали тускло мигали угли почти догоревшего костра. Но тут кто-то швырнул в огонь охапку сушняка — с треском и шипением пламя рванулось вверх, и длинные, пляшущие тени людей чёрными силуэтами легли на землю.

Из этого кольца теней отделилась одна и направилась ко мне. Это был Паша. В руке он держал пучок горящих веток, свет от которого выхватывал из тьмы его усталое, спокойное лицо. — Командир, всё. Можно выходить.

— Как прошло? — мой голос прозвучал хрипло, будто скрип ржавой петли в ночной тишине.

— Как всегда, — Паша отозвался с нарочитой, ледяной будничностью. — Все восемь. Один легко ранен, второй еле дышит. Остальные — холодные. Пришли пешком. Должно быть, лошадей с коноводом позади оставили. Савва пробовал говорить с ними — молчат как партизаны.

Пригибаясь, бойцы собирали тела нападавших. В отсветах костра их фигуры мелькали, будто призрачные видения, отчего зрелище становилось жутким и сюрреалистичным. Свет от огня бессильно упирался в непроглядную тьму, которая, словно живой барьер, не желала отпускать погибших. Я направился к Савве. Тот молча смотрел на распластанного бандита и его раненого товарища, сидевшего рядом и сжимавшего плечо. Аслан не сводил с них глаз, ствол пистолета нацелен в упор. Подполковник и брат с сестрой отстали и теперь со стороны наблюдали за моими действиями с нескрываемым любопытством.

Я подошёл к раненым. Сидевший бандит уставился в землю, не в силах поднять глаз. Второй, распластанный на спине, был ранен в живот и дышал с противным, клокочущим звуком. С первого взгляда было ясно — не жилец. Его взгляд, мутный от боли, зацепился за меня, и он прохрипел что-то на черкесском. Я уже изъяснялся сносно, но в этот раз речь его была бессвязным бормотанием агонии.

— Сильно ругается, он шапсуг, — пояснил Аслан, не опуская пистолет.

— Зачем напал? Кто нанял? — спросил я, чеканя каждое слово. В ответ — лишь пустой, невидящий взгляд и новый приступ хрипоты. Умирающий с трудом приподнялся на локте, и в его глазах, поверх боли, виделась такая первобытная ненависть, что сомнений не оставалось.

Резким движением я выхватил пистолет и, почти не целясь, выстрелил в голову хрипящему бандиту. Выстрел в упор был оглушительно громким. Пуля сработала безжалостно, разворотив полчерепа. Моё действие оказалось настолько внезапным, что даже видавшие виды Савва и Аслан непроизвольно отпрянули.

Я шагнул к тому, что был ранен в плечо, и с силой приставил дуло к его голове. — Последний раз спрашиваю. Зачем напали? Кто нанял? Скажешь — может быть, останешься жить.

Взгляд бандита метнулся от обезображенного тела напарника ко мне. В его глазах читалась животная растерянность и паника; он пытался собраться с мыслями, но они, словно испуганные тараканы, разбегались.

— Саттар… Саттар сказал, нужно убить казачьего полковника и ещё одного. Всё ваше добро забрать, а потом он ещё и заплатит каждому долю. — Кто нанял? — продолжал я, не отводя ствола. — Князь… Князь Хитогуров, — выдавил он шёпотом. — Где лошади и остальные? — В трёх верстах… Оставили с одним человеком, — прохрипел пленный, облизывая пересохшие губы. Не отрывая от него глаз, я крикнул: — Эркен, слышал? — Так точно, командир! — Тот вместе с Азимом и Халидом уже бросился к лошадям.

— Подполковник, вы всё уяснили?

— Всё… Пётр Алексеевич, — с трудом сглотнув, пробормотал растерянный Булавин. Зрелище моей скорой расправы явно потрясло его. Оставалось лишь догадываться, что творилось в душах у брата и сестры.

— Оформите рапорт. Подтвердите факт нападения и укажите заказчика.

Медленно убрал дуло от головы бандита. — Я оставлю тебя в живых. И даже дам лошадь. Но при одном условии. В его глазах, до краёв полных страха, мелькнула крохотная, дрожащая надежда. — Найдёшь князя Хитогурова и скажешь ему дословно: «Шайтан Иван знает, чьих рук это дело. Пусть ждёт. Я спрошу с него долг крови. Обязательно спрошу. И возьму его сполна, до последней капли». Запомнил?

— Да… — прохрипел раненый.

— Паша, перевяжи его, разберись с раной.

Я отошёл к карете. Аслан, игнорируя Зою и Артура, разжигал костёр. Зоя сидела, вжавшись в брата, и смотрела на меня с немым ужасом, будто видела не человека, а пришельца из преисподней. «Интересно, что она сейчас обо мне думает?» — мелькнуло в голове. Подошедший Булавин молча опустился напротив, уставившись в набирающее силу пламя. Он сидел, не в силах вымолвить ни слова.

***

К полковнику подошёл один из его людей и что-то тихо сказал ему. Он поднялся и вместе со своим ординарцем — черкесом, отошёл к группе пластунов.

— Никогда бы не подумала, что Пётр Алексеевич такой жестокий человек. Зачем нужно было убивать раненого? — тихо произнесла Зоя, глядя вслед уходящему графу.

— Я не знаю ни одного человека, к которому с таким уважением относился наш крестный. Я бы даже сказал, с таким подчёркнутым уважением. — Задумчиво добавил Артур.

— А кто ваш крестный? — с деланным безразличием поинтересовался Булавин.

— Скажем так, человек известный в определённых кругах, — уклончиво ответил Артур. Подполковник не стал углубляться в расспросы, понимая, что чёткого ответа не получит.

— Его сиятельство не церемонится с бандитами и грабителями. Страшно подумать, сколько крови на руках банды. Особенно он не любит людоловов. Одному он отрубил голову. — Спокойно пояснил Булавин

— Вы серьёзно, Максим Сергеевич? — С испугом прошептала Зоя.

— Сам не видел, но рассказывал человек, который был свидетелем этому. Я ни сколько не сомневаюсь в правдивости слухов.

Небо на востоке стало светлеть. Ночь, нехотя отступая, растворялась в сизом предрассветном тумане, и мир постепенно проявлялся из тьмы, обретая размытые, а затем всё более чёткие очертания. Полковник вернулся к догорающему костру и принялся раскладывать у огня турку, кофе и специи.

— Господа, не желает ли кто разделить со мной чашечку кофе? — Окинув присутствующих внимательным взглядом, он на мгновение задержался на Зое. Та по-прежнему смотрела на него с опаской, и в её глазах читались следы недавнего ужаса.

— Ну, хозяин — барин! — решил я разрядить обстановку, ставя турку на угли.

— Простите, господа, мне нужно отойти. Артур, помоги мне, — тихо сказала Зоя, протянув руку брату. Тот молча встал. Я лишь кивнул в ответ, не отрывая глаз от кофе, который начинал закипать. Брат с сестрой отошли и скрылись в утренней дымке за каретой.

Максим Сергеевич Булавин, до этого сидевший в угрюмом молчании, наконец поднял на меня тяжёлый, испытующий взгляд.

— Пётр Алексеевич, позвольте спросить… К чему была эта… излишняя жестокость? Раненый, по всей видимости, и сам бы скоро испустил дух.

Я не спеша налил в чашку густой ароматный кофе, с наслаждением вдохнул его терпкий дух и сделал первый обжигающий глоток. — А подумать, Максим Сергеевич? Вы сами почти что ответили на свой вопрос. Представляете, какие мучительные боли испытывает человек с простреленным животом?

— В общих чертах… Догадываюсь, — растерянно пробормотал Булавин, глядя на огонь.

— Вот именно. Считайте, что я совершил акт милосердия. Он умирал, а я избавил его от часов бесполезного страдания. Быстро и без лишних мучений.

Я отпил ещё кофе, глядя на Булавина поверх края чашки, и дал своим словам повиснуть в утреннем воздухе. — Он прекрасно понимал, что конец близок, и всё равно не сказал бы, кто заказчик. Надеюсь, вы не питаете иллюзий, что они планировали убить только меня одного? — Я жёстко усмехнулся.

— Пожалуй, нет. Иллюзий насчёт себя и Зои с Артуром у меня не осталось, — криво улыбнулся Булавин, проводя рукой по лицу.

— Во-вторых, — продолжил я, ставя чашку на землю, — это психологическое воздействие на второго раненого. Что сделало его куда более сговорчивым. Смерть первого оказалась не напрасна.

— Как у вас всё… Не просто, — с горьким отчаянием покачал головой Булавин. — Даже смерть вы пускаете в дело.

— Это не я такой, Максим Сергеевич. Это жизнь такая — непростая, — я коротко и сухо рассмеялся, без тёплой ноты.

— Пожалуй, вы правы, Пётр Алексеевич, — Булавин тяжело вздохнул, смиряясь с этой правдой.

— Надеюсь, Максим Сергеевич, вы освободите меня от излишней писанины и пояснений насчёт произошедшего?

— Да, конечно. Всё равно отчёт пойдёт по моему ведомству. Так что не беспокойтесь, я это дело оформлю и закрою. — Он помолчал, в нерешительности перекладывая с места на место свою недокуренную трубку. — А что вы намерены делать с… князем Хитогуровым? Не боитесь, что он вновь попытается нанять убийц?

Я встретил его взгляд, и в моих глазах не было ни страха, ни сомнений. — Не думаю, что у него хватит духу попробовать снова. Впрочем… Мне всё равно. Решать проблемы будем по мере их возникновения.

К нам подошёл Савва. — Командир, Эркен вернулся. Трупы прикопали.

— Отлично. Пойдём, посмотрим, что он привёз.

Савва, шагая рядом, коротко доложил: — Тот, что в живот был ранен, похоже, и есть главарь. В его поясе ассигнаций — чуть за тысячу, правда, верхние в крови измазаны. Ещё серебра немного, пять золотых монет. С остальных собрали чуток колец, серёг и прочего барахла. Похоже, изрядно народу порешили — много женских украшений. Дело, можно сказать, благое совершили. Теперь на дорогах спокойней будет.

— Верно, — кивнул я. — Выдай бойцам премиальные, по пятьдесят рублей ассигнациями, каждому. Не забудь про наших и себя. Остальное пока держи у себя или передай Аслану.

— Будет сделано, — кивнул Савва.

К нам подошёл Эркен. Я взглядом показал, что жду его доклада. — В трёх верстах нашли их табун, — отчеканил Эркен. — Коновод сдаваться отказался. Три коня — отменные, остальные так себе. Можно во Владикавказе сбыть или в третьей и четвёртой сотнях распределить. И ещё — кое-какое барахло в седелках нашли.

— Всё сдай Савве. Молодцы. Отдохните, пообедайте, и — в путь.

Владикавказ встретил нас суетливым гулом и пыльными улицами. Задерживаться в городе не стали. Булавин с присущей ему деловитостью быстро уладил все формальности, связанные с разгромом банды. Та успела изрядно попортить крови местным властям, месяцами нападая на путников, не разбирая ни чинов, ни званий. Принявший рапорт жандармский офицер слушал, не веря ушам, и несколько раз переспрашивал, сверяя имена. Наконец, он облегчённо вздохнул — эта неуловимая шайка была уничтожена.

Наш дальнейший путь лежал через базу третьей сотни — и далее, в Пятигорск.