Спасти настоящее

Глава 7

— Ты знаешь, кого ты ликвидировал? — Спросил Дроздов.

— Вы имеете ввиду Эндрю?

— Его.

— Знаю, конечно.

— Не спрашиваю откуда тебе известно хотя бы его имя, и как ты связал его с событиями в Литве?

— Юрий Иванович, — сказал я со вздохом. — Мы же уже с вами обо всё договорились. Я бы рад рассказать всё, как есть, но вы сочтёте меня сумасшедшим и это навредит нашему общему делу.

Дроздов перебирал в левой руке несколько чёрных камешков и посматривал на меня несколько исподлобья, с прищуром, но без напряжения.

— Полагаю, что тебе всё-таки придётся мне рассказать всё «как есть», — наконец произнёс он, грустно усмехаясь. — И ты знаешь всю его биографию? — С неподдельным интересом спросил он.

— Вряд ли. Только то, что было написано о нём в открытых источниках.

— Когда написано, Миша? В каких источниках?

— Я не могу говорить об этом в этом кабинете.

Моя рука обвела кабинет председателя КГБ.

— Даже так? Я тебе могу гарантировать, что здесь нет прослушивающих устройств. Это кабинет… Это мой кабинет.

Дроздов говорил даже с некоторой обидой, и мне захотелось, наплевав на всё, выложить правду прямо здесь. Я устал и мне было страшно. Мне никак не удавалось вынырнуть из пучины ненависти, в которую я окунулся в Прибалтике. Кто-то довёл прибалтов до такого состояния. Искусственно и намеренно, ибо так, как жили эстонцы, литовцы и латвийцы, не жил никто в СССР. И я знал, кто это сделал.

Мне хотелось крикнуть Юрию Ивановичу: «Оглянитесь вокруг! Посмотрите на своих коллег, десятилетиями всасывающих идеи троцкизма, присыпанные сахарной пудрой 'экономических новаций», и поддерживающих диссидентов и плодящих ячейки оппозиции, ненавидящих СССР.

Дефицитом и социальным неравенством им аккуратно вкладывали в головы, что Россия связана веригами четырнадцати советских республик и потому никак не может подняться с колен, ведь нужно тянуть их все. А вот, если бы она была одна, то взлетела бы выше облаков.

Я очень хотел сказать это прямо здесь, чтобы слышали все, но, усилием воли взяв себя за горло, только покрутил головой.

— Нахал, — констатировал Дроздов. — Поехали.

Мы вышли из кабинета.

— Поразительный наглец, — пробурчал Питовранов. — Надо срочно его убирать. Что он там может наговорить Дроздову, бог с ним. Но какое-то влияние на него он имеет. Я бы, например, просто бросил его в подвал.

Бобков угрюмо молчал.

— И, что? Куда они ездили?

— В сауну. Их в Москве расплодилось… Как грибов после дождя. Кооперативы, бля. Мелкочастнособственники…- Сказал он и сплюнул.

— Ты, что, не любишь частных собственников? — Спросил Питовранов.

— Не люблю, — скривился Бобков.

— А у самого дача в три этажа и огородик соток десять, а? И семья из соседней деревни у кого пашет на том огородике?

— Так… Не успеваю я! На службе вечно! — Чуть не проплакал Филипп Денисович. — Не запускать же участок⁈

— Вот и я говорю. Русский человек — крестьянин. Его к земле тянет, к хозяйству. У тебя свинка есть?

— Козочка с козлятами.

— Ну, вот… Прослушку обеспечить не удалось?

Бобков покачал головой.

— Много их там. Этих… Охранников и массажисток… Прислуги! Во! Вспомнил слово. Не смогли подобраться.

— Это, что за место? — Спросил Дроздов, осматривая помещения сауны. — О! Бильярд! Давненько мы шары не катали. А тут… Ох, простите, девушки.

Он обернулся ко мне.

— Слушай, они голые!

— Переодеваются. Не ждали гостей. Это обслуживающий персонал. Массажистки, официантки. А это — Женя Рошкаль, я вам когда-то давно про него рассказывал. Охранник и массажист. Мастер спорта международного класса по борьбе.

Женя дёрнулся пожать Иванычу руку, но я притормозил его взглядом.

— Женя, охрана по максимуму. Не подпускать никого ближе пятидесяти метров. Воздуховоды закрыть. Кондиционеры на полную. И вызови Дряхлова с чоповцами. Пусть постоят.

— Слушаюсь! — Вытянулся Женя и исчез.

— Армия?

— Морпех… Эта сауна, Юрий Иванович, моя собственность. На Женю оформленная, но моя. Потому вас сюда и привёз без опаски провести один разговор. Только один. После этого объект нафаршируют тараканами. Вот тут раздевалка. Пошли в баню! Заодно и попаримся.

Иваныч поморщился, но разделся до плавок и обмотался чистой крахмальной простынёй.

— Пошли, — сказал он обречённо. — Ты же знаешь, как я люблю париться, а тут только для разговора.

— Так и парьтесь, а я буду рассказывать.

— Времени мало…

Мы пробыли в сауне около часа. Мне хватило двадцати минут, чтобы описать две свои жизни. Не вдаваясь в подробности, конечно.

— Значит, говоришь, имеешь свою небольшую армию?

— Вряд ли так можно назвать этих ребят. Не все ученики становятся твоими последователями. Вы знаете. Каждый норовит пойти своей дорогой.

— Норовит… Именно, что норовит…Сколько у тебя надёжных?

— Разной степени около тридцати. А всего около ста пятидесяти. У меня же кооператив. Частное сыскное бюро «Берсерк». Оказываем охранные услуги по защите личной безопасности согласно закону 8998 «О кооперации в СССР» от 26 мая 1988. Двадцать восемь филиалов по Союзу.

— Знаю я про твои филиалы. Сто пятьдеся-ят… Всего у тебя тысяча четыреста, с хвостиком, бойцов. И хвостик приличный, между прочим. Сто пятьдесят… Коммерсант… А я думаю, откуда у него эта хватка⁈ А он и Крым, и Рым прошёл… Мне даже и не удобно к тебе по имени обращаться. Ведь ты меня старше. Там шестьдесят и здесь двадцать восемь… Твою мать!

— Но ведь по званию вы меня выше. Да и по статусу. Да и вообще… Если сложить ваши жизни там и здесь, так я вам в правнуки гожусь.

— Что, прожил долго? — Усмехнулся Иваныч.

— Долго. И качественно даже в том бедламе. В 1991 году ушли по собственному и спрятали всех своих нелегалов от продажной шелупони. И меня выдернули и помогли влиться в новое общество…

Дроздов вздохнул.

— И как жить теперь с такими знаниями? И ведь ты только о себе рассказал, Миша. Тебя слушать и не переслушаешь.

— Да не надо меня слушать! — Возвысил я голос. — Надо дело делать! Того, что будет — уже нет, я чувствую. Но надо как-то разговаривать с Петровановым.

— С кем⁈ — Удивился Дроздов. — Причём тут Петрованов?

— Как это причём? От него ведь всё это. Вернее… Из какого-то центра заграницей идёт движуха. А он тут смотрящий и направляющий.

— Что ты ещё о нём знаешь? — Насторожился Дроздов.

Я тоже насторожился.

— Он уважаемый в нашей сфере человек, — сказал я. — И руководит самой обширной сетью зарубежной советской разведки через структуры зарубежбанков и экспортных организаций. Насчёт «советской» — я, откровенно говоря, сомневаюсь.

— Как говорил наш шеф, он слишком много знал… — Проговорил Дроздов.

— Вы, кстати, знаете, что Примаков и Крючков — его люди.

— Я-то знаю, но жаль, что это знаешь ты. Очень жаль, Миша… Да ты меня не бойся, — сказал он, заметив, как я напрягся. — Я не из их когорты. Мы — параллельная структура. Без проверок агентуры нелегальная работа немыслима. А проверки должны проводиться незаинтересованными лицами. Лучше, если из альтернативных служб. Да-а-а… И вот, что мы с тобой сделаем…

Из сауны Дроздов уехал один, а я ушел через соседний дом, пробравшись по чердакам, сел в припаркованный во дворе «жигуль», и через полчаса оказался в маленькой квартирке со всеми удобствами. Это была моя квартира, купленная моими ребятами ещё полгода назад.

Когда меня почти год назад вызвали в Москву, я созвал свой ближний круг и предложил расширить бизнес. Ребята выехали в выбранные на общем собрании города и веси и разъехались.

Деньги у меня были.

После того, как я «вспомнил всё», то выехал по паспорту моряка за машиной в Японию, привёз себе «Хайс» двухлетку, попутно забрал в Осаке в тайнике документы и деньги, около двух миллионов йен. Потом по этим документам, выданным на имя Джона Смита, подделав штампы пограничного контроля, я вылетел в Южную Корею, а оттуда в Сингапур. Открыл личный счёт в Московском народном банке, положил на него денег, перевёл их на счет совместного предприятия «Бритиш и Рус Фиш Индастриал», открытого Джоном Смитом и его советскими партнёрами во Владивостоке, получил кредит в двести тысяч фунтов и вернулся домой.

«Бритиш и Рус Фиш Индастриал» заключило договор с кооперативом «Берсерк» на сбор публичной информации, личную охрану персонала и лично меня, Джона Смита.

СП вышло с предложением к руководству ВБТРФ о совместном использовании нескольких «тунцеловов» с условием большую часть продукции реализовывать за рубежом по высоким ценам. Моя Австралийская фирма гарантировала внедрение советского тунца на австралийский рынок за очень низкий процент комиссионных.

По тройственному договору Внешэкономэкспорт получал свои тридцать процентов валютной выручки, что было едва не больше, если бы он продавал рыбу через пять посредников.

К тому же СП брало на себя межрейсовое обслуживание, ремонт и снабжение тунцеловов в зарубежных портах и шипярдах[1].

Я шел к этому очень долго практически всю свою жизнь, поэтому мои тредложения были актуальны и очень заманчивы для руководства. Правда от Джона Смита в моё родное управление ходил мой представитель. Ведь не мог же я лично встречаться с Никитенко, знавшего меня достаточно хорошо, как старшего строителя Шелеста Михаила Васильевича.

[1] Судоремонтный завод.