Спасти настоящее

Глава 13

— Хочу, товарищи, напомнить, что Секретная разведывательная служба Великобритании в 1941 году расформировала своё девятое управление для противодействия советской разведке в Европе. А в 1944 году, когда наши войска вышли на государственную границу СССР, восстановила. О чём это говорит, товарищи?

Голос Дроздова непривычно рокотал.

— А говорит это то, что британцы в 1941 году были уверены, что Гитлер нас победит. И с чего бы у них была такая уверенность? А с того, товарищи, что и Британия, и Соединённые Штаты Америки готовили Германию к войне с СССР. И были абсолютно уверены в своей победе. Я не оговорился, товарищи. Именно в своей.

Получена достоверная информация, что и Британия, и США с 1947 года ведут против СССР настоящую, а не холодную войну. Причём по всем направлениям нашей деятельности, как внутри страны, так и на территориях других стран. Везде мы чувствуем их противодействие. В военном отношении это поддержка вооружённых оппозиций в Китае, Корее, Лаосе, Алжире, Вьетнаме, Сирии, Эфиопии и Анголе. В Афганистане, — наконец.

К чему я веду, спросите вы? А разве в Венгрии в пятьдесят шестом и Чехословакии в шестьдесят восьмом мы не ловили британских и американских «туристов» с синяками на плечах от снайперских винтовок? И вот сейчас мы ловим их в Прибалтике. Восемь человек задержано, товарищи, и пятеро снайперов уничтожено на месте.

Дроздов обвёл взглядом бюро ЦК.

— У меня, как у руководителя Комитета Государственной Безопасности, имеется свежее предложение, не отличающееся новизной. Мы предлагаем возродить Коминтерн под знаменами мира, дружбы и солидарности трудящихся, отказавшись от насильственного насаждения избранного нами коммунистического пути. Предлагаем рекомендовать товарищам из дружеских партий избрать его руководителем товарища Питовранова Евгения Петровича. Он, как руководитель Торговой палаты, курирует внешнеэкономическую деятельность, зарубежбанки и посвящён в святая святых нашей экономики, и кое-где разведки. Он и курировал в своё время иностранный отдел комитета. По-моему, ему и карты в руки.

Евгений Петрович сидел в своём кабинете Торгово-промышленной палаты и смотрел на зелёное сукно стола. Он понимал, что Дроздов сыграл свою игру, вытолкнув его словно голого на рыночную площадь во время ярмарки.

Глава Коминтерна — расстрельная должность. Он становится персоной нон грата во всех зарубежных капиталистических странах. Он мгновенно стал не выездным, а для его деятельности кордон, это просто рабочий кабинет. И вот этого кабинета он сейчас лишился.

Коминтерн был создан Лениным и Зиновьевым в 1919 году, а распущен в 1943 году. Роспуск Коминтерна был одним из условий открытия второго фронта, которые ставили Соединённые Штаты.

Американцы объясняли свою позицию тем, что не могут стать союзником страны, поддерживающей и взращивающей терроризм.

На съезде Коминтерна в Куйбышеве американская делегация предложила распустить организацию, а все представители компартий поддержали.

Однако координационные функции Коминтерна перешли к секретным структурам ЦК ВКПБ, а в 1947 году Иосиф Виссарионович возродил Коммунистическую международную организацию под названием «Коминформ». Сталин пытался расширить функции Комиинформа до масштабов Коминтерна и это у него получилось.

В этот же 1947 год ЦРУ США приняло новую стратегию борьбы с СССР и доктрину информационно-пропагандисткой и психологической войны против коммунизма. В США, Англии и Европе были созданы центры противодействия, с которыми боролся он, Питовранов. Боролся, внедряя свою агентуру, боролся, организовывая и поддерживая любые организации, ставящие перед собой цель — уничтожить капитализм, как пропагандистски, так и физически.

Боролся, используя и средства секретных служб СССР, и секретные структуры ЦК КПСС, и свою личную тайную агентурную сеть. Его секретные лаборатории и школы растили идейных и бескомпромиссных борцов за идеи коммунизма. Он, по его мнению, достойно продолжал дело его учителя Куусинена, и не его вина, что СССР, пока он занимался внешними врагами, пророс ими изнутри и пришёл к краху и политической и экономической систем.

И вот сейчас его грубо подставили. И он искренне не понимал, за что?

О том, что его назначили главой Нового Коминтерна, Евгению Петровичу сообщил по телефону с закрытой от прослушки линией Евгений Примаков, недавно приехавший из Британии и присутствовавший на заседании бюро.

— Ты бы зашёл, Женя…

— Пока не могу, Евгений Петрович, — словно перекатывая во рту камешки, проговорил его ученик. — Если позволите, вечером зайду.

— Заходи. Тогда и соберёмся малым кругом. Надо обсудить ситуёвину. Пойдёшь на моё место?

Примаков помолчал.

— Надо обсудить. Сейчас не готов что-либо отвечать. Здесь тоже интересно.

Питовранов понял, что Примаков, почувствовав, что организация под ударом, осторожничает.

Евгений Петрович сидел и смотрел в зелёное сукно стола, обдумывая слова Дроздова, сказанные им только что по той же закрытой линии.

— Доброго дня, Евгений Петрович.

Голос бывшего начальника нелегальной разведки всегда звучал мягко и проникновенно, не смотря на некоторую хрипотцу, вызванную многолетним курением.

— Доброго? — Переспросил Питовранов, не отвечая на приветствие.

Он ещё чувствовал свою силу и не хотел показывать слабость. Однако, произнеся это единственное слово, он понял, что своей грубостью опускается ниже Дроздова.

— Конечно доброго, Юрий Иванович! И вам того же! — Тут же исправил положение Евгений Петрович. Он был мастер выходить из сложных дискуссионных позиций. Дроздов с усмешкой оценил выверт и продолжил.

— Когда мы встретимся, чтобы обсудить нюансы передачи дел?

— Каких дел, Юрий Иванович? — Удивился Питовранов.

— Дел «Фирмы»…

— Какой «Фирмы», Юрий Иванович?

— Нашей, Евгений Петрович. Нашей «фирмы». Закрытого подразделения Комитета, созданного приказом Юрия Владимировича Андропова номер 00/13/ от 18 мая 1967, согласно которому вы Евгений Петрович подчиняетесь лично руководителю комитета.

— Не руководителю комитета, Юрий Иванович, а лично Юрию Владимировичу. Это две очень большие разницы.

— В чём разница, поясните? — Удивился Дроздов.

— Разница в том, что Андропов потом стал генеральным секретарём и, естественно, появился приказ о подчинении ему.

— То есть, вы хотите сказать, что сейчас подразделение «П» не подчиняется никому?

— Да, это самостоятельное подразделение и у меня на этот счёт имеется соответствующее официальное постановление.

Дроздов помолчал, обдумывая услышанное.

— Ну тогда тем более нам есть, что обсудить, — наконец проговорил он. — Я к вам, или вы ко мне?

— Давайте уж лучше вы к нам, Юрий Иванович. Когда вас ждать?

— Чего тянуть кота за хвост⁈ Подъеду сейчас.

От Лубянки до Ильинки полчаса неспешного пешего хода. И почти столько же на машине. Вот Евгений Петрович и обдумывал линию разговора с Юрием Ивановичем, уставившись в тёмно-зелёное сукно стола.

Закатные лучи пробивались сквозь толстые пуленепробиваемые стёкла окон. Одно выходило на площадь, остальные три — на старое разрушающееся здание гостиного двора. Луч света коснулся его рук и Евгений Петрович словно очнулся от дрёмы.

Он встал из-за стола и подошёл к окну.

Здание гостиного двора никогда толком не ремонтировали, лишь слегка «подмазывая» фасад. А ведь ему уже почти двести лет.

— Так и рухнет, к чёртовой бабушке, — горестно пробормотал Питовранов.

Эти слова он произносил не редко в присутствии кого-либо из советских чиновников и часто добавлял: «Вместе с советской экономикой». И эта фраза шокировала почти всех. Только Цзя Ши, председатель китайского комитета содействия развитию международной торговли, с которым они подписывали в 1986 году Соглашение об обмене торгово-экономическими выставками, на эти слова сказал:

— «Хорошо, что вы это понимаете. Но ещё есть время и возможность всё поправить». Цзя Ши сказал это очень серьёзно и глядя Питовранову прямо в глаза.

Евгений Петрович часто вспоминал слова китайского чиновника. Но уже тогда в 1986 году его игра пошла не по тем нотам, что они прописали ещё с Отто и Юрием Владимировичем, а по совершенно другому сценарию, больше похожему на политический детектив, у которого сюжет закручивается всё больше, чем дальше от начала.

Все пешки, фигуры и куклы, которым роли и тактика были расписаны едва ли не по минутам, вдруг оказались либо вне игры, либо по другую сторону игрового поля. И всё по воле новых игроков.

Запиликал интерком, и Питовранов нажал кнопку.

— С поста сообщили, что председатель комитета Дроздов вошёл в здание с парадного подъезда с тремя сопровождающими.

— Понятно. Спасибо, Ольга Николаевна. Подготовьте кипяток и заварите кофе.

— На всех?

— На всех.

Он прошёлся до одинокого окна и посмотрел на мокрую от дождя серую площадь, по которой под чёрными и пёстрыми зонтами шли люди.

Открылась дверь.

— Евгений Петрович, к вам товарищ Дроздов.

— Пусть заходит.

Дроздов зашёл один.

— Мои мальчики посидят у тебя в приёмной?

— Пусть сидят. Оля, угостите товарищей вашим печеньем, — чуть усилив голос, сказал Питовранов. — Проходи садись. Или в каморку?

— Папы Карлы?

Питовранов хмыкнул. У всех чиновников был тайных кабинет для отдыха.

— Это ты у нас добренький Карло, а я, получается, что Карабас Барабас. Чай, кофе?

Дроздов отрицательно покачал головой.

— Значит потанцуем, — скривился председатель палаты. — Чего ты хочешь, Юра? Говори прямо.

— Прямо? С тобой? — Спросил Дроздов, удивлённо вскинув брови. — Да я за свою жизнь ломаного гроша не поставлю. И даже мои «мальчики» меня не спасут, если что! Ведь у тебя по моим подсчётам около двух с половиной тысяч хорошо законспирированных боевиков. А ты говоришь — «прямо». Чистосердечное признание, приближает к концу.

Питовранов откинулся в кресле и молча смотрел на Дроздова.

Юрий Иванович тоже замолчал.

— Зачем же ты тогда пришёл? — Спросил Питовранов.

— На тебя посмотреть.

— И всё?

— Не знаю пока. Вот смотрю я на тебя и думаю. Всё, или не всё.

— У меня постановление бюро с резолюцией генерального секретаря, — чуть внутренне возбуждаясь, сказал Питовранов. По его лицу поползли красные пятна.

— Вот тебе ещё одно, — осторожно сказал Дроздов. — На передачу дел.

Он ловко вынул из внутреннего кармана сложенный в четверо лист белой бумаги с гербом и, небрежно его встряхнув, развернул.

Потом встал и, подойдя к Питовранову, протянул свежеотпечатанное постановление. И остался стоять рядом.

— Ты, Евгений Петрович, заигрался так, что не замечаешь, что тобой виляют хвосты твоих, как ты думаешь, собак. Они не твои собаки, Петрович. Это волки овечьей шкуре. Ты знаешь, кого мы прихватили в Латвии?

Питовранов понял голову.

— Шакала.

— Кого?

— Шакала. Рамиреса Санчеса.

— Ильича?

— Да. У него было и такое имя.

— Что он там делал?

— Готовил боевые бригады, учил, как эффективнее убивать наших ребят и противников контрреволюции.

— Я его туда не посылал.

— Он говорит другое. Он у нас уже двадцать шесть дней. И ещё таких же, как он, шестеро. Всего мы ликвидировали…

— Я знаю.

— Примаков доложил, или сам слушал, о чём я докладывал?

— И то и другое.

Дроздов снова вернулся в кресло.

— Их всё равно не удержать. Даже твоим ЧВК.

— Не согласен. Ты знаешь, что твориться в Прибалтике?

— Очень поверхностно. Каналы связи технически вами перекрыты, республики фактически в кольце.

— Правильно. Потому что мы вовремя отключили у себя синдром «Таньаньмэнь» и встречаем вооружённое сопротивление расстрелами. У нас только в Литве десять тысяч ЧВКашников и столько же местных добровольцев. Там сейчас тихо. Погибло всего сто шестьдесят человек, а начиналась гражданская война, в которой погибла бы половина населения. А это, между прочим, полтора миллиона человек. В Латвии тоже самое. На сегодня погибло пятьдесят, а погибло бы миллион триста. Если бы мы не разгромили ваши ячейки.

— Никто бы не погиб. Потому, что никто бы не посмел встать против национального движения.

— А-а-а… Право наций на самоопределение⁈ Ну-ну… А то, что вместе с нацианалистами придут нацисты, а потом туда придёт англо-саксонский фашизм? Со своими танками и ракетами? К нашим, млять, границам! Вы об этом думали⁈

— Прибалты никогда не уйдут от России.

— После того, как вы накачали их страшилкой про пакт Молотова-Риббентропа⁈ Ваш Рыжков на каждой трибуне и сейчас продолжает его мусолить. И ведь срывает овации. Чаще всего в международных институтах и МГИМО почему-то. Не знаешь почему? А мы из каждого репродуктора про их договоры. Каждый день.

Питовранов сидел весь тёмно-красный и сжав кулаки. Очки в тонкой металлической «золотой» оправе он снял и положил на стол.

— И ещё хотел у тебя спросить, — сказал Дроздов. — Ты в курсе, что к повстанцам и к твоим инструкторам во Львове и Литве приезжали эмиссары из Лондона?

— Этого не может быть, — прохрипел председатель палаты.

— Может, Евгений Петрович. Так и было. Мы не только в Вильнюсе комбинацию провели и вскрыли все ваши склады и штабы. Вы не были особо изобретательны.

— Мы не рассчитывали на вашу оперативность.

— А «Азот» кто взорвал?

Питовранов мрачно опустил голову.

— Там всё должно было пройти без жертв. Кто виноват, что эти пятеро не возьмут противогазы. Их же предупреждали!

Они помолчали. Дроздов прошёл к столу и налил себе в стакан воды из сифона.

— Хуже всего то, что вы не смогли бы воспользоваться перестройкой. Вас обыграл бы этот старый лис Яковлев со своей молодёжью. Мы вчера взяли его, и он нам много чего рассказал. Ты вот у кого поучись планы составлять и идиномышленников готовить. И ведь он на ваших дрожжах опару поднял. Они планировали на август девяносто первого переворот и заменили бы советы на парламент. И вы бы даже не крякнули. Помнишь, что говорил Ленин? Или Парламент, или Советы. Два в одном не бывает.

— Что мне делать, Юра? — Произнёс Питовранов. — Мы не хотели такого. Мы хотели сохранить СССР. Перестроить её экономику. Мы хотели убрать идеологические разногласия.

— Всякую революцию задумывают романтики, осуществляют фанатики, а пользуются ее плодами отпетые негодяи. Не мне тебе напоминать, но ты забыл эту поговорку. Собирайся, поехали, — неожиданно сказал Дроздов.

— Куда? — Сразу побелел Питовранов.

Председатель КГБ посмотрел с прищуром на собеседника.

— На Лубянку, Евгений Петрович. Будешь открывать свои секретные материалы и архивы. Неужели ты мог подумать, что я поверю, что ты что-то хранишь не в стенах комитета? Я уже вычислил где. Не охота стены ломать.

Питовранов сидел, словно проглотил кол или сел на ежа.

— Не понимаю, как ты мог догадаться. Или это твой «Ванга»?

Дроздов произнёс нашу с ним любимую фразу:

— Мамаша, пойдёмте в закрома.