Королевство Русское. Книга третья. Строитель

Глава 8

Событие двадцать второе

Приехали кузнецы из Возвягля, которых князь Иван Романович Болоховский отправил учиться варить стекло. А вот учить их некогда уже. В десять примерно утра они приехали и через полчаса длиннющий обоз из Владимира двинулся, поскрипывая тележными колёсами, в сторону Галича. Купцы приезжают через три дня. Генуэзцы, понятно, денёк другой подождут, да и ярмарки у них обычно чуть не седмицу идут, но, во-первых, Андрею Юрьевичу не терпелось узнать, что из заказанного привезёт грек Агафон на этот раз, а во-вторых, точность — вежливость королей. Король он или так — насрано.

Правда, королём Андрей Юрьевич себя не обзывал и всем сразу укорот давал, если его так пытались величать. Князь он Владимирский и всё. Не хотелось Папу Римского злить. Ещё объявит крестовый поход. Да и маловата землица для королевства. Вон, даже Гедимин с гораздо большей территорией всего лишь Великий князь. Обзывать себя Великим князем Андрей Юрьевич тоже не спешил. Ясно, что у него и земли, и подданных, и военной силы поболе, чем у Рязанского или Нижегородского Великих княжеств, но пусть землица округлится и сила накопится перед тем, как громко о себе заявить.

Будущих стеклодувов, Андрей Юрьевич прикрепил к Ерохе и наказал ему дать молодёжи попробовать бусины тоже поделать. По дороге ещё и рассказал, как делать стекло зелёным или синим. Или скорее, сине-зелёным, цвета морской волны.

— Ероха, вы соберите немного железной окалины, только не ржавой. И максимально чёрной. Растолките, как и всё в ступе, просейте и добавьте немного к содовому стеклу. Я не знаю сколько… процента два — три от массы. Должно у вас получиться сине-зелёное стекло. Если добавите ржавчины, вместо окалины, то получится кирпичного цвета. А жёлтое стекло должно получиться при добавлении серебра, которое растворили в азотной кислоте, а потом выпарили. Содержание не знаю, попробуйте от одного до пяти процентов.

— А прозрачное, как хотели, когда будем делать? — этот фанат даже облизнулся на такие интересные опыты.

— Вернусь и будем делать. Да, вы новую печь постройте и ничего там не варите, и картошку даже жарьте, чтобы примесей не занести. Пока меня не будет, делайте бусы, ну и молодцов этих из Возвягля учите. Полному циклу от формовки и обжига кирпича, до варки стекла нет, просто работать с расплавленным стеклом. А вот про золото с серебром ничего не рассказывайте. И тигли — купели с остатками свинца убери пока.

— Картошку?

— Да, жаль, что нет. Забудьте про печь, не трогайте её.

Ехали они ехали, никого не трогали, Андрей Юрьевич вообще кемарил в фургоне, и тут вечером второго дня, когда они почти до Львова добрались и ехали в сумерках уже, надеясь до темноты успеть до города добраться, чтобы опять не в чистом поле ночевать, из хвоста каравана послышались крики и топот конский. Там в принципе ехал в арьергарде отряд дружинников в два десятка человек во главе с сотником Вороном и мелких бандитов опасаться не стоило, но могут бояре, чёрт бы их побрал, и большой отряд из своих дружин набрать.

Оказалось, что зря панику подняли. Это прискакали из Владимира гонцы. Догнали.

— Княже, нас воевода Мечеслав послал. А его Ерофей-коваль уговорил, просил обязательно тебе передать вот этот ларец, — гонец был весь в пыли и дышал, как и конь со свистом. Гнал целые сутки, меняя лошадей на заставах или ямах. Второй был не менее пыльный, так ещё и красный как рак, словно ошпарили в бане. С давлением видимо что?

Ям изобретение или, точнее, слово золотоордынское и Андрею Юрьевичу оно не нравилось. Назвать почтовыми станциями тоже не хотелось. Никакой почты ещё не существовало. Какая почта, если бумаги ещё нет? Потому, он обозвал эти дворы, где можно поменять гонцам лошадей, заставами, но слово не приживалось, всё одно все обзывали ямами.

Профессор поставил сундучок на телегу и открыл крышку. Однако! Не отнять у Ерохи энтузиазма. Весь небольшой сундучок был заполнен нитками бус. Там были те, которые они начали делать — кроваво-красные с янтарными вкраплениями, были обратные — янтарные с красными точками, запятыми и кляксами. Но появились и новые, значит, кузнецы успели сварить ещё одну плавку стекла. Были бусы цвета морской волны с вкраплениями красного и янтарного цветов и были тёмно-зелёного цвета с теми же точками и запятыми красного и янтарного цветов и даже с новыми уже сине-зелёными. Всего было восемь ниток бус и ни одна из пары сотен бусин не повторялась.

Вообще, красиво. Когда в Мурано начнут делать цветное стекло профессор Виноградов не знал, но если и начали уже, то такой красоты ещё точно не делают. И стоят они должно быть очень приличных денег эти бусы. Молодец Ероха, что отправил гонцов, будет чем удивить генуэзских купцов.

Так-то у него почти не изменился набор товара, что он везёт с собой в Галич. Харалужные и булатные мечи и сабли. Даже немного ножей засопожных и кинжалов есть. Есть брезент. И крашенный в разные цвета и природный — серого цвета.

Везут десяток телег воска. При этом Андрей Юрьевич приказал его переплавить и теперь в специальных брезентовых чехлах везли и зелёный воск, и красный, и синий, и даже чёрный, такими цилиндрами по пуду весом. Воск настоящий пчелиный, а не его из торфа добытый. Тот при горении чуть скипидаром и керосином что ли воняет. Но он в три раза дешевле настоящего. Сбили цену на рынке, и профессор решил по дешёвке скупить настоящий воск, покрасить природными красителями и предложить Агафону. Ну, не пойдёт, так не пойдёт. Всё одно ничего нового не успели придумать из-за интенсивной подготовки к войнушке. Разве несколько белых и жёлтых ракет, не использованных в битве с погаными, с собой прихватили.

Из совсем нового был только трёхлитровый примерно кувшин с хлоридом цинка. Яд. Нужно было, конечно, разделить как-то его на дозы грамм на пять — десять, а то яд, когда килограммами продаёшь, то цена на него явно высокой не будет, но времени на эту фасовку не было. Если что, можно и в Галиче расфасовать. Ещё бы знать во что. Порошок очень гигроскопичен. Сейчас кувшин сверху воском залит. Ещё был мешок из брезента килограмма на три, где находились сухарики с тем же хлоридом цинка пожаренные. Мышиная отрава.

Ничего. Теперь военная промышленность и без него раскочегарена, а он стеклом и бумагой займётся. Будет чем торговать.

Событие двадцать третье

Генуэзский купец Агафон, генуэзцем, то есть, итальянцем, а следовательно, макаронником, не был. Он был чернобородым греком. И борода была, как на картинках про персов, в мелкие колечки закручена. Руно эдакое. А ещё он был черноглазым. Такие необычные буркалы. Глаза должны карими быть у брюнетов, а тут прямо чёрные. Оттого смотреть в них было жутковато.

Сейчас Андрей Юрьевич сидел в раскинутой на берегу Днестра, чуть в стороне от рынка большой брезентовой палатке яркого жёлто-оранжевого цвета, с окнами даже из полупрозрачного шёлка и с таким же навесом над входом, и всматривался в эти чёрные глаза. Палатку такую к походу на ворогов сделать не успели и пришлось ночевать под Житомелем в старенькой не брезентовой, а просто парусиновой. Сейчас другое дело, не стыдно гостя принимать. На столе в больших блюдах золотились в масле поджаренные пельмени. Профессор решил впечатлить грека и придумал меню. Была ещё рыба и мясо холодного копчения, были вот пельмени, и главное украшение стола — кувшин с… абсентом.

Рюмок хрустальных ещё не было и потому разлит напиток богов был в простые керамические пиалки.

Настаивали на полыни и анисе шестидесятиградусный самогон полгода почти. Потом тщательно профильтровали, отстояли, чтобы ни грамма мути не было и перелили в кувшин. Перед тем как угостить Агафона кувшин, плотно заткнутый пробкой и залитый сверху воском, подержали в Днестре. Сегодня хоть и первое мая уже, но вода холодная. Быстро остудили.

— Не нюхай, Агафон, а то пока ты принюхиваться будешь, нагреется и весь цимес уйдет. Пей, не бойся, вот смотри я первым глотну, — профессор выдохнул и одним длинным тягучим глотком влил в себя слегка зеленоватый ароматный и страшно крепкий напиток, — Ох, мать твою! — Глаза выпучились. Но тепло сразу пробежало по пищеводу, докатилось до головы и проникло в мозг, — Хорошо!

Что русскому хорошо, то немцу шмерц. («Schmerz!» (т.е. «страдание, горе, печаль»)).

Греку тоже поплохело. Он выпить-то выпил, а вдохнуть воздух не может. Глаза чёрные вывалились из орбит и поскакали по походному столику, раскинутому в палатке. Отскочили от пельменей, исходящих паром, и удачно потом ещё раз отскочив от самой столешницы вернулись на место.

— Гамо то муни пу се петаге! — Это видимо он богов своих греческих поблагодарил, что воздух всё же в лёгкие проник.

Хотя про муни чего-то от Аргира он уже слышал, это когда тот ему объяснял, что жениться хочет. Может тогда и не про богов совсем сказанул купец.

Сначала грек после того, как продышался, гневно глянул на князя Владимирского, но по мере того как этиловый спирт начал свое действие, злость в глазах чёрных пропадала и сначала появилось удивление, а через минуту и блеск заблестел.

— Что это? — стараясь подражать сипению грека перевёл отец Епифаний.

— О! Это, дорогой Агафон, божественный нектар, который мне напрямую из рая присылают, — ткнул пальцем в небо… а, в потолок палатки, профессор.

— Я не буду это переводить. Это ересь и лжа! — перекрестился инок этот бывший правдолюбивый.

— Ты, больной что ли, Егорий? — округлил глаза Андрей Юрьевич, — Не порть мне маркетинг, переводи давай.

Пока они переругивались с Епифанием Агафон поплыл. Непривычный к крепким напиткам греческий организмус сто грамм абсента воспринял положительно.

— Еínai amvrosía! (Это амброзия) — без перевода понятно.

— Вот, а я чего говорю! Переводи давай, отец Епифаний.

Через пять минут и теперь пятьдесят грамм генуэзец предложил продать ему рецепт этого зелья.

— Не получится, уважаемый Агафон. Там без оборудо… нужно агрегат один делать. Дело не в рецепте. А вот продавать вам готовый напиток — пожалуйста. Сейчас у меня пять таких кувшинов. А к следующему вашему прибытию я сколько надо подготовлю.

— А купить агрегат? — пьяный, а выгоду чует.

— Нет. Это секрет. Зачем мне лишаться такого дохода?

— Жаль. Я мог бы предложить хорошие деньги… или например мастеров. Может даже кого с острова Мурано… — перешёл на заговорщицкий шёпот грек.

— Епифаний, скажи Димитрию, пусть принесёт сундучок с бусами. Агафон ещё по пять капель?

Бусы грека впечатлили гораздо меньше абсента. Но тоже удивился. Постучал бусинами одну об другую, посмотрел на просвет, для чего вышел даже из палатки на нетвёрдых уже ногах.

— Муранские мастера делают гораздо более красивые вещи, но и это очень дорогой и красивый товар.

— Догоним и перегоним этот ваш Мурано.

Событие двадцать четвёртое

В прошлый раз, осенью, в сентябре, Агафон по просьбе князя Владимирского привёз с собой трёх каменотесов. Точнее, резчиков по камню. Они были рабами. И стоили Андрею Юрьевичу кучу денег. Один из фэнтезийных мечей пришлось отдать. Синий харалуг, там цена по весу в серебре, а меч под два кило весом. Полуторник. Ну, может кило восьмисот. Нет же точного образца для килограмма. Так если новгородская гривна весит двести грамм, то за меч получили бы десять новгородских гривен, а тут три раба. Они сирийцы. Хотя сейчас может и нет этой страны. Но они из Алеппо. И там в двадцать первом веке будет Сирия.

Сейчас уже полгода за неимением настоящей работы все трое учат своему ремеслу молодых людей, которых к ним Андрей Юрьевич приставил. В Карпатах есть замечательные выходы песчаника. Материал мягкий и самое то на нём узоры вырезать. У каждого три ученика и вскоре резчиков по камню у профессора будет целых двенадцать. А вот настоящих каменотёсов и, тем более, архитектора не было.

В этот раз, поняв свою ошибку, купец привёз именно тех специалистов, которых Андрею Юрьевичу и надо. Это было три каменотёса именно. Все три тоже были рабами. Только на этот раз армянами. Из быстрого опроса профессор выяснил, что они строители храмов в Армении. И храмы делают и стены вокруг из природного камня, который умеют превращать в достаточно ровные блоки. Камень, как понял профессор Виноградов — это знаменитый армянский розовый туф. Ну, здесь туфа нет, пусть пробуют песчаник или какой другой камень.

В рабство каменотёсы попали больше года назад, черкесы напали на их стройку и увели мастеров с собой, а потом продали генуэзцам. Греческий они уже за год немного освоили и через отца Епифания объяснили, что смогут не только камни делать, но и храм выложить, если будут помощники и материалы.

В Армении Андрей Юрьевич был и даже на экскурсию их возили к одному такому храму. Камни подогнаны друг к другу не хуже, чем у египтян в пирамидах, лезвие ножа не засунешь. Хорошее приобретение, за которое не жалко ещё одного меча из синего харалуга.

Кроме армянских каменщиков… Имена у них прикольные: Арам, Арег и Армен. Так вот, кроме армянских каменотёсов Агафон привёз ещё одного интересного раба.

— Ты же просил добыть тебе лекаря, князь Андрий? Вот тебе настоящий лекарь. Он с Иберийского полуострова. Мавр. По-нашему не говорит, но человек, у которого я его купил, уверяет, что он хороший лекарь. Он был лекарем на корабле мавров, когда его захватили у берегов Африки наши купцы.

Отец Епифаний попробовал поговорить с закутанным в синий бурнус пожилым человеком с седой бородой. Ничего не вышло. Тех языков, которыми владел лекарь монах не знал и единственное, что он выяснил, так это то, что зовут мавра Хасан. Когда его позже привезли во Владимир, то вязальщицы ковров из Сирии монашка огорчили. Оказалось, что Хасан — это не имя, а каста. И самое интересное, что он к ней не относится. Он из касты марабуты. Это такие потомки берберов, сумевшие сохранить независимое положение. Марабутами у мавров были практически все преподаватели, законоведы, лекари, различные религиозные деятели и торговцы. Для детей-марабутов образование являлось обязательным, и для хасанов считалось почётным выдать дочь за марабута. Вот Епифанию лекарь Закария и пытался донести, что у него осталась в рабстве молодая жена из хасанов. Нельзя ли и её выкупить у генуэзцев?

Но это выяснилось гораздо позже и ничего определённого ему Андрей Юрьевич сказать не мог. Купец Агафон ему в этот раз рабынь не предлагал.

— Я осенью, когда генуэзцы приплывут следующий раз, узнаю у Агафона. Тебя с собой возьму, расскажешь ему всё про жену. Опишешь, — пообещал на самом деле дипломированному лекарю профессор.

— Я могу её нарисовать. Есть у вас бумага и грифель?

— Вона чё⁈ Рисовать — это хорошо. А бумагу к сентябрю сделаем. И графит найдём.

За лекаря пришлось отдать весь кувшин с хлористым цинком. Агафон ядом заинтересовался, а когда узнал, что им можно травить мышей и крыс так аж возбудился. На кораблях полно крыс и они портят товар.

— Если твой яд действительно поможет против них, то я куплю у тебя осенью весь яд, который ты привезёшь.

— Так попробуй сейчас. У меня есть с собой сухарики с этим ядом, раскидайте в трюмах и завтра уже будет результат.

Так Агафон и сделал. И сработало, к утру на всех четырёх кораблях в трюмах было полно дохлых крыс.

— Привози, князь Андрий, много яда, я весь его куплю.

— Привезу. Много не обещаю. Для его изготовления мне нужен свинец. Вези свинец. Нет, он не из свинца сделан. Но свинец нужен для производства.

Свинец и ртуть Агафон привёз. Примерно тонну свинца в виде листов неровных и три кувшина ртути. Этого должно хватить, чтобы оставшееся золото очистить, а ртути должно хватить на то, чтобы поэкспериментировать с производством зеркал, и для изготовления барометра.