Событие тридцать седьмое
Большой ручей или небольшая речушка глубиной была по пояс, даже меньше. Дно неровное, когда по колено, а потом бамс ямка с илом и туда по пояс и проваливаешься. Санька с собой взял пятьдесят человек, а десяток Еремея Хвостова отправил к воротам, смешаться с толпой и через пять минут открыть огонь из лука по тем товарищам, что подставятся. Явно будут стоять на привратных башнях и грозить карами небесными простому люду. Мигом с них грозность стрельцы собьют. Какая грозность, когда в глаз соринка попала, размером со стрелу. Пока проморгаешься, ни о какой грозности и речи быть не может, просто о ней говорить смешно. Было опасение, что люд градский может не поддержать стрельцов, но дедок с куцей совсем теперь бородкой заверил, что люд на стороне добра, и защитников веры православной криками поддержит.
— Хвост, ты их пока особо-то за своих не держи, при малейших попытках напасть на вас собирайтесь в кулак и пробивайтесь к возам. Там и возчики пособят, — на прощанье ещё раз повторил указание Санька и спрыгнул в пованивающий тиной и ещё гадостью какой-то ручей.
Возчикам сабли и копья побитых стражников и таможенников выдали. Из-за возов должны отбиться. Их два десятка, да десяток Хвоста, от горожан, оглоблями и вилами вооружённых, если что, то отмашутся.
Идти пришлось не долго. Вообще, городом этот Загор можно с трудом назвать. Есть детинец каменный и приличный такой. Даже во Владимире меньше. Но потом идёт лес обычный, полукольцом замок окружая, и к воротам только дорога расчищена и поля небольшие. А сам городок или посад вытянут длинной улицей от речушки до церкви на холме в версте от леса. В эту речушку у замка и впадает ручей, по которому они сейчас пробираются.
Прохода под стену они бы без дедка Светозара не нашли точно. Отдать должное строителям надо, проход под стеной спрятали отлично. Растёт несколько кустов непролазных и не подумаешь, что там что-то за ними. Стена и стена. А ручей поворачивает и бежит себе дальше.
Светозар решительно обогнул правый куст и приподнял кучу хвороста, плавающего у подножия стены. Санька нагнулся посмотреть. Ну, так себе удовольствие туда ползти. Просвет между водой и аркой был в пару вершков. И с той стороны света видно не было.
— Света не видно, — сообщил он дедку.
— Там комната с колодцем. Выход из неё прямо во двор детинца.
— Ладно, вои, пошли, — вздохнул Юрьев, — паписты сами себя не убьют, — он вдохнул в себя побольше воздуха и, встав на колени, пополз вперёд, ударяясь постоянно макушкой о камни.
При этом ещё стараясь задницу ниже держать. Сабля саблей, и они у них неплохие. Не так, они у них лучшие во всём мире, из дамасской стали выкованы и даже в отличие от тех дамасских, как князь Андрей Юрьевич говорит, правильно закалены и отжиг потом нужный произведён. Потому… Ну, не время о саблях думать. К спине у всех лук примотан. А тетива, как и положено, в парусиновом мешочке. Можно не сомневаться, как не берегутся его диверсанты, а всё одно лук замочат. И в колчан со стрелами вода попадёт. Но это же всего минута, Светозар бает, что десять локтей всего этот ход. Не успеет так уж сильно лук воды напитать. А в колодце этом, потом приготовленной тряпицей промокнут и тетиву, сбережённую в непромокаемом кисете, наденут.
Колодец оказался довольно глубоким и если бы не предупреждение светозара, то Санька бы в него ухнулся и с головой ушёл. Но предупреждён, значит вооружен, как князь повторяет частенько, рассказывая о разведке. На противоположной стороне колодца Святозар сказал есть ступеньки. Санька до них дотянулся и перепрыгнул колодец. Потом помогал своим, протягивая руку. Помещение было небольшим, сажени три на четыре и пятьдесят человек и дедок Святозар увязавшийся с ними в качестве проводника, еле вместились.
— Веди, — ткнул дедка в спину сотник, когда последний диверсант протёр лук и натянул тетиву, — пора порадеть за истинную веру.
Дед протиснулся в правый угол, где бойницы были, что немного света давали и уверенно толкнул деревянную дверь.
— Заперта.
Десятник Еремей Хвостов по прозвищу Хвост вёл своих стрельцов никак не скрываясь. Люди, что сновали в обе стороны по дороге, были не воями. Ну, бегут вон два пахаря с деревянными рогатками вил, или поспешает в обратную сторону молодец с простой дубиной, что они могут им сделать? Да ничего. Своим десятком они сотню таких положат. Да и не лез к ним никто. Наоборот, от них шарахались, сбегая с дороги в кусты. Может, не будь у них проводника из местных, что нашёл им, выдернув из толпы похожего на себя дедка Святозар, то жители Загора и предприняли какую попытку напасть на них, но деток, которого Святозар представил как Сороку, шёл перед ними и орал: «Расступись, православные, воев веду! Идём батюшку спасать»!
У ворот детинца народу толпилось прилично, несколько сотен человек. Они потрясали своим неказистым оружием, орали на воев, стоящих на привратных башнях и стене крепости, но ничего сделать не могли. Ворота заперты, а стена высотой в три с лихвой сажени, да ров ещё перед ней.
— Люди! Воев я привёл, батюшку с иноком освобождать! Расступись! — проорал уже осипшим голосом Сорока, когда они подошли к краю дороги. Дальше был мост через ров и запертые ворота. Ров хоть и без воды, но глубокий и широкий.
До стражников, гридней, воев, дружинников, или как тут эти люди называются, что столпились на башнях и стене, было метров пятьдесят. Плёвая дистанция. Время, отмеренное сотником, вышло, и как только народ стал от них отходить, Хвост скомандовал.
— Бей по готовности. Распределить сектора! — и сам вынув из колчана стрелу, наложил её на тетиву, — Ну, погнали!
Событие тридцать восьмое
— Нда! И что теперь делать? — Емеля снял шелом, подаренный князем Андреем Юрьевичем после окончания битвы с погаными под Житомелем, отправляя его преследовать тех к Переяславлю. Ерихонкой князь его называл. Красивый и удобный и стоит должно, как несколько селищ. Снял, почесал макушку, мысли светлые вычёсывая. Нет, нету мыслей.
Великий князь Гедимин месяц назад под Овручем с Дмитрием Александровичем Брянским и его зятем Львом из Гомеля ратился. Отогнал их. Может и побил немного… Нда, но, скорее всего, нет. Отошли, набрали воев дополнительно и вернулись. И Овруч, взятый Гедимином, теперь под Дмитрием Александровичем, а посаженного воеводой Овруча сына Гедимина Витовта князь Брянский повязал. И, как оказалось, ворота Дмитрию Александровичу Брянскому Овруч сам открыл. Никаких осад и штурмов.
Не зная этого, вчера разведка, посланная Емелей, напоролась на разъезд брянцев. Их пятеро, наших двое. Завязалась рубка и побили бы брянцы с тяжёлыми мечами разведчиков, но сказалось качество стали. Одновременно два меча ударились о сабли владимирцев и оба они сломались. Это позволило разведчикам разорвать дистанцию и достать луки. Два выстрела, двое убитых. Но тут брянцы втроём навалились и больше таких подарков не было. Всё же два диверсанта отбили первую атаку и даже ранили своих противников. И тут опять подарок, конь под последним из нападавших брянцев видно слабо обучен был и от запаха крови и лязга железа взбрыкнул и на дыбы встал. Всадник в это время для удара меч заносил, не удержался и сверзился на землю.
Теперь проще стало. Один на один рубились. Никола пропустил удар в грудь рубящий, но кольчуга практически удар погасила, прорубил несколько колец меч, но силу потерял, и рана не рана, а так царапина, вот и весь урон у Николы. Он же сумел саблей по шелому брянцу заехать и та, соскользнув, ударила жеребца по носу. Конь рухнул и прижал хозяина к земле. В это время Прохор продолжал рубиться со своим супротивником. Тот, увидев, что остался один, развернул коня и стал к городу править. Напрасно. От стрелы не убежишь. Прохор соскочил с лошади, поднял отброшенный лук, наложил стрелу и первой же сбил всадника с коня, попав под лопатку.
Выживших допросили, удивились и закололи, перетащив после в лес. Так и узнали, про то, что в Овруче творится.
— Три сотни? — Емеля ничего понять не мог. Или он дурень или князь этот Брянский.
Ну, взял он беззащитный город? И что? Овладеет Гедимин Киевом и будет во главе войска в пять тысяч воев домой возвращаться, а тут завоёванный им Овруч брянцы взяли. И там всей дружины три сотни воев. И сын в узилище. Осадит опять или штурмом возьмёт этот городок Великий князь Литовский, тут и думать не о чем. У него чуть не в двадцать раз воев больше. На что Дмитрий Александрович Брянский и его зять Лев из Гомеля надеются? На чудо? Так ещё если с Витовтом что случится, то Гедимин их поубивает всех.
Дальнейшее чесание макушки никаких новых мыслей во вспотевшую под шеломом голову Емели не принесло. Сидеть ждать Гедимина? Так чёрт его литвина этого знает. Сколько он Киев будет брать, если с мелким Овручем столько провозился? И возьмёт ли вообще? Нет, не вариант. Что за радость просто сидеть в лесу и комаров кормить.
Вернуться в Возвягль и пересидеть там, обучая воев Ивана Романовича Болоховского? Нет. Тоже плохой вариант. Там нищета, а их под сотню человек и лошадей ещё больше. Разорится князь в этом мелком городке такую ораву кормить. Да и стычки начнутся с дружиной князя, по любому те их задирать начнут. До смертоубийства дойдёт. Не нужно это Андрею Юрьевичу.
Остаётся третий вариант. Истребить брянцев. Всех и не потребуется, сотню изничтожить, и князья сочтут за лучшее домой податься. Как действовать — понятно. Так, как их учили. Обстрел из засад, нападение на мелкие отряды, что выходят из крепостцы на разведку и за продуктами, фуражиров этих. Можно даже всем отрядом подскакать на рассвете к воротам и напугать брянцев, а когда они на башни и стены вылезут, то обстрелять их из луков. У него шесть десятков лучших стрельцов на всей Руси. Пока брянцы опомнятся, они из них ёжиков понаделают. Стрел в этот раз четыре сотни на воя. Сильно жалеть не надо. Войны нет. Уберутся брянцы и всё, нет больше того, в кого стрелы пулять. Дальше эти сланцы найти, отжать и домой возвращаться.
Утром следующего дня Емеля с десятком стрельцов отправился на разведку, и только высунулся из леса, как увидал скачущих к ним всадников. На всякий случай перед тем, как лес покинуть, луки достали, проверили и петли тетивы накинули. Так что, когда стрелец увидел приближающийся к ним отряд, то время терять не стал.
— Спешиться. Приготовить стрелы. Бьём по готовности. Ни один живым уйти не должен, — И сам первым наложил стрелу на шёлковую витую верёвку.
Двести саженей. Сто. Пятьдесят.
— Бей!
Одиннадцать стрел вылетели навстречу приближающимся воям. Ещё одиннадцать. Ещё и ещё. Сразу количество воев в отряде, что на них несся определить было невозможно, а потом не до того было. Как любит повторять князь Владимирский: врагов нужно не считать, а уничтожать.
Последнюю тринадцатую стрелу Емеля выпустил чуть не в упор. Пару саженей осталось. Вой свалился с коня и рухнул прямо под ноги командиру диверсантов. Вот теперь и посчитать время будет и трофеи прибрать. А прибирать было чего. Одних коней не раненых, которых пришлось добить, целых и здоровых получилось выловить восемнадцать. А вообще было брянцев или гомельцев почти три десятка. Трое было ранены. Двоих тяжёлых Емеля велел добить, а раненого в руку воя в хорошей кольчуге с пластинами на груди и даже в сапогах с кольчужными нашивками забрали с собой в лес. Придётся отложить обстрел города, как планировали. Не стоит гадать даже, вышлет князь Брянский воев на поиски пропавшего отряда или нет. Конечно, вышлет. И зная, куда те направлялись, стоит готовиться к появлению через несколько часов вот здесь на опушке минимум сотни воев. Теперь не до нападений. Теперь самим бы отбиться. Этот бой ясно показал, что в закованных с головы до ног в кольчугу воев Дмитрия Александровича Брянского нужно много стрел отправить, прежде чем одна найдёт место куда впиться. Они выпустили полтораста стрел, чтобы, практически в упор целясь во всадника, свалить двадцать шесть всего супротивников. По шесть почти стрел на каждого. Будь брянцев на десяток больше и неизвестно, чем бы этот бой закончился.
А тут точно не меньше сотни пожалует. Он бы по крайней мере меньше не послал.
Событие тридцать девятое
Оптику Андрей Юрьевич в школе проходил (изучал, наверное, неправильное слово). И даже какие-то задачки с линзами решал в каком-то классе. В институте же учась, а потом и преподаванием занимаясь, он ни с чем таким не сталкивался. Из школы же запомнилось, что Галилей сделал телескоп с одной двояковыпуклой линзой или собирающей, и одной двояковогнутой или рассеивающей. И предмет у него не переворачивался. А вот следующим был Кеплер, и у него обе линзы двояковыпуклые и изображение перевёрнутое. Потом кто-то догадался вставить третью линзу и вновь изображение стало нормальным.
Телескоп пока Андрею Юрьевичу не очень нужен был. А вот для подзорной трубы, выходит, нужно естественно так поступить, как делал Галилей, зачем ему перевёрнутое изображение. С фокусным расстоянием потом можно будет поиграть. И с размером окуляра. Он кажется должен быть не больше диаметра зрачка, то есть, где-то два с половиной миллиметра. Но это будущее, и у него для математических изысканий и создания новенькой науки «Оптика» есть грек Исаак Аргир. Рассказать ему, что помнит из школы, а дальше грек сам додумает. С головой у него, как убедился уже не раз профессор Виноградов, всё нормально. Наверное — умнейший человек своего времени.
Итак, нужны были линзы. Первую плавку хрусталя провели, и его получили. Опыт сказался. Хрусталь получился прозрачный и без пузырьков воздуха. Разлили… отщипнули от куска получившейся массы несколько кусочков и отложили пока в сторону. Как это делал Галилей, Андрей Юрьевич не знал, но он ведь металлург и точно знает, как надо. Первым делом он дал команду изготовить из дерева несколько моделей. Смысл тот же, что и в формочке для приготовления орешков из теста. Две полуформы, соединённые на оси. Закрываются и лишнюю массу выдавливают. Получается линза. Отлили форму из латуни, обработали, как могли зашлифовали, а потом плюхнули туда хрусталь расплавленный и сомкнули.
Явно лишку плюхнули. Облой чуть не в сантиметр вышел. Ну, приноровились потом. Получили в итоге два десятка линз диаметром пять сантиметров. Точно так же поступили и с двояковогнутыми, только чуть форму «орешницы» изменили. От краёв формы с обеих сторон бугорки сделали, ну и понятно диаметр меньше, всего два с половиной сантиметра. Тоже не с первого раза получилось, но и тут Ероха приноровился брать нужное количество стекла. И эти сделали.
Пока, теперь главный стеклодув Ерофей Силыч лил линзы, Андрей Юрьевич думал о методике шлифовки линз. Нужен мягкий достаточно абразив, и мелкий при этом, чтобы не царапал стекло, а именно шлифовал. Профессор взял мел, растолок его в пыль и попробовал. Очень и очень медленно. Явно нужен более твёрдый материал. Песок? Ну, мысль интересная. Накопали песка, налили в чан воды и взбаламутили. Эту муть и слили. Потом дали отстояться и попробовали шлифовать этим осадком. Гораздо лучше. На токарном станке закрепили войлок, нанесли в виде пасты эту смесь, смешанную с маслом, и начали шлифовать. На шлифовку одной линзы ушло больше недели. При этом люди менялись и лошади, что вращали привод станка, тоже, каждые два часа.
Понятно, что нужна паста ГОИ (Государственный оптический институт). И её делают из хромистых соединений, кажется. А где взять хром? Нужен абразив с твёрдостью больше семи. Драгоценные камни разбить молотком, а потом растереть в пыль в ступе? Дорогая подзорная труба получится.
Дальше уже было проще. Из морёного дуба на станке выточили две трубки с таким расчётом чтобы меньшая входила в большую довольно плотно. Укрепили на рыбий клей собирающую линзу в большей трубе и рассеивающую в меньшей. Вставили окуляр из латуни выточенный и… Андрей Юрьевич глянул в трубу.
Да, прав был Кеплер. Всё радуга забивает. И очень маленький угол обзора. Тем не менее труба работала. Увеличение примерно раз в восемь. Вроде бы первый телескоп у Галилея был трёхкратным, а потом он смог и тридцатикратные делать, используя всё те же две линзы.
Выходит, нужно всё же вернуться к телескопу Кеплера, но вставить в него третью линзу.
Ладно. Сначала нужно изобрести науку Оптика. Нужно идти и рассказывать всё византийцу.