В аэропорту неожиданно сталкиваюсь с тем самым быдловатым дядей, которому вчера пытался презентовать коньяк. Причём не где-нибудь, а в депутатском зале. Точнее, это он первым меня заметил и сразу потянулся, как к старому знакомому.
— Жень, смотри, — это тот парень, что мне вчера коньяк отдать хотел, — представил он меня тётке с совершенно оплывшей фигурой, но с модным начёсом на голове и в не менее модном, по нынешним временам, джинсовом юбочном костюме.
По всему было видно, что это жена: кольцо на пальце, держит по-хозяйски за локоть, и вид такой… собственницы. В общем, не любовница.
Я радостного настроения дяди от встречи не разделяю, но руку жму.
— Вчера забыл представиться. Я — Григорий Валентинович, членкор.
— Э-э… Анатолий, депутат и спортсмен, — представляюсь и я, немного растерявшись.
Манерой общения на членкора дядя не походил совершенно. Да и тот факт, что он собирался приобрести водку у таксиста вчера на вокзале ночью… ну, не слишком вяжется с образом академика. Но, скорее, не врёт.
— Я вижу, что спортсмен. Раз коньяк допивать не стал, — ржет академик.
Смеётся заразительно, по-доброму. Я тоже улыбаюсь. Уже ясно: тип он интересный. Умеет и звание носить, и, как говорится, за жизнь поболтать, да и собеседника к себе расположить.
— Нашей? Академии РСФСР? — зачем-то уточняю.
— Анатолий, видишь ли, какая тут заковырка… — начинает он, доверительно коснувшись моей руки. — В Академии наук СССР представлены академии всех союзных республик. Всех… кроме РСФСР.
Дядя выдержал паузу, желая, наверное, показать абсурдность ситуации и продолжил:
— И это при том, что почти все академики — наши. И научные учреждения тоже. По статистике, только один из двадцати работает не в РСФСР. А своей академии — как не было, так и нет.
Говорил он спокойно, но было видно — тема его цепляет. И вот тут я понял, что передо мной действительно членкор. Не по внешнему виду, а по сути.
— Не далее как вчера общался с Власовым — это наш предсовмина, — на эту тему, — продолжил Григорий Валентинович. — Он у нас в Уфе институт научный открывал… Ну и, понятно, сразу обратно в Москву самолётом. Вчера ещё улетел. А вот некоторые мои коллеги поехали по домам поездом. Собственно, я их и провожал. Марчук, наш президент, самолёты не жалует.
— Э-э… — Опять туплю я. — И много у нас академиков?
Вот на кой мне это знать? Ладно бы интересовался, что за институт открыли, чем он будет заниматься, кто рулит… Просто сам факт, что я мог вчера с Власовым пересечься, слегка выбил из колеи. Он ведь и правда мог меня увидеть — если бы я, сдуру, сунулся в аэропорт.
— Уже много! Триста двадцать два! А нас, членкоров, вообще почти шесть сотен! — оживлённо сообщил Григорий Валентинович, явно обрадованный моим интересом.
И, слегка взяв меня за локоть, ненавязчиво повёл в сторону — подальше от жены.
— Надо обязательно выпить, — понизив голос, предложил он. — Двойной повод есть: мне институт дали — в Москву лечу на окончательное утверждение! И ещё — у Непобедимого внучка родилась! Хоть разорвись: и на банкет в «Арагви» надо идти, и к Сергею на дачу приглашён!
Он помолчал секунду, прикидывая.
— Конечно, к Сергею — позже. Всё же банкет Академии наук — это, знаешь ли…
Григорий шустро достал из своего портфеля походные стопочки, который складывались в плоскую лепёшку, и немаленьких размеров фляжку.
— А что, Власов один был или с Виктором Семеновичом? — интересуюсь я.
— А ты откуда знаешь? — удивляется дядя.
Академик… тьфу, членкор, поморщившись, но совершенно по-кабацки лихо выпил свою дозу.
— Я с Ростова, поэтому, кто там первый — в курсе… Ну и видел его на Съезде.
— С ним да — была делегация. Человек пятнадцать.
— Гри-и-иша! Я всё вижу! — каменным, я бы сказал даже замогильным голосом, прогнусила жена.
— Маша, я с товарищем обсуждаю вчерашнее событие, — бросил он в сторону, не оборачиваясь. И обреченно вздохнув, добавил: — Не дасть выпить! Эх… мне теперь прямая дорога в академики открыта. Всё же свой институт!
Жена будущего академика буквально прожигала меня взглядом, но я на такие номера не ведусь — чай, не мальчик.
Объявили посадку. Места у нас с Григорием в самолёте оказались далеко друг от друга — и слава богу. Не хотелось лететь рядом с алкоголиком. Несмотря на всю бдительность Маши, половину фляжки дядя, кажется, прикончил ещё до посадки. Это ж надо столько пить!
По прилёту в Москву опять сталкиваюсь с Григорием Валентиновичем. Тот стоял в зале прилета, слегка покачиваясь, но держался бодро, даже с каким-то академическим достоинством. Рядом суетилась его жена, тщетно пытаясь застегнуть дорожную сумку, забитую под завязку. Подхожу и без слов подхватываю чемодан, потом — сумку, и тащу до машины, припаркованной на краю стоянки.
Неожиданно водитель оказался мне знаком. Шофер Власова — тот самый, что возил меня зимой. Мужик тоже меня узнал и заметно растерялся.
— А насчёт Анатолия Валерьевича товарищ Власов распоряжений не давал… — с деликатной осторожностью сказал он. — Но если надо — конечно, отвезу куда скажете.
— О! Видишь, Толя, уважают! Отвезут, куда скажу! — обрадовался членкор, хлопнув меня по плечу. — Садись давай впереди, а мы с моей Манюней — сзади разместимся!
Членкор и не понял, что водитель меня узнал, и подумал, что учтивость последнего связана с его близостью к Власову. А вот Машка, то бишь Мария — не знаю отчества — всё быстро просекла. И сразу ко мне сильно подобрела.
— Толя, а куда вас отвезти? Может, сначала вас забросим? — мило проворковала она.
Оказалось, нам в одну гостиницу! Чёрт, а ведь опять бухать придётся — вон как учёный просветлел лицом, услыхав, что мы будем соседями. Куда в него лезет-то? И Мария, заметив, как встал в стойку «смирно» личный водитель Власова, спасти меня не сможет. Я теперь не просто пацан, а… Да сама додумает, кто я такой. Бабы это умеют!
— А вы в каком направлении работаете? — спрашиваю больше из вежливости, чем из любопытства.
— Геолог я! — с гордостью отвечает Григорий.
Ну, теперь понятно! Эти много могут выпить!
Но мне повезло — по приезду в гостиницу мой новый закадычный сразу же уснул. Лег спать у себя в номере и я.
Утром на Съезде читаю заметку в «Правде» по поводу вчерашнего взрыва.
— Ага, жуть. Говорят, транссиб до сих пор стоит. Машинисты чуть не погибли. Газ — это не шутки! — заглядывает мне через плечо Ленка. — А вот в Ферганской области вчера комендантский час ввели…
Жуть? Это, по-твоему, жуть?.. Да если бы не я…
— Тихо! Горбачёв выступает! — торможу я соседку.
— С третьего на четвертое июня, на территории Башкирской АССР, на границе с Челябинской областью, произошла авария на продуктопроводе сжиженного газа… Включили насосы, чтобы поднять давление… Создана комиссия, принимаются меры… У меня всё, товарищи, по этому вопросу.
Дальше генсек напомнил, что сегодня, в 16:00, начнёт работу Совет Национальностей, в который я был избран. Потом обсудил письмо двух безымянных депутатов по Фергане. Там сейчас реально горячо.
— Ты смотри — на последней странице, но написали! — Тычет пальцем в отобранную у меня газету в перерыве между выступлениями Лена.
Да, заметочка в подвале действительно есть. Сообщалось, что в нескольких населённых пунктах (каких — не уточнялось), где наряду с узбеками проживают и турки-месхетинцы, произошли волнения на национальной почве. Были нападения на учреждения, имеются жертвы. И всё. Подробностей минимум. Но Ленка узнала по своим каналам, что узбеки устроили там настоящую резню. В газете же кто эти «экстремисты» по национальности — ни слова. Просто «хулиганы».
Сволочи. Всё засекречивают. И явно выпускают ситуацию из-под контроля!
На этом фоне особенно странно выглядело вечернее избрание Рафика Нишановича Нишанова председателем Совета Национальностей. Тот пока ещё первый секретарь Узбекской ССР, но даже ежу понятно — долго он в этой роли не продержится. В такой момент — назначать представителя республики, где полыхает, на высокую союзную должность? Похоже на попытку успокоить народ и отвести внимание. Сам же Нишанов выглядел подавленным и был немногословен.
— Толь, а ты зачем летал в Уфу? — поймал меня Власов после завершения работы сегодняшнего дня.
Я попытался соврать — мол, день рождения друга, но Александра Владимировича это несильно интересовало. Он тут же задал другой неожиданный вопрос:
— Я вот слышал, что зарубежная музыкальная группа в Москве концерты дает… Флойд, что ли? О чем поют — не знаешь? И вообще — как они в идеологическом смысле?
— «Пинк Флойд»? Ну, слышал. Знаю. Неплохая группа… — ответил я осторожно. — Они говорят, что вне политики, но политика, как это всегда бывает, находит их сама. Например, их альбом «Стена» режим апартеида в ЮАР запретил, а на демонстрациях, я знаю, негритянская молодёжь пела песни этой группы.
Далее цитирую по памяти несколько строк: «Я — только кирпичик в стене, которой не видно конца. Такой же, как и миллионы других…»
— А в одной их старой песне поётся о человеке, который ищет символ удачи — зелёную поляну. Но добраться туда непросто — всё время идёт холодный, стальной дождь… В общем, они не хотят стальных дождей, — выдаю я свое заключение о творчестве коллектива.
Чего бы ещё припомнить? Слушал их, конечно. Для СССР — это вообще бомба. Да и во всём мире — культовая группа. Вроде недавно разваливались. Или путаю… Уотерс, кажется, точно ушёл, и Гилмор кого-то нового взял в состав…
Но, похоже, Власову услышанного было достаточно.
— Вот! — оживился предсовмин. — Я же говорю — Толя по заграницам ездит, он лучше знает, — обратился он к сопровождающему его мужику в генеральских погонах МВД. — Смело отпускай дочку на концерт! Политически выдержанный текст. Раз апартеид запретил — значит, всё в порядке!
Генерал-лейтенант пристально посмотрел на меня — мол, лично с тебя спрошу, если дочка с концерта вернётся не с теми идеями в голове.
Внезапно припомнил одну деталь из кровавых узбекских событий! Чёрт, надо было сказать о ней Власову. Конечно, придётся врать насчёт источника информации… Но это уже, думаю, не секрет, просто наши власти, как обычно, наплевательски ко всему относятся. Как в той пословице: «Пока гром не грянет — мужик не перекрестится.»
Это у русских. У узбеков — всё то же самое. Только гром там уже грянул.
— Александр Владимирович! — спохватился я. — По поводу ферганских событий…
Парочка генералов вернулась ко мне.
— Слышал от одного знакомого, что идёт агитация на гражданский мятеж. Хотят идти захватывать Коканд… Не упустите ситуацию.
— Вполне может быть, ведь там большое количество турок. А подробности?
А нет у меня подробностей! Вспомнил только, что будет резня, а вот дату и прочие детали…
Развожу руками.
— Откуда информация? — интересуется Власов. — Эта твоя красотка из прокуратуры сообщила? Ну не хочешь — не говори… Коль, возьми на контроль.
— Да, завтра в Фергану лечу… Провентилирую и про Коканд, — вздохнул милицейский чин и с какой-то даже благодарностью посмотрел на меня.
Видно, сильно их сейчас генсек дрючит. За любую соломинку хватаются.
Тоже, что ли, на концерт рвануть? Вспомнить молодость. А что? Имею право себе праздник устроить!
«Надо было предложить вывезти всех турок-месхетинцев из республики!» — запоздало приходит в голову мысль. Вроде в прошлой истории дело именно этим и закончилось.
Еду на концерт, который вот-вот начнётся. Бегаю, ищу билет у перекупов, но все только разводят руками.
— Даю сотку за билет! — психую я.
И тут же ко мне пробираются сразу два типа.
— Не врёшь? Сань, давай в другой день пойдём. Щас билеты скинем, а потом купим дешевле… Шесть концертов вроде запланировано, — не стесняясь, предлагает один из ушлых меломанов.
Ну да. Сейчас продадут, а потом купят за чирик… Или сколько там перекупы просят? Но уж точно не сотню. Такое себе может только сибирский олигарх позволить!
— Да мне два не надо… Один давай! — упираюсь я, ибо реально — второй ни к чему.
— Или два бери, или нет! — не уступает алчный юнец, лет пятнадцати от силы.
Вот кто в ближайшем будущем жить будет хорошо. Коммерческая жилка, момент ловить умеет и решения принимает за секунды. Я вот так в его годы не умел. Хотя… таким ещё выжить надо. В девяностые, помню, многих шустрых мои коллеги-спортсмены «стригли». Были прецеденты.
Я уже почти решил плюнуть и сходить в другой день. И правда — дешевле выйдет.
— Только свистни — желающую сразу найдёшь, — вдруг выдал пацан, демонстрируя знание реалий взрослой жизни.
По-хулигански свищу — чисто для прикола. И тут за спиной слышу женский голос, который, кстати, мне знаком.
— Не свисти, денег не будет. Хочешь — я с тобой пойду?