Суккубьи заморочки

Глава 4

Вы уже поняли, да? Увы, увы, увы мне они не любят друг друга. А я между ними как щеночек на веревочке. Причем не то, что бы они прямо таки испытывали ненависть, просто, когда я с Медведем Амелика сразу же находит сто миллионов дел и никогда к нам не присоединяется и наоборот. Я не знаю с чем это связано, быть может, ревность, а может, между ними было что-то, чего я не знаю. В любом случае факт остается фактом — оба моих друга между собой ни капельки не дружат.

— Не обижайся, милый. Почему ты ее не любишь?

— А почему я должен ее любить? Да ей и не нужна моя любовь, ей нужна ты, вся, целиком и полностью, без остатка, а я тебя у нее краду.

— Дичь, какая то.

— Может и глупости, но это так. Я вижу это в ее глазах. Если бы ее воля она посадила бы тебя в карман и всюду с собой носила.

— Ни разу за Ами такого я не замечала!

— А ты и не заметишь, это только со стороны можно увидеть.

— А как же Дэм? Когда я с ним она тоже ревнует?

— Тут другое, вы с Дэмом пара, не может же она тебя ревновать к твоему любимому мужчине, а я тебе друг. Так же как и она.

— Мне кажется, что ты сейчас говоришь ерунду. Я вас одинаково обожаю, и провожу с вами одинаковое количество времени, а если бы вы не избегали друг друга, мы могли бы вообще все мое свободное время проводить вместе.

— Она не хочет одинакового времени, она хочет тебя, всю, целиком и полностью, со всем твоим временем свободным от работы и Дэма.

Тем временем мы доехали и расплатившись с таксистом, вышли возле метро. Я не могла понять, каким образом Дэм оказался на улице, если он провесил портал между своей и моей квартирой, как делал это всегда? Какая нужда потянула его к метро, если он собирался ложиться спать, и никакой срочной оперативной работы у него не предвиделось. Вы сейчас можете скептически пожать плечами и сказать — мало ли что мужчина сочиняет своей любимой женщине, чтобы не волновать ее. Ключевых слова тут два — мужчина женщине. Мы суккуб и инкуб которые доверились. Помните? Он физически не может мне соврать, я это сразу узнаю. Я помню его поцелуй и угасающий портал, а потом я легла спать, и я его еще чувствовала. Значит что бы ни случилось, это произошло между четырьмя и девятью часами утра. Потому, что в четыре он от меня улетел, а в девять уже появилась новость о странном происшествии на Щелковской.

Энергию моего милого я почувствовала сразу же, ею был пропитан весь воздух. Он вступил в бой, причем бой был жарким, раз он использовал самые убийственные из арсенала наших заклинаний. Обычно, после того как инккуб выжигает кому то мозг, не выживают даже иные. А он использовал и это и много других заклинаний.

Да уж, представляю, как я сейчас выгляжу, мрачно одетая красивая девушка, принюхивающаяся к воздуху как такса, а рядом молодой аристократ, прикидывающийся ветошью, тряпочкой, листиком, бомжиком.

— Ты что-то уловила?

— Он воевал прямо здесь, и бой был более чем жестоким.

— Что он использовал?

— усыплял, подавлял, очаровывал, потом пустил в ход устрашение, и когда и это не удалось, он попытался выжечь противнику или противникам мозги.

— А что использовали его противники?

— Ничего.

— В смысле?

— Я не могу уловить заклинаний, которыми атаковали его.

— Это бред.

— Это не бред если это были люди.

— Тебе плохо? Какие люди? Откуда?

И тут то я рассказала ему о письме и дала прочитать смс. Он замолчал и задумался, молчал он настолько долго, что я начала переживать, а не лишился ли мой рыцарь, случаем, дара речи. Было бы жаль, он умел травить великолепные байки из своего рыцарского прошлого. Напомните мне, когда мы найдем Дэма, я вам расскажу парочку.

Мы зашли в кафе, и я заказала нам сыр, ветчину, зелень и томатный сок. Мы, в отличие от вампиров чувствуем вкус пищи и наслаждаемся ею. Медведь продолжал хранить молчание, и у меня сложилось впечатление, что он с кем-то ментально общается. Когда он, наконец, разомкнул уста я уже доедала его сырную тарелку, благополучно расправившись со своей.

— Я могу допустить эту странную, страшную и нелепую мысль, что это были люди. Он мог проговориться, засветиться, не до конца подчистить память кому-то из своих доноров. Но как, как свет нас побери, они смогли противостоять ему? Ведь достаточно обычного морфея или очарования, или паралича. Не мог обычный человек выстоять против инкуба с таким боевым прошлым и настоящим как у Дэма. Не мог. Тем более против таких заклинаний, о которых ты говоришь. Иные не могут, а уж люди… Ты знаешь всех его доноров?

— Да, у него их три.

— Давай их проверим, ты знаешь, где они живут?

— Я знаю о них все. Одна сейчас на Майорке, он выпил у нее в последний раз, увлекшись, очень много и отправил ее на отдых. Вторая в командировке уже полгода, далеко, где-то в Англии, а вот третья как раз тут.

— Какая у него легенда?

— Как всегда — молодой бизнесмен, мы встречаемся, я тебя люблю, но мы не можем быть вместе, пока что, потерпи немного. Ну и все такое.

— Он стирает им память?

— Он очень щепетилен в этих вопросах.

— А когда увлекся, что он сказал? Какая легенда?

— У тебя, скорее всего переутомление, ты слишком выматываешься на работе, смотри какой я заботливый, я купил тебе тур, отдохни и наберись сил.

— Нормальная такая легенда. Не придерешься. Свет мне в помощь, как ты можешь с этим жить? Я бы с ума сошел от ревности!

— Я не ревную тебя к твоему сыру, если ты об этом.

— Ладно, это дело твое. Ты уверена, что не хочешь зайти к нему? Может то, что в его квартире поможет нам?

— Мы не приходим друг к другу не предупредив, я тебе уже говорила.

— Но его же нет дома! Ты не сможешь застать его за… застать его с донором!

— Дело не в этом, я всегда знаю, когда он за… когда он с донором. Ты не понимаешь, с таким образом жизни как у нас очень важно сохранить хоть какую-то свободу. У всех должны быть тайны, тогда интересно. А между нами нет тайн. Так хоть в этом мы разнимся.

— Я тебя понял, даже вероятность того, что он, прости, мертв, не заставит тебя зайти к нему домой без предупреждения.

— Увы и ах, пей свой сок, и поехали к Кате.

— Катя это, стало быть, донор Дэма, твоего любимого, твоего почти что мужа, иного с которым ты доверилась. Я не знаю, что сказать, как реагировать, ты еще с ней чаю выпей.

— Примерно это я и буду делать, а ты думай предлог, она менеджер в салоне проката автомобилей. Ты ведь хочешь взять напрокат автомобиль? Ты давно этого хочешь, просто таки умираешь от желания.

— Я умираю от желания нашлепать тебя по заднице.

— Воу, воу, монсеньор, держите свои грязные мысли при себе!

— Собирайся суккуб и полетели, или ты и сейчас предпочтешь такси?

— Я бы предпочла беречь энергию, если вдруг нам придется вступить в схватку.

— Ты всегда сможешь взять у меня!

— Тебе тоже может понадобиться все, что у тебя есть и у тебя я брать не буду.

— Брезгуешь?

— Дурак!

— Тогда почему?

— Ты не сможешь это забыть…

— Может, я не хочу тебя забывать?

— Не надо… не начинай, мы это уже обсудили и оставили.

— Даже что бы спасти любимого ты откажешься взять у меня энергию?

— Вместе с твоей энергией я возьму и все твои мысли, и твою память, и да то, что составляет твое естество.

— В смысле?

— А ты как думал? Что мы, суккубы, озабоченные дамочки которым нужна лишь только сексуальная энергия? Это половина. Вместе с энергией мы берем, и память, и мысли своего донора, вот почему мы, светлые, с такой осторожностью подходим к выбору источников. А еще, человек или иной хоть раз вкусивший суккуба или инкуба не сможет его забыть никогда, даже если ему начисто вычистить память, даже если он будет думать, что это был сон. Он будет мечтать об этом сне снова и снова, будет без конца думать об этом. Вот в чем весь смак. Вот почему светлые выбирают себе двух или трех доноров, и остаются с ними так долго как позволяет время. Мы сладкоежки. Темные, глупенькие, не понимают этого. Да они и не любят лакомиться. Если сравнивать это с кулинарией то темные предпочитают фаст-фуд, а мы, светлые, элитные рестораны.

— Все ясно, сладкоежка, ты судя по всему вообще одними сухарями питаешься. С чего ты наложила на себя эту эпитафию?

— Антуан…

— Этот миловидный французик? Душа моя, это было четыре или пять столетий тому назад!

— Четыреста тридцать два года восемь месяцев и двенадцать дней.

— Почему?

— Он был особенный, с ним у меня могли быть дети.

— Прости.

— Прощаю.

Снова ремарка, у нас, иных сущностей в силу наших особенностей не рождаются дети от союза между друг другом. Дети рождаются только от союза смертного и иного. А нам, суккубам так вообще тяжелее всех. Инкубы те, при желании, могут оплодотворять всех женщин, с которыми спят, нам, суккубам, дается один или два мужчины на все время нашего пребывания.

Я, разумеется, знала, где живет Катя, ведь именно я и познакомила с ней Дэма. Я вас прошу, ну не надо снова делать глаза больного совенка, поймите вы уже наконец — нельзя нас подстраивать под обычные рамки, мы другие, в корне. И посему, если я вижу красивую девушку, которая к тому же во вкусе моего милого, то почему я должна ее от него скрывать? Ведь когда ему хорошо, то и мне хорошо, все логично. Если бы я питалась, как нормальные суккубы, то Дэм тоже подбирал бы мне доноров. Просто я решила существовать так, как я существую. Но почему я должна его сковывать? Он нормальный инкуб, боевой оперативник, у него энергия в лет улетает, и ему необходима постоянная, ежедневная подпитка. У меня он брать не хочет. Да и зачем, если красивых девушек вокруг, хоть пруд пруди.

В общем, мы поехали к Кате в автосалон, Медведь заметно нервничал и крепче чем обычно сжимал мою ладонь.

— Сломаешь!

— Прости, малыха, я нервничаю.

— Почему?

— Если бы знать…

— Ты нервничаешь из-за Кати?

— Да зачем мне эта ваша Катя нужна? Я переживаю за тебя.

— Почему?

— Когда ты в последний раз вступала в схватку?

— Не помню, так что бы прямо по серьезному, давненько уже, перед революцией кажется.

— Надо бы потренировать тебя.

— Думаешь, я уже все забыла?

— Уверен.

Я мысленно про себя усмехнулась, откуда бы Медведю знать, что мы с Дэмом тренировались каждый день, именно для того, чтобы я не потеряла боевой формы. Повернувшись лицом к нему, я посмотрела своим особым, суккубьим взглядом, секунда и он обмяк сладенько похрапывая. Морфей, самое простое, самое чистое, наименее энергозатратное заклинание. Правда применить его можно только вот так, слету, если противник вообще не ожидает от тебя атаки, либо на человека. Просто все иные знают про него и научились худо-бедно закрываться, я, конечно, могу проломить защиту, но для этого придется «попотеть» и получить шанс быть убитой.

Этот Морфей был сейчас совсем коротеньким на пару секунд, и вот Медведь уже очумело поводит глазами, явно не понимая, что произошло.

— Ты меня усыпила?

— Аха, на чуть, чуть, исключительно с целью тренировки.

— Не считается, я не ожидал от тебя такой подлянки, и не успел подготовиться.

— Ну, так это был Морфей, чего ты хочешь? От него даже вы, переверты научились прятаться. У меня и кое что посерьезнее имеется, и не только из моих суккубьих арсеналов, а и из универсальной магии.

— Ты тренировалась все это время?

— Каждый день.

— А почему не говорила?

— Зачем? Я не думала, что это когда-нибудь еще пригодится. Просто для себя, что бы не терять формы.

— Ну ты умница, а Амелика знает?

— Только Учитель и Дэм.

— Ясно. Самые значимые мужчины в твоей жизни.

— Ты тоже очень и очень много для меня значишь, но во первых я не видела смысла тебе рассказывать об этом, во вторых даже представить не могла, что ты обидишься.

— Я не обиделся, мне просто странно. Интересно, что еще ты мне не рассказываешь.

— Медведь, у меня как у каждого есть свое личное пространство, есть и свои маленькие тайны, неужели ты хочешь сказать, что ты рассказываешь мне абсолютно все про себя? Что ты ничего от меня не скрываешь, недоговариваешь, не рассказываешь, уходишь от ответа?

— Я это… ну в принципе… а ну в общем то да… Что это я из-за такой ерунды то завелся…

Медведь смущенно заерзал на сидении и поспешно сменил тему — А мы вообще еще долго ехать будем?

— Минут десять еще, если не загремим в пробку.

— А эта Катя, она какая?

— Обычный человек, без малейших задатков иного. Просто красивая, милая, добрая и самое главное — щедрая девочка. Дэм после нее может дня три не питаться.

— Меня немного коробит, когда ты так говоришь.

— Мы все, инкубы и суккубы относимся к нашим донорам подобным образом.

— Но ведь это подход темных.

— А мы все немного темные, ты разве еще не понял? Кто-то больше, кто-то меньше. Если бы моя Ева была другой, то и меня она начала бы воспитывать в других идеалах. Что в смерти человека нет ничего страшного. Что они созданы исключительно ради нашего удовольствия и так далее. И я стала бы темной. Понимаешь, вот ты изначально светлый и поэтому тебя увидели светлые, и взяли к себе в общину. Темные прошли бы мимо. Оборотни они изначально темные и свет их не видит до инициации. Так же с магами, ведьмами, колдунами, знахарями. Мы же выбираем сами. И еще, возможно ты не знал этого, но мы можем сменить сторону.

— Это как?

— Бывают ситуации, когда светлый инкуб становился темным и наоборот.

— Что за бред? Кто тебе сказал подобную ересь?

— Учитель. В ситуации патовой, либо в период сильного душевного волнения светлый инкуб, равно как и суккуб может стать темным и наоборот.

— Я как то не могу понять этого.

— Я, сказать по правде, тоже. Но учителю я верю. Он говорил, что я была на грани срыва, когда пошла мстить за Еву, и если бы я сорвалась и убила этих тварей, то ушла бы к темным. Скорее всего, навсегда.

— Какое счастье, что ты не сорвалась. Это была бы невосполнимая утрата для всех нас.

— Вылезай, мы приехали.

Я увидела Катю сразу, как только мы вошли в салон. Она бросилась мне навстречу с выражением такой мрачной решимости и отчаяния на лице, что меня пробрал озноб. Она меня знала как сестру Дэма. Ну да, ну да, нехорошо обманывать чистую и невинную девушку, бла, бла, бла. А как бы вы еще объяснили ей мое постоянное присутствие в его жизни? Мои фото на стенах, мои звонки на мобильный?

— Эвелин! Ты не знаешь, что с Димой?

Оу, стоп. Нужны пояснения. Эвелин это я, зовут меня так, это имя дала мне моя Ева и я в память о ней решила его не менять. К тому же оно мне очень нравится и идет, если вы понимаете о чем я. А вот Деметриум, звучит для людского уха непривычно и посему Дэм представляется как Дмитрий. Все просто.

— Я у тебя хотела спросить. Я его видела в последний раз вчера вечером и все.

— Он должен был сегодня мне позвонить, но вот уже четыре часа, а от него никаких вестей. И телефон вне сети. А еще я письмо странное получила на е-мейл.

— Письмо? — Медведь оживился, — ты не помнишь о чем?

— Бред полнейший, меня называют демонской подстилкой и инкубьей шлюхой. Призывают покаяться и покончить с собой. Я вообще не понимаю о чем речь. Там говорится, что Дима демонское отродье!

— Мне прислали нечто подобное, это, наверное, какой нибудь шизофреник развлекается. А Дима, скорее всего уехал в командировку. Ты успокойся, не бери дурного в голову, будь на связи, и в любой странной ситуации звони мне.

Я мягко коснулась ее сознания, убирая панику, не к чему мне была насмерть перепуганная смертная девушка. Со своими бы страхами разобраться. По всему выходило, что в этом замешаны люди. Но как может человек противостоять инкубу? Загадки.

— Ладно, Кать, мы пойдем, если что узнаю, наберу тебя, ну и ты, если что-то выяснишь набирай, да?

— Хорошо, а это твой парень?

Катюха задорно смотрела на Медведя, после того как сняла с нее панику она снова стала самой собой — задорная, общительная, девочка-огонек.

— Да, это мой медведь.

— Плюшевый?

— Местами.

— Ах хах ха, давай, до встречки!

— Пока пока!

Медведь уже тянул меня за руку, злой как тысяча полярных медведей.

— Ты чего завелся то?

— Черт те что творится, а ты! Ты почему мне не сказала, что вы с ней прям подружки-сестрички!!

— Мы не подружки, просто она думает, что я сестра Дэма.

— Вот это для меня дико, все это дикость! Если он тебя любит, то он обязан быть только с тобой. А не с этой козой туповатой. Как ты, ты светлая и чистая можешь жить со всем этим? Ты отказалась от секса, почему он от него не отказывается? Как он вообще после ночей с тобой может спать с этой дурой силиконовой?

Я смотрела на него и понимала, что у него прорвалось-таки наружу давно и тщательно сдерживаемое. Я не сердилась, я вообще не могу сердиться на него, я могла сейчас покопаться в его черепной коробке и убрать весь этот гнев, я могла заставить его ненавидеть или презирать себя. Я не могла одного — заставить его разлюбить. Слишком давно это произошло, и слишком глубоко эта любовь пустила корни, слишком оплела уже нас обоих, что бы ее можно было безболезненно изъять.