Светлейший князь 4

Глава 4

Когда я начал понимать какой «цыганский» табор, в худшем смысле этого слова, достался нам в качестве трофея, меня почти охватила паника. Но сразу же после первого успеха на Енисее, мой тесть попросил меня дать ему полномочия готовиться к приему трофеев и для этого откомандировать из армии Тимофея, находящегося в госпитале капитана Михайлова и его супругу Ульяну. Из Усинска он вызвал свою Агриппину, а Машенька срочно вернулась в долину. Её руки на фронте больше не нужны, а вот хозяйству нужен присмотр и она вместе с женской гвардией срочно ушли домой.

Чем там начал сразу заниматься мой тесть я сначала даже не вникал. У нас было полнейшее доверие и глупостей или неправильностей он в любом случае не наделал бы, а кадровых потерь от выполнения его просьбы совершенно никаких. Илья сейчас после ранения не боец, Тимофея я от греха подальше и так собирался демобилизовать, без Ульяны наша медицина явно не развалится, а после возвращения Машеньки и Агриппину можно снять с хозяйства.

Через несколько дней я понял, что команда Леонтия Тимофеевича наше спасение. Они все имели богатый китайский опыт и вместе с Лонгином спасли нас от надвигающейся катастрофы под названием десятки тысяч пленных и огромные трофеи.

Тимофей быстро подобрал нужных людей среди наших китайцев, Лонгин естественно подключил кого надо из своих людей, а Казимир, принявший командование гвардией, обеспечил как говорят в 21-ом веке силовую поддержку.

В итоге катастрофы и хаоса не случилось и каждая частичка пазла заняла своё место. Конечно пришлось поработать с налаживанием учета доставшихся трофеев и переписью пленных. Но самой главной проблемой было предотвращения вспышки каких-нибудь болезней среди массы китайцев, попавших как кур в ошип. Но всё обошлось и со всем справились.

Сейчас в Оюн-Туве всем заправляет Илья Михайлов. Он как бы наш наместник южнее хребта Танну-Ола. Надобности вмешиваться в дела Оюн Дажы нет, но присмотр конечно нужен. Но это поле деятельности у Ильи не главное.

Господа Морозовы заняты исключительно военными пограничными делами, а Илья налаживанием гражданской жизни в Усунурской котловине русских и китайцев. С Оюн Дажы он очень плодотворно сотрудничает и по агентурным данным Лонгина оюннский зайсан нашим наместником очень доволен.

Жизнь в Убсунуре, так я стал называть ту часть Оюн-Тувы присоединенную с Оюннскому хошуну, к концу лета понемногу наладилась.

В своих родовых владениях новый зайсан Оюн Дажы быстро восстановил всё разрушенное. Я разрешил ему из трофеев взять всё, что он считает необходимым для его народа. Конечно я немного опасался, что аппетиты могут оказаться чрезмерными и это вызовет трения с нашими зайсанами.

Но ничего подобного не случилось. Ольчея интересовали только трофейные животные, в первую очередь лошади с верблюдами и в меньшей степени коровы, овцы и козы.

У Оюн Дажы интересы были немного другие. Его тувинцы убегали от наступающего врага очень быстро и почти вся мелкая рогатая живность и большая часть коров в итоге оказались брошенными. Всё это успешно было оприходовано захватчиками. А теперь произошел обратный процесс. Но эти трофеи были столь велики, что хватило всем и даже у китайцев осталось вполне достаточно, тем более, что свиньи и особенно птица для у тувинцев никакого интереса не вызвали.

Илья Михайлов поправился неожиданно быстро, забота жены и неожиданно на голову совершенно новое дело, оказали на него очень благотворное влияние.

Первые беседы с кандидатами из числа наших старых китайцев, отобранных Тимофеем, он провел еще на госпитальной койке. Его слово было решающим и одобренные им кандидаты сразу же отправлялись к Леонтию Тимофеевичу.

Через две недели Илья и сам со с последними членами своей новой команды тронулся на юг. Управлять лошадью ранеными руками он еще полноценно не мог, поэтому поехал в вардо серии «Комфорт». Так в сначала в шутку, а затем и серьёзно стали называть три десятка специально построенных почти точных копий нашего. Они использовались в основном для пассажирских перевозок на маршруте Усть-Ус-Усинск-Туран женщинами и детьми. В редкую стежку, иногда состояние дороги просто не позволяло, до Порожного по Мирской дороге.

Господа Морозовы в Убсунуре оказались раньше и уже занимались обустройством будущих гвардейских станиц и работали с пленными китайским солдатами.

Илья сразу же включился в работу и к концу лета в общих чертах закончил обустройство Убсунура. Были построены две опорные гвардейские станицы: Улангом и Тэс. Среди пленных китайцев была проведена работа и в итоге выявили достаточно много неблагонадежной публики: почти тысяча среди пленных воинов и почти пятьсот китайских семей из почти пяти тысяч.

Что с ними делать я не знал, все кто занимался с ними, особенно наши китайцы, в один голос говорили, что с ними у нас будут только проблемы. Но отправлять их в Улясутай у меня не поднималась рука. Лонгин категорически утверждал, что их там ждет смерть или в лучшем случае обращение в рабство.

В конечном итоге он предложил этой публике выбор — Улясутай или северные берега озера Хяргас-Нура.

Коренным населением Убсунура были так называемые ойраты, они можно сказать родные братья российским калмыкам и какие-то двоюродные или троюродные монголам. Чжан Цзинбао их тоже решил не щадить и бежали они от его армии также как тувинцы. Но на север ушло меньшинство, а большая часть бежала в горные районы на восток и на запад. После нашего появления в Убсунуре они думали не долго и сразу же заслали своих лазутчиков, а после переговорщиков быстро начали возвращаться.

Вариант, предложенный Лонгином, на мой взгляд был вполне приемлемый. Но только при небольших условиях: согласие на это уже вернувшихся туда ойратов, сохранение там нашего контроля и недовольные своим ходом без промедления следуют в Улясутай.

Ойраты согласились, но предупредили пришельцев, что просто вырежут их при возникновении конфликтов. Как они это смогут сделать для меня загадка, здесь их просто мало. Наши караулы хотя и отошли к горам, но продолжают постоянно патрулировать северные берега Хяргас-Нура. Ну а свободу на возвращения на юга никто не собирался ограничивать. Тем более, что дорога на север через Хан-Хухей для них закрыта.

Оставшиеся шесть тысяч пленных китайских воинов под контролем Морозовых расселились вдоль линии уже наших пограничных караулов. На западе это предгорья хребтов, название которых я не помнил, идущих на юг от границы Саян и Алтая, в том числе и важнейший перевал Улан-Даба.

Затем линия наших караулов шла вдоль предгорий этих хребтов и достигая ущелья по которому река Хоттотын выравалась на равнину,чтобы нести свои воды к Убсунуру, поворачивала на юго-восток и затем шла по южным предгорьям Хан-Хухея.

Достигнув восточной оконечности этого хребта, линия наших караулов поворачивала на северо-восток и выходила к реке Тэс километрах в тридцати пяти выше нашей строящейся станицы с таким же названием. В нашем тылу оставалось важное урочище Доны-Хунлий с колодцами в его южной части и две горы Баян-Ула и Дунгэн-Ула.

Высота последней более двух тысяч метров и это в этих краях одна из господствующих вершин, видимость с неё составляет целых пятнадцать километров. На её вершине Морозовы поставили сторожевой пост, караул которого меняется раз в неделю.

Караулы на нашей границы выставлял Лонгин с двумя десятками своих людей и тремя десятками гвардейцев. Выйдя у реке Тэс на линию монгольских караулов, они обнаружили оставленные монголами стоянки их караулов. А затем, продвигаясь по их линии и столкнулись с самими караулами.

Монголы при приближении наших гвардейцев не пытались сопротивляться и быстро уходили на юг. Вскоре Лонгин вышел к новому хошуну Ольчея — Дархатскому и повернул обратно. К своему изумлению он увидел, что попыток вернуться монголы не предпринимали и отступив в среднем километров на десять, останавливались и начинали сооружать новые стоянки, обустраивая перенесенную южнее линию своих караулов.

Здесь местное ойротское население свои кочевья не покидало и к появлению новых хозяев отнеслось спокойно.

Визит в контору меня худо-бедно успокоил. Трофейных зерна и риса нам должно хватить до следующего лета, а запасов всяких сушёных китайских трав, ягод и фруктов достаточно чтобы не начались всякие гиповитаминозы и прочие гадости случающиеся при рисовых монодиетах.

Положение дел в нашей долине у меня беспокойства не вызывало, уже лет пять мы себя обеспечивали абсолютно всем необходимым и без проблем могли в течении одного сезона увеличить своё сельхоз производство. В тех же Минусинске и Красноярске круглый год продавались излишки производимого в нашем уже огромном тепличном хозяйстве.

Зелень, огурцы, томаты, ремонтантная малина, лимоны на столах усинцев не переводились. Серафима Карловна обещала в ближайшее время землянику с клубникой. Виноград, груши, яблоки в сезон и по праздникам на трапезах в храмах, а болящим детям постоянно экзотика: цитрусы, персики, абрикосы и ананасы.

Пока мы не наладили своё производство продовольствия выручал купец Томилин. Его заслуги перед нами я ценил очень высоко и совершенно не желал иметь дело с другими. Никанор Поликарпович со своим Ипполитом были единственными, скажем так «иностранцами», кто бывал у нас. Да и то Ипполита можно называть условно. Через два года он попросил разрешения поселить свою семью в Усинске. Ни один человек пришедший в долину не пожелал уйти обратно, даже приглашенные умники не заикаются об этом.

Неоднократные попытки окружного начальника побывать у нас всегда оказывались неудачными, как говорится то понос, то золотуха. Вот как в этот раз. Все наши люди по какой-либо нужде выезжавшие за пределы долины, возвращались и в один голос говорили что лучше места нету.

Я и в этот раз уже подстелил соломку и Никанор Поликарпович уже готов подставить плечо в случае возможного голода. При необходимости он привезет нам зимой зерно из Минусинска.

За прошедшие годы купец Томилин разбогател так, что стал чуть ли не богатейшим человеком Сибири. Почти вся торговля с нами шла через его руки. А её обороты росли с каждым годом. Круглый год в Усинск шли и шли обозы с товарами. Всё, что нам было необходимо привозилось из России, а при отсутствии российского из Европы.

Платили мы золотом или меняли на свои товары. Например с каждым годом нам везли все больше и больше шерсти, льняной ровницы и различных полуфабрикатов из конопли. На нашей не очень большой, но достаточно производительной ткацкой фабрике построенной в Усть-Усе, из всего этого и конечно из своего сырья, делали усинские ткани.

Из качество по мнению Никанора Поликарповича было самым высочайшим и превосходило любые хваленые европейские и российские. Производили мы их немало, купец Томилин поставлял их во все концы, даже в Европу. Цена на них была очень немаленькая, но он говорил только одно слово: еще.

Кроме этого мы продавали бумагу, карандаши, металлические перья и конечно ревень. Многое из нашего шло в российскую казну и лишь затем продавалось скажем так потребителям. Так же как и многое необходимое для нас Никанор Поликарпович приобретал фактически у казны. В итоге в Петербург помимо нашей ежегодной дани текла поистине золотая река. Наше производство золота в прошлом году достигло фантастической цифры в три тонны м пока нам его хватало выше крыши, тем более что было еще и серебро с платиной.

Платина еще не ценится, но скоро придет и её время. Поэтому она пока просто складируется, этот товар не пропадает при длительном хранении. Перспективы роста золотодобычи у нас блестящие, Петр Евграфович нашел достаточно много его месторождений у нас и в Туве. Есть даже россыпи. Но пока необходимости наращивать золотодобычу нет, да и возможностей тоже. Людей для этого дела необходимо не мало.

Совершенно особой статьей нашего экспорта были овощи и фрукты из наших оранжерей, которыми лакомились в Минусинске и Красноярске, дальше всё это просто не доезжало. И конечно резина.

На вывоз мы производили в очень небольших количествах непромокаемые плащи и калоши. Половина резиновых изделий купец Томилин в Минусинске сразу продавал окружному начальнику и тот отправлял их сразу же в столицу.

Цены на них в том же Петербурге были огромными, а в Европе просто космическими. Пара колош и непромокаемый плащ считались подарком от нашей Государыни, который не зазорно было принять и коронованным особам.

Мы уже несколько лет прекратили добычу угля и железной руды в долине и ту же потребность в железных полуфабрикатах вполне могли покрывать поставками из России, но я этого делать не хотел по двум причинам.

Первой было нежелание полной зависимости от России, хотя конечно это была зависимость взаимная. Месторождение железной руды в горной долине верхнего течения Абакана уже было известно, местное население даже баловалось получением чего-то железного из неё. Но устравать там что-нибудь путное пока резонов не было, да и просто дорого.

А вот когда за это дело взялся купец Томилин оно, в отличии от проекта в Кузнецке, сразу пошло и уже четыре года мы получаем все необходимое железное сырье именно с тех краев. Большая часть идет к нам в виде чугуна. Не мудрствуя лукаво, я предложил возникший завод и поселок вокруг него назвать привычным мне именем Абаза.

До Таштыпа была построена дорога. От него до будущего Абакана шла хорошая тропа, которую с большой натяжкой можно было назвать дорогой.

Эту натяжку убрали и тропа на самом деле стала дорогой, по которой везли и везли продукцию Абазы, а встречно все им необходимое. Финансировалось это предприятие полностью нами и хорошо что оно хотя бы не приносило убытки. Побочным результатом этого дело был неожиданный рост достаточно жалкого поселения в устье реки Абакан.

За несколько лет там выросло достаточно зажиточное село Абакан. Опять же с с моей подачи его стали именовать именно так, а не Абаканским или Усть-Абаканским. В это дело Никанор Поликарпович встревать совершенно не стал, также как и во всякие торговые дела в Абазе, кроме непосредственно железных. И скорее только по этой причине это дело и пошло, слишком многие успевали подставлять ладошки под льющийся из нашей долины золотой дождь.

Первый два года всё, что произвела Абаза, ушло к нам, но потом наладилось какое-то пороизводство в самой Абазе и появилась переработка в Абакане. Вся эта продукция потреблялась на месте и часть уходила в Красноярск.

Два года назад местные товарищи начали строить ответвление от дороги на Абакан до селе Означенного на Енисее. Там когда-то по указу царя Петра должны были построить острог, но что-то не срослось и появилось только село. Нам это очень выгодно, дорога к нам будет без Абаканского крюка.

Второй причиной, для меня не менее важной, было не желание обижать местного производителя. Тоджинские крицы например были достаточны большим источником доходов для них, а Карасуг по любому надо развивать. Транспортное плечо в сто с небольшим километров это не хухры-мухры, а именно то, что сделает нашу металлургию и крайне выгодным делом.

Главной причиной поездки к нам окружного начальства было не его желание посмотреть на наши дела, он отлично понимал, что свои секреты мы всё равно не покажем, а личное обсуждение со мной перспективных экономических проектов, строительство ткацкой и бумажной фабрик в Порожном, дорог: ответвления до Означенного и Порожное-Минусинск. Главную цель своей поездки генерал Аксенов все равно осуществил, во время обеда в монастыре мы с ним всё подробно обсудили.

Я еще вынашивал проект строительства моста через Енисей, но где еще не решил. Поэтому эту идею пока не озвучивал.

И вот теперь, когда дела в Туве судя по всему наладились и мы отправили посольство в Пекин, можно спокойно всем этим и заняться.

Помимо ознакомления с делами продовольственными меня в конторе ждал и составленный план нашего развития. Леонтий Тимофеевич привлек всех кого надо и с явным удовольствием протягнул мне толстую папку с бумагами.

На обложке папки большими каллиграфическими буквами была надпись «план строительства дорог и развития села Порожного».

Раскрыв его я ахнул от изумления. Планом предусматривалось строительство не двух, а трех дорог, еще одну дорогу Леонов предложил построить от Усть-Уса прямиком до Абазы.

Все наши наполеоновские дорожные планы, а я в своим планах для внутреннего потребления мысленно говорил именно так несмотря на то, что юный Бонапарт только заканчивает Парижскую военную школу, зиждились на одном. И это называется динамит.

Яков наладил его крупное производство и мы там, где было возможно пробивались через горы и скалы с помощью взрывных работ. Найденный в долине диатомит или кизельгур быстро закончился, но к тому времени из России пришел первый обоз с диатомовой землей из Симбирской губернии. Леонов сам стал большим специалистом этого дела и подготовил два десятка высококлассных помощников.

Пробежавшись взглядом по листам плана, я задержался на итоговой цифре предполагаемого привлечения рабочих. Она была очень интересная.

Привлечение рабочих извне не планировалось, тем более инженерных кадров. Да и где их было взять, наши инженеры и техники во всем впереди планеты всей. Рабочие все свои и это большая часть не состоявшихся колонистов. Причем большая часть китайцев, а реально практически все и осядут вдоль построенных дорог на заводах и фабриках. Как это уже происходит в Туве. Особенно мне понравилось небольшое замечание сделанное скорее всего Яковом, было бы рабочих больше, мы бы и им нашли полезное дело.

Папку с планами развития я забрал домой, будучи уверенным в бессонной ночи и обсуждении их с супругой.