Шеф с системой. Империя вкусов

Глава 11

Я проснулся за два часа до рассвета. Во дворе было темно и морозно, но на кухне уже горел огонь — я сам разжёг его ещё ночью, чтобы печь прогрелась как следует.

Сегодня нужно было приготовить в три раза больше, чем вчера. Сто сорок четыре пирожка — это не шутка. Набота на несколько часов, даже с помощниками.

Я замешивал первую партию теста, когда на кухню вошёл Матвей, сонно потирая глаза.

— Мастер? Ты уже работаешь?

— Иди сюда, — позвал я, не прекращая месить. — Будешь помогать. Начинай с капустной начинки — помнишь, как вчера делали?

— Помню, — он быстро умылся холодной водой из ведра и засучил рукава.

Мы работали молча, слаженно. Я месил тесто партиями — мука, вода, закваска, соль, масло. Замес, отдых, замес снова. Руки двигались автоматически, пока голова обдумывала планы на день.

Матвей тем временем шинковал капусту тонкими полосками, как я его учил.

— Чуть тоньше, — поправил я, глянув через плечо. — И равномернее. Смотри, вот так.

Я показал ещё раз, и он кивнул, исправляясь.

Скоро на кухню спустилась Варя — растрёпанная, но с решительным лицом.

— Чем помочь? — спросила она.

— Луковая начинка, — кивнул я на вторую сковороду. — Режь полукольцами, обжаривай до золотистого. Яйца в котелке уже варятся.

Она без слов взяла нож и принялась за работу.

Через полчаса я позвал Машу — девочка появилась сонная, но тут же проснулась, увидев кипящую работу.

— Маша, ты у нас на морковной начинке, — сказал я. — Помнишь, как вчера делали? Морковь уже запечена, нужно размять её вилкой, добавить мёд и корицу. Справишься?

— Справлюсь! — просияла она и с энтузиазмом взялась за дело.

Кухня превратилась в артель. Я лепил пирожки — быстро, одинаковые по размеру. Руки сами знали, сколько начинки класть, как защипывать края, чтобы не раскрылись в печи.

Матвей следил за огнём, подкладывая дрова ровно столько, чтобы жар был постоянным. Варя готовила новые порции начинок. Маша раскладывала готовые пирожки по корзинам, укутывая их чистой тканью.

— Мастер, капуста кончается! — крикнул Матвей.

— Переходи на луковую, — ответил я, не отрываясь от работы. — Варя, как там яйца?

— Готовы, остывают!

— Отлично. Руби мелко, смешивай с луком.

Время летело незаметно. Я лепил пирожок за пирожком, отправляя партии в печь. Аромат стоял невероятный — тесто, мясо, специи.

— Сколько ещё? — спросила Варя, вытирая пот со лба. Лицо её раскраснелось от жара печи.

Я быстро прикинул:

— Две партии. Ещё минут сорок. Устала? — спросил я её тихо, пока Матвей доставал очередную порцию из печи.

— Нет, — покачала она головой, хотя было видно что устала. — Просто непривычно, но это… это хорошо. Я вижу результат.

Я кивнул. Понимал её — после двух лет выживания впроголодь любая осмысленная работа казалась благословением.

К тому времени, как небо на востоке начало розоветь, на столе стояли корзины, накрытые чистой тканью. От них поднимался лёгкий пар, а аромат заполнял весь дом.

Я выпрямился, размяв затёкшую спину. Руки болели, давно я столько теста не замешивал, но внутри было тёплое чувство удовлетворения.

— Всё. Готово, — сказал я, оглядывая результат нашей работы.

Матвей сверился со своими записями:

— Сто сорок четыре пирожка. По тридцать шесть в каждой корзине. Мясных — сорок, капустных — пятьдесят, луковых — тридцать, сладких — двадцать четыре.

— Молодцы, — я посмотрел на свою команду. — Хорошая работа. Спасибо вам. Теперь, Варя, буди остальных. Через полчаса выходим.

Варя кивнула и пошла в соседнюю комнату. Матвей начал раскладывать по маленьким кошелькам стартовый капитал — по паре медных монет в каждый, для сдачи.

Я остался на кухне, глядя на корзины с пирожками. Простая еда. За ней стояли часы работы, вложенная душа, забота о качестве.

«Думаю, люди это оценят», — подумал я.

Через полчаса после завтрака во дворе собрались все. Рассвет только начинался — небо было серым, воздух холодным и свежим, от дыхания шёл пар.

«Четыре» пары стояли с корзинами в руках, готовые к выходу.

Петька с Семкой — оба в новых куртках, серьёзные, сосредоточенные, но по подрагивающим рукам было видно волнение.

Варя с Лёшкой — она как командир и защитник, мальчик жался к ней поближе.

Матвей с Федькой— мой помощник старался выглядеть уверенно, хотя сам был бледен.

И последняя «пара» — я со своей корзиной — самой большой, набитой пирожками для Ремесленного квартала.

В стороне стояли Маша с маленьким Гришей, прижавшимся к её юбке. Девочка смотрела на собирающихся с таким тоскливым видом, что сразу было понятно — она хочет идти с нами.

Варя ходила между парами, проверяя последний раз — достаточно ли укутаны корзины, есть ли деньги на сдачу, правильно ли завязаны шарфы. Её движения были быстрыми, нервными.

— Петька, ты карту взял? — строго спросила она, останавливаясь перед мальчиком.

— Взял! — он похлопал по карману, потом засомневался и полез проверять. Достал свёрнутый листок. — Вот, на месте.

— Хорошо. Если что — сверяйся с ней, не стесняйся. Лучше десять раз проверить, чем заблудиться, — она повернулась к Матвею. — Маршрут помнишь?

— Помню, — кивнул он. — Кузница Сидора, потом гончары на Горшечной, потом конюшни у Западных ворот…

— Отлично. Только не спеши, никуда не торопись. Главное — безопасность, а не скорость, — Варя присела перед Лёшкой на корточки. Мальчик смотрел на неё широко распахнутыми глазами. — Лёшка, ты боишься?

Он молчал, потом медленно кивнул.

— Это нормально, — мягко сказала Варя, поправляя ему шарф. — Я тоже боюсь, но знаешь что? Мы идём вместе. Ты не один. Я рядом буду каждую секунду. Всё знаю, все дороги, всех людей. Просто держись рядом и делай, как я. Если страшно станет — скажи мне, и мы сразу домой вернёмся. Договорились?

— Д-договорились, — тихо ответил Лёшка и страх в глазах стал чуть меньше.

Варя обняла его за плечи, и он прижался к ней.

Маша тихонько подошла ко мне, дёрнула за рукав. Я обернулся и увидел, что у неё на глазах слёзы.

— А мы? — прошептала она, едва слышно. — Почему мы не идём? Я тоже хочу помогать…

Сердце сжалось. Я присел перед ней на корточки, взял её маленькие руки в свои:

— Маша, послушай меня. У вас с Гришей самая важная работа из всех. Самая ответственная.

— Какая? — она всхлипнула, вытирая нос рукавом.

— Дом. Кто-то должен остаться и охранять наш дом. Следить за очагом, чтобы огонь не погас — если погаснет, всем будет холодно, когда мы вернёмся. Готовить обед для всех — мы вернёмся голодные и усталые. Встречать нас у ворот. Это очень важно, Маша. Без тебя мы не справимся.

— Правда? — она подняла на меня заплаканные глаза.

— Правда. Ты же видишь — мы все уходим. Кто защитит дом, если не ты? Ты ведь уже большая. Тебе девять лет, ты многое умеешь.

— Десять, — тихо поправила она. — Мне недавно десять исполнилось.

— Вот видишь! Совсем взрослая! — я улыбнулся. — Думаешь, я кому попало такую ответственность доверю? Только самым надёжным.

Маша задумалась, вытирая слёзы:

— А если что-то случится? Если… если кто-то придёт?

— Тогда берёшь Гришу за руку и бежишь к соседу Сидору, он поможет, но ничего не случится, обещаю. Мы все вернёмся к обеду. Самое позднее — к вечеру. Хорошо?

— Хорошо, — она крепче сжала руку Гриши, который молча слушал, уткнувшись ей в бок. — Мы будем ждать и кашу сварим. Большую миску, чтобы всем хватило.

— Вот умница, — я взъерошил ей волосы. — Я знал, что на тебя можно положиться.

Маша слабо улыбнулась и отошла в сторону.

Я выпрямился, обращаясь ко всем собравшимся. Голос сделал громче, чтобы все слышали:

— Слушайте меня внимательно. Сегодня наш первый настоящий рабочий день. Не репетиция, не проба — по-настоящему. Вы идёте не просто продавать пирожки. Вы представляете наше дело, нашу семью, наш дом. Люди будут судить о нас по тому, как вы себя поведёте.

Дети замерли, слушая.

— Поэтому запомните три слова: вежливость, улыбка, чистота. Вежливость — даже если вам грубят. Улыбка — даже если страшно. Чистые руки — всегда, перед тем как отдать пирожок. Понятно?

— Понятно! — хором ответили торговцы.

Я повернулся к Варе и Матвею — двум старшим: — Варя, Матвей, — сказал я серьёзно, глядя им в глаза.

— Вы отвечаете не только за корзины. Вы отвечаете за жизнь детей, которые идут с вами. Это самое важное. Следите, чтобы они не отставали. Не сворачивали с маршрута. Не разговаривали с подозрительными людьми. Если что-то пойдёт не так — хоть что-то — бросаете всё и сразу домой. Корзины, деньги, пирожки — это всё не важно. Важны только вы. Договорились?

— Договорились, — твёрдо сказала Варя, выпрямив плечи.

— Понял, мастер, — кивнул Матвей, сглатывая. — Не подведу.

— Знаю, что не подведёте. Я вам доверяю, — я снова обратился ко всем. — И ещё. Если кто-то грубит вам — не грубите в ответ. Просто разворачивайтесь и уходите. Если кто-то хватает за руку, пристаёт с вопросами, предлагает куда-то пойти — быстро возвращайтесь домой и рассказывайте нам. Дом — ваша крепость. Сюда всегда можно вернуться. Всегда! Даже если всё пойдёт не так, даже если ничего не продадите — просто возвращайтесь целыми. Мы не будем ругаться. Мы не будем наказывать. Мы вместе разберёмся, что случилось, и найдём решение. Это понятно всем?

Все закивали. Я увидел, как напряжение в их лицах немного спало.

— А теперь самое важное, — я улыбнулся. — Улыбнитесь мне. Давайте, покажите, какие у вас улыбки. Дети неуверенно улыбнулись. Получилось кривовато — у Петьки больше похоже на гримасу, у Лёшки совсем жалко, но искренне. Даже Варя и Матвей улыбнулись, хотя видно было, что им тоже страшно.

— Вот так! Именно так! — я расхохотался, и дети тоже хихикнули. — И держитесь так весь день. Улыбка — это ваше самое лучшее оружие. С улыбкой даже самый хмурый кузнец размякнет и купит три пирожка вместо одного. Проверено на себе вчера. Сработало! Несколько детей засмеялись. Атмосфера разрядилась, стала легче.

— Ну что, командир, — я повернулся к Варе, отдавая ей честь как военному. — Отряд готов к выходу? Она встала по стойке смирно, окинула всех строгим командирским взглядом: — Правила безопасности повторите! По одному!

— Работаем только парами! Никогда не разделяемся! — выкрикнул Петька, вытянувшись.

— Только по своему маршруту! Никаких отклонений! — подхватил Матвей.

— С незнакомцами не разговариваем! Только «здравствуйте» и «до свидания»! — добавил Семка.

— Возвращаемся к полудню! Если задерживаемся — бежим домой и объясняем почему! — закончила Варя.

— Молодцы, — она кивнула с одобрением.

— Вы всё запомнили. Я горжусь вами. Тогда вперёд. И помните — я в вас верю. Вы справитесь.

Первыми двинулись Петька с Семкой. Старшие среди детей, они старались выглядеть уверенно. Шагали бодро, с гордо поднятыми головами, но я заметил, как Петька крепче сжал ручку корзины, а Семка оглянулся на дом, словно прощаясь. За ними пошла Варя с Лёшкой. Она что-то тихо объясняя ему на ходу. Лёшка кивал, не отрываясь от неё взглядом.

Следом — Матвей с Федькой. Матвей нёс тяжёлую корзину двумя руками, а Федька шёл рядом, внимательно слушая последние наставления и часто оглядываясь. Маленькая процессия торговцев двинулась по улице, направляясь в разные части Слободки. Их силуэты постепенно растворялись в утреннем тумане.

Я остался во дворе с Машей и Гришей. Девочка всё ещё крепко держала малыша за руку, глядя вслед уходящим, пока они совсем не скрылись за углом.

— Мастер, — тихо позвала она, не отрывая взгляда от пустой улицы. — Удачи вам. У вас самая сложная задача. Они же все вернуться?

— Обязательно, — твёрдо сказал я, положив руку ей на плечо. — Все до одного. К обеду будут здесь, а ты пока присмотри за очагом — видишь, огонь уже затухать начал. Подкинь дров и кашу свари к обеду, хорошую, густую — все вернутся голодные как волки.

— Хорошо, — она наконец оторвала взгляд от улицы и посмотрела на меня. В её глазах была решимость. — Я всё сделаю. Обещаю. Она потянула Гришу за руку: — Пошли, братик. Нам работать надо. Дров принести, кашу сварить…

— Я помогу! — пискнул Гриша. — Я тоже работать буду!

Они направились обратно в дом, и я услышал, как Маша говорит ему: — Ты дрова будешь носить, маленькие, а я большие. И воду мы вместе…

Их голоса затихли за дверью.

Я остался один во дворе. Поднял свою корзину — тяжёлую, набитую пирожками корзину. Почувствовал тепло, исходящее от неё, вдохнул аромат.

«Ну что ж, — подумал я, направляясь к воротам. — Посмотрим, как меня встретят в Ремесленном квартале».

Шагнул за ворота и направился в противоположную от детей сторону — туда, где за Слободкой начинался совсем другой мир. Мир гильдий, мастеров и жёсткой конкуренции.

«Посмотрим, кто кого», — усмехнулся я, ускоряя шаг.

Ремесленный квартал начинался сразу за Слободкой. Граница была чёткой — словно невидимая черта отделяла покосившиеся дома от аккуратных мастерских с выкрашенными ставнями.

Здесь жили и работали настоящие мастера — не просто ремесленники, выживающие как могут, а члены гильдий, с лицензиями и привилегиями. Кожевники, портные, оружейники, ювелиры.

Я шёл по широкой улице, оглядываясь. Утро только начиналось, но мастерские уже работали. Из открытых дверей доносился стук молотков, скрип станков, голоса подмастерьев.

«Где же они едят?» — подумал я, высматривая харчевни.

Нашёл быстро — небольшая забегаловка на углу, с вывеской «У Фомы». Оттуда валил народ — мастеровые, подмастерья, несколько стражников.

Я остановился в стороне, наблюдая. Люди выходили с мисками похлёбки и ломтями хлеба, садились прямо на ступеньки, ели второпях. Харчевня-то совсем маленькая много народа не вмещает.

«Плохая еда, — оценил я по их лицам. — Едят, потому что голодны, а не потому что вкусно».

Идеальная возможность.

Я подошёл ближе, встал у стены напротив харчевни. Открыл корзину, достал первый пирожок — мясной, ещё тёплый, ароматный.

— Горячие пирожки! — крикнул я не слишком громко. — Свежие, только из печи!

Несколько голов повернулось в мою сторону. Один мастеровой, пожилой мужчина с седой бородой, недовольно поморщился:

— Уйди отсюда, бродяга. Это место Фомы. Здесь торговать нельзя.

— Я не торгую на его месте, — спокойно ответил я. — Я стою у стены. Это общая улица.

— Всё равно уйди! — рявкнул мужчина. — Фома не любит конкуренции!

Но тут к мне подошёл молодой парень в кожаном фартуке — подмастерье, судя по виду.

— А что у тебя? — спросил он, с любопытством глядя на корзину.

— Пирожки. Мясные, капустные, луковые, сладкие. Свежие, горячие.

— Сколько?

Я назвал цену. Парень задумался:

— Дороже, чем похлёбка у Фомы.

— Но вкуснее, — пообещал я. — Можешь попробовать кусочек, прежде чем покупать.

Я отломил небольшой кусок мясного пирожка, протянул ему. Парень недоверчиво взял, откусил.

Его лицо изменилось мгновенно. Глаза расширились, брови поползли вверх.

— Мать честная, — прошептал он, жуя. — Это… это вкусно!

— Хочешь целый? — предложил я.

— Хочу! — он полез в карман, достал монеты. — Дай два! Нет, три! Один себе, два братьям отнесу!

Я отдал ему три мясных пирожка, принял деньги. Парень схватил их и побежал обратно в мастерскую, крича на ходу:

— Эй, Петро! Попробуй, что я нашёл!

Старый мастеровой, который меня гнал, нахмурился:

— Мальчишка, не порть себе желудок всякой дрянью!

Но было поздно. Из мастерской высунулся ещё один парень, взял пирожок у подмастерья, откусил.

— Ох тыж е-мое! — воскликнул он. — Это же… Где ты взял⁈

Он выбежал на улицу, увидел меня:

— Эй, торговец! Дай мне пять штук! Нет, десять!

И началось.

Люди выходили из мастерских, подходили, покупали. Кто-то брал по одному пирожку, кто-то по три, кто-то по пять. Аромат привлекал новых покупателей.

— А у тебя с чем ещё есть?

— А это что — морковь с мёдом? Дай попробую!

— Мне три капустных и два луковых!

Я едва успевал отсчитывать сдачу и доставать пирожки из корзины. Народу собралось человек двадцать, а потом и того больше.

Из харчевни «У Фомы» вышел хозяин — толстый мужик с красным лицом и злыми глазками.

— Это что за безобразие⁈ — заорал он. — Кто разрешил тебе здесь торговать⁈

— Городской устав, — спокойно ответил я, продолжая обслуживать покупателей. — Любой может торговать на общественной улице. Это не ваша территория.

— Да я тебе сейчас! — Фома двинулся ко мне, сжав кулаки.

Но тут между нами встал один из покупателей — высокий мастеровой в добротной одежде:

— Фома, остынь. Парень прав — улица общая, а его пирожки в сто раз лучше твоей бурды.

— Игнат, ты что⁈ — Фома остановился, не ожидав того, что покупатель меня поддержит.

— Я то, что два года твою похлёбку ем, потому что выбора нет. За нормальной едой ходить далеко, — твёрдо сказал Игнат. — А тут человек пришёл, нормальную еду принёс. Почему я должен от неё отказываться?

Несколько других мастеровых закивали в поддержку.

— Правильно говорит!

— У Фомы и хлеб чёрствый, и похлёбка словно водой разбавлена!

— Пусть парень торгует, раз еда хорошая!

Фома покраснел ещё больше. Его лицо налилось кровью, жилы на шее вздулись.

— Ах так⁈ — заорал он, брызгая слюной. — Ты ещё пожалеешь, бродяга! Я в управу пойду! Я на тебя жалобу подам! Торговля без лицензии — это нарушение!

Несколько мастеровых неодобрительно загудели, но Фома не унимался:

— А ещё у меня есть знакомые! Понял⁈ — он тыкал в меня толстым пальцем. — Придут вечерком, поговорят с тобой. Может, руки-ноги поломают, чтоб больше не лез!

Он плюнул под ноги и ушёл обратно в харчевню, хлопнув дверью.

Игнат, мастеровой, который меня защищал, подошёл ближе:

— Парень, он не шутит. У Фомы есть люди. Будь осторожен.

— Спасибо за предупреждение, — кивнул я.

Я продолжил торговлю, но в голове уже крутились мысли.

«Значит решил попугать меня… Нужно что-то придумать, чтобы сюда ходить».

Я вернулся домой к полудню, как и планировал. Во дворе меня встретили радостные крики.

— Мастер вернулся!

— Мастер, мы всё продали!

Дети окружили меня гурьбой — растрёпанные, раскрасневшиеся, счастливые. Все три пары вернулись целыми и невредимыми.

— По порядку, — поднял я руку, успокаивая их. — Где Варя?

— Здесь, — она вышла из дома, и на её лице была широкая улыбка. — Все вернулись. Все целы и все продали.

— Всё? — не поверил я.

— Всё до последнего пирожка! — подтвердил Петька. — Мастер, люди выстраивались в очередь! Говорили, что таких вкусных пирожков никогда не ели!

— Много денег заработали! — добавил Семка, тряся кошельком.

— Заходите в дом, — скомандовал я. — Будем считать выручку и обсуждать, как прошёл день.

Мы собрались на кухне. Матвей разложил на столе свои записи, приготовился записывать. Дети сели вокруг, не в силах усидеть на месте от возбуждения.

— Докладывайте по очереди, — сказал я. — Начинаем с Петьки и Семки.

Петька выложил на стол кошелёк, высыпал монеты:

— Мы ходили по кузницам и столярным. Продали все тридцать шесть пирожков за три часа. Вот деньги.

Матвей быстро пересчитал, записал.

Следом доложили остальные пары. У всех история была примерно одинаковая — люди покупали охотно, хвалили, просили прийти завтра.

Когда все отчитались, Матвей подвёл итог:

— Продано сто сорок четыре пирожка. Выручка… — он назвал сумму, и дети ахнули.

— Это же… — Петька начал загибать пальцы, пытаясь посчитать.

— Это вдвое больше, чем вчера, — закончил Матвей с гордостью.

Варя смотрела на кучку монет на столе, не в силах оторвать взгляд. Её руки дрожали.

— Александр, — прошептала она, — это же… это же столько… Мы теперь…

Она не могла подобрать слов, только смотрела на деньги широко распахнутыми глазами.

— Богатые? — подсказал Петька, склонив голову набок. — Мы теперь богатые?

— Нет, — покачал я головой, но улыбнулся. Вчерашняя ситуация повторялась. — Мы не богатые, но мы заработали честно. Своим трудом. И это только начало пути.

Я встал, обвёл взглядом всех собравшихся — усталых, раскрасневшихся, но счастливых:

— Вы все молодцы. Каждый из вас. Сегодня был ваш первый настоящий рабочий день, и вы справились. Доказали себе и мне, что можете. Я очень горжусь вами.

Дети сияли. Петька выпрямился, расправив плечи. Семка улыбался во весь рот. Даже маленький Лёшка, который утром так боялся, теперь сидел с гордым видом.

— Мастер, — Маша подняла руку, как на уроке, — а завтра мы тоже пойдём? Я тоже хочу торговать!

— И я! — пискнул Гриша. — Я уже большой!

— Завтра пойдем снова, — подтвердил я. — И послезавтра. И каждый день. Это теперь наша работа.

Мы ещё долго сидели, обсуждая день, делясь впечатлениями. Дети рассказывали, кто что говорил, как хвалили пирожки, как просили рецепты.

Варя сидела рядом, молча слушая, и на её лице была такая мирная улыбка, какой я у неё ещё не видел.

Вечером, когда дети разошлись спать, довольные и уставшие, мы втроём остались у огня — я, Варя и Матвей.

— Это было… невероятно, — тихо сказала Варя. — Один день. Всего один день. И столько всего изменилось.

— Это только начало, — повторил я. — Впереди много работы.

— Но мы справимся, — уверенно сказал Матвей. — Правда?

Я посмотрел на них обоих — на Варю с её усталым, но счастливым лицом, на Матвея с его горящими глазами.

— Справимся, — кивнул я. — Вместе мы справимся с чем угодно.

Мы ещё немного посидели, обсуждая завтрашний день, потом разошлись спать.

Я лёг на свою подстилку у очага, но сон не шёл. В голове крутились мысли, одна за другой.

Сегодня был хороший день. Дети справились, выручка превзошла ожидания.

Но угроза Фомы не давала покоя. «Придут люди… Поломают руки-ноги…»

Я не боялся за себя, но здесь были дети. Варя. Матвей. Если меня изобьют — что будет с ними?

В Ремесленном квартале хорошие деньги. Там можно продавать и зарабатывать вдвое больше, но туда просто так не пустят. Фома — только первый. Будут другие.

Одному не справиться.

И тут меня осенило.

Я приподнялся на локте, глядя в темноту. Мысль была дерзкой. Рискованной. Но чем больше я о ней думал, тем больше она мне нравилась.

«Да… Да, это может сработать».

План складывался быстро, детали вставали на свои места. Я прокручивал каждый шаг, каждое слово, каждое действие.

«Рискованно. Очень рискованно. Но если получится…»

Я лёг обратно, и на лице появилась улыбка.

План был готов. Дерзкий, наглый, но именно поэтому он мог сработать.

Завтра начну.

Засыпая, я всё ещё улыбался.

«Посмотрим, кто кого переиграет».