Шеф с системой. Империя вкусов

Глава 22

Варя проснулась рано, когда за окнами ещё была глубокая темнота и город спал мертвецким сном.

Что-то её разбудило — не звук, а скорее его отсутствие. Обычно в доме всегда кто-то ворочался, кто-то сопел или похрапывал. Сейчас была абсолютная, гнетущая тишина, которая давила на уши.

Она лежала на своём матрасе, укрытая новым тёплым одеялом и прислушивалась. Маша рядом сопела тихонько, уткнувшись носом в подушку. Остальные дети тоже спали — размеренное дыхание, изредка всхрап, но чего-то не хватало.

Варя бесшумно поднялась, накинула на плечи шаль и босиком, стараясь не скрипеть половицами, спустилась по лестнице вниз.

На кухне горела свеча.

Александр ходил из угла в угол медленными, размеренными шагами, как хищник в клетке. В руке держал кусок угля, на столе лежали дощечки и листы, исписанные его размашистым почерком — цифры, схемы, какие-то непонятные чертежи.

Он что-то бормотал себе под нос — тихо, неразборчиво. Варя различила обрывки: «…если взять с запасом… нет, слишком тяжело… значит, нужно распределить вес…»

Она замерла на последней ступеньке, наблюдая за ним.

Судя по тёмным кругам под глазами, по растрёпанным волосам, по измятой рубахе — Саша не спал всю ночь. Он не метался в панике, как можно было ожидать после вчерашнего предательства на рынке. Нет.

Он был спокоен, но это было пугающее спокойствие хищника перед прыжком на добычу, спокойствие человека, который уже принял решение и теперь просчитывает каждый шаг до мельчайших деталей.

Его глаза… Варя видела его разным за эти недели. Видела усталым, когда он валился с ног после целого дня на кухне. Видела злым, когда на рынке торговцы пытались обмануть с ценой. Видела сосредоточенным, когда учил детей лепить пирожки.

Но таким — никогда.

Его глаза горели лихорадочным, опасным, почти безумным блеском человека, у которого родилась идея — дерзкая, рискованная, граничащая с безумием — и который уже не остановится, пока не воплотит её в жизнь.

Александр остановился у окна, посмотрел в темноту за стеклом. Прошептал что-то — Варя не расслышала. Потом резко развернулся, подошёл к столу, что-то быстро нацарапал на листе.

Варя чувствовала, как её сердце колотится быстрее обычного.

Она не понимала, что он задумал. Совершенно не понимала и это её пугало больше всего.

Вчера на рынке их предали все трое поставщиков. Дарья, Игнат, Матрёна — люди, которым они доверяли — испугались и отреклись от них публично, при всех. План Александра с публичным подтверждением рухнул, не начавшись.

Они остались без поставщиков. Без союзников. Загнаны в угол.

Любой нормальный человек на месте Александра сейчас либо впал в отчаяние, либо начал судорожно искать пути к отступлению — может быть, попытался договориться с Гильдией, или решил уехать из города, начать заново где-то в другом месте.

Но Александр…

Варя смотрела на него, на его горящие глаза, на его напряжённую фигуру — и понимала: он не собирается отступать. Совсем не собирается.

Он готовится к атаке. К своей самой рискованной, самой безумной авантюре и ей было страшно. Страшно за него, за детей, за всех них.

Потому что она знала Александра уже достаточно хорошо, чтобы понимать: если у него появился вот этот взгляд — он пойдёт до конца. Не остановится и не свернёт. Даже если это будет стоить ему всего.

Александр поднял голову и вдруг посмотрел прямо на неё — словно всё это время знал, что она стоит там, на лестнице, и наблюдает.

Их взгляды встретились. Варя застыла, не в силах отвести глаза.

В его взгляде не было сомнения или страха. Только стальная решимость — и что-то ещё. Азарт? Предвкушение боя?

— Не спится? — спросил он тихо, хрипло. Голос усталый, но твёрдый.

Варя медленно кивнула, спустилась с последней ступеньки:

— Ты… ты не спал всю ночь?

— Нет, — он провёл рукой по лицу. — Некогда было спать. Слишком много нужно продумать.

Она подошла ближе, посмотрела на исписанные листы на столе. Цифры, схемы, какие-то чертежи — ничего не понятно.

— Что ты задумал? — спросила она тихо.

Александр посмотрел на неё долгим взглядом. Потом усмехнулся злой усмешкой:

— Войну, Варя. Я объявляю им войну.

Она почувствовала, как холод пробежал по спине.

— Собери всех, — добавил он, отворачиваясь к окну. — Как только рассветёт. Мне нужно с ними поговорить.

Варя кивнула молча и поднялась обратно наверх, но сон уже не шёл. Она лежала с открытыми глазами, смотрела в темноту потолка и думала об этом взгляде. О горящих глазах человека, который готов идти в огонь.

Она не знала — восхищаться этим или бояться.

Рассвет пришёл медленно, неохотно — небо за окнами из чёрного стало тёмно-серым, потом свинцовым.

Дети спустились вниз сонные, заспанные, зевающие. Кто-то потирал глаза, кто-то ворчал негромко — рано ещё, зачем будить.

Александр стоял у окна, спиной к ним. Не повернулся, когда они собрались.

Варя видела его плечи — напряжённые, прямые. Он не шевелился, словно прислушивался к чему-то.

Когда все расселись за большим столом, он наконец развернулся. Лицо его было усталым, но глаза… глаза всё так же горели тем же лихорадочным блеском.

Он обвёл всех взглядом медленно, задерживаясь на каждом лице. Никто не издал ни звука. Даже самые маленькие притихли, почувствовав что-то важное.

— Вчера, — начал Александр тихо, отчётливо, — нас предали. Люди, которым мы доверяли, от которых зависели, испугались и отреклись от нас.

Дети опустили головы. Маша всхлипнула тихонько.

— Гильдия думает, — продолжил он, голос стал тверже, — что загнала нас в угол, отрезала нам все пути. Что мы сломлены, испуганы и скоро сдадимся. Уйдём из города или будем ползать на коленях, умоляя о пощаде.

Он сделал паузу.

— Они ошибаются.

Все подняли головы, посмотрели на него.

Александр шагнул вперёд, положил руки на стол, наклонился — теперь говорил не как отец семейства, а как полководец перед решающей битвой:

— Мы не будем прятаться и не побежим. Мы дадим им бой. Прямо у них под носом, на их собственной территории. На Зимней Ярмарке.

Повисла ошеломлённая, напряжённая тишина.

— Ярмарка? — переспросил Матвей осторожно. — Но… там же всё контролирует Гильдия. Все места, все разрешения…

— Именно поэтому, — Александр усмехнулся. — Они не ожидают, что мы туда полезем. Думают, что мы сломлены, а мы ударим туда, где они чувствуют себя в безопасности.

Варя смотрела на него, и в груди что-то сжималось. Безумие. Это чистое безумие.

— Но для этого, — продолжил Александр, выпрямляясь, — нам нужны союзники. Настоящие союзники. Не те, кто разбежится при первой угрозе. Нам нужны люди, которые ненавидят Гильдию так же сильно, как мы. Которым нечего терять. Которые пойдут с нами до конца.

Он обвёл их всех взглядом:

— Я найду таких людей. Сегодня же. И мы подготовимся к Ярмарке так, что Гильдия пожалеет, что связалась с нами.

Семка поднял руку неуверенно:

— А… а мы что будем делать?

Александр посмотрел на него, и на лице появилась тёплая, почти отеческая улыбка:

— Вы будете готовиться. Тренироваться. Я научу вас всему, что нужно. Мы будем работать как никогда раньше и когда придёт день Ярмарки — мы покажем этому городу, на что способны.

Дети переглянулись. В их глазах страх постепенно сменялся чем-то другим — азартом, предвкушением, верой.

— Никто, — Александр выпрямился во весь рост, голос зазвенел как сталь, — никто не посмеет оставить нас без заработка. Никто не заставит нас вернуться на улицу. Мы боролись за этот дом, за эту семью — и мы будем бороться дальше. Понятно?

— Понятно! — хором выкрикнули дети, голоса звенели.

Варя смотрела на их лица — воодушевлённые, горящие, готовые идти за ним куда угодно. На лицо Александра — решительное, уверенное.

И думала: он либо гений, либо безумец, а может быть, и то и другое одновременно.

Александр

Час спустя мы шли по утренним улицам к логову Угрюмого.

Я, Варя и Матвей. Молча, быстрым шагом. Холодный ветер дул в лицо, но я его почти не чувствовал — слишком был занят мыслями, перебирая слова для предстоящего разговора.

Слободка встретила нас привычным утренним гомоном — лающие собаки, крики торговцев, скрип телег. Дом Угрюмого стоял в самом центре района — большой, крепкий, с толстыми стенами и прочными ставнями на окнах. Отсюда он управлял своей небольшой империей.

Я постучал в дверь — три коротких удара.

Дверь открыл Волк. Посмотрел на меня холодными глазами, узнал, кивнул молча и отступил в сторону, пропуская нас внутрь.

— Шеф в кабинете, — хрипло бросил он.

Мы прошли по коридору, поднялись на второй этаж. Варя и Матвей шли за мной, тихие, напряжённые.

Угрюмый сидел в своей комнате за массивным дубовым столом, заваленным бумагами, записями, какими-то счётами. Увидел нас, отложил перо в сторону, откинулся на спинку кресла

— Добрый день, Александр, — сказал он низким, грудным голосом, который всегда звучал как далёкий раскат грома. — Присаживайся и твои спутники тоже.

Я сел напротив, не дожидаясь повторного приглашения. Варя с Матвеем заняли места у стены.

Угрюмый налил себе воды из кувшина, медленно выпил, не торопясь. Потом посмотрел на меня тяжёлым взглядом:

— Слышал я что вчера случилось на рынке Слободки. Мои люди доложили. Все трое поставщиков отреклись от тебя публично. При народе. — Он помолчал. — Мои соболезнования, повар. Знаю, каково это — когда люди, которым доверял, поворачиваются спиной.

Я покачал головой:

— Соболезнования мне не нужны, Угрюмый. Я не за этим пришёл.

Он приподнял бровь с интересом:

— Тогда за чем?

— Мне нужна информация, — сказал я прямо, глядя ему в глаза.

Угрюмый налил воды во второй стакан, пододвинул мне через стол:

— Слушаю. Какая именно?

Я выпил воды — горло пересохло от мороза и напряжения. Поставил стакан на стол и выдержал короткую паузу, собираясь с мыслями:

— Через неделю в городе Зимняя Ярмарка. Большая, три дня, народу будет тьма. Деньги рекой польются.

Угрюмый кивнул медленно:

— Знаю и что дальше?

— Я иду туда, — сказал я твёрдо. — Буду торговать. Буду зарабатывать. Гильдия там или нет — мне всё равно.

Тишина.

Угрюмый смотрел на меня долгим, неподвижным взглядом. Потом откинулся на спинку массивного кресла, которое заскрипело под его весом. Скрестил руки на широкой груди.

— Ты серьёзно сейчас? — спросил он медленно, будто проверяя не ослышался ли. — Ты хочешь пойти на Зимнюю Ярмарку? После того что случилось вчера?

— Именно после того что случилось вчера, — подтвердил я.

Угрюмый покачал головой, усмехнулся без тени веселья:

— Александр, ты понимаешь вообще что говоришь? Ярмарка — это их территория. Их вотчина. Торговая гильдия контролирует там всё.

Он наклонился вперёд, положил руки на стол:

— Все хорошие торговые места — крытые лавки, павильоны, всё это выкуплено Гильдией за полгода вперёд. Они сдают эти места своим людям, проверенным, лояльным. Чужаков туда не пускают.

Он постучал пальцем по столу:

— Формально, по закону, торговать на Ярмарке может кто угодно, но попробуй встань где-нибудь со своими пирожками — к тебе сразу подойдут «обеспокоенные граждане» и скажут что ты занял чьё-то место.

Угрюмый развёл руками:

— У них сотня способов выдавить тебя без всяких формальностей. Ты не продашь там ни одного пирожка, Александр. Тебя просто не дадут.

Я кивнул спокойно:

— Я знаю. Всё это я понимаю.

— И ты всё равно хочешь идти? — недоверчиво переспросил Угрюмый.

— Поэтому, — я наклонился вперёд, — мне и не нужны их торговые места. Увидишь потом, когда я приду туда.

Я выдержал паузу, потом сказал:

— Для реализации моего плана мне нужны определённые люди настоящие союзники.

Я постучал пальцем по столу:

— Не такие как вчерашние — Дарья, Игнат, Матрёна. Те, кто при первой же угрозе разбежались как тараканы. Мне нужны люди другого сорта.

Угрюмый молчал, слушал внимательно.

— Ты, наверняка, знаешь тех, кого Гильдия сломала, но не уничтожила до конца. Тех, кто ненавидит гильдию так же сильно, как я, кому уже нечего терять. Понимаешь о ком я?

Угрюмый сидел неподвижно, обдумывая мои слова. Пальцы медленно барабанили по столу — единственный признак того что он напряжённо думает.

Наконец он усмехнулся странной уважительной усмешкой:

— Занятный ты человек, Александр. Значит, нужны отчаявшиеся?

— Именно, — подтвердил я. — Отчаявшиеся люди — самые надёжные. Им нечего терять, значит нечего бояться, а значит они не предадут меня из страха, как это сделали вчерашние.

Угрюмый откинулся на спинку кресла, покачал головой с чем-то похожим на восхищение:

— Дерзко, повар. Очень дерзко и логично, надо признать. — Он потёр подбородок. — Мне это нравится.

Он встал, подошёл к узкому окну, постоял молча, глядя на улицу внизу, где по грязному снегу сновали люди, ехали телеги, шла обычная жизнь Слободки.

Потом медленно развернулся:

— Есть несколько человек. Гильдия их раздавила годами раньше — кого три года назад, кого пять, кого десять. Отобрала рынки сбыта, подкупила поставщиков, перекрыла доступ к сырью. Стандартные действия гильдии, отработанные до мелочей.

Он тяжело вздохнул:

— Большинство не выдержали. Кто-то спился и сдох в канаве. Кто-то повесился. некоторые просто уехали из города, бросив всё, но остались единицы — те, кто слишком упрямые, слишком злые, чтобы сдаться и умереть.

Угрюмый подошёл обратно к столу, достал чистый листок бумаги, взял перо, обмакнул в чернильницу. Начал писать, медленно выводя каждую букву:

— Вот двое. Лучшие кандидаты из тех, кого я знаю.

Он написал первое имя:

— Мельник Фрол. Старик, лет под семьдесят. У него водяная мельница за городом, на реке, в получасе ходьбы отсюда. Лет восемь назад Гильдия построила свою новую ветряную мельницу прямо рядом с городом — огромную, современную. Установила цены вдвое ниже чем у Фрола. Скупила весь урожай зерна в округе, перекрыла ему доступ к сырью.

Угрюмый покачал головой:

— Фрол обнищал за год. Потерял всех клиентов, но не сдался. Продолжает работать для горстки верных заказчиков, которые ценят качество превыше цены. Злой как чёрт, никому не доверяет, живёт один, но если найдёшь к нему подход — лучшего мельника не сыщешь.

Я кивнул, запоминая.

Угрюмый написал второе имя:

— Маша-мясничка. Дочь Малого, бывшего главного мясника Слободки. Ей лет тридцать. Гильдия раздавила отца, когда она была ещё девчонкой. Забрала у него лавку, лицензию, всё. Старик не пережил — помер от горя через полгода.

Он усмехнулся:

— Маша выросла злой и жёсткой. Работает теперь в подполье — разделывает туши по ночам, продаёт мясо через доверенных людей. Гильдия пыталась её прикрыть раз пять уже, но она ускользает каждый раз. Характер стальной, словом лишним не перекинется, но если доверится — пойдёт в огонь.

Он протянул мне листок через стол:

— Вот твои союзники, повар. Отчаявшиеся, озлобленные, сломленные, но не уничтоженные люди.

Я взял листок, прочитал, аккуратно сложил и спрятал в карман:

— Спасибо, Угрюмый. Это именно то что мне нужно.

Угрюмый сел обратно в кресло, посмотрел на меня серьёзно:

— Но предупреждаю тебя, Александр. С этими людьми будет непросто договориться. Очень непросто. Они никому не доверяют. Их уже обманывали, предавали, топили. Они ожидают подвоха от каждого встречного.

Он постучал пальцем по столу:

— Ты должен будешь доказать им что достоин их доверия. Не словами — словам они не верят. Делом. Профессионализмом. Характером. Если сможешь это сделать — они пойдут за тобой в огонь и не предадут даже под пыткой.

Он помолчал, потом добавил тише:

— Но если облажаешься, скажешь что-то не то, покажешь слабость или неуверенность — они пошлют тебя к чёрту и больше дверь перед тобой не откроют. Второго шанса не будет. Понял?

— Понял, — кивнул я.

Угрюмый откинулся на спинку кресла, сложил руки на животе:

— Начни с Фрола. Он самый сложный из двоих, самый недоверчивый, самый упрямый. Если сумеешь убедить старика — остальные пойдут легче. Фрол — уважаемый человек среди всех «отверженных» Гильдией. Если он скажет что ты нормальный — тебе поверят.

Я встал, кивнул благодарно:

— Спасибо за помощь. Еду к нему прямо сейчас, пока день не кончился.

Угрюмый тоже поднялся, проводил меня до двери. На пороге положил тяжёлую руку мне на плечо:

— Удачи тебе, Александр. Она тебе понадобится.

Он усмехнулся:

— Дерзости тебе не занимать. Это главное в таких делах.

Мельница Фрола стояла за городом, у реки, в получасе ходьбы по заснеженной дороге.

Мы шли втроём — я, Варя, Матвей. Шли молча, быстро. Морозный воздух обжигал лёгкие.

Мельница показалась издалека — старое деревянное здание на каменном фундаменте, огромное водяное колесо, наполовину вросшее в лёд. Рядом — покосившийся забор, полуразрушенный сарай. Атмосфера запустения, упадка.

— Вот здесь он живёт? — прошептала Варя, оглядываясь. — Жутковато.

Я подошёл к двери, постучал.

Тишина.

Постучал снова, громче.

— Уходите! — донёсся из-за двери хриплый, старческий голос. — Кто бы вы ни были — уходите! Денег нет, платить нечем!

— Я не сборщик долгов, — крикнул я. — Меня прислал Угрюмый!

Пауза. Потом звук шагов.

Дверь распахнулась резко.

На пороге стоял старик лет семидесяти — худой, жилистый, с длинной седой бородой и злыми, недоверчивыми глазами. В руках держал топор, поднятый для удара.

— Угрюмый, говоришь? — прохрипел он, оценивая нас взглядом. — И зачем этот бандит прислал тебя ко мне, юнец?

Я не отступил, хоть топор был всего в полуметре от моей головы:

— Мне сказали, здесь живёт единственный в этом городе мастер, который умеет делать муку из твёрдых сортов пшеницы, двойного помола, слегка подсушенную на камнях.

Фрол замер. Топор дрогнул в руках.

Он смотрел на меня изучающим взглядом — недоверчивым, настороженным. Потом медленно, очень медленно опустил топор, прислонил его к стене.

— Заходи, — буркнул он хрипло, разворачиваясь. — И спутники твои пусть заходят. Только ноги вытрите, чтоб грязь не тащили.

Мы вошли внутрь.

Мельница изнутри была тёмная. Узкие окна пропускали мало света. Пахло старым деревом и мукой. Огромные деревянные шестерни и жернова стояли неподвижно. Всё говорило об упадке, запустении.

В дальнем углу была отгорожена небольшая жилая комнатка — печка, стол, лавка, узкая кровать. Скудно. Бедно.

Фрол прошёл к столу, опустился на лавку тяжело, как старик, которому каждое движение даётся с трудом. Посмотрел на нас троих — на меня, на Варю, на Матвея.

— Ну? — спросил он недоверчиво. — Говори зачем пришёл и кто ты такой вообще? Угрюмый тебя прислал, говоришь? Зачем этому бандюге мельник понадобился?

Я сел напротив него, не спрашивая разрешения. Варя с Матвеем остались стоять у двери.

— Меня зовут Александр, — начал я спокойно. — Я повар. Живу в городе вместе с детьми-сиротами. Делаем пирожки, продаём на улицах.

Фрол слушал молча, лицо каменное.

— Две недели назад у меня были постоянные поставщики, — продолжил я. — Мельничиха Дарья из Берёзок поставляла муку. Мясник Игнат — мясо. Огородница Матрёна — овощи. Всё шло хорошо. Дело росло.

Я выдержал паузу:

— А потом Торговая гильдия обратила на нас внимание. Начала давить. Пустила слухи по городу — что у меня продукты плохие, что люди травятся. Вчера я пришёл к своим поставщикам, попросил публично подтвердить что продают мне качественный товар.

— И что? — хрипло спросил Фрол.

— Все трое отреклись от меня, — сказал я прямо. — При народе. Испугались Гильдии и сказали что меня не знают, никогда мне ничего не продавали.

Фрол усмехнулся горько:

— Предсказуемо. Гильдия умеет пугать. Я это знаю лучше чем кто-либо.

Он провёл рукой по лицу:

— И что ты хочешь от меня, юнец? Чтоб я стал твоим поставщиком вместо них? — Он покачал головой. — Нет. Не хочу проблем. Мне и так хватает. Гильдия меня уже раздавила восемь лет назад. Я еле дышу. Если они узнают что я работаю с тем, кто им мешает — придут и добьют окончательно. Отберут последнее. Уходи, не втягивай старика в свои войны.

Я ожидал такой реакции. Спокойно кивнул:

— Понимаю твой страх, но я пришёл не просто просить тебя о помощи.

— А зачем тогда?

— Через неделю в городе Зимняя Ярмарка, — сказал я, глядя ему прямо в глаза. — Три дня, тысячи людей, деньги рекой. Я иду туда торговать. Несмотря на Гильдию, несмотря на угрозы. Иду и буду зарабатывать.

Фрол приподнял бровь с удивлением:

— На Ярмарку? Ты? Да тебя же там сожрут в первый же час. Гильдия контролирует все места.

— У меня есть план, — возразил я. — и для него мне нужны союзники. Настоящие союзники. Не те трусы что разбежались вчера.

Я наклонился вперёд:

— Мне нужен мельник, который делает лучшую муку в городе. Не просто продаёт белый порошок с мелом и песком, как эти торгаши из Гильдии, а настоящий мастер своего дела.

Фрол смотрел на меня молча.

— Угрюмый сказал мне, — продолжил я, — что ты единственный в городе, кто лучше всех умеет делать муку.

Я выдержал паузу:

— Я ищу мастера, с кем я смогу создать что-то действительно выдающееся.

Старик молчал долго. Смотрел на меня тяжёлым взглядом, будто пытался заглянуть в душу, понять правду ли я говорю или просто красиво плету словеса.

Наконец хмыкнул:

— Красиво говоришь, юнец. Много кто приходил сюда раньше и болтал языком. Говорили красивые слова про мастерство, про качество, про уважение к ремеслу, а сами не отличат пшеничную муку от ржаной, не знают разницы между грубым и тонким помолом.

Он встал, подошёл к старому шкафу в углу, достал оттуда три небольших холщовых мешочка. Вернулся, поставил их на стол передо мной в ровный ряд.

— Ты говоришь что ищешь мастера, — сказал он, глядя на меня недоверчиво. — Хорошо. Тогда докажи что ты сам мастер и разбираешься в том о чём говоришь.

Он ткнул узловатым пальцем в мешочки:

— Вот. Три мешка. Скажи мне что в каждом из них. Из какого зерна мука, как молота, для какой выпечки годится. Всё — точно, без ошибок.

Фрол скрестил руки на груди, посмотрел на меня тяжело:

— Ошибёшься хоть в одном — значит ты такой же болтун как все остальные. И чтобы духу вашего здесь больше не было. Понятно?

Я посмотрел на три мешочка перед собой.

Варя с Матвеем замерли у двери, затаив дыхание.

Фрол буравил меня взглядом, ожидая.

Всё наше будущее — весь план с Ярмаркой, все надежды — зависело от того, что я скажу сейчас.

Я медленно протянул руку к первому мешочку.