Совершенно несекретно

Глава 3

— А кольца нет, — обвиняюще произнес Лешнёв, как будто поймал девушку на обмане.

— Я замужем… Пока замужем, — лукаво, но как мне показалось, с грустью пояснила Лена и посмотрела на меня так выразительно, что я задумался: — «А может, ну его к черту? Замутить с прокуроршей? Ну, чисто для разрядки?»

— А почему так? — оживился Генка, совершенно не заботясь о том, насколько бестактно звучит его вопрос.

— Изменял мне! Ненавижу изменщиков! — серьёзно сказала Ленка, гордо вскинув подбородок, а мне стало стыдно.

На свои места возвращаться ещё было рано, а потому мы, поддавшись стадному чувству любопытства, незаметно примкнули к небольшой кучке депутатов. Там косматый дядя в мятом костюме читал свои стихи.

— Ты в какой гостинице остановился? — тихонько шепнула мне на ухо девушка, и я понял, что мой к ней интерес взаимен.

— В «Москве», но я там бываю редко, — ответил я сдержанно, стараясь не показать лишнего. — У друга ночую, тоже боксёр отличный.

И не соврал. Витька Артемьев, проводив своих на дачу, теперь жил в квартире один, так что мне смысла мыкаться по гостиницам не было, и я составил компанию другу. Вчера вот даже на концерт вместе сходили.

Но Лену я решил потихонько слить. Перед Мартой неудобно, да и прокурорша, как выяснилось, «изменщиков» не любит. К тому же она явно не тот человек, с кем можно заводить короткие интрижки. Умная, цепкая, и если почувствует подвох — мало не покажется. А мне сейчас лишние проблемы совсем не нужны. Так что лучше оставить всё как есть. У нас ещё впереди весь съезд, и пусть я останусь для неё просто соседом по креслу.

— Я тоже в «Москве», в четыреста третьем. Но не одна там живу — девушка из Ростова со мной, тоже депутат.

— Да ты что? И я из Ростова родом. А как фамилия соседки? — заинтересовался я.

— Черных или Чернышева… Забыла. Да она тоже тут, могу поискать…

— Не, не надо… Так я зайду к вам в гости вечером?

— Неудобно как-то, надо ведь у соседки спросить… Может, лучше в ресторане посидим? — сомневается Лена.

— Давай! В девять, например? — быстро соглашаюсь я. — И подругу можешь взять. Хоть узнаю, как дела там, на родине.

— Это вряд ли! — протянула моя новая знакомая с лёгкой усмешкой. — Не закончить нам до девяти, чует моё сердце.

Доклад мандатной комиссии я слушал вполуха. Даже наезд Шенгелии по поводу грузинских событий прошёл мимо моего внимания, как и выступление депутата из Армении о волнениях в Сумгаите. Уловил только концовку.

— Но я должен сказать, мы не почувствовали, что прогрессивная часть Азербайджана, её интеллигенция осудили этот акт насилия, — прозвучало с трибуны.

Да эта самая интеллигенция только в восторге, уверен. При той бешеной ненависти, которая сейчас бушует между народами, ничего другого и ожидать не приходится. М-да… национализм, он как мифическая древнегреческая гидра: отрубаешь одну голову — вырастают две. Вот, например, перед самым съездом Верховный Совет Литвы принял «Акт о государственном суверенитете». Заявление мощное, но почему-то все здесь делают вид, что ничего не случилось. Тишина, молчание. А сколько ещё таких «актов» всплывёт в ближайшее время?

Когда началось голосование о выборе Горбачёва на пост главы государства — председателя Верховного Совета СССР, я чуть было не проголосовал за включение депутата Оболенского ему в конкуренты. Уже готовился было поднять мандат, но буквально за руку себя поймал и в итоге проголосовал «против».

А вот Лена, кстати, подняла мандат «за» с такой уверенностью, будто давно всё решила. И как оказалось не она одна: почти семьсот человек высказались за Оболенского — это треть от числа собравшихся! Я тут же почувствовал лёгкое сожаление о своей осторожности. Столько «за» голосуют — одним больше, одним меньше, какая разница?

Лена Миндубаева оказалась права, когда говорила что быстро мы не управимся. Пока утвердили счётную комиссию, пока разобрались с деталями, время подползло к девяти. А тут ещё и перерыв объявили.

— Это что же, опять безальтернативные выборы! — возмущался кто-то неподалёку, за соседним столиком в буфете, где мы с Леной пьем кофе.

Да, остался единственный кандидат. Остальных зарезали, заболтали, не дали слова. Ельцин, кстати, взял самоотвод. Интересно другое: голосовать за Горбачёва мы будем тайно, всем депутатам выдадут бюллетени. С языка рвалось: «важно, не как проголосуют, а как посчитают», но тут, думаю, особо жульничать нет смысла. Конкурентов-то у Горбачева нет — выберут его. Во всяком случае не наберётся столько голосов «против».

В Георгиевском зале уже всё организовано: порядка двух десятков столов, к каждому — небольшая очередь. Депутатам при предъявлении мандата выдают бюллетень. Кабинок для голосования раза в два больше, чем столов, и все они закрытые, как и положено для «тайного» голосования.

Голосую’против', бросаю бумажку в урну и иду на выход. Вариантов два: или выйти из здания Большого Кремлевского дворца на Соборную площадь, или же из Георгиевского зала спуститься вниз на первый этаж. На улицу никто не идёт, конечно. Часов в одиннадцать собираемся ещё раз. Считают результаты. «Против» оказалось около сотни голосов, и ещё одиннадцать бюллетеней… пропало. Чёрт, надо было и мне зажилить для истории бумажку!

В итоге Меченый благополучно избран, и теперь читает с трибуны по бумажке. Надеюсь, это его последняя речь на сегодня.

— Выразить вам глубокую благодарность за то высокое доверие… Вперёд по пути Перестройки! — торжественно произнёс Горбачёв.

Слава богу, он краток, и вскоре председательствующий, откашлявшись, официально закрыл первый день съезда:

— Уважаемые товарищи депутаты! Объявляется перерыв до 10 часов утра завтрашнего дня.

На улице уже стемнело, усталые депутаты расходились по машинам и гостиницам. Я вместе с Генкой и Илюхой направлялся к машине Витьки Артемьева, который спецом за мной заехал.

Илья же, как и я, гостиницей решил пренебречь — остановился у Геннадия.

Парни сыпят впечатлениями о первом дне, для них всё в новинку, и восторженное их состояние заметно меня бесит. Не знают чему радуются! Генка, возбуждённо махал руками, рассказывая Артемьеву, как круто организовано голосование и как важен этот день для будущего. Я молчал, глядя в окно, и думал: «А может, надо было в гостиницу поехать? Ну и что, что ночь, ресторан там круглые сутки работает».

«Изменял мне! Ненавижу изменщиков!» — всплывают в памяти слова Лены, и я сдаюсь.

— Я смотрел почти все выступления! Очень смело! — поддерживает разговор Витька. — Даже не думал, что у нас так круто может быть!

«И этот восторженный идиот», — морщусь про себя я.

Утром встал легко, будто и не было изматывающего дня говорильни накануне. Всё же молодость — это хорошо! Ничего не болит, и… гм… Марта, зараза, приснилась в эротическом сне, будто почуяв возможную измену.

В зале для заседаний место справа от меня пустует — Лены нет!

«Может, задержалась с соседкой из Ростова?» — мелькнула мысль. Но ощущение, что что-то не так, всё равно не покидало меня.

Горбачёв ровно в десять открыл заседание, чётко следуя регламенту. Он сразу передал слово Строеву. Сегодня нам предстояло избрать Верховный Совет. Всё, как обычно, уже давно решено: кандидатуры одобрены заранее, ещё двадцать четвёртого мая, до начала съезда. Строев что-то пробубнил, больше для галочки, чем для аудитории, и отошёл от трибуны. На его место вышла тётка с заметной одышкой. Заславская, вроде бы. Она сразу выдала новость: оказывается, вчера в Москве разогнали какой-то митинг! Причём не просто милицией, а спецвойсками. Зал слегка оживился, послышались шепотки. Дали слово Бакатину. Тот имеет бледный вид, но отвечает твёрдо:

— Никого не разгоняли, никакие спецвойска не использовались! А из тех, кто собрался на неразрешённый Моссоветом митинг около кафе «Лира»… никого не арестовывали. Товарищ Станкевич, товарищ Сахаров, подтвердите! — Бакатин бросил взгляд в сторону упомянутых депутатов, сидящих в зале. — А то, что митингующие пошли потом к Кремлю, и их не пустили — так такой режим установлен для Красной Площади…

Горбачёв, как мне кажется, немного выпустил ситуацию из рук. Прибалт, а затем Станкевич стали рассказывать, что милиция вела себя адекватно: просто стояли и не пускали никого на Пушкинскую площадь. Потом вышел гнусавый предатель Родины и начал нести бред про какую-то девочку с митинга, которая вчера позвонила ему и плакала… Да когда это было-то? Ночью получается, раз мы до двенадцати заседали. Мудачьё…

А ведь я могу кое-что сделать! Сегодня эти самые любители демократии и плаксивые девочки должны где-то собраться опять. В голове зреет идея: злая, рискованная, но оправданная. Я обдумываю её, и мои мысли мне больше и больше нравятся! А, пожалуй, надо наведаться как-нибудь к ним. Не одному, конечно, с кучкой друзей. Сотни три лучше взять, раз на площади, говорят, было две тысячи человек.

— Кто за то, чтобы на время митинга приостановить Указ… — фоном слышу предложение Горбачева. — Считайте, товарищи… За — 831, против — 1261. Воздержались — 30 человек.

Не приняли! Ладно, учтём. Горбачев, кстати, во время голосования сообщил, что Моссовет разрешает собираться в Лужниках:

— Указ не запрещает проведение митингов, — заметил Горбачев. — И отказов было не более пяти процентов.

На этом торжественном моменте в зале появилась Лена. Она с трудом протиснулась на своё место, и вид у неё, мягко говоря, неважный. Явно не выспалась, а главное — на скуле, вроде как, синяк. Замазала, конечно, но под тонким слоем пудры виднелась ссадина.

— Привет! Ты чего так поздно? — шепчу я.

— Проспала, будильник соседка выключила. Сама ушла, а меня не стала будить! — пожаловалась девушка.

— Врезала тоже она? — я решил всё-таки не делать вид, что ничего не заметил.

— Ей тоже досталось! — буркнула прокурорша.

— А вы из-за… — попытался спросить я, но вынужден был прерваться: на сцену вышел наш красноярский депутат.

Мы с ним, кстати, летели вместе. Некто Барковец из Саяногорска, который работает в «Саянмраморе». А вышел он по поводу Вепрева — нашего любимчика Горбачева. Вообще-то, этот герой труда — дядька хитрый, себе на уме, но умный, и хозяйственник хороший. И совершенно справедливо, что он стал одним из трех кандидатов в Верховный Совет.

Да, у края квота — всего три человека, и одно место товарищ Воротников, со слов выступающего, предварительно перед съездом утвердил за Вепревым, а сейчас, говорит, нет Вепрева в списках! Вот Барковец чего и вылез, собственно! Я быстро просматриваю списки, которые вместе с блокнотом депутата лежат у меня на коленках. Точно! Вместо трёх человек наших красноярских всего два в совете Союза! Хм… Ну, есть же Шенин на съезде, пусть разбирается.

Оборачиваюсь к Ленке и пытаюсь узнать, что у неё случилось с соседкой, но та уже надула губы и на контакт не идёт. Обижена за невнимание? Тьфу. Я всё понимаю, но я сюда приехал работать, в том числе отстаивать интересы земляков, а не шашни разводить!

Затем слушаю депутата от моей родной Ростовской области — рабочего с «Ростсельмаша». Тот просит, а точнее, требует кого-то там избрать в Верховный совет, из тех кого обломили.

— Народ не может ошибаться! — уверенно заканчивает речь земляк.

Честно говоря, скукота. Нет у меня той восторженности, которая буквально витает в зале. Да что там в зале — во всей стране!

Перерыв двадцать минут. Ленка удрала в туалет, а я оглядываю зал в поисках Генки и Ильи. Нашёл их быстро. Как не заметить две башни? Они и так выше всех, а тут ещё и сидят рядом, видимо, обменялись с кем-то местами.

— Слышали про митинг, который якобы разогнали? — опередил меня Лешнёв.

— Ну, — подталкиваю мысль кореша я.

— Лозунги там откровенно антисоветские были, почти как в Тбилиси! Армию ругали, говорят. Ой, доиграются наши в демократию, — мрачно пророчествует Генка.

— Так, а кто нам мешает придти вместе с тем же Сахаровым на митинг и самим выступить? — намекаю я.

— Заплюют! Я был на митинге, который двадцать первого в Лужниках прошёл. Ветерану войны, сам видел, и слова не дали сказать! — Илюха осторожен и в словах, и в действиях — молчит. А мы сейчас в туалете дела свои делаем.

— У меня и листовка осталась с этого митинга!

Читаю на бумажке: «21 мая в Лужниках митинг… Демократия и единство против дубинок и газов… Карателей под суд». Организаторы — думаю, тот самый мемориал. Хотя не уверен, их там как собак нерезаных было: «Клуб демократическая перестройка»… и подобное. Нахрена он с собой это таскает?

— Ну, позвать друзей, ваших же афганцев. Пусть им в лицо скажут, что не так с армией.

— Да, мы опять тут до ночи просидим, — напоминает Генка. — А мысль хорошая! Обмозгую с друзьями.

Генка на фоне почти аполитичного Ильи смотрится выгоднее — всё-таки Илья при таком родственнике постоянно держит в уме, что не надо никуда лезть. Мд-а…