— По делу… В общем, к трибуне нас не пустили. Но мы развернули плакат, который у нас с собой был… — продолжал напускать туману Илья.
— Петручо нарисовал, он же художник, — вставляет Генка крайне важную информацию. — Получилось отлично!
— А он ещё здоровый такой… В смысле — плакат, — поддержал друга Илюха.
Стоически закатываю глаза, пережидая это словоблудие.
— Некоторым из присутствующих не понравилась надпись на нем. Они стали толкаться… А Петручо — он же контуженный — психанул и дал в рыло этому армянину!
— Почему армянину? — ничего не понимаю я.
— Ну, так мы же против них плакат нарисовали! — поясняет Илья, недоуменно глянув на меня… мол, ты чего тупишь, бро⁈
— На плакате что было написано? — интересуюсь я.
— «Верните два мандата Ленинграду!» и «Карабаху — нет!» А… забыл тебе сказать, — спохватывается Илья.
— Какие два мандата? И почему Карабаху «нет»? — с бесконечным терпением в голосе продолжаю допрос.
— Ты чё, не знаешь⁈ Карабаху мест в Верховном Совете не досталось, уж не знаю почему… Так, Ленинград им отдал два своих! А это не собственность делегации! Им избиратели доверили! У Петручо — мужик ленинградский, и тоже депутат! Его, например, могли в Верховный Совет выдвинуть… Но, вишь, место отобрали и отдали… армянам… ну, или Азербайджанской ССР, раз Карабах в её составе, — вслух размышляет Илюха.
М-да… я, признаться, этот момент упустил. Но в целом с ребятами согласен — с какого перепугу отдали-то? Правда, это не повод руки распускать…
Боясь услышать об ещё каких-нибудь противоправных действиях «афганцев», осторожно уточняю:
— И всё?
Илюха качает головой:
— Нет! Потом дали слово этому… фамилия смешная, от МГК дядя… Как его, Ген?
— Карабас-барабас, — буркнул тот.
— Во! Карабасову! Ну, дядя, значит, выступать начал: «Надо соблюдать законы, надо уважать друг друга, нельзя делить людей по национальности…».
— Нормальные вещи говорил, — одобряю я.
— Да-да, но его же никто не слушал! — смеётся Илюха. — Короче, толкового он ничего сказать не смог, а потом на него просто попёрли с криками и со свистом! Так, он к нам пробился, мы его и вывели из толпы. Дали, конечно, по башке самым бОрзым. Одному лицо разбили… Нашему тоже досталось.
Сижу и прихожу к выводу, что моя идея вытащить парней на митинг была… ну, скажем так, не самой блестящей. Оно и ожидаемо! Кто на такие митинги собирается? Только недовольные. А если милиция не вмешивается, то агрессивных там будет всё больше и больше. Если даже Карабасову — секретарю МГК — не дали высказаться, то это уже показательно. Кто тогда, интересно, там контролирует ситуацию? На листовке к митингу значился какой-то «Мемориал»… Надо будет обсудить с Власовым.
— Короче, мордобой устроили, — вздохнув, подвожу я итог.
— Крови — минимум! — поспешно вставляет Илья.
— О, ну раз минимум, тогда, конечно, нормально, — киваю я.
Недолюбко кривится, но продолжает:
— Потом милиция к нам прицепилась, и мы приняли решение уйти…
— Грамотная стратегия, — саркастически замечаю я.
— Но несколько человек от нас отбилось…
— Потеряли в бою?
Илья делает вид, что не слышит мой стёб.
— А на выходе парни опять зацепились с кем-то. Короче, повязали и тех, и этих. Пришлось нам с Генкой в отделение ехать, выручать ребят. Хорошо, что они трезвые были, а то бы не отпустили… Так что, не ты один в отделении милиции побывал!
По-моему, он даже хвастается. Спасатели хреновы…
— Я чё думаю, — увлечённо продолжает развивать свою мысль Илюха. — Надо на следующий митинг…
Чего надо на следующий митинг, я так и не узнал. Раздался глухой стук в дверь. Встаю и иду открывать.
Епть! Шенин в гости пожаловал! И не один, а с нашим Вепревым.
Радушно приглашаю в свой тесноватый уже от такого количества людей номер.
— Да на минуту заскочили, были тут рядом… А вы что, ребята, такие взъерошенные? — оглядывает парней наш первый.
Генку он видел раньше, а уж про Илью знает почти всё: и чей тот родственник, и чей друг. Парни, ни капли не смущаясь столь важных гостей, с азартом перебивая друг друга, начинают рассказывать про события в Лужниках.
— Зря, Толь, вы туда сунулись. Вот, например, на Пушкинской было поменьше народу. Собственно, там ничего проводить нельзя, но «сам» дал команду — не гонять людей во время митинга. Так что сейчас там тоже уже который день собираются недовольные. Если и хотите выступить, то лучше — на Пушкинскую, — резюмировал Шенин.
— Учтем. А у вас дело какое-то ко мне? — перехожу я к главному.
— Да, Толя, просьба имеется. Мы ведь допоздна сидим на Съезде, и выходной у нас один… Аркадий, давай ты озвучь.
Молчавший до этого Вепрев встрепенулся.
— В апреле я ездил в США, в сенате побывал. Я там, не впервые, конечно: ещё в семьдесят восьмом закупил для своего хозяйства семя Голштино-Фризов. В результате за десять лет серьёзно улучшились надои — с четырёх с половиной до восьми тонн в год! Причём коровки наши не чёрно-белые, а красно-белые в окраске…
— принялся дядя морочить мозг на манер моих приятелей-афганцев…
Я в сельском хозяйстве разбираюсь… примерно как в балете. Хотя в балете я хотя бы могу отличить у балерин кривые ноги от стройных. Однако слушаю.
— Так вот… Для улучшения породы Фризов во всём мире и, в частности, в США используют норвежскую красную… — Вепрев выразительно смотрит на меня.
Я понимающе киваю головой — мол, все мы это, конечно, знаем, кто же не следит за судьбой Фризов?
— А ты, Анатолий, я знаю в Норвегии был. И тебя там уважают. В совете состоишь, ну этом… по экологии.
— Бычка попросить на развод хотите? — наконец, до меня доходит.
— Что ты! — замахал руками Вепрев. Как его везти-то⁈ Нам бы семя этой породы. Но чтоб качественное. А то могут подсунуть чёрт-те чё.
— Аркадий Филимонович! Да, конечно! — соглашаюсь я, в голове уже прокручивая разговор с Мартой. Интересно, как вообще это подать? «Привет, Марта, ты мне тут помоги — нужен качественный бычий материал. Желательно с документами.»
Ладно, разберемся!
— А вы в курсе, что вас, Аркадий Филимонович, скоро поздравлять будут? — меняю я тему разговора.
— В смысле? — первым реагирует Шенин.
— От Власова слышал. Подали вашу кандидатуру на Героя соцтруда… думаю, в начале июня дадут, — раскрыл секрет я.
— Ни фига себе! — хором воскликнули Шенин, Вепрев и Недолюбко. А Генка с уважением посмотрел сначало на Вепрева, а потом на такого всеведущего меня.
— Хотя, может, это и секрет был, — запоздало спохватился я, почесав макушку. — Но мне Александр Владимирович ничего такого не говорил.
— Ох ты ж, честь-то какая! — заволновался Аркадий Филимонович. — Пять лет назад уже подавали, но что-то не срослось тогда — Ленина дали. Тоже очень почётно, конечно.
— Будет теперь два Ленина, — улыбнулся я. — Но пока поздравлять не буду.
— С меня стол, конечно. Всех вас, ребята, приглашаю. Только ты, Толя и вы, парни, пока не говорите никому, вдруг опять сорвётся что-то. Нервная обстановка сейчас на Съезде… Мало ли, поменяется настроение у генсека.
— Там не генсек же решает. Ну не суть. Я и не болтаю, вам только по секрету.
— Думал, не доживу! — не может поверить разволновавшийся коммунист.
— Да ты ещё и второго успеешь получить, — подбадривает его Шенин.
— Не, не успеет, — умничаю я и, поняв двусмысленность фразы, торопливо добавляю: — В прошлом году решили, что только один раз можно! Но зато даже если один раз наградил, то бюст на родине можно будет ставить! Бронзовый!
Чёрт, чё я несу⁈ Бюст можно… но после смерти. Впрочем, гости деликатно моей промашки не заметили. Да и вообще скоро отменят эту награду. Года три осталось… Если всё, конечно, пойдёт так, как было в моей версии истории.
— Ладно, мы тогда по коням? — вопросительно глядя на Шенина, предлагает Вепрев.
— Да, едем. Кстати, Толя, на заметку возьми: в Дубне открыли кооператив по аренде автотранспорта, лодок там разных, аквалангов. Вот вчера моя «Волга» колом встала, так сегодня за двадцать пять рублей езжу! — удивил меня босс. — Кстати, у нас в крае тоже можно такое организовать. Новые времена наступают.
— Каршеринг, — понимающе сказал я, но меня никто не понял.
Похоже, нет такого слова ещё в русском языке. Сам каршеринг есть, а слова нет. Просто «аренда»!
— А у тебя, смотрю, везде прихваты, и в Норвегии тоже, — уважительно цокает языком Генка, как только гости ушли.
— Во! С Вепревым надо на сабантуе поговорить о том, чтобы мясо закупать и молочку ихнюю, — встревает молодой отец. — А то Ленка всё время своего отца просит… А чё отец? У неё муж есть!
Мы ещё немного посидели, поболтали, и я, наконец, лег спать.
На следующий день на Съезде ничего особо интересного не случилось. Ну, разве что Лукьянова выбрали первым замом Горбачёва. Мучали его вопросами не один час, но этот товарищ — тот ещё махровый партократ, его с панталыку не сбить. Например, кто-то из депутатов спросил про пакт «Молотова-Риббентропа». Типа, «Каково ваше отношение к нему?» Так Лукьянов, не моргнув глазом, предложил вернуться к этой теме, когда будем рассматривать «Разное». Жук, короче.
Заседание уже подходило к концу, как один из депутатов посетовал с трибуны, что на митингах совсем нет советских и партийных работников. Мол, был он вчера в Лужниках… политически аморфны они.
— Враньё! Вчера выступал там секретарь МГК, так ему и рта открыть не дали! — раздался вдруг с галёрки знакомый голос.
А вроде как Генка кричал, неудовлетворенный несправедливым решением в отношении распределения ленинградских мест и случившейся вчера потасовкой. Он сегодня с самого утра взвинченный какой-то. Илья тоже, но тому лишнее слово прилюдно сказать… да страшнее войны.
— Правда, товарищ? — поправил очки генсек, выискивая взглядом того, кто это там орёт!
И Генка не тушуется. Наоборот, встаёт во весь свой немалый рост.
— Чуть до драки дело не дошло! — заявляет громко он. — Мы, воины-интернационалисты, тоже хотели выступить, но нам не дали! Ещё и пришлось товарища Карабаса защищать… Чуть сами не поплатились за это!
В зале послышались смешки. Заулыбались все: и те, которые знал товарища Карабасова, из-за перевранной фамилии, и те, кто подумал, что «Карабас» — это кличка. В общем, в зале стало шумно, и Генка, сконфузившись, сел на место.
— Наверное, я пришёл позже, — быстро нашёлся, что ответить выступающий, некто Бойко.
— Ну, с такой охраной, думаю, Юрию Сергеевичу бояться было нечего! — пошутил Горбачев, давая понять, что Карабасова он знает.
Да, Генка широк в плечах и одет в парадку с боевыми орденами, не то что мой норвежский крест…
Чёрт, сперма… Блин, забыл уже! А надо озаботиться этим вопросом. И не за ради надоев рекордных, просто шеф не часто меня лично о чем-либо просит.
— Невольно посочувствуешь врагам Карабаса. Любого Буратину руками разломает! — насмешливо шепнула мне Ленка, которая до этого со мной почти целый день не общалась, сильно порадовав этим молчанием своего врага — учителку.
— Карабасов его фамилия, — строго поправил я девушку.
— Я думаю, депутату мы завтра слово обязательно дадим! Да, товарищи? — зачем-то спрашивает у зала Горбачев, будто ему кто-то возражать станет. — Товарищ, вы подойдите после заседания в президиум, мы вас запишем на выступление.
«Тваю ж мать!» — психанул я. Это мне вместо сна сейчас речь ему писать? А потом ещё переживать, чтобы Генка там не ляпнул чего лишнего? Причем писать надо сейчас, ведь ему ещё учить её придется. Вдруг прямо с утра слово Генке дадут? Впрочем… пусть по бумажке читает! Сейчас такое многие тут практикуют!
— Толь, Толь… — бежит за мной громила Генка.
Был бы он без формы, и где-нибудь в тёмном переулке, парня можно было бы и испугаться! Народ вон как от Генки шарахается, расступаясь в стороны.
— А зачем рот открыл? — решаю маленько помучить я приятеля. — И не проси… Я вот с красивой девушкой в кино сегодня вечером иду, — говорю я, бесцеремонно хватая за руку Лену, которая почему-то и не думает вырываться.
— То-о-оль! — чуть не плачет орденоносец.
— Ладно! Что-нибудь придумаю… — решаю проявить милость.
— Я могу помочь вам речь составить, — вдруг предлагает прокурорша, оглядывая ладного фигурой и не такого страшного мордой, в отличие от меня, парня.
— О, класс! Спасибо большущее! Ребят, я в президиум, одна нога там, другая… — порадовался будущий выступающий, не поняв, конечно, причину Ленкиной доброты.
«Вот и ещё одну бабёнку пристрою», — радуюсь про себя я.
А что! Витьке бабу нашёл, теперь Генке. Илье не буду никого искать, чревато. И я даже не Лукаря опасаюсь, а его дочку больше. Та уж придумает как мне жизнь испортить!