Кандалы натирали кожу на запястьях. Ныл старый шрам на ключице. Похоже, близился дождь.
Каждый шаг отзывался тупой болью в ногах и пояснице. Из-под копыт лошадей впереди вырывались клубы пыли — она ложилась на лицо, липла к вспотевшей коже, забивалась в нос и рот, скрипела на зубах. Солнце палило без пощады, но жажда и голод отошли на второй план. Все чувства будто выжгло калёным железом, осталась только боль, моральная и физическая.
Я мысленно проклинал этих рыцарей в помятых окровавленных доспехах, пусть сами они только что вырвались из жестокой бойни. Меня заставили плестись следом за их конной колонной.
Артур не торопил коней, и я даже поспевал за всадниками. Время от времени он оборачивался, бросал в мою сторону неприязненные взгляды.
Один раз я споткнулся и упал, чудом не пропахав носом пыльную дорогу. Артур резко развернулся, встала вся колонна. Под взглядами всадников я медленно поднялся, стараясь не выдать, как подкашиваются ноги.
— Может, привяжем его к седлу? — предложил молодой рыцарь, с перевязанной рукой.
— Я могу закинуть его к себе, — отозвался другой, постарше.
Артур нахмурился, покачал головой и ответил своим людям:
— Нет. Пусть идёт пешком, — с показной ленцой бросил он, — нам ведь некуда спешить. Окрестным деревням точно уже конец.
Он говорил о них, как о потерянной перчатке — с лёгкой досадой, но без жалости.
Хотелось спросить у него про мирных жителей — крестьян, чьи жизни, возможно, ещё зависят от скорости их прибытия. Но я уже знал ответ. Этим рыцарям, как и их «герою», плевать на простой люд.
Скорее всего, как и в любом феодальном обществе земли здесь ценились больше жизней. Высшие сословия, возможно, ещё не понимают, что всю их родимую возвышенную знать кормят грубые руки простого мужика. А если это поймёт простой мужик, то вся знать повиснет на верёвках в собственных же замках. Уж я-то это хорошо знал на примерах истории моего родного мира.
— Не вздумай бежать — это бесполезно. И не отставай от нас сильно, смотри под ноги, — обратился ко мне Артур повелительным тоном.
Я кивнул, без слов. Покорность была показной — усталость вытеснила даже злость. Обиду, ненависть, чувство несправедливости — всё это будто постепенно размывалось.
Если подумать — мне действительно нечего с ним делить, тем более если он такая же пешка короля, только слепо верящая в монарха, преданная. Непонятно только, почему он с первого дня смотрел на меня с неприязнью и так радостно запихивал в клетку? К чему эти издевательства?
Он завидует моей удаче, которая ни черта не работает, когда это действительно нужно? Видит конкурента или, может, ревнует короля?
На нашем пути показался лес, а на его фоне село: кривые крыши, покосившиеся заборы, одна большая мельница чуть в стороне. И над всем этим поднимался густой чёрный дым.
Сердце сжалось от нехорошего предчувствия.
Что творят эти рогатые исчадия ада с безоружными жителями, если даже не каждый рыцарь способен им противостоять? Я не хотел снова видеть изувеченные тела, разорванные тела, лица, застывшие в ужасе — особенно если среди них окажутся женщины и дети.
Чем ближе мы подъезжали к деревне, тем сильнее росла тревога. Запах гари усиливался, резкий и неприятный.
Артур поднял руку, подал отряду какой-то жест — я не понял его смысла. Но рыжеволосый, рослый рыцарь тут же соскочил с седла, подошёл ко мне и, не сказав ни слова, закинул меня на лошадь, как мешок зерна.
Кандалы впились в запястья с новой силой. Я стиснул зубы — страх падения с лошади был сильнее боли.
Отряд ускорился. Воздух засвистел в ушах. Пыль заклубилась ещё гуще — казалось, я дышал землёй.
На въезде в деревню Элиас осмотрелся и громко крикнул:
— Чисто! Демонов нет!
Отряд замедлился, и от увиденного я даже вздохнул с облегчением.
Наверное, все мы ожидали застать пепелище — развалины, развороченные заборы, трупы, раскиданные по земле. Но вместо этого перед нами предстало мирное уцелевшее поселение. Лишь один дом — ближе к въезду — был выжжен дотла. От него и тянулся чёрный шлейф в небо.
Жители прячутся по домам. Из каждой хаты — щель между ставнями, любопытный взгляд из темноты. Двери плотно закрыты. Ни детского плача, ни женского голоса — только шелест ветра в кустах, да одинокая курица пересекает дорогу.
И вдруг — движение. На пустой улочке появился мальчишка. Босой, в длинной рубахе до колен. В руке — деревянная лошадка. Замер на месте, увидев рыцарей. Глаза распахнуты — страх в глазах, пыль на лице, волосы растрёпаны. Один.
Артур придержал коня и остановился напротив него. Говорил негромко, без обычной суровости в голосе — почти по-человечески:
— Эй, малыш… где дом старосты?
Мальчишка молчал. Стоял, глядя на Артура исподлобья, но затем медленно поднял руку и указал вдоль улицы на дом с резными ставнями и высоким частоколом, выбивающийся из прочих.
— Благодарю, — кивнул Артур и тронул поводья.
У дома старосты нас уже ждали. Мужчина вышел сам — худощавый, но высокий, в старом кафтане, подпоясанном верёвкой. Лицо испещрено морщинами, как сухая земля перед дождём. Глаза — тревожные, но ясные, не затуманенные страхом.
У дома собралась группа крепких мужиков — обычные крестьяне, но не из пугливых. Каждый держал в руках что-то тяжёлое: кто дубину, кто топор с зазубренным лезвием, обитый железом.
Смотрели мужики на рыцарей настороженно. Когда Артур подъехал ближе, мужчины нехотя расступились, уступая дорогу, хоть и без почтения, но склонили головы — в знак уважения и покорности к силе и титулу.
— Господин рыцарь, — произнёс староста, склоняя голову. — Спасибо, что прибыли. Вы… вовремя.
Артур спешился, подошёл ближе.
— Здесь были демоны? Как вы выжили?
Староста помолчал, взглянул на чёрный остов сгоревшего дома, затем снова на Артура.
— Они налетели внезапно, господин. Тьма или дым… будто ночь на нас всех свалилась. Уроды с рогами, когтистые. Бабы так кричали, я думал, уже кого-то на части рвут. Ох. — Староста понизил голос, будто снова переживал те секунды. — Но всё закончилось быстро. Демоны пропали в дыму, и никто из нас не погиб. Дом мельника, правда, сожгли зачем-то.
Маг Элиас вышел вперёд. Прикрыл глаза и зашептал что-то неразборчивое под нос. В руках у него дрожал жезл. Воздух вокруг мага слегка исказился на мгновение.
— Всё случилось почти одновременно, — сказал он, не открывая глаз, голос был хрипловатый. — Засада на тракте и нападение здесь. Минута в минуту.
Артур прищурился, провёл ладонью по щетине на подбородке.
— Значит, они отвлеклись на нас… — он нахмурился. — Только вот откуда они узнали, что мы приближаемся? Раньше они просто нападали скопом на кого попало без продуманной тактики.
Элиас молчал, потому что у него, скорее всего, не было ответа.
Староста переглянулся с кем-то за своей спиной — в дверях дома стояла женщина в платке, сжатые пальцы побелели на дверной раме. Он вздохнул и шагнул ближе к Артуру.
— Господин рыцарь… Вчера на закате в соседней Ланше что-то страшное случилось. Не знаем, что точно… Мальчишка оттуда пришёл, чуть живой. Пешком причём, а путь неблизкий. Говорил про крики, про тени… Сам не ранен, но такой, знаете… — Староста потёр лоб, взволнованно подбирая слова. — Словно весь внутри поломанный, не разговаривает ни с кем. Ничего не может сказать больше. И с тех пор… из Ланше — ни вестей, ни людей. А к нам оттуда вчера должен был с утра ещё воз приехать.
Артур выслушал старосту не перебивая. Отчего-то помедлил, сцепив руки на поясе, затем, коротко качнув головой, твёрдо сказал:
— Моим людям нужен отдых. Мы прошли через бой, есть раненые. Оставлю разведку на завтра. Утром, быть может, отправим пару бойцов — посмотреть, что там.
Староста вздохнул и склонил голову в знак согласия:
— Конечно, господин рыцарь. Разумеется. Простите. — Его голос оставался ровным, но плечи чуть опустились, как будто он снял с себя часть тяжести.
Затем староста обернулся и негромко велел кому-то из мужчин:
— Подготовьте место для постоя. Сено и воду поднесите лошадям. Пусть койки подготовят, и бабы за ранами глянут.
Деревенские зашевелились, прячущиеся в домах семьи постепенно вылазили на улицу.
Артур бросил небрежный взгляд в мою сторону. Мне наблюдать за всем происходящим было неудобно, кровь приливала к голове, но я пока ещё был далёк от того, чтобы сдаться. Искал возможности для побега, смотрел, слушал.
— Нам нужны колодки, — сказал Артур, снова глянув на старосту. — Простая. Чтобы зафиксировать голову и руки. Этот пленный… — он кивнул в мою сторону, — не настолько глуп, чтобы пытаться бежать. Но я предпочитаю не проверять лишний раз.
Надо же, комплимент для меня. Не настолько глуп…
Староста не стал расспрашивать, лишь только кивнул и произнёс:
— Есть старая, в амбаре, от времён, когда мы наказывали в них воров и драчунов. Сейчас принесут.
Я обмяк на лошади. Усталость будто стекала по телу, вгрызалась в мышцы.
Уже совсем скоро меня спустили на землю и повели в центр деревни — это было понятно по утоптанной площади, вокруг которой скопились самые приличные дома. Дерево колодок глухо стукнуло и сомкнулось на моей шее и запястьях. Я ничего не мог поделать. Только смотрел, как на небе светило клонится к горизонту на запад.
Вечер вот-вот наступит, а ночь обещает быть долгой. Очень скоро по сгущающимся тучам стало понятно — собирается дождь. И не лёгкая морось, а сильный ливень.
Вот это не повезло, так не повезло…
Дождь накрыл деревню резким ударом и оказался куда более неприятным, чем я ожидал. Холод пробирал до костей. Деревянные колодки разбухли. Мокрая одежда липла к телу — противно.
Площадь превратилась в грязевое месиво. Жители снова спрятались по домам — улицы опустели.
Единственный свет исходил из окна таверны, расположенной у края площадки. Или, может, таверны там и не было — рыцари, вероятно, просто заняли чей-то дом, наполнив его припасами и выпивкой. Внутри раздавались пьяные крики и песни уже больше часа.
Вот они, рыцари Артура — крепкие, благородные защитники королевства, отмечающие победу над демонами… Победу в обороне, где многие из них погибли бесславно ужасной смертью. Притом что угроза нападения демонов даже сейчас вряд ли куда-то делась. Разве что Артур полагался на мага? Но почему тогда Элиас не почувствовал засаду на дороге?
Судя по звукам, веселья было хоть отбавляй — смех, уханье, ругань, стук кружек.
Вряд ли местные такому рады.
Иногда в этот дом, несмотря на ливень, заходили деревенские — в основном женщины. Они прислуживали гостям и выглядели как мрачные тени, без всякого трепета и благодарности. Таскали еду, питьё, выносили объедки. На лицах испуг, кажется, теперь они боялись этих рыцарей, пусть и в меньшей степени, чем демонов.
С наступлением вечера дверь таверны распахнулась, и на улицу выплеснулся шум пьянки, свет от ламп и очага. На пороге показался Артур. Он покачивался, но голос старался выдерживать строгим и командным:
— Эй, герои! Тише, сказал! Ведите себя прилично, пока меня нет! Не позорьте рыцарство! Местных — не трогать, ясно⁈
Изнутри в ответ донеслось пьяное мычание — что-то вроде «поняли», только вперемежку со смехом и икотой. Артур одобрительно хмыкнул, хлопнул дверью и зашагал прочь, туда, к краю деревни, где, видимо, ему уже подготовили отдельный дом с сухой постелью и вином на прикроватном столике.
Едва он скрылся, как внутри раздался дикий вопль, хохот усилился. Рыцари, оставшиеся в доме, затянули пьяную песню — невнятную, пошлую, вразнобой. И тут же — глухой треск, будто что-то тяжёлое проломило мебель.
Женский крик прорезал вечернюю сырость.
В следующую секунду из окна таверны, выламывая ставни, вылетел один из рыцарей. Поднявшись, он тут же поскользнулся на грязи и упал снова. Лицо его было в крови, будто подрался с кем-то из товарищей. С омерзением я наблюдал, как он плюёт в грязь чем-то белым — пара зубов; после чего шатаясь идёт за ближайшие дома на другом конце площади, наклоняется, чтобы издать громкие звуки рвоты. От такого меня самого чуть не вывернуло. Впрочем, надолго этого рыцаря не хватило, и он просто упал в грязь, потерял сознание.
Прошло ещё немного времени, из таверны с воплем выбежала женщина. Полная, грудастая, в разорванном платье. Она кричала и звала на помощь, но как-то вяло, будто не надеясь на спасение. Следом смеясь и улюлюкая, выскочил рыцарь, пожалуй, самый здоровый из оставшихся в отряде. Имени его я не знал, как и остальных, да и не хотелось.
Рыцарь ухмылялся, как голодный волк, предвкушающий жертву. Медленно настигал женщину.
Вот же дерьмо. Мне ещё не хватало смотреть на это скотство. Воины короля насилуют тех, кого должны защищать.
— Эй, герой! — проорал я, изо всех сил, что ещё остались в лёгких. — Ты чего творишь, мразь? Баба тебе отказала, да? Или по обоюдному согласию у тебя уже не стоит? Ну ты и рыцарь… Только баб давить и горазд!
Грубо, топорно, местами, может, и банально. Но в каждое слово я вложил столько яда, сколько смог. Пьяному много и не надо.
Рыцарь обернулся. Медленно, лениво, как пёс, которому помешали жрать. Женщину он отпустил, и та, спотыкаясь, осела в грязь и поползла прочь. Лицо воина покраснело. Взгляд налился яростью, пьяной, тупой, но смертельно опасной.
Он дёрнул из ножен на поясе кинжал, на вид увесистый с узким клинком и резной чернёной гардой — оружие для добивания, а не для чести.
— Ты чего там вякаешь, щенок? — зарычал здоровяк, приближаясь ко мне и пошатываясь. — Сейчас я тебе пасть заткну, чтобы не гавкал.
Вот и всё.
Глупый нелепый конец. Зато грудастая деревенская баба улепётывает в темноту. Молодец, воспользовалась шансом. А эта мразь надвигается на меня пленённого и безоружного с кинжалом.
Ну и кто из нас настоящий герой?
Здоровяк замахнулся. Я зажмурился, беспомощно ожидая удара, который закончит мою недолгую вторую жизнь. Лезвия свистнула рядом, послышался глухой удар и хруст, затем чавкающий звук, но я не почувствовал боли.
Открыл глаза. Не сразу понял, что произошло.
Рыцарь лежал в земляном месиве, уткнувшись в грязь лицом. Кинжал валялся у моих ног, словно брошенная наскучившая ребёнку игрушка. А вот колодки оказались разворочены в труху. Разбухшее под дождём старое дерево развалилось от случайного удара пьяницы.
В грязи я увидел глубокий след от проскользнувшей ноги рыцаря. Кажется, он не рассчитал своё состояние и твёрдость земли под ногами.
Повезло… Повезло! После всего дерьма, что со мной случилось. Наконец-то повезло! Но как это работает⁈
Я радостно скинул колодки, увидел, насколько же трухлявыми стали эти деревяшки, размокнув под ливнем. Сразу же прочувствовал всю тяжесть отёкшего и ушибленного тела.
Плевать. Зато я и жив и стою, дышу полной грудью, насквозь промокший и продрогший. А дождь уже понемногу стихает.
Не успел я сорваться с места, как здоровяк зашевелился в грязи, застонал и попытался сесть, что у него получилось с удивительной лёгкостью, после чего и вовсе поднялся на ноги. Грязной ладонью он протёр грязное лицо и посмотрел на меня злым замутнённым взглядом.
— Конец тебе, сучёныш… Не сбежишь, — прохрипел он.
Я остолбенел. Всё внутри закрутилось, схлопнулось. Плевать на боль — если он закричит, меня найдут. Если поднимет тревогу — меня убьют. Или хуже. Свобода висела на волоске, и этот волос — человек, вставший передо мной.
Я нагнулся, схватил кинжал. Рукоятка была мокрой, скользкой, как угорь, — пальцы предательски дрожали, но я сжал её крепче. Лезвие — широкое, с зазубринами. Тяжёлое. Смертельное. Мой шанс.
Нет. Так ведь нельзя. Это неправильно.
Всё нутро сжалось.
Я не убийца. Не могу.
Другая мысль надавила сильнее.
Они не самые лучшие люди. Для них моя жизнь и жизнь всех, кто ниже в этой иерархии — ничто. Если не ударю сейчас, меня посадят в клетку. Или сразу в землю…