Глава 9

А хвалится наши кузнецы решили куском блестящего, почти белого цвета металла, увидев который я почувствовал, что у меня в буквальном смысле перехватывает дух и останавливается сердце. Передо мной была маленькая чушка алюминия!

Года три назад я в разговоре с купцом Томилиным как-то рассказал о Кия-Шалтырском месторождении нефелина. В 20-ом веке это основная сырьевая база алюминиевых заводов Красноярского края. На успех я особо не рассчитывал, так как лишь приблизительно мог описать где его искать. Зацепкой было лишь то, что до открытия месторождения нефелина здесь были золотые прииски. Но я очень сильно ошибся.

Никанор Поликарпович уже был твердо убежден, что всё к чему дотрагивается светлейший князь достаточно быстро превращается в золото. И раз он сказал что оно там есть, значит сомнений быть не должно и вперед на скалы.

Моих достаточно скудных подсказок оказалось более чем достаточно и золото на притоке реки Кия было найдено, а затем и нужный мне нефелин. Золота там было не так уж и много, но для нынешней России, у которой век золотых находок еще впереди, даже такие прииски были очень значимы. Поэтому там сразу же началась золотодобыча, а попутные находки отошли купцу Томилину.

К началу 1783-его года у нас уже было достаточно нефелиновой руды и наши металлурги начали эксперименты по получению алюминия. В конце года Яков предъявил мне первые граммы полученного чистого нового металла, который я не мудрствуя назвал алюминием, а вот теперь Иван Подкова демонстрирует мне пятикилограммовую чушку.

Иван больше других увлекся задачей получения алюминия и последние полтора года занимался исключительно этим.

— Что тебе, Иван, сказать, молодец. Я тебе ничего не говорил, но сейчас скажу честно, на успех особо не надеялся, — это на самом деле было именно так.

Я ничего никому не говорил, но глядя на «успехи» Ивана никаких надежд не питал. Хотя если у нас появится алюминий это будет очень даже неплохо. Но это было не всё. Меня ждал еще один сюрприз. Его демонстрация тоже была поручена Ивану, хотя он в этом деле участия особо и не принимал.

Излишки мяса и рыбы мы уже лет пять консервировали в стеклянных банках с многоразовыми крышками с металлическими замками. Возможности для массового производства консерв у нас были, но я считал, что для этого необходимо наладить производство жестяных банок из стали и научиться их правильно запаивать боковым швом, так чтобы избегать контакта припоя и содержимого банки. Я хорошо знал трагические истории нескольких полярных экспедиций погибших от отравления свинцом.

Пока Иван демонстрировал достижения нашей металлургии подтянулись другие виновники торжества во главе с господином Махановым.

— Братцы, слов нет, молодцы. Теперь мы сможем наладить массовое производство консерв и через какое-то время создать их запас и не опасаться голода. Молодцы, — еще раз повторил я.

Сюрприз конечно приятный, особенно консервная банка. У нас уже однажды был кризис перепроизводства мяса и пришлось приложить героические усилия чтобы всё произведенное закоптить и посолить. Тогда-то мне и пришла в голову идея с консервами. Первые экспериментальные образцы в стекле очень всем понравились, но я лично был против стеклянной тары, у нас просто стекла еще не завались и предложил поработать над жестяными банками.

Алюминий это вообще сто баллов. Теперь надо научиться производить его достаточно много и дёшево. Одно его применение в будущих дирижаблях например будет ого-го. А там глядишь и самолеты подойдут.

Повосторгавшись своими успехами, все потихоньку разошлись по рабочим местам и мы остались втроем Игнат, Петр Сергеевич и я.

— Ну, что господа, это конечно хорошо, алюминий и консервная банка, годная для производства. Но меня интересует сейчас другое, — я вопросительно посмотрел на господина инженера, понимает ли он меня.

— Думаю, нам надо пройти в контору и там продолжить нашу беседу, — Петр Сергеевич меня отлично понял и сделал приглашающий жест.

В конторе он без лишних слов протянул мне тетрадь, раскрыв которую я увидел, что это конкретный план деятельности вытекающий из моих поручений, дополненный графой выполнено.

Быстро пролистав пять страниц исписанных плотным убористым почерком, я развел руками.

— Нет слов, господа. Делаю вывод, что мы можем прямо сейчас, без какой-либо раскачки, начать воплощать в жизнь мои планы.

— Кроме одного, — внес небольшую поправку Игнат. — Пока из Турана не приедет господин Чернов, мы не можем приступить с созданию двигателя внутреннего сгорания.

— Я думаю, — улыбнулся Петр Сергеевич, — у нас фронт работ более чем достаточный и если мы двигателем займемся немного позднее, беды в этом не будет.

Уже проделанная подготовительная работа меня откровенно порадовала. Были в основном готовы все необходимые механизмы, устройства и приспособления, без которых я никак не смогу обойтись. Мой огромный учительский опыт сработал на все сто, составленные инструкции были столь хороши, что наши мастеровые под руководством Петра Сергеевича без труда всё сделали.

Я закрыл тетрадь и отложил её в сторону.

— Отлично, господа. Завтра без раскачки начинаем работу.

Потянулись дни напряженной работы на заводе. Машенька с тестем освободили меня практически от всего, что не имело отношение к выполнению моих планов. Каждый субботний вечер супруга посвящала меня в положение дел у нас, достаточно подробно рассказывая обо всем. Иногда я бегло просматривал отчеты, которые как всегда регулярно поступали в канцелярию.

Степан Гордеевич деятельно участвовал в воплощении в жизнь моих планов и умудрялся оставаться руководителем нашей канцелярии. Как это у него получалось мне было не ведомо. Я частенько вспоминал как дедушка Фома рекомендовал своего внучка.

Незаметно наступила зима, прошло Рождество, а начался затем новый, 1786-ой год. В первых числах января пришло известие из Улясутая, что наше посольство скоро отправится в обратный путь. Лонгин из этого сделал вывод, что скорее всего результат положительный. Он однажды сказал мне, что если в Пекине скажут «нет», то наших мы скорее всего уже не увидим и придет известие о подготовке нового маньчжурского нашествия.

В начале февраля пришло два больших обоза с зерном. В основном это была пшеница, ячмень и овес. Своей пшеницы нам стабильно не хватало.

Традиционно птицу на Руси кормили зерноотходами, отрубями и всяким таким прочим. Обычно курица давала за год не больше пятидесяти-шестидесяти яиц, причем мелких. А чтобы курятина, хотя бы в каком-то двузначном приближении, была подобна привычной мне… Это чистой воды фантастика.

Примерно такое же положение было с другой птицей, да и со всей домашней скотиной.

Как это не удивительно, но положение дел в нашем животноводстве мне удалось изменить на раз-два. Воспользовавшись своим авторитетом мне удалось надавить на Лукерью и Пистимею и заставить их начать давать животным и птицам молотое и запареное зерно, естественно не ржаное.

И каково же было всеобщее удивление когда экспериментальные коровы резко прибавили удои, куры стали нестись заметно чаще и более крупными яйцами, а петухи заметно стали мясистее.

После этого все мои животноводческие и птицеводческие советы стали без обсуждений приниматься к исполнению. Года три тех же яиц у нас просто море, мы их возим в больших количествах в Минусинск, где они мгновенно разлетаются по каким-то невероятно высоким ценам.

А какая у нас появилась курятина! Это конечно еще не привычные мне бройлеры, но она вполне уже мясная и очень даже вкусная. Идет плодотворная работа с индюками и гусями. И отдельно с утками, здесь расчет на огромный Китай. Да и самому хочется полакомиться знаменитой уткой по пекински.

Всякая молочка с наших столов не сходит, даже масло перестало быть роскошью.

Во время постов естественно ничего этого на столах нет, но в скоромные дни пожалуйста.

Постоянный дефицит пшеницы мы пополняли исключительно её закупками в Минусинске. Платили за неё золотом и проблем с этим делом не знали.

Леонтий Тимофеевич тихой сапой строил большие зернохранилища. Он считал, что надо иметь большие запасы зерна, хотя бы на пару лет и потихоньку свой план претворял в жизнь.

Еще одной статьей нашего большого экспорта был картофель. Хотя с нашей легкой руки в том же Минусинске с каждым годом его выращивали всё больше и больше, наши ежегодные излишки по весне уходили в лёт, принося нам не малую копеечку.

Несмотря на то, что мы давно уже встали на ноги, никто даже и не заводил речи об индивидуальных хозяйствах. Всё у нас оставалось общественным, кроме личных лошадей. Они были естественно у каждого свои персональные. Правда большинство держали их всё равно на общественных конюшнях, кроме тех кому лошадь могла понадобиться в любую минуту. Например, те же гвардейцы или связисты. Мои личные лошади тоже были всегда под рукой.

В первых числах марта из Улясутая пришло известие, что из Пекина пришел большой караван с чаем, китайскими тканями и хлопком. Агентурная работа у Лонгина была на высоте и мы знали всё, что происходит там и в Кобдо.

А десятого пришло известие о прибытие из Пекина нашего посольства, которое не задерживаясь отправилось в родные пределы вместе с караваном.

К началу нового года мы собрали первые три радиостанции приемлемого качества и запустили их в работу. Одна была установлена естественно в Усинске. Её качество я оценил как самое высокое, можно сказать, что у меня не было никаких претензий к нему. Две других были в Туране и Уланголе, который по факту стал превращаться в центр Убсунура.

Индустриализация Убсунура шла полным ходом. Были смонтированы и начали работу две паровые машины: в Уланголе и Тэсе. В убсунурской «столице» был установлен и первый пятнадцативаттный электрогенератор, проходящий испытания.

Его я, как и усинскую радиостанцию, считал в наших условиях технически совершенным. Лучше и качественнее мы ничего пока сделать не сможем. Мелкие детали конечно не в счет. Самое главное, что он вполне удовлетворяет наши нынешние потребности. Мощность конечно желательно побольше бы иметь. Но я решил, что лучшее враг хорошего и распорядился временно остановить дальнейшие работы по созданию более мощных генераторов.

В инициативном порядке, в свободное время, конечно пожалуйста. Но в рабочее время давайте, господа, сейчас займемся другими проблемами.

Я собирался ехать в Туран, когда пришла радиограмма с Улангола о возвращении нашего посольства. Все работы по созданию двигателя внутреннего сгорания как-то незаметно сосредоточились там и господин Чернов стал его главным конструктором. К нему в командировку периодически ездили всё наши лучшие, Игнат например дважды был по недели.

И работы там продвигались высокими темпами, сразу же после нового года в Туран ездил Яков и вернувшись он сказал, что через полтора-два месяца будет готов первый экспериментальный двигатель.

Четырнадцатого марта мы были в Тэсе. Мы — это Ерофей, Лонгин и я.

Убсунур был похож на разкуроченный муравейник. Следом за первой радиограммой пришла вторая: монгольские караулы резко увеличили свою численность и Михайлов с Морозовыми сразу же адекватно среагировали.

На нашей пограничной линии тут же сыграли боевую тревогу и гвардейцы Убсунура приготовились к бою.

В долине была тут же проведена частичная мобилизация и через шесть часов два гвардейских полка, графа Каземира и Михайловский, устремились на юг.

Полки вел Ерофей. Илья сразу принял командование своим полком и встал в Уланголе, а Каземир в Тэсе.

Ожидание было недолгим. На рассвете пятнадцатого вернулась наша разведка и доложила, что караван с посольством на линии наших караулов надо ждать к вечеру, а часа через три-четыре должны подойти два передовых караула идущие перед посольством. Они не монгольские, а маньчжурские и судя по всему ими командует какой-то большой чин.

Мы тут же выехали на линию наших караулов. На торговой тропе, идущей из Улясутая, уже был построен кирпичный сторожевой острог. В нем при необходимости можно разместить артиллерийскую полубатарею и до сотни гвардейцев. На его смотровой башне была установлена наша самая совершенная оптика, а дежурство несли только наши гвардейцы. Их всегда было не меньше десятка.

Надежной телеграфной и радиосвязи еще не было и пока обходились испытанным световым телеграфом, многократным дублированием телеграфных сообщений и конечно посыльными.

Мы с Ерофеем не отходили от наших наблюдателей, которые без устали во все глаза наблюдали за окрестностями.

Лонгин же буквально ни секунду не сидел на месте. Он похоже поднял по тревоги все свои силы и его люди постоянно приезжали с докладами и тут же уезжали.

Ждать пришлось почти до полудня. Один из наших наблюдателей увидел какие-то точки на горизонте и тут же позвал меня.

— Ваша светлость, караул противника, — мы с Ерофеем переглянулись. Наш гвардеец невольно показал своё отношение к ситуации. Пока маньчжуры для него с товарищами противник.

Маньчжуры похоже мчались вперед, не щадя лошадей и когда мы с Ерофеем подошли к подзорным трубам их уже можно было хорошо разглядеть.

Рослые, на очень хороших лошадях, отлично, по меркам маньчжуров конечно, вооруженные и зкипированные. Впереди на полкорпуса ехал по-видимому командир. Он был по виду старше всех и хотя вооружением и экипировкой не выделялся, но что-то неуловимое выдавало в нем командира.

Не доезжая до нашего острога метров сто, маньчжуры как по команде дружно остановились. Старший выехал вперед, следом еще двое.

Несколько минут он молча разглядывал наше укрепление. Что он хотел увидеть мне было неведомо, кроме бойниц, стен, да двух караульных на них все равно ничего увидеть было нельзя. Это было нами проверено.

Поглазев на острог, маньчжур протянул назад руку и в нее вложили разложенную подзорную трубу. После чего разглядывание острога и его окрестностей длилось еще минут пять.

— А это, Григорий Иванович, похоже маньчжурские полки нового строя, — тихо проговорил Ерофей, оторвавшись от своей трубы.

— Это с чего ты такой вывод сделал? — удивленно спросил я.

— У них у всех новенькие английские мушкеты Браун Бесс, при том укороченные. Такими сейчас вооружена английская армия. На мой взгляд сейчас в мире нет лучше ручного оружия. Кроме нашего естественно. Сколько их всего? — вопрос задан в пространство, но я уверен, что ответ будет.

— С командиром пятьдесят, товарищ полковник, — тут же раздается ответ.

— С расстояния в триста метров от их стрельбы мало не покажется, если конечно хорошо обучены стрелять залпами, — Ерофей своё дело знает и с английским оружием знаком. Те же английские мушкеты Браун Бесс у нас кстати тоже имеются.

Удовлетворив своё любопытство, маньчжуры через некоторое время отошли на полверсты и стали лагерем, ожидая подхода каравана с посольством.

Караван долго не задержался и в четыре часа пополудни расположился на привал рядом с маньчжурским отрядом.

Наших послов мы увидели сразу же. Они ехали плотной группой посредине каравана. К ним подъехал один из маньчжуров и что сказав, махнул рукой в сторону острога. После чего наши переговорщики, не задерживаясь, прямиком направились в острогу.

Похудевшего и осунувшегося Адара Лонгин чуть не задушил в своих объятьях. Да и мы с Ерофеем надо сказать не сильно от него отстали.

— Ваша светлость, вы меня потом домучаете если будет желание. Давайте сначала с нашими друзьями решите. Господин Оюн Дажы спит и видит когда домой вернется. Вернее сказать он совсем не спит. Последние двое суток даже на чуток глаза не сомкнул.

Через полчаса все тувинцы отправились по домам, Лонгин решил дать отпуск даже своим людям, резонно рассудив, что они от него никуда не денутся и он через какое-то время с каждым из них переговорит.

С Оюн Дажы мы все-таки парой фраз перекинулись. Я поблагодарил его, а он персонально попросил сначала дать ему отпуск, тем более что все нити переговоров и их результаты были в руках и голове Адара.

Я сразу же согласился на такой вариант, тем более было видно, что зайсан держится на ногах буквально из последних сил, у него даже временами язык заплетался.

Лонгин приказал своим людям сопроводить зайсана в его ставку и отдельно приказал двум прикомандированным фельдшерам-тувинцам не сводить с него глаз пока он не восстановится.

Загрузка...