Королевство Русское. Книга третья. Строитель

Глава 18

Событие пятьдесят второе

Как воевать с тяжеловооружённой конницей, ну или в данном случае с княжьей дружиной, князь Владимирский Андрей Юрьевич очень и очень наглядно продемонстрировал. Емеля решил этим опытом воспользоваться. Правда, были существенные изменения в плане князя. Емеля ни одного даже самого захудалого оврага рядом с Овручем не нашёл. Реки и небольшие речушки были, но это совсем другое. Не мог он и обычную траншею достаточно широкую и длинную выкопать. И лопат-то у него всего пять было, так и ладно, организовал бы, чтобы люди постоянно менялись, и какой-нибудь окоп бы вырыли. Но… У него времени всего ничего — до утра. За несколько часов просто не успеть.

Оставалось сделать почти так, как поступили при осаде Мукачево.

Все десять телег были освобождены от припасов, которые оставили на поляне в лесу под присмотром двоих раненых и пары возчиков, а потом доставлены на поле перед городом, где наметили сечу, и выставили их в ряд. Не вплотную, примерно по три-четыре шага между ними расстояние оставили. И на этих же телегах доставили к месту будущей битвы те самые щиты, с помощью которых город обстреливали. Их-то и поставят в промежуток между повозками.

План Емеля такой придумал. Встанут стрельцы перед телегами плотно, чтобы возы за ними не видно было, а когда бой начнётся, то сквозь промежутки они уйдут под защиту телег, в промежутки же щиты вставят. Там и бойница уже есть, через которые стрелять можно. Лошадь она животина поумнее князя Брянского, она на телегу не поскачет, остановится. И у брянцев не будет возможности ни копьями, ни, тем более, мечами достать до стрельцов владимирских. Единственная опасность, это то, что всадник сможет копьё метнуть. Но это же не дротик, а тяжёлое копьё, его особо далеко не забросишь, да и его стрельцы не будут же сидеть и в носу ковырять, ожидая, когда его копьём проткнут. Пока всадник размахнётся в него парочка стрел успеет вонзиться. Со стрелой в горле, или тем более в глазу, швырять копья сложно. Плохо видно соперника, соринка мешает.

Перед выездом из лагеря потренировались на той большой лесной поляне, как будут строиться перед телегами и как будут отступать под их прикрытие. Оказалось, что их маловато, чтобы все возы закрыть спинами. Пришлось, как Андрей Юрьевич поступал, возчиков одевать в трофейные брони и, дав им копья, поставить на фланги.

— Вы, как отойдёте за крайние телеги, то копья в землю уприте, чеснок перед собой разбросайте и стойте. Не мне вас учить, что лошадь на копьё не полезет, — напутствовал Емеля не сильно обрадовавшихся возможности повоевать возчиков. А потом махнул рукой, — вы не думайте, вас не обделим при дележе хабара. По кольчуге и шелому каждому дам. Продадите и сможете дом новый поставить. А ещё, если не сильно пораненную лошадь решите выходить, то пробуйте, бог вам в помощь.

Возчики после таких обещаний копья уже увереннее в руках держали. Им и так за этот поход прилично пообещали, а теперь и вовсе богатеями вернутся. Если вернутся. Так кто же о плохом думает?

Солнце ещё только чуть выползло из-за леса на горизонте, а Емеля уже стрельцов выстроил перед телегами. Да, их всего пятьдесят девять человек. Двое раненых остались в лагере. Так ведь и противников не в десять раз больше. Изрядно они успели их проредить за эти три дня. Если у князя Дмитрия Александровича Брянского было в дружине три сотни воев и у его зятя Льва Святославича из Гомеля около сотни, то остаться должно не более двух сотен. Кроме того, не бросят же город они вообще без охраны, хоть три десятка да оставят… или пять. И что остаётся у брянцев? Полторы сотни дружинников против шести десятков стрельцов. Равны силы.

Рядом с Емелей Осиповым стоял его шестнадцатилетний сын Данило. Вроде молод совсем, а уже в трёх битвах поучаствовал, в том числе и в той, у Житомеля, где против них был брат младший Дмитрия Александровича Брянского — Иван Александрович. Как и у отца у Данилы составной лук лучшего мастера — лучника из Львова Карася. Их не спутать ни с какими другими, Карась пропитывает дерево в краске какой-то. Яркие, красные получаются. Но это не главное достоинство — главное надёжность и сила, с которой лук стрелу в полёт отправляет. По навесной траектории Емеля стрелу при попутном ветре на четыре сотни шагов без малого отправил.

Городские ворота от того места, где они выстроились, видно было плохо. Там лесок длинным таким языком перегораживал обзор. На всякий случай, чтобы не проспать атаку, Емеля выслал за три сотни шагов дозор. Там с небольшого холма город был уже не плохо виден.

Долго ждать брянцев не пришлось. Едва владимирцы успели построиться, как послышался рёв рога, и дозорные по очереди, пришпорив коней, понеслись к их тоненькой линии.

— Выезжают! — это первый доложил.

Второй сказал, что мол, больно много брянцев. А третий, покинувший холм последним, сообщил, что около двух сотен воев. Ну, ничего нового, так примерно сотник Осипов и сам рассчитал.

Брянцы обогнули язык леса и начали выстраиваться между последними деревьями и тем холмиком, где караулили дозорные, для атаки.

Может и не две сотни, но сила не малая. И рог ещё постоянно трубит, не даёт с мыслями собраться.

— Вои, не боись. Всего по трое на каждого из нас. А мы за минуту десяток стрел отправляем. Они кончатся раньше, чем до нас доскачут, — выждав когда рога смолкнут, прокричал своим Емеля.

— Пошли! — тут же крикнул, пересиливая очередное завывание рога, стоящий рядом с сотником сын.

Действительно ряды воев стоящих в пяти сотнях шагов от них колыхнулись, и вои, что в центре стояли, помчались в атаку.

Событие пятьдесят третье

Новенький, сверкающий пластинами на груди, начищенными до блеска, нобиль Санька Юрьев стоял на смотровой вышке и, из-под, козырьком приложенной, ладони смотрел на северо-запад. Пока ничего видно не было. Лес и лес, и дорога, чуть им же и расширенная вчера, уходила между деревьев.

Дорогу расширили вчера, когда прибыл гонец и доложил, что ворог не дремлет и отправил воев покарать пришлого схизматика. Расширили её на скорую руку. Срубили сначала подлесок, кусты и деревца молодые. После этого выкопали несколько ловчих ям, воткнули туда колья заострённые, прикрыли ветками, и травой с листвой припорошили. Дорога там поворачивает перед выходом из леса и обязательно нетерпеливый найдётся, который с разбитой дороги захочет съехать, чтобы первым город увидеть, обогнать кого. Любопытство сгубит товарища. Это Андрей Юрьевич всё время повторяет: «Любопытство сгубило кошку». Кошка — это зверёк такой небольшой. Не видел их Санька, только от князя и слышал про них. Обещал Андрей Юрьевич, что купец генуэзский Агафон в следующий раз, то есть, осенью привезёт из Египта десяток этих зверьков. Мышей ловить. Не может князь Владимирский терпеть этих серых воришек. Говорит, что страшные болезни они разносят. Второй год уже борется с ними, но пока мыши хоть и уменьшились в числе, но всё попадаются и попадаются в ловушки. Несут их люди в селитряные кучи изрядно.

Вышка смотровая Саньке удалась на славу. Она на целых десять сажен возвышается над стеной замка, внутри которого её собрали. Подобие такой делали под Житомелем мастера, чтобы за погаными наблюдать. Но там она была всего три сажени, может чуть больше, а ту такая высота, что забираться устаёшь, а как заберёшься, так дух захватывает с непривычки.

Срубили в лесу три пихты высотой в тринадцать саженей, освободили от верхушек тонких и ветвей, и вершины скрутили верёвкой толстой. А потом все вместе стали и руками, и с помощью верёвок их поднимать. Часть народа с привратных башен тоже верёвками вершины поднимала.

Тяжело пришлось, и роняли два раза, пока не изловчились и с третьего раза установили вертикально. Потом раздвинули их треногой такой, и плотники перекладины наколотили из досок, что в замке нашли. Для устойчивости примерно на сажень засыпали землей и утрамбовали. А потом плотники забрались на вершину и там площадку из досок сколотили с перилами, чтобы с такой высоты не навернуться. Как балкончик небольшой такой получился полностью со всех сторон эти столбы окруживший.

Там, на северо-западе, в сорока приблизительно верстах, расположился на дороге в Кошице небольшой городок Михаль, рядом с которым находились соляные рудники, которые теперь как бы Саньке принадлежали. Сразу после свадьбы он во все стороны выслал разведку по три — четыре человека, чтобы, во-первых, понимать размеры «своей» земли, а во-вторых, следить за появлением недругов. Как недругов от друзей отличить? Ну, тут просто всё. Нет у него тут друзей. Все, кто с оружием, те враги.

В Михале кроме рудника соленого имелся ещё и небольшой рудник, в котором добывали медную руду, но добывали мало совсем, там в городе пожар был недавно, который полностью его уничтожил. Погибли и многие жители, в том числе и несколько семей шахтёров, что в шахте медную руду ковыряли. Нужны были люди. Соль добывать и медную руду надо. И то и другое стоит приличных денег. Где только тех людей брать? Ну, один источник Юрьев придумал. Можно у Андрея Юрьевича под добычу медной руды ордынцев с полсотни попросить. Пусть копают. Говорят, физический труд на свежем воздухе жизнь продлевает. Это так Андрей Юрьевич говорит, а как можно князю не верить⁈

Дозоры, прибывшие из Михаля, доложили, что от Кошице движется отряд в пять десятков человек, и среди воев есть несколько монахов. Возможно, дошла новость в Кошице, что епископа тут повесили. Вот и выдвинулись вои в сопровождении папистов, покарать бунтарей.

А что разведку трусы придумали⁈ Это они против его шести десятков диверсантов отправили пять десятков плохо подготовленных воев и пять монасей. Надеются кару небесную на него обрушить. Так всё случится по-другому, кара ждёт папистов. Уж он постарается доказать им, чей бог лучше.

Как только сотник получил это известие, так во все стороны поскакали гонцы. Всё, пока разведок хватит, нужно собрать стрельцов в один кулак, уничтожить этот отряд, а потом можно и продолжить разведку и составление карт.

Основная часть стрельцов сейчас как раз там, у поворота и расширения дороги, укрылась в лесу за деревьями. Как только торопыги попадут в ловчие ямы, и начнётся паника с метаниями и криками, так они и начнут стрелять. По сообщению разведки в тяжёлом вооружении с длинными кольчугами всего два десятка воев, а остальные копейщики и стрельцы, на которых вообще броней нет.

Монасей Санька приказал не убивать. Можно ноги прострелить, чтобы не убежали, а то лови их потом по лесам, по полям, ещё сгинут, а они живые нужны, не интересно мёртвых вешать. А так рана в ноге после допроса совсем не помешает повиснуть в уютной петле под одобрительные крики жителей Загора. Андрей Юрьевич говорит, что народу нужно хлеба и зрелищ. С хлебом у него не очень. Скоро нужно будет думать о пополнении запасов, быстро расходуется, то, что в закромах замка было. Решит он с хлебом. Деньги пока есть. А вот зрелище — это пожалуйста. Вздёрнут перед церковкой в Загоре пятерых папистов, чем не зрелище.

— А-а-а, — даже до вышки крики с опушки донеслись.

— Поспешишь, людей насмешишь, — хмыкнул Санька и стал спускаться с башни. Там быстро всё закончится.

Событие пятьдесят четвёртое

Надо отдать должное Науму Изотычу — хромоногому помощнику ключника. Как снабженец и логистик он оказался на высоте. За год этот господин наладил отличное снабжение Владимира м… крицами железными и всяким металлическим ломом. Нет, те, кто продавал ему топоры или железные прокованные болванки или подковы даже, считали, что они торгуют настоящими изделиями железными. Они — мастера!

А во Владимире всё это по новой загружалось в печи и переплавлялось при более высоких температурах. В результате получали сталь, которая в разы дороже сыродутного железа. Назад эти же купцы, что привозили железо, увозили ножи и мечи из стали, в том числе и из дамасской или даже булата. Увозили казаны из свиного железа, сковороды. Ну, некоторые и серебро с золотом увозили. Меч вещь дорогая, их сотнями не продашь.

Теперь поток металлолома нужно было перенаправить в Червоноград, а Владимир должен стать центром по производству бумаги и фарфора. Всё, баста карапузики, теперь для этого всё есть. В смысле, для изготовления фарфора. Нужен был полевой шпат, и вот сегодня в обед первый караван крошки и чуть более крупного боя Лунного камня из Шидлува польского прибыл. Всё. Ничто и никто больше опытам по изготовлению фарфоровых чашек, кружек, ваз и прочих тарелок помешать не сможет. Так за день до этого и из Луцка первый караван пришёл. Этот совсем большой. Половину занимают кости крупных животных, а половину уже они, но в виде золы. Это они зря, в смысле Данила, сын боярина Андрея Борзеня, который сейчас в Луцке тиуном, поспешил. На сжигание костей опять ушли дрова. А они ведь до угля докопались, теперь можно его жечь. Вчера, как караван пришёл, он в Луцк гонца отправил, с указанием прекратить делать золу, кости будут сжигать прямо здесь во Владимире или даже в Червонограде. Уголь в столицу уже начали завозить с шахт.

Едва профессору доложили о прибытии каравана из Шидлува, как он сразу в женский монастырь бывший отправился. Потрогал крошку, просеивая её в ладонях сначала, пересыпая из одной в другую. Гонец сообщал, что огромное количество этого материала лежит просто в виде куч мусора. Ну, что можно сказать, мусор он и есть мусор. Зато бесплатно. В принципе, ничего страшного. Нашли два сита и просеяли сначала через крупное, чтобы от травы сухой, листья прошлогодних и камней придорожных очистить. Потом просеяли уже наоборот через мелкое сито, там попала земля, зола всякая, которую в эти же кучи сваливали и пыль. Сто процентов, что половину этого составляет полевой шпат. Половину пыли. Но мусор и грязь в фарфоре не нужны. Не жили богато, не стоит и начинать.

В результате, когда одну телегу с этим мусором просеяли, получилось примерно двести пятьдесят кило крошки полевого шпата или Лунного камня, смешанного с мелкими камушками. Ну, тут уже придётся детишкам или дивчулям вручную перебирать. Стоимость фарфора будет такой, что даже десять ручных переборок окупятся. А детишкам копеечка на петушки из жжёного сахара.

— Андрей Молибогович, — вернувшись во Владимир нашёл профессор тысяцкого, — Что у нас с преступниками… с татями. Милиционеры начали их присылать?

— Вестимо. Валом прут. Уже как бы не сотню под конвоем привели. Каждый день почти приходит караван, — пробасил гигант.

— Замечательно. Недалеко от женского монастыря начинайте бараки строить. И обязательно огородите это высоким забором. Человек на сорок. Если там хромые есть или какие другие хворые, которые для добычи известняка и для шахт не годятся, то их туда и отправляй. Здесь работа будет не тяжёлая и сидячая. Будут в ступках камень в пыль перетирать.

Для себя Андрей Юрьевич первоначальный состав смеси для изготовления фарфоровых изделий определил таким: 25% каолина (белой глины), 45 % кварца (песка) и 30 % полевого шпата (Лунного камня). Температура обжига будет в районе 1300—1350 °C. Потом, в зависимости от результата можно будет составом поиграть. Когда появятся из Овруча сланцы алюмосиликата, можно будет их попробовать вместо части каолина. В них алюминия должно быть больше.

После нужно будет и костяным фарфором заняться. Вот там с составом сложнее, что точно заменяет костяная зола профессор Виноградов не знал. Скорее всего, каолин трогать нельзя, что это за керамика без глины? Выходит, костяная зола заменяет песок и полевой шпат. А ещё где-то в памяти барахталось у профессора, что в состав костяного фарфора добавляли окислы железа. Не проблема, ржавчину или окалину не тяжело найти.

Ничего страшного. Можно пока начинать делать обычный фарфор и параллельно проводить опыты с костяным. Оставить процент каолина неизменным, а полевой шпат заменить костяной золой, снижая её проценты по пять, скажем, для одного отжига. Потом попробовать снизить содержание молотого песка.

Ещё бы проклятые империалисты с католиками и прочими погаными не мешали полезными делами заниматься, и ух как можно развернуться.

Ладно. Сегодня первая заливка ствола мортиры.