1
Подо мною, лежала довольно крутая насыпь состоящая из камней, щебня, да и просто земли, осыпавшейся с некогда крутого склона обрыва. Стволы деревьев, упавшие во время обрушения склона горы, разумеется были давно извлечены, в хозяйстве любое дерево к месту, а осыпавшийся камень, со временем только утрамбовался. Так что даже если и кто-то и решит попытать свое счастье, ему придется убрать отсюда не один десяток кубометров грунта и камней. И даже если я ткну пальцем и скажу, что вот именно здесь находится почти полсотни тонн золота и драгоценностей, вряд ли мне кто-то поверит. Разве, что представители государства, но связываться именно с ними, я точно не стану.
Постояв немного на месте старого клада, я решил, что больше задерживаться здесь, не имеет никакого смысла. До драгоценностей, я все рано не доберусь, а деревню я уже можно сказать осмотрел, и ничего нового я там не обнаружу. И даже успел понять, что правильно сделал, уехав тогда из этих мест. Правда нужно было брать с собою не золото, а скорее деньги. Их было бы и легче перетащить через границу, да и там они бы принесли больше пользы. Когда-то читал, что миллион долларов сотенными купюрами весит десять килограммов. Вот лучше бы я взял с собою тот самый миллион. Хотя у меня и так сложилось все самым наилучшим образом. А имея на руках миллион, вряд ли я бы удержался от того, чтобы не вложить его весь в дело с грузовиками во Франции, и далеко не факт, что все бы сложилось в итоге так, как сложилось. Так что горевать не о чем. В этот момент, в моем сознании тут же соткался образ супруги и моей семьи, и я понял, что, хотя прошло не так уж и много времени, но я очень соскучился по ним, и надо бы собираться обратно. Глядишь, еще успею перехватить их на Бермудских островах. Нужно будет просто перед отлетом связаться с ними.
С этими мыслями я спустился вниз по осыпи, перебрался через небольшой ручеек, в который превратилась, некогда судоходная река, и направился к озеру, чтобы сообщить Сереге о своем решении. Пора было сматывать удочки. Едва я прошел всего десяток шагов, как вдруг, все вокруг меня разительно изменилось. В первое мгновение, я даже не понял, что произошло и замер в ступоре, удивленно оглядываясь вокруг себя. Еще недавно зеленый летний лес, вдруг сбросил свою листву, под моими ногами откуда не возьмись появился снежный наст, а температура резко упала вниз. При этом никаких визуальных эффектов я не наблюдал, один шаг и вдруг оказался неизвестно где. Я удивленно оглядывался вокруг себя, видя вокруг, именно эту картину, и совершенно не понимал, как такое могло произойти. В этот момент, откуда-то из-за кустов, со стороны реки послышались выстрелы, а одна из пуль вдруг пролетела буквально рядом со мной, сбив какую-то ветку. От неожиданности я упал на землю, и постарался вжаться в нее закрывая голову руками. Выстрелы со стороны реки, на мгновение смолкли, а затем вдруг застучали дробью. По всему выходило так что там стреляют из пулемета. Я все это время лежал на земле, стараясь даже не двигаться и дышать через раз, чтобы меня не заметили.
Пулемет смолк. И некоторое время была тишина. Решив посмотреть, что произошло, я в несколько движений подполз к какому-то кустарнику, росшему на краю реки и приподняв нижние ветви, осторожно выглянул из-под них. Все что я увидел там, почти полностью повторяло некогда услышанный рассказ моего деда. На довольно широком русле реки, находился небольшой колесный пароходик с надписью «Тюмень» на борту, а на его палубе расхаживали пара офицеров, в черной и серо-зеленой форме, и освобождали палубу от трупов, хватая их за руки, за ноги и переваливая их через борт. После чего они собрали все оставшиеся от солдат винтовки, и сложили их на носу суденышка. Затем закурили и долго о чем-то беседовали. До меня доносились только некоторые обрывки слов, и я так и не понял, что именно было темой их разговора. Потом, оба поднялись наверх, зашли в стоящий там довольно добротный дом, и вскоре вышли назад с каким-то ящиком. Закинув его на палубу, тот на ком была черная форма отправился в трюм и вскоре из трубы пароходика, повалил черный дым, а второй вернулся к дому, и войдя в него некоторое время отсутствовал. Примерно через пару минут, выскочил оттуда, вприпрыжку спустился с откоса взобрался на палубу, и пароходик в тот же момент отчалил от пирса и начал сдавать кормой назад. Завернув за излучину реки, пароходик долго корячился, разворачиваясь в обратную сторону, я же, не отрывая взгляда следил за ним. В какой-то момент, со стороны дома, раздался довольно сильный взрыв. Направив туда свой взгляд, увидел перекошенную крышу, видимо приподнятую взрывом, и от этого потерявшую свой первоначальный вид, хотя и оставшуюся на своем месте. Изнутри домика вырывались отдельные всполохи пламени, похоже от загоревшейся там мебели.
Правда дом не разметало, как говорил дед, но языки пламени, выбивавшиеся из дверного проема, были довольно сильны. Брошенный взгляд на пароход, сказал мне, что тот уже успел развернуться и сейчас уходил дальше и дальше, вниз по течению Бергамака.
Некоторое время я продолжал лежать на снегу, провожая его взглядом, и поднялся только тогда, когда он исчез за очередной излучиной. Я оглядел самого себя. На мне были плотные охотничьи штаны из оленьей шкуры, овчинный полушубок и треух. На ногах валенки, подшитые по подошве кусками толстой кожи. В общем-то мне во всем этом было достаточно тепло и удобно. Оглянувшись назад, увидел деревянные сани с набитыми на полозья полосами железа и лежащую на них косулю. Поверх убитой козы лежал вещмешок и старая охотничья берданка. Похоже я вновь провалился в прошлое, подумалось мне. Очень захотелось закурить и чисто на автомате я достал из кармана вишневую трубку с длинным чубуком и кисет табака. И уже хотел было закурить, но тут мой взгляд упал на горящий дом. Сунув трубку обратно в карман, впрягся в сани и что было сил потащил их к берегу. Перевалив косулю и все имеющиеся вещи в лодочку, несколькими мощными гребками переплыл через русло, благо, что по ширине оно не превышало пятнадцати-двадцати метров, вытащил лодку на берег и побежал к дому.
Там подхватив оба имеющихся ведра, сбросил с плеч свой полушубок, и некоторое время бегал от дома до реки и обратно заливая разгорающееся пламя. И хотя изрядно устал и запарился, в итоге все же справился с огнем. Все же лиственница очень хорошо сопротивляется пламени, и потому, хотя внутри дома все было в копоти, и практически вся мебель было годна, только на выброс, но стены все же устояли, да и крыша тоже, благодаря тому, что потолок в доме был промазан глиняным раствором, да и я, взялся вовремя все это тушить. Взрыв, который прозвучал перед уходим пароходика, оказалось бы вызван взорвавшимся огневым запасом, от дедова, а точнее, теперь уже моего охотничьего ружья, находившийся на заимке. Впрочем, я не особенно волновался по этому поводу, зная, что сейчас под домом в подвале, полно оружия и патронов. А любая винтовка Мосина, даст сто очков вперед моей древней берданке.
Чуть позже, спустившись в подвал и найдя там какое-то зеркало, в драгоценной оправе, я взглянул в свое отражение и понял, что с недавнего момента Александра Сердюкова больше нет, а есть Матвей Евсеевич Сердюков, шестнадцатилетний парень и единственный кормилец для своего престарелого отца, инвалида, живущего в деревне Лисино. А на дворе начало ноября 1919 года…
Один из кавалерийских карабинов, находящихся в погребе, я все же достал. Скорее только из-за того, что моя старая берданка уже дышала на ладан, и из имеющихся патронов оставалось всего пара заряженных, а имеющийся пороховой запас, находящийся в избушке, был взорван тем офицером с пароходика. Правда большого запаса патронов я делать не стал, хотя там лежал целый ящик, с которым можно было устроить нехилую войнушку. Мне это было совсем не интересно, да и вдруг обнаружат у меня большой запас, сразу заинтересуются где взял. В общем привлеку к себе лишнее внимание, чего совершенно не хотелось. А так одна обойма встала в винтовочный магазин и парочка, россыпью пошли в карман. Больше времени ушло на то, чтобы придать новенькой винтовке сильно потасканный вид.
Одно дело появиться в деревне с изрядно побитым оружием, которое может снял с какого-то убитого беляка, или красноармейца, в зависимости оттого кто задаст вопрос, и совсем другое с новенькой винтовкой, у которой еще масло на затворе не просохло. Пришлось спускаться к берегу и как наждачной бумагой, приводить ложе и цевье в неподобающий вид прибрежным песком. После этого заняться убитой косулей. Одним словом, денек выдался еще тот. А главное, ничего исправить было нельзя. В какой-то момент пришла в голову идея сделать попытку вернуться назад. Быстро переплыл на другой берег и, наверное, минут десять шастал и задом, и передом, и подпрыгивая в том месте, где был совершен переход, но по всему выходило, что передо мною находилось чистое заснеженное поле, и вдруг откуда ни возьмись, появлялись на нем возникли мои следы, как раз в том месте, где я и завис, не понимая, как окружающий меня мир в одночасье стал совершенно другим.
Уже вечером, сидя в стенах полуобгорелой избушки и попивая свежезаваренный чай из смородинового листа, я думал о том, что же мне делать дальше. Разумеется, я ни в коем случае не брошу теперь уже своего родителя, и буду сидеть здесь столько, сколько понадобится. Вот только мне совсем не улыбалось оставаться тут и после его смерти. Дед тоже говорил, что собирался уехать, но помешала встреча с моей бабкой Варей. И честно говоря, как бабушка она меня вполне устраивала, но вот связывать свою жизнь с нею сейчас, находясь в теле моего деда, я считал не слишком правильным. И потому подумывал о том, что стоит покинуть Лисино как можно раньше, до знакомства с нею. С другой стороны, сейчас мне судя по всему было всего шестнадцать, а женился дед ближе к двадцати четырем годам, уже когда здесь все устаканилось, а он занял место егеря в местном охотничьем хозяйстве. Значит время еще есть. Опять же повторять то что происходило с моим дедом, мне совершенно не хотелось, а значит и оставаться тут не следовало.
Кстати трупы солдат, которых по словам деда, он лишил шинелей и сапог, я так и не обнаружил. Видимо пока я тушил пожар, они куда-то уплыли. Впрочем, я не особенно об этом и сожалею, все-таки дед жил здесь гораздо дольше, и потому знал, что здесь происходит, гораздо лучше меня. Я же еще утром, считал себя вполне обеспеченным человеком, приехавшим сюда на отдых из Канады, и потому о местных событиях, помнил разве что из истории. И следовательно относился ко всему этому мародерству с некоторой брезгливостью. Вряд ли я бы решился раздевать покойников, а после еще и примерять их сапоги. Хотя, жизнь порой заставляет делать такое, что впоследствии, порой передергиваешься, от воспоминаний.
Переночевав в слегка обгорелой избушке, которая, как ни странно вполне устояла на месте, не смотря на взрыв и последовавший за ним пожар, разве что крыша несколько перекосилась, на следующее утро я загрузил свой ялик, уже разделанной косулей, подхватил с собою заплечный мешок, винтовку и все-таки не удержавшись, несколько золотых монет. Помнится, дед вспоминал о том, что монеты, взятые им с мертвеца, очень помогли в дальнейшей жизни. Покойников на горизонте не попадалось, а монеты я, спустившись в погреб все-таки прихватил. Заодно сделал и некоторую перестановку в избушке. Последняя считалась охотничьей, следовательно воспользоваться ею мог любой случайно зашедший сюда человек. А мне очень не хотелось, чтобы кто-то обнаружил подвал и то, что в нем находится. Поэтому перенес топчан, на другую сторону избушки, а на место топчана навалил небольшой запас дров. Большую часть мебели пришлось снести на задний двар, и сложить рядом с конюшней, которая была поставлена позади дома. Раньше мы с отцом часто приезжали сюда на лошадке, поэтому и соорудили для нее стойло и сделали некоиторый запас сена.
Бергамак, речка на которой стояла охотничья заимка, уже слегка подмерзала, и поэтому переход до деревни был несколько затруднен. Точнее сказать до впадения в Тару, было еще неплохо. Лодочка довольно легко резала только что схватившийся ледок, да и учитывая, что я спускался вниз по течению, эти двадцать-тридцать верст, с небольшим гаком, проплыл вполне нормально. Конечно не так споро, как летом, но все же. А вот уже на Таре, было все гораздо хуже. С трудом переправившись на другой берег буквально выламывая лед древком весла, под килем своей лодчонки, я понял, что до своей деревни буду таким образом добираться очень долго. Поэтому вытащил ее на сушу, и перегрузив мясо на санки, которые догадался взять с собой, потащил все это волоком, по слегка припорошенному снегом полю. В итоге, на последние десять верст, я убил вдвое больше времени чем обычно, и добрался до деревни, только после полудня, изрядно уставшим.
Дома, слава богу, все было в порядке. Отец, обрадовавшийся моему возвращению, тут же снес добытое мною мясо на ледник в погреб, и вскоре, я уже переодевшись в домашнее, и обмывшись подогретой водой, пил горячий чай из самовара, со свежим недавно испеченным хлебом. А счастливый отец, разделав тушу косули, обжаривал на огромной чугунной сковороде требуху вперемежку с картошкой. Дома еще оставались некоторые запасы муки, поэтому хотя бы в этом было все в порядке. Привезенное мною мясо пришлось все же изрядно экономить, но с другой стороны, много ли надо на двоих мужиков, одному из который уже за пятьдесят, а другому едва исполнилось шестнадцать. Вообще-то наша семья, как в том прошлом, откуда я попал сюда, так и здесь считалась зажиточной. В доме имелась вполне приличная мебель, сам дом тоже выглядел, как здесь говорили «по-городскому», в хозяйстве еще недавно присутствовала лошадь, которую около месяца назад экспроприировали толи белые, толи красные, а сейчас в стойле доживал свои последние дни, старый мерин. Совсем недавно, еще год-два назад, в закуте похрюкивали поросята, а по двору шастали куры и утки. От всего этого, к сожалению, остались одни воспоминания, а отец сокрушался не представляя, что будет потом.
Сейчас, наша деревня числилась как бы под охраной белогвардейцев. В Муромцево стоял полк пехоты, усиленный несколькими судами, речной флотилии, и это в общем-то позволяло чувствовать себя вполне спокойно. Хотя бы из-за того, что стоящие неподалеку войска в какой-то степени контролировали территорию, и сюда не рисковали заглядывать разноцветные банды. Конечно, в воздухе витали слухи о том, что сейчас идут бои за Омск, в Тобольске творилось вообще непонятно что. Город то оказывался под властью большевиков, то вновь переходил белогвардейцам, то опять его занимала Красная армия и вообще было не понятно, кто в итоге одержит верх. Хотя и говорили о том, что весь левый берег Иртыш реки, уже давно и безоговорочно принадлежит большевикам.
В один из дней вдруг выяснилось, что войска под предводительством полковника Белобородцева, Те что еще недавно стояли неподалеку, снялись со своих мест и пешим порядком вместе с обозом, отправились дальше на восток. Другими словами, село Муромцево, как и близлежащие деревни остались без защиты.
Этим моментально воспользовалась банда Ваньки-коромысло, налетев на Лисино как раз в тот момент, когда последний обоз скрылся за пределы соседнего села. Брать конечно у нас было нечего, но видимо кто-то из односельчан, посоветовал заглянуть к нам на подворье, отец как раз в это время вычищал навоз в стойле у нашего мерина. И потому стоило ему оглянуться на ворвавшихся на подворье чужаков, держа в руках вилы, как тут же получил пулю в грудь, от бандита, которому почудилось, что отец напал на него с этим инструментом. Я в это время как раз находился на охоте, и вернувшись три дня спустя, обнаружил полностью разграбленное подворье и труп отца, так и оставшегося лежать у входа в стойло.
Мерином кстати говоря, просто побрезговали, да и по большому счету, тот тоже доживал свои последние дни. Отец и держал-то его из того расчёта, что, если станет совсем худо зарезать его на мясо. Хотя сколько там того мяса. Мне кажется просто ему нужно было хоть чем-то занять себя. Вернувшись в деревню, я схоронил своего отца, а заодно и наказал иуду, коим оказался Степка Калинин, беспросветный пьяница, тащивший с любого подворья все что плохо лежит. Ловили его на этом чуть ли не каждый день, но никакие вразумления не помогали. Стоило ему чуть отлежаться после побоев, и опять начинал шнырять по деревне выискивая где, что плохо лежит, и тут же пропивать это у того, кто позарится на краденое. Пулю тратить на него было откровенно жаль, да и как не крути, убийство односельчанина в глазах соседей, пусть даже такого как Степка, выглядело прямо сказать не очень. Поэтому подкараулив его как-то вечером неподалеку от дома, дал пару раз по морде, и когда тот потерял сознание, дотащил его под покровом темноты до реки и спустил в прорубь. Пусть рыб кормит.
После того, как похоронил отца, понял, что высиживать здесь дальше, нет никакого смысла. Я все равно собирался, рано или поздно покинуть эти места. Почему бы в таком случае, не сделать этого сейчас. Помнится, дед рассказывал о том, что его не взяли в армию только из-за того, что он выглядел младше своего возраста. Как с этим будет происходить сейчас, я не представляю, но рисковать отправиться на Гражданскую войну мне совсем не хочется.
Решив для себя это, начал собираться в дорогу. Мерина отдал соседям. Тот хоть и был откровенно стар, и уже не годился ни на что, но взяли с благодарностью, прекрасно понимая, что ничего хорошего ждать не приходится, а мерина в конце концов можно хоть съесть, все польза от животинки. Коровку-то пожалеешь, а мерина однозначно не станешь. Сено в общем-то было на каждом подворье, поэтому прокормить его проблем особых не было. Да и отдавая его «в хорошие руки», вместе с ним предложил забрать и имеющееся у нас сено. Да и вообще, все что приглянется, включая и сам дом, сказав, что не сегодня завтра уйду искать лучшей доли, а дом все-рано пропадет без хозяина.
В итоге, из дома я смог взять только немного одежды для себя, и продуктов. Заранее предполагая, что не бандиты, так кто-то другой обязательно постараются выгрести из закромов все, до чего смогут дотянуться, отец сделал небольшой неприкосновенный запас. В общем-то ничего сверхъестественного. С полмешка муки, пару килограммов пиленого сахара, несколько плиток китайского черного чая, соль, спички, и несколько мешочков круп, каких смог выделить под это дело. И сейчас я был несказанно рад тому, что, хотя бы на первое время, я буду обеспечен едой. Ну, а дальше будем посмотреть. Вначале собирался уйти на заимку, и некоторое время пожить там. Вот-вот должны были грянуть Крещенские морозы, и потому отправляться путь и мерзнуть в дороге не стоило.
К своему немалому удивлению, там же на чердаке на одной из стропил, прямо под крышей, вдруг обнаружил небольшой кожаный тубус, из которого выпало несколько старых наград, видимо принадлежащих отцу или деду, и свернутый в трубку пергаментный лист, перевязанный муаровой слегка поблекшей ленточкой. От свернутого пергамента несло чем-то напоминающим смесь слегка прогорклого жира и меда. С другой стороны, наверное, благодаря этой смазке, свернутый пергамент развернулся довольно легко, и на его лицевой стороне, я увидел изображенный, выдавленный клеймом герб Российской Империи, и грамоту, пожалованную главе рода — коллежскому советнику Михаилу Ивановичу Сердюкову, возведенному с потомством 15 октября 1742 года императрицей Елизаветой Петровной во дворянское достоинство Российской Империи. Чуть ниже шло описание назначенного герба; В щите в красном мурованном поле две серебряные реки, текущие по правой диагональной линии. Над щитом несколько открытый, в правую сторону обращённый, стальной дворянский шлем, над которым изображены шлюзные ворота красного цвета с серебряными косяками. Намёт красного цвета, подложен серебром.
Увидев это, от неожиданности не удержался на ногах, и плюхнулся на пол. Выходит, все-таки наш род был некогда возведен в дворянское достоинство, и судя по всему, за какое-то конкретное деяние. Ведь не зря же царица повелела отобразить на щите две реки и шлюзовые ворота, да и ранг коллежского советника, это Гражданский чин VI класса, не имеющее к армии никакого отношения, но соответствующее званию подполковника, в Табеле о рангах. А то, что дед тогда отмахнулся от меня, скорее говорило о том, что или сам не знал об этом, или просто с учетом того, что все эти титулы и дворянство осталось в далеком прошлом, решил не забивать мне этим голову. Тогда получается, что та могила, обнаруженная мною на Муромцевском кладбище, принадлежит моему родственнику. Возможно деду или прадеду. Очень бы хотелось узнать, кем являлся основаттель нашего рода.