Там за горизонтом

Глава 7

7

Дома было все как обычно, я отчистил свой полушубок от налипшей на него грязи, приготовил себе легкий ужин, из выданного недавно пайка. Паек, на этот раз представлял собой четыре тушки бочковой сельди, две буханки серого хлеба, полфунта пиленого сахара, четверти фунта довольно паршивого чая, от которого можно было добиться цвета только долгим кипячением, пакет такого же веса, содержащий в себе махорку, и четвертинка водки местной фабрики. Все это, выдавалось по талонам на питание и табачное довольствие действующим в городе. И по идее я должен был сам заботиться о том, чтобы все это вовремя отоварить. Но у нас это было поставлено несколько иначе.

В городском совете депутатов, имелась должность заведующего хозяйством. Все талоны, работающих сотрудников, в итоге скапливались у него. И именно он и занимался отговариванием талонов, а затем распределением полученного пайка, среди работников организации. И в итоге, получалось так, что пайки выдавались вовремя, иногда даже с некоторым прибытком. Например, туже водку, хоть она и входила в перечень выдаваемой продукции, но выкупить было практически невозможно. У нас же она считалась, чем-то вполне обыденным. Да и потом, талоны талонами, а продукцию нужно было еще и выкупать, да к тому же отслеживать ее появление в магазинах. А здесь все происходило гораздо проще. Раз в месяц расписался за получение талонов, и раз в неделю получил причитающийся тебе паек, а в зарплату деньги, за вычетом того, что пошло на выкуп пайка. В общем недовольных у нас не было.

Поэтому вечером сварив пару картофелин, в мундире, покрошил к ним перьев лука, пара головок которого стояла на окне в банке с водой и исправно снабжала меня стрелками зелени. Добавил к этому половинку селедки, сварил кружечку чая и прекрасно поужинал. После чего, завалился спать. Утром, доел, то, что оставалось после ужина, и отправился на службу. Вот что мне не шло, так это махорка. Хоть убей, а не лезла в горло и все. Но в итоге, приспособился менять пачку махры, плюс четвертинку водочки, на вполне нормальные папиросы, которых как раз хватало на неделю, даже чуть больше, через одного из работающих у нас шоферов. Где именно этот водитель их брал, меня касалось меньше всего. Это конечно был не «Кэмел» коим снабжали Колчака, но хотя бы не голимая вонючая махра.

Едва успел завести свой мотоцикл, и собрался выехать за ворота, как механик, распорядился, чтобы бы я отправился в городское отделение милиции. Без какой-либо задней мысли кивнул, и отправился по указанному адресу. Мало ли, что могло произойти, мое дело исполнить требование.

Честно говоря, услышав повод, по которому меня пригласили в городской отдел я очень испугался. Как оказалось, вчера, пока я мотался в Иващенково, на Пороховой завод, моего начальника арестовали. И сейчас меня пригласили, вроде как свидетеля. Очень долго практически весь день я отвечал, на каверзные вопросы двух следователей, которые всеми силами пытались меня на чем-то поймать. Я же, по сути практически ничего не знал, если начальник, что-то и поручал мне, это заключалось в том, чтобы отвезти тот или иной пакет по указанному мне адресу. Что именно находилось в пакете, я никогда не знал, да и по большому счету, мне это было не интересно. Мое дело как курьера, как раз и заключалось в том, чтобы принять пакет, махнуть под козырек, и побежать исполнять поручение. Ну и с момента получения мотоцикла, я возил начальника, куда прикажет. В итоге, уже к вечеру, меня отпустили домой, с приказом, никуда не выезжать из города.

— А, куда я поеду? Мне и некуда ехать.

— Вот и сиди, на жопе ровно! — Напутствовали меня, и я отправился в гараж.

Честно говоря, хотя за мной ничего и не числилось, но было несколько страшновато. Сразу вспомнились чистки тридцатых-сороковых годов, и подумалось, надо бы от сюда бежать. Вот только как, было совершенно непонятно. Лед на Волге хоть и сошел, большого движения по реке в общем-то не наблюдалось. Пассажирские пароходы прочно стояли у берега, а если и выходили в рейс, то скорее для того, чтобы перевезти куда-то солдатиков. Я не слишком вслушивался в текущие новости, но под тем же Саратовом, до сих пор проходили стычки то с беляками, то с какими-то бандами. Царицин до сих пор находился под властью белогвардейцев, и получалось что соваться в любое из этих мест, значило нарываться на грубость. Да и как это сделать было не слишком понятно. Теоретически можно было доехать до того же Саратова, по зимнему люду. Заранее запастись бензином и прокатиться, что там, какие-то четыреста километров. Но сейчас лед уже сошел, а если где и остался, то на него страшно было даже выходить, не то, что выезжать.

Хотя время еще было, но все говорило о том, что вряд ли я успею добраться до Крыма, до конца лета. А это означало, что все мои планы рушатся. И в тоже время засиживаться надолго именно здесь не стоило. Я прекрасно помнил о том, что уже к осени этого года, начнутся первые проблемы с продовольствием, а последующие два года будет полная жопа. О голодающем Поволжье не однажды вспоминали и в более поздние времена, а я сейчас нахожусь можно сказать в самом эпицентре будущих событий. И это заставляло меня перебирать варианты, как бы оказать как можно дальше от этих мест.

В итоге, никаких дельных мыслей, в голову так и не пришло. Между тем, после того вызова в милицию, прошло уже пара недель, но меня больше не трогали, правда в один из дней, вручили очередной пакет в Иващенково, но едва я попробовал сказать, что мне запретили выезжать из города, как начальник рявкнул, что его это не касается. На всякий случай, по дороге заехал в милицию, где объяснил свое положение. Вроде бы нахожусь под запретом, а начальство требует отправляться на пороховой завод. Оказалось, все ограничения, давно сняты, и распоряжение об этом отправлено в Горсовет, просто меня не сочли нужным поставить в известность, что в общем-то было немудрено. Я считай нижнее звено среди сотрудников, с некоторых пор, простой курьер, хоть и на мотоцикле.

А еще, дней через десять, точнее сказать пятнадцатого июня, меня снова вызвали в милицию, причем повесткой. Правда там в качестве причины, указывалось какое-то собеседование, но все равно идти было несколько страшновато. Но выбора, по сути и не было. Поэтому, на следующий день, даже не заходя в гараж, сразу же отправился в отделение, благо, что до него было не так уж и далеко. И здесь меня огорошили предложением, которое звучало почти распоряжением. Дело в том, что десятого июня 1920 года ВЦИК и СНК РСФСР утвердили Положение о рабоче-крестьянской милиции. И в одном из пунктов этого положения, говорилось о том, что сотрудники милиции должны проходить специальное военное обучение, по результатам которого им присваивается квалификация, и они направляются на службу, согласно полученным во время обучения навыкам, и обнаруженным склонностям.

Оказалось, все довольно прозаично. Сверху, пришла разнарядка о направлении в школу милиции подходящей кандидатуры, от нашего города, из сотрудников, или привлекаемых к службе гражданских людей, которые уже проявили себя в деле защиты завоеваний советской власти, и показали себя с наилучшей стороны. Я, как выяснилось более чем подхожу под все необходимые критерии. Сирота. Прибыв город, не стал беспризорничать, как чаще всего происходило с мальчишками моего возраста, а сразу же постарался найти себе работу. Причем не где-то там, а именно в Городском Совете Народных Депутатов. То есть, не оглядываясь на некоторых несознательных граждан, до сих пор косящихся в сторону советских и партийных работников, и подчас строящих против них козни, а в самую гущу событий. Заняв самую низшую должность, не занимался рвачеством, а согласился с тем окладом жалования, что было предложено, и вместе с тем выполнял свои обязанности со всем прилежанием и ответственностью. Первым вызывался на работу, во время проведения субботников, или работы во внеурочное врем, не требуя для себя никакого дополнительно поощрения за это.

В короткие сроки смог изучить материалы и освоить управление иностранной техникой, благодаря чему смог поднять на высокий уровень, и повысить качество возложенных на себя обязанностей. После ареста своего непосредственного руководителя не стал запираться и скрывать от милиции о всех его махинациях, а по первому требованию выдал следователю, все адреса и явки, чем помог скорейшему расследованию, и выводу на чистую воду хапуги и взяточника. Одним словом, я просто идеальная кандидатура для того, чтобы отправиться в Школу Советской Милиции.

— Но, послушайте, где я и где милиция? — Моему удивлению не было предела.

— Знаешь, Матвей, была бы моя воля, я бы с удовольствием позвал бы тебя в свой отдел, на должность милиционера. Но увы, ты слишком молод для этого, а вот отправить тебя в школу милиции, и тем самым не только обеспечить твое будущее, но и, что уж говорить, получить в ряды доблестных стражей правопорядка такого исполнительного человека, и будущего коммуниста, вполне в моих силах. И потом, ведь ты же не собираешься всю жизнь служить курьером в городском совете.

— Нет, но…

— Вот видишь! А Московская Школа Советской Милиции, как раз и будет тем самым шагом, который обеспечит твое будущее. Закончив ее ты получишь соответствующее звание, и может быть займешь должность начальника, какого-нибудь отделения милиции. Разве это плохо?

— Да я, в общем-то и не против. Но как быть с возрастом? Я слышал в милицию принимают с двадцати, а мне только в октябре семнадцать исполнится.

— Как, семнадцать? Не может такого быть! — Начальник милиции внимательно оглядел меня и задумчиво произнес. — А с виду ты парень крепкий. Ну пусть не двадцать, а восемнадцать тебе точно можно дать. Да и потом, это на службу с двадцати, а на учебу можно и чуть раньше. Как раз пока учишься и возраст подойдет. Документов у тебя наверняка нет никаких, Так?

Я решил, что не стоит светить свою справку выданную на родине. И поэтому просто пожал плечами. Тем более, что документов сейчас, не было у большинства населения страны. А паспорта выправлялись единицам, по специальному заявлению и с большой неохотой.

Похоже начальству все-таки приперло, и нужно было отправить в школу хоть кого-то. Опять-таки брать случайного человека с улицы было невместно, кто его знает, кем он в итоге окажется. А я вроде как все это время был на виду, и меня немного знали. Во всяком случае надежды, на то что я не подведу, было больше.

— Слушай, а давай мы тебе прибавим пару годков. Тебе же лучше, получишь образование, хорошую службу, ты знаешь какие продпайки получают сотрудники милиции?

Я кивнул головой. Их обеспечение действительно было хорошим, даже в сравнении с Горсоветом.

— Вот видишь! Да и потом, ближайшие два года, на всем готовом. А там глядишь и в столице закрепишься. Еще и я к тебе на доклад приходить буду. — Мужчина усмехнулся.

— Я разве не вернусь сюда, после окончания школы? — Закинул я удочку.

— К сожалению, я не могу этого обещать. Не от меня зависит. Но согласись в столице все же лучше, чем здесь? Ладно бы семейным был, а так встретишь московскую красавицу, и как раз там и семью заведешь, и служить в столице станешь!

В этом я был согласен, Не в смысле семьи и московской красавицы, скорее в свете будущего голодомора. Похоже, дело было не столько во мне, а сколько в том, что на отдел пришла разнарядка, согласно которой требовалось отправить кого-то на учебу. А так как на подобные приказы отговорки давать не принято, наоборот, следовало встать по стойке смирно и воскликнуть: «Есть! Разрешите выполнять!», то начальник местного отдела и решил вывернуться, отправив меня. Тем более, что насколько я был в курсе, в местном отделе милиции людей младше сорока лет, просто не было. Тем более, все были семейными, и никто не горел желанием отправиться неизвестно куда.

Это называется — без меня, меня женили. С другой стороны, я и сам подумывал о том, что пора бы делать ноги из этого городка. А раз уж меня отправляют в Москву, то почему бы и нет? Да, из-за этого я разумеется теряю возможность успеть на последний пароход из Керчи, но с другой стороны, ближайшие два года проведу в стенах училища, на полном государственном обеспечении, ни о чем не заботясь. К тому же далеко не факт, что я вернусь именно сюда. И хотя я до сих пор не оставил желания оказаться за рубежом, честно говоря это предложение, меня вполне устроило. А то, что я стану на два года старше, во вновь выписанных на меня документах, то по большому счету, для меня не было большой разницы. Мой истинный возраст ведь все равно останется при мне.

В итоге, мне дали целую неделю, для закрытия всех своих текущих дел. То есть на увольнение с работы, передачу вверенной техники, сдачи комнаты, ну и соответственно сбора вещей, и уже двадцать девятого июня 1920 года, я сел на поезд, отправляющийся в Москву. На этот раз, не было никакого столпотворения, при попытке занять место в вагоне. Я спокойно предъявил служебный билет, выданный мне в Самарском отделении милиции, и поднялся в тамбур вагона.

К моему немалому удивлению, вагон оказался купированным. По словам проводника, из-за нехватки подвижного состава, их кновь ввели в дело, назначив еще большую стоимость проезда. Поэтому желающих проехать на нем было немного, а вот отправляющиеся в командировку, охотно пользовались подобной оказией. Ведь за них платила организация. Хотя, то что он был разделен на отдельные отсеки, и когда-то имел мягкую обивку, напоминали разве что ее останки, выдранные до самых досок. Я честно говоря был просто в шоке с нашего народа. Ну достался тебе в кои-то веки приличный вагон, зачем его рвать на части? Или вы начитались Ильфа и Петрова и ищите драгоценности мадам Грицацуевой? Так нет их здесь, и никогда не было. Да и сам роман еще не написан! Мстите буржуинам? Тоже не понятно, зачем. Буржуев всех давно повыгоняли. Нет чтобы насладиться мягким вагоном, почувствовать всю прелесть мягкого путешествия, так нет же, нужно все истрепать в клочья и мучиться всю дорогу сидя на неровных полках.

На этот раз, если не обращать внимание на варварство превратившее приличные купе в некое непотребство, все было достаточно культурно. Не скажу, что прямо идеально, но тем не менее лучше, чем в общем вагоне. Во всяком случае, никто не дымил в купе, как тот паровоз, что тащил наши вагоны. А единственный дедок, который сразу же начал было слюнявить цигарку, тут же был изгнан из купе, а вместо него вошла какая-то тетка тут же взобравшаяся на самый верх.

В итоге, кроме меня, пожилого мужчины, оказавшегося профессором медицины, но большим любителем истории, еще одного мужичка железнодорожника, все остальные находящиеся в купе, были женщинами. Причем это в более поздние времена, все будут меятать оказаться на нижней полке, а сейчас все наоборот. Две самые расторопные сунули свои чемоданы в багажный отсек, находящийся над дверями купе, и тут же взобрались на самый верх, на третью, багажную полку. Еще двое каких-то заняли места на средних полках, а свой багаж частично сунули туда же, над дверью, а частично расположили подле себя. О такой благости, как матрац и свежее белье, здесь пока даже не задумывались. И в отличии от общего вагона, откинутые средние полки не перегораживали центральный проход, и вполне можно было встать, и размяться. Внизу остались мы втроем и какая-то девушка лет пятнадцати. Которая сразу же забилась в уголок возле входной двери, и почти всю дорогу молчала, лишь изредка перешептываясь со своей мамашей, которая всю дорогу провалялся на средней полке.

Кстати здесь имелся и небольшой стол. Так же изрядно замызганный, как и все здесь остальное, но тем не менее, на нем хоть можно было спокойно перекусить. Все лучше, чем просто на коленях. При этом, кроме сидящих возле окон, на него никто не претендовал. Таким образом, он оказался всецело в распоряжении профессора и вашего покорного слуги. Кстати, стоило мне однажды, предложить одной из теток, спуститься вниз, и поесть по-человечески, за столом, как та тут же встрепенулась, прижала к себе какой-то бутерброд, или что-то напоминающее его, прирывая его руками, как будто, кто-то на него претендовал, и воскликнула.

— Еще, чего не хватало. Мне и здесь хорошо!

Ну, была бы честь предложена.

Всю дорогу беседовал с профессором, который рассказывал такие интересные истории, что, не только я, а все купе, буквально заслушивалось ими. Так, ненароком, многое узнал и о своей фамилии. Разумеется, в таком обществе, в котором я сейчас находился, нельзя было объявлять себя дворянином, если конечно не хочешь получить неприятные последствия на свою голову, тем более направляясь в школу милиции. Но лежащая на второй полке тетка, как-то толи из интереса, толи просто ради прикола, спросила, что профессор может рассказать о ее фамилии, и назвала фамилию Астахова. Профессор тут же выдал целую историю начиная с происхождения этой фамилии и самыми знаменитыми людьми, когда и в чем-либо прославившие этот род.

На волне этих рассказов, и я попытался узнать нечто подобное, о своей фамилии. И честно говоря, просто оторопел, когда услышал историю не только возникновения моего рода, но и узнал кто именно является его основателем. Откуда? Дело в том, что профессор в качестве рассказа выбрал самого яркого представителя этой фамилии, а в грамоте, которая до сих под лежала у меня в чемодане было указано полное имя и отчество пращура, и потому было с чем сравнивать.

Оказалось, что мой пращур был сыном купца монгольского происхождения, и с рождения носил имя Бароно Селигинов. Во время одного из казачьих налетов, его взяли в плен, вывезли из Монголии на территорию России, а вскоре он оказался в Енисейске, где тринадцатилетнего мальчика выкупил из плена один из бездетных московских купцов, дал ему свое имя и назвав Михаилом Ивановичем Сердюковым, отправил учиться, в один из монастырей. Мальчик довольно быстро освоил русский язык, и проявил большие способности в освоении грамматики и арифметики. После переезда в Москву, и смерти своего приемного родителя, он служил приказчиком у одного из московских купцов. Затем женился на дочери подьячего Новгородской таможни. В районе Вышнего Волочка арендовал участок земли, построил винокуренный завод и проложил канал, из-за чего часто и продуктивно общался с Петром Первым, который однажды, даже подарил ему книгу французского гидротехника Буйе «О способах, творящих водохождение рек свободное».

Позже занимался строительством и ремонтом гидротехнических сооружений из-за чего, по указу Петра Первого в июне 1719 года именным указом Михаилу Ивановичу Сердюкову был передан в частное управление Вышневолоцкий канал и примыкающие к нему шлюзы.Как оказалось, именно его стараниями построенная Петром Первым столица, и оказалась защищена от частых наводнений.

Кроме поддержания Вышневолоцкой гидросистемы Сердюков строил различные суда; как для своих нужд, так и по государственным заказам. За свою деятельность Михаил Иванович в получил в подарок от Петра I два золотых перстня. Услышав эти слова, меня как будто обожгло огнем. Ведь еще совсем недавно у меня имелся один из дарственных перстней Петра Великого. Именно такой перстень был подарен моему предку или какой-то другой, сейчас утверждать было сложно. Но то, что дарителем выступал именно Петр I, уже говорило о многом. По указу вступившей на престол Елизаветы Петровны от пятнадцатого октября 1742 года, которая нередко благоволила старым соратникам своего отца, Михаил Иванович Сердюков был пожалован в потомственные дворяне.

Следовательно, тогда я не ошибся в своем выборе. И, следовательно, вполне мог бы надеть его в соответствующий момент, не боясь упрека в неправедном ношении награды. Наградные перстни, насколько я знал, были разрешены ношению потомками. Причем не только перстни, но и, например, Георгиевские кресты, полученные за отвагу в бою. То, что у меня сейчас имелся всего один перстень из подаренных двух, было неважно. С того момента прошло более ста лет, и за это время могло случиться всякое. Сейчас это было по некоторым причинам невозможно, но так или иначе грело душу, хотя бы то, что такой подарок все же имел место.

Как оказалось, из дальнейшего рассказа профессора, как раз Александр Второй, и стал, той самой причиной, что мои предки оказались в Сибири. Хорош бы я был, если бы надел на палец перстень этого самодержца. Сейчас, услышав эту историю, просто не понимал, как все это прокатило в Европе, в тот момент, когда я объявил себя дворянином и носил наградной перстень от Александра II. Впрочем, там могли не и не знать истории именно этого рода, или же не особенно обратили на это внимание. Или скорее всего, отнесли меня к другому, потому что по словам профессора, дворянских родов с этой фамилией было как минимум три.

Один из этих родов происходит от войскового товарища, чина, приближенного к войсковой старшине Гетманского казачества. И ведет свою родословную от Семена Сердюка с 1704 года. Другой род по определению дворянского собрания Харьковского наместничества от 22 октября 1786 года, подпоручик Алексей Андреевич Сердюков с женою и потомством, за собственные заслуги, внесены во II-ю часть родословной книги Харьковской губернии. Еще один к сожалению, довольно быстро угасший род, был внесен во II-ю часть родословной книги Черниговской губернии, а также записан в список дворянских родов области Войска Донского.

Мой же предок, судя по словам профессора, живший во времена Александра II, стрелялся на дуэли с одним из князей боковой ветви рода Романовых, и даже тяжело его ранил. Именно из-за этого, повелением Императора Всероссийского Александра II, он был отправлен в бессрочную ссылку в Сибирь, вместе со всем своим семейством.

— Куда именно он отправился, история умалчивает. Как и о том, сохранился ли этот род, и имеются ли в наличии его потомки. — Произнес профессор, заканчивая свой рассказ.

Немного посидев для приличия, я накинул свой полушубок и вышел в тамбур, где довольно долго стоял у окна куря папиросы одну за другой, и вспоминая то, что только что, услышал от профессора. Меня так и подмывало рассказать профессору, что этот род не угас, и я являюсь его законным представителем. Разумеется понимая, что не сделаю этого, и потому было немного обидно.

Дальнейший путь проходил достаточно спокойно, и примерно через неделю, после того, как я сел в этот поезд, я сошел на перрон Казанского вокзала в Москве.