Совершенно несекретно

Глава 26

— Что я слышу⁈ — кипятился дядя. — Мне доложили, что постоялец, наш гость из Нигерии, обнимал тебя!

— Максим Евгеньевич! — воскликнула Оля со слезами на глазах. — Да это клиент ко мне приставал… Что он там говорил, я не поняла: английского тот не знает, а на его африканском я не говорю! Я «окей» сказала — чтоб отвязался, а он… полез ко мне под халат!

— От тебя одни хлопоты! Уже жалею, что подписал тебе практику у нас! Идём за мной! — дядя, спохватившись, что орать на свою сотрудницу посреди холла — идея так себе, взял Олю под локоток и потащил по коридору.

Девушка послушно проследовала за ним, по дороге, едва не снеся ведро со шваброй.

— Тихо ты! Что ты как слон топотишь⁈ — мужик, осмотревшись по сторонам, втолкнул Олю в подсобку.

Я, наблюдавший за этой сценой, лениво оторвался от стены, подошёл к дверям подсобки и, опершись плечом о косяк, перегородил выход из комнаты.

— Слоны, к вашему сведению, ходят очень тихо, почти бесшумно, — заметил я миролюбиво.

Внутри помещения, на шести квадратах, кроме облезлого дивана, столика и чайника, ничего не было. Вру, ещё репродуктор висел на стене — наверное, чтобы во время отдыха на работе слушать, как партия заботится о народе. Или наоборот — чтобы партия могла слушать, кто тут чего ляпнет по неосторожности… А что? В гостинице, где полно иностранцев, без прослушки никак!

Но вернёмся к нашим слонам. Вернее, к одной конкретной испуганной слонихе по имени Оля, которая сейчас стояла, вжавшись в стенку. Моё появление вызвало фурор, ступор и катарсис. Почему? Да потому что я был при полном параде — ордена, значки и, главное, — знак депутата Верховного Совета на груди.

И надо сказать, модный дядя это оценил моментально.

— Товарищ… — ах, как приятно слышать это слово! Сколько лет уже в СССР, а ухо всё равно радуется. — Простите, не знаю, как вас… но здесь служебное помещение. Если вам что-то нужно — скажите, — дядя, заслоняя телом Ольгу, старательно изображал любезность.

Выходило, правда, плохо — актёр из него был никудышный.

— Да, нужно! — сурово сказал я. — Краем уха услышал, как вы мою Олю обвиняете невесть в чём!

— Э-э-э… Ольга, ты знаешь этого парня? — неуверенно пробормотал мужик, отступая в сторону.

— Знаю! Это телефонист! — шмыгнула носом девушка.

Она на мои ордена и медали внимания особо не обратила — мазнула взглядом, и всё. Не заметила даже, что я сегодня не в спортивном костюме, а в деловом. Эх, дурында! А могла бы и подыграть! Хотя… чем плох телефонист? Он что, не может быть депутатом⁈ Тем более Оля ведь сказала не «наш телефонист», а просто — «телефонист».

— Разрешите представиться: Анатолий Штыба. Вот моё удостоверение, — достаю ксиву Верховного Совета, но дядя пятится от неё как от змеюги.

— Так… И что вы хотите? — мямлит он, окончательно растерявшись.

— Оля — хороший работник, — наставительно начал я. — А вам надо бы заботиться не только о клиентах, но и о своих сотрудниках, сколь малую должность они бы ни занимали. Ведь в нашей стране люди — прежде всего.

— Вот, к примеру, — продолжил я, — вчера к ней приставал один тип из двести пятого номера. А сегодня утром я уже видел — съехал он. Бегом бежал! А почему? Да пришлось провести с ним воспитательную беседу.

Я демонстративно потер свой кулак.

Это было чистой правдой: Выходя из ресторана, я увидел вчерашнего ловеласа — с чемоданом в руках он спешно покидал гостиницу. Дурачок! Если понадобится — я его достану, где бы он ни прятался.

Но с администратором гостиницы я, пожалуй, слегка переборщил: дядя, морщась и потирая грудь в районе сердца, тяжело опустился на диван. Пока мужик приходил в себя, я проинструктировал Ольгу, как себя вести в подобных случаях:

— Сразу сообщай старшей дежурной! Я уверен, что в обиду горничных…

— Я не горничная! Я коридорная! — гордо пискнула Оля.

— … коридорных не дадут! Верно ведь, Максим Евгеньевич? — перевёл я взгляд на администратора.

Максим Евгеньевич был полностью со мной солидарен.

Слёзы на хорошеньком личике Оли уже высохли, и теперь она поглядывала на меня с любопытством и явным интересом — что уж там скрывать.

— Вечером заходи, если хочешь, — бросаю я на прощание и тороплюсь на Съезд.

— Я вообще-то два дня отдыхаю! Но зайду! — крикнула Ольга мне в спину.

Чёрт, как-то двусмысленно получилось… Я ведь просто помочь хотел…

Да кому ты врёшь, Штыба⁈ Вон бабушка тащит сумку — ей лучше помоги!

— Вам помочь? — участливо, как мне показалось, обратился я к старушке, с трудом волочащей самодельный баул.

— Ага! Дура я, что ли, тебе вещи отдавать⁈ А то не знаю я вас, ушлых москвичей, — огрызнулась бабуля заодно признав во мне столичного жителя.

Ну вот! Теперь совесть моя чиста. Всем я помогаю! Ну… почти всем.

Разгоряченный утренним происшествием я не сразу успокоился по приезду во Дворец съездов. Может, поэтому отреагировал чуть раздраженно, когда меня кто-то довольно по-панибратски хлопнул по плечу сзади. Разумеется, быдлячьи замашки я в себе изжил и повернулся спокойно, хоть и нервно.

— Толля-яя! — с прибалтийским акцентом протянул глава нашей комиссии и по совместительству математик Эдуардас Вилкас (Вискасом бы не назвать!). — Карашо, что я вас увидел!

— Слушаю, — коротко бросил я.

— Не хотел вас напугать, простите… — виновато забормотал прибалт.

Напугать? Подкалывает, что ли? Да нет, вроде искренне.

— У нашего комитета сегодня первое собрание в четыре часа дня, — продолжил глава комиссии, суетливо доставая из папки бумаги. — Вы имеете желание активно работать? Вот, пожалуйста, — мне протягивают листок, — перечень задач, стоящих перед нашей комиссией.

Вижу, что Вилкас смотрит на меня в упор, с ожиданием, поэтому нехотя беру у него бумажку с машинописным текстом и начинаю читать:

— Мне нужно выбрать? — тяну время, пытаясь понять, что мне будет интересно, ну и по силам.

— Да к заседанию решите, в какой теме хотели бы работать, — кивнул Вилкас. — Я бы вам и пост моего заместителя предложил, но уже решено: им станет Шарипов из Башкирской республики.

Странно… Чего это мне сразу пост зама предлагать? Видно, кто-то рекомендовал. Или Вилкас меня спутал с кем-то другим? Ну да ладно.

Начинаю прикидывать: Пятое направление — «содействие межнациональному равенству» — точно мимо. Четвёртое — «разработка союзного бюджета» — тоже не про меня. Мелкая я пока сошка для таких дел.

Ну предварительно — либо первое, либо третье.

На листке ниже было расписано подробнее:

Для первого направления:

— подготовка предложений по социальному и экономическому развитию республик;

— работа над программами по улучшению жизни населения союзных и автономных республик;

— предложения по сглаживанию диспропорции между регионами СССР.

Для третьего направления:

— поддержка связи с Верховными Советами республик;

— учет их мнений и инициатив;

— рассмотрение предложений по улучшению управления и планирования на местах.

Ну, в общем, выбор понятен: или болтаться по регионам и быть вроде связного, или лезть в бумажки, но с перспективой влиять на что-то серьёзное. Надо подумать.

— Что там у тебя? — засовывает нос в бумаги Леночка. — Я бы второй пункт выбрала — и интересно, и несложно!

— Следить за тем, как реализуются законы и постановления Верховного Совета СССР, социальной политики и экономической деятельности? Я в этом, Лена, не шарю, к сожалению, — вздохнул я.

А вообще — второй вариант действительно был бы синекурой: хочешь — работай, хочешь — нет. Всё равно через пару лет Союз загнётся, и кому будет дело до того, кто какие законы исполнял?

Заседание нашего комитета, где набралось аж сорок с лишним человек, проходило в одном из залов на третьем этаже Дворца съездов. Оказывается, тут не только кафе и буфеты, но и целая куча служебных помещений.

Вискас… тьфу ты, Вилкас, запоздал. Мы уже вовсю разглядывали друг друга: кто есть кто. Я внимательно приглядывался к будущему заму из Уфы. Сижу, гадаю: за что мне такая честь от литовца? Ведь листки с направлениями работы лежали только у меня да у этого башкирского кандидата.

— Спасибо, что дождались! — наконец вошёл наш председатель.

«Ишь ты какой продвинутый: не 'извините», а «спасибо, что дождались», — отметил я про себя.

— Сегодня у нас расширенное заседание. Как известно в нашей комиссии сорок один человек, и двадцать шесть из вас избраны в Совет Национальностей, то есть останутся тут после Съезда для работы…

Речь у мужика гладкая, как у всякого профессора. Я, уставший за день, чуть не задремал.

— Анатолий Штыба, — вывел меня из полудрёмы голос Эдуардоса, — вы бы каким направлением хотели заняться из предложенных?

— Первым! Но если вдруг товарищи решат иначе… — бодро ответил я, заранее обдумав свою позицию.

К тому же успел уже посоветоваться с Шениным по этому вопросу.

— Первое бери! — посоветовал он мне в перерыве. — Предложения готовить — это не яму копать. Помогу, если надо. Тем более у нас в крае и нацобразования в наличии, и диспропорций в их развитии тоже имеются. Вон, например, сравни сколько денег в Грузию идёт…

— Отлично! — почти обрадовался Вилкас. — Значит, вы уже третий!

— Пётр Сергеевич, а вы, как полковник милиции в отставке, наверное, выберете третье направление? — продолжил вести заседание наш председатель.

Тем временем вскоре после съезда разгорелся конфликт между депутатами. Абхаз Ардзинба Владислав Григорьевич горячо спорил с грузином — фамилию которого я не выговорю.

— Необходимо изменить отношения между республиками и автономиями! — горячо предлагал Ардзинба. — Должны быть договорные начала! Чтобы в случае выхода республики из состава СССР автономии, входящие в её состав, могли сами выбрать свой дальнейший путь!

— Сепаратист! — перекрывая его, орал грузин.

Причём этот грузин ещё сегодня утром сам требовал выхода Грузии из СССР! Правда, он это был или нет — наверняка не знаю, но такие речи на Съезде уже звучат открыто. А значит, абхазам действительно есть чего опасаться.

— Я историк, а ты кто? — напирал Владислав Григорьевич. — Договор 1921–1931 годов что гласил? Мы равноправно входили в СССР! Два! Два субъекта: Абхазская ССР и Грузинская ССР. Так почему вы теперь отказываете нам в праве…

В чём именно грузины отказывали Абхазии, я так и не успел узнать. Здоровенный грузин вдруг рванул вперёд на щуплого историка со словами:

— Да я тебе морду сейчас набью!

Мать моя женщина! А я-то думал, что на заседании комиссии скука смертная будет… А тут — настоящая веселуха пошла! Не раздумывая, решительно встаю между агрессором и… будущим президентом Абхазии. Вот только сейчас до меня дошло, кто передо мной!

— Товарищ Млагоб… Мгалоб… — путаясь в сложной грузинской фамилии, я поднимаю руки в примирительном жесте. Надеюсь, меня-то он бить не станет.

Не стал! Дядя-боец сначала попытался сделать мне подножку, а потом и вовсе, по всей видимости, решил провести борцовский приём. Но мои инстинкты попаданца с первым разрядом по вольной борьбе сработали чётко: я вовремя убрал ногу и сорвал захват с плеча.

Да его не угомонить без снотворного! Причём в этого кабана стрелять надо издалека — вдруг сразу не уснёт, так затопчет же! Глаза совершенно безумные.

— Стоять! Милиция! — рявкнул полковник в отставке и длинно свистнул в свисток.

Грузина, общими усилиями, кое-как успокоили, хотя ругался он ещё долго. Ну, вероятно, ругался — языка я не знал, но по выражению лица догадаться было нетрудно.

После столь скандального первого заседания я задержался, чтобы перекинуться парой слов с Эдуардосом — узнать, кто обо мне так хорошо отзывался.

— Товарищи из Риги о тебе рассказывали как о прогрессивном молодом человеке, — доверительно сообщил мне литовский математик. — Вот, например, Мария, внучка знаменитого хоккеиста Витолиньша и сестра Хайриса из «Динамо Рига», говорила, что ты помог им с бумагой для их «Народного фронта». И вообще — ты, мол, против Рижского метро…

Если бы он не упомянул Витолиньша — того самого, про которого ходили байки, что именно он придумал термин «буллит», — я бы про эту Машку, которая теперь вроде как Петрова по мужу, и не вспомнил. Действительно, зимой пересекались — было дело!

— Хорошая девушка, только пьёт много, — кивнул я, понимая, с чего вдруг такая бурная хвала в мой адрес.

— Это ттта-а-а! — протянул со вздохом Эдуардос. — А ещё она рассказывала, что ты якобы дружен с норвежской принцессой… И ещё, что ты помог выбить здание под костёл в Калининграде! В общем, ты — гордость нашей молодёжи!

«Надо было просить пост второго зама! Я реально весь в белом в его глазах», — скромно подумала про себя «гордость советской молодёжи».