Спасти настоящее

Глава 14

Питовранов и Дроздов вышли из кабинета председателя палаты, потом из приёмной и пошли по длинному коридору мимо дверей, из которых, как из окошек часов «кукушки» начали выглядывать и прятаться сотрудники. Вероятно, весть об «аресте» руководителя разлетелась по зданию мгновенно.

Дроздов шёл впереди. За ним шел я, за мной Питовранов, за ним двое моих ЧОПовцев в гражданской одежде. В таком порядке проследовали к машинам и доехали до Лубянки.

Поднялись на этаж второго управления «секретно-политического» управления и Евгений Петрович, войдя в первый же кабинет двадцать первого управления, открыл дверь встроенного одёжного шкафа, вставил и провернул ключ, повернул по часовой стрелке на сорок пять градусов настенный бра.

— Здесь два отверстия для ключей. Один у меня. Подходит ко всем хранилищам. И у каждого начальника в отделах свои.

Открылась деревянная панель, которая оказалась обычной дверью.

— Так в каждом кабинете, полагаю? — Спросил Дроздов.

Питовранов кивнул.

— А радио? Шифровки?

— У начальника отдела узел связи и свой шифровальщик.

— Молодцы! Связь с Лэнгли прямо из здания! Молодцы! Миша, посмотри, что там? — Попросил Дроздов меня.

Я лёг на пол и посветил фонарём вдоль пола. Ничего. Осмотрел поверхность. Паркет плотно подогнан и стёрт. Нажимных устройств не наблюдалось. Хотя таковым мог быть весь пол.

— Нет там ничего. Могу сам войти. Свет включается… Вот!

Питовранов показал на выключатель, располагавшийся на стене слева от двери.

— Это точно просто выключатель?

— Точно.

— Миша, пусть твои техники посмотрят. Вскрывайте всё осторожно.

Как раз в кабинет зашёл начальник второго главка.

— Что у нас случилось, Юрий Иванович? — Спросил Грушко.

— Да уж случилось. Ты в курсе? — Дроздов ткнул пальцем в открытую дверь секретной комнаты.

— Ни куя себе! — Удивился тот. — Что за…

— Собери всех из двадцать первого и возьми рапорты по факту обнаружения. В каждом кабинете такая комната. А у начальника целый радиоцентр.

Грушко покачнулся, но придержался рукой за секретную дверь.

— Ты только не переживай, Виктор Фёдорович. На это чудо есть приказ Андропова. Всё в рамках… Однако…

Грушко взялся за «сердце» и с явным облегчением вздохнул.

— Ну, слава КПСС! — Произнёс он. — А я уж думал… Ваша кухня, Евгений Петрович? — Спросил он Питовранова.

Тот обречённо вздохнул.

— Да, Виктор Фёдорович, Евгений Петрович тоже хочет кое-что изложить на бумаге. Обеспечьте ему отдельный кабинет с охраной из этих ребят и необходимыми принадлежностями.

— Следователя?

— Ни в коем случае. Это только наш с тобой уровень тайны. И никого не допускай к Евгению Петровичу. Особенно из ЦэКа. И наших. Никого. Отвечаешь головой.

— Есть, Юрий Иванович.

— За сегодня успеете? — Спросил Дроздов Питовранова.

— С чего начинать?

— С конца. Кто, где, когда?

— Это успею. Остальное писать и писать.

— Ничего… Виктор Фёдорович вам кабинет с диванчиком предоставит. Да, Виктор Фёдорович?

— Я вам свой «отдельный» кабинет предоставлю. Там и холодильник с водкой есть, вы знаете.

— Вы разбирайтесь… И ещё… Тут поработают не наши техники, а мои. У них мной подписанные ксивы.

— Управление «ЧВК»? — Усмехнулся Грушко.

— Оно.

Мы вышли. Я, проходя мимо «ребят», шепнул им чтобы включили на рациях стримеры на режим тревожной кнопки.

Один остался охранять секретную комнату, другой ушёл вслед за Грушко и Питоврановым.

Не получая новых команд, я проследовал за Дроздовым по лестницам и переходам. У меня и своих дел было по гланды, но раз позвал, значит надо быть рядом. Твейдж зудел вибратором.

— Что там у тебя? — Наконец спросил командир.

— Покушение на Сильвестра. Утром взорвали его БМВ. Сам не пострадал.

— Возишься ты с ними. Лазанская группировка развалилась, окрепла Останкинская и захватила почти всю Москву. Ты думаешь мне не докладывают. Лечи Исоамов какой-то запугал всех коммерсантов. Сильвестр, Солнцевские, Люберецкие… Они сколько будут терпеть?

— Вот сегодня и решаем. Уже решают.

— Без тебя? Без ЧВК?

— Без. Мы мимо проходили.

— Не подставьтесь. Сейчас с Бобковым ещё поговорю и поедешь своего Сталоне спасать.

— Ничего? Наши ребята вам не мешают?

— Да я их даже не замечаю. Что вы ткань используете для камуфляжа? Сам всё экспериментируешь?

— Не-е-е… Уже есть кому. Целая дизайн студия. Костюмы охотничьи шьём. Большим спросом пользуются.

— Покажешь мне потом. Когда ты всё успеваешь?

— Это уже не я. Я план составил на тридцать лет вперёд. Ребята работают.

Дроздов остановился.

— На сколько лет?

— На тридцать.

— А дальше?

— А дальше что со мной будет я не знаю.

— Потом покажешь.

— Что показать?

— План.

Мой план умещался на стопке листов в сантиметр толщиной. Он так и назывался «План работы шелеста М. В. на 1985–2020 годы». Я его начал писать ещё в 1976 году вместе с планом работы на период с 1976-го по 1985 годы.

В начале плана имелась приписка: «План работы на период 1976−85 годы выполнен с дополнениями на девяносто шесть процентов».

— Что это за план 76–85? — Спросил Дроздов.

Мы сидели с ним в одной из наших секретных саун. С виду и не скажешь, что в этом здании может быть сауна, однако она была. В подвальном помещении правда, но с хорошей вентиляцией и кондиционированием.

Я аккуратно махал перед ним вениками, а Иваныч листал бумаги.

— Да положили бы вы их, Юрий Иванович. Лягте на шконочку.

Дроздов положил прозрачный файловый пакет на нижнюю ступеньку и аккуратно прилёг на горячую лежанку, застеленную белоснежной простынёй. Его любимой поговоркой была: «Чистота — залог здоровья». Он сам был очень аккуратен и чистоплотен, и требовал этого от своих подчинённых. Я не особо отличался этим качеством и Иваныч вечно меня за это шпынял.

Я легко погладил его спину и ноги обеими вениками и начал обмахивать его горячим воздухом, слегка касаясь кожи листьями.

— Как славяно-чеченская война, Миша?

— «Чехи» объединились с казанской группировкой.

— Чехи, это — нохчи?

— Да.

— Серьёзно! Чем-то закончилось? Я не читал местные сводки уже неделю. С нашими тамплиерами занимался. Масоны, мать их! Вот живучая гидра! Голову срубишь, а рядом заколосилось! Так и чем закончилось?

— Не закончилось. Внешне закончилось, но по факту, они снова успели спрятаться. Похоже у них в каждой группировке есть свой информатор.

— На «экс» они приглашают гастролёра из какого-то далёкого горного аула. Он даже по-русски может не разговаривать. Делает дело и уезжает в аул. А все «местные», как ты говоришь, «чехи», в это же время светятся на рынках, ведя задушевные беседы с коммерсантами.

— Это их война, — сказал я, активно охаживая спину командира вениками.

Я знал эту спину со всеми её шрамами от пуль и осколков очень хорошо и смотрел на неё, думая о том, что вот втянул его в эту круговерть, и как она отразится на продолжительности его жизни, ни я, ни, тем более, он не знали.

— Не ругаете меня, что втянул вас в эту круговерть? — Спросил я тихо. Я очень сильно переживал на эту тему, но у меня всё никак не получалось спросить.

Он повернулся на бок и посмотрел на меня.

— Ты что, Миша⁈ Как за такое можно ругать? Мы сейчас видим, на сколько ты был прав. И ведь, я так думаю, что ты почти всё эту «круговерть», как ты говоришь, предвидел. Или знал… Судя по твоим планам — знал.

Он спустил ноги вниз.

— Всё хватит, что-то тяжело мне сегодня.

Мы вышли из парилки, обмылись в душах и сели за стол. Иваныч снова взялся за мой «план».

— Вот не берёт вас даже в бане, — хмыкнул я.

— Да… Я бы здесь у тебя свой кабинет открыл. Там — баня, там — бассейн… Хоть и не люблю я их, бассейны. Там кухня. Прохлада и жара. Кому чего не хватает… Но моим-то жару достаточно…

Он покряхтел, смеясь.

— А вы после планёрки сразу в парилку и каждому отруганному веник. Ох они вас и пропарят!

Иваныч засмеялся ещё более заливисто. Мне очень нравилось, когда он смеялся.

Я люблю плетёные кресла, укрытые толстыми циновками и простынёй. Вот в такое кресло и устроился Иваныч с чаем и малиной, раскрыв папку с планом. Он так глубоко в него погрузился, тихо перелистывая страницы, что мне удалось даже немного вздремнуть. Я никогда не упускал момента. Когда можно было сидеть, сидел, когда можно было лежать, лежал.

Почувствовав движение воздуха, я открыл один глаз.

Иваныч передвинулся к столу и наливал себе из самовара малиново-липовый взвар. Он сел там же на скамью прихватил из вазы сразу несколько сушек, одну разломил и окунул в кружку.

— Ну как? — Спросил я.

— Всыпать бы тебе хорошего ремня, Михал Васильевич!

— За что⁈ — Искренне удивился я.

Дроздов молча сосал сушку, откусывал мягкий краешек и запивал пахучим чаем.

— Ты не мог мне его дать в восемьдесят пятом?

Я пожал плечами.

— Мог, но это могло навредить, Юрий Иванович. Вот вы тогда что бы сказали…куда бы меня послали, если бы прочитали в плане про масонов, тамплиеров и иезуитов?

— Ничего бы не сказал. Ты ведь не думаешь, что открыл секрет полишинеля? Тамплиеров мы сажали ещё в пятидесятых, если мне память не изменяет. А про иезуитов и вам в школе рассказывать должны были.

— Так-то оно так. Но тут ведь важны нюансы.

— Да… С нюансами у тебя нормально. Британо-советская торгово-промышленная палата нами как центр масонства не рассматривалась. Как разведцентр — да, а масонский — нет.

— Вот! Вы не увязываете эти понятия воедино. И потому ваша идеология оторвана от целей и задач противостояния двух систем.

— Ваша идеология? А твоя какая?

Я поморщился.

— Моя такая же. Просто у вас идеология одно, а противодействие западу — другое.

— Я пока тебя не совсем понимаю, Миша. Но об идеологии и борьбе потом. Ты в плане прописал появление новых технологий и твоё в них участие: компьютеры, мобильные телефоны, интернет, автомашины, запасные для них детали, частные почтовые службы и даже пошив одежды. Ты знаешь, кто, что будет носить в 2020 году?

— Догадываюсь, — усмехнулся я.

— Но ведь мы можем не разрешить использование радиочастот частниками!

— Можете, но не сделаете этого. Так же, как и интернет.

— Почему?

— Потому, что это лучший способ обеспечения прослушивания и просмотра личных сообщений. Полный контроль. Причём не только сообщений, но и передачи документов. Да, это облегчает связь разведцентров с агентами. Но ведь система обмена данными работает в обе стороны. И мы уже работаем над компьютерным программным обеспечением. Причём, прямо на вражеской территории. Вы же знаете, у меня в голове столько осталось ещё с Фонтенбло.

— Ты самолёты ещё не производишь?

Я улыбнулся.

— Пока нет. Только компьютеры и программы к ним. Уже первые ПК выбросили в продажу.

— Что такое ПК?

— Персональные компьютеры.

— Но к лазерам, я слышал подбираешься. И здесь у тебя в плане… Экстремальный ультрафиолет, лазер, квантовый радар. Что это, Миша? Какой квантовый радар? Секретное оружие СССР «Пересвет». В скобках «лазер». Ты где хранишь эти листики? Не-е-е… Тебя точно надо закрыть…

— Ю-ю-юрий Ива-а-анович, — протянул я. — Ну вы же знаете. Я если закроюсь, ни один «психотерапэвт» меня не вскроет. А болевой порог у меня такой, что я сам могу себе ногу отпилить. И ведь я, кроме названий, и не знаю подробностей. Все подробности у наших учёных, что навострили лыжи за кордон. Вон, пресловутая британо-российская торговая палата всё ходит и ходит в институт радиотехники и электроники. Где, между прочим, новейшие лазеры и придумывают. И Владимира Павловича Гапонцева охмуряют. В ФРГ сманивают, между прочим. Мы уже третьему эмиссару лыжи заворачиваем.

— Как это, «лыжи заворачиваем»?

— Только о встрече договорятся, по башке шарах, и в больничку. Вашу работу делаем.

— Так это твоих рук дело?

— Нет! Какое?

— Миша! — В голосе Дроздова появился металл.

— Шучу я, Юрий Иванович, — вздохнул я тяжело. — А очень хочется.

Юрий Иванович тоже вздохнул, но с облегчением.

— Поясни, всё-таки про лыжи…

— Представляемся местной ОПГ, курирующей институт и предлагаем не совать свой нос в чужой огород. Шпионы мафию боятся больше контрразведки.

— Вот хулиган, — рассмеялся Дроздов. — А кто же тогда иностранцев бьёт?

— Ну, уж точно не мы!

— А что ты про этого учёного говорил? Мы, вообще-то, все институты жёстко под контроль взяли. И всех передовых разработчиков. Выезд за границу запретили, но зарплату сильно повысили.

— И это правильно! Как сердце?

— Вроде отпустило, — удивился Дроздов. — Это твой план отвлёк. Я его себе оставлю. А тот? Первый? Покажешь?

Я вздохнул и подумал:

— «Покажу, точно закроют. Надо переписать».

— Ты только переписывать не вздумай.

— Вот ещё! — Фыркнул я. — Была нужда.