Тренировочный день 3

Глава 16

Глава 16

— Ну ты даешь, Витька… — качает головой Гоги Барамович: — ну я конечно подозревал что у тебя не все просто в личной жизни, но чтобы вот так. Это что же получается, товарищ Полищук, куда тебя не кинешь, там вокруг тебя сразу какие-то инсинуации получаются.

Виктор только вздыхает и головой качает. Подпирает подбородок ладонью и изучает вырезанное на деревянной поверхности неприличное слово.

— Нет, если не хочешь говорить, так и не говори. — покладисто соглашается Гоги Барамович, наливая ему в стакан из большой бутылки с надписью «Денатурат» красного вина. Пододвигает стакан к нему. Виктор молча берет стакан и поднимает его. Гоги поднимает свой и они соприкасаются краями стаканов, в воздухе повисает тонкий музыкальный звон, ласкающий душу каждого советского алкоголика. На этот музыкальный звон тут же оглядываются все во дворе, пожилые пенсионеры, играющие в домино, Лепольд Велемирович и Затопченко из третьей квартиры, а также деклассированные личности в виде алкоголика Женечки, который поднимает голову с явным интересом. Тут же откуда-то появляется грустный Батор, на лице которого расцветает темно-синий фингал с оттенками желтого по краям. Он молча садится с ними за стол и достает откуда-то из кармана складной жестяной стаканчик, также молча раскладывает его и ставит на стол.

— День сегодня… — говорит он: — на работе снова план провалили. А я ведь говорил им что мне карбюратор надо промыть. С бензином. А они — езжай, Кривогорницын, план давай. Даешь пятилетку в три года и все тут. А что у меня рана сердечная, так всем насрать. И это в эпоху развитого социализма, эх! — он машет рукой и поводит носом по воздуху, принюхиваясь: — а чего в бутылке, Гоги Барамович?

— Вино молодое. С родины привез. — говорит сосед-грузим и закручивает правый ус, подбочениваясь: — будешь?

— В моем положении не выпить было бы крайне немудрым поступком. Как говаривали классики марксизма, диалектика положения диктует мне выпить. Кто я такой, чтобы против диалектики идти? — Батор пододвигает свой складной стакан вперед: — а кроме того у меня вопрос. К тебе Гоги, а не к этому предателю, который меня в лапы этой злобной фурии толкнул!

— Вот как. — сосед-грузин поднимает бутыль и наливает красного вина в складной стаканчик Батора: — только с утра она была богиня Диана и вообще «вышла из мрака младая, с перстами пурпурными Светка!» — декламирует он: — а вечером уже злобная фурия. Сердце водителя склонно к измене и к перемене как ветер мая… — выдает Гоги либретто из оперы.

— Это все Витька виноват! — Батор разом заглатывает свою порцию вина.

— Эй! А тост? — огорчается Гоги: — мы же не алкоголики, чтобы без тоста… у нас скромное сообщество интеллектуалов и индивидов. Так сказать, клуб моральной взаимопомощи, а ты прямо стаканами глыкаешь! Если хочешь напиться, понимаешь, то это вон туда… — он кивает в сторону деклассированных элементов общества, откуда к ним уже выдвигается алкоголик Женечка.

— Да я чтобы на одной волне с вами быть. — оправдывается Батор: — а как мне еще быть⁈ Меня Светка знаешь как… — он осторожно прикасается к фингалу и морщится: — а все этот советчик, Витька! «Ступай к Светке, скажи ей что можешь и с Маринкой и с ней!» — передразнивает он.

— Не говорил я такого! — повышает голос Виктор: — я ж наоборот сказал, чтобы ты от нее отстал и дал мысли в порядок привести! А ты такой «пойду, поговорю!» Донжуан недоделанный. Какой девушке понравится, что ты такой «меня на всех хватит»⁈ Дурак совсем?

— Извините, джентльмены. — возле столика вырастает деклассированная личность алкоголика Женечки. Женечка держится достойно и только сглатывает при виде большой бутыли вина, его тощий кадык дрожит под бледной, словно куриной кожей.

— Прошу простить мое невольное вмешательство, однако хотел бы обратить ваше просвещенное внимание на тот факт, что данный индивид с утра совершенно никак не был замаран в суете бытия. — поясняет он: — ну нету ничего. А трубы горят. Даже одеколону в магазинах не продают. Да и денег на одеколон нету. А ведь ежели смешать одеколон «Тройной» и одеколон «Саша», то на выходе мы получим коктейль «Александр Третий»…

— Ладно, садись, болезный. — машет рукой Гоги: — но чтобы меру знал. Если будешь бузить, то лично тебе по голове настучу.

— Как можно! Как можно… бузить. Я и насилие — несовместимы по природе своей. Я интеллигент в третьем поколении, маман была учителем музыки, а дед — директором лицея. Только я вот… философ. А кому сейчас философы нужны? Не время философствовать, время строить социализм… — алкоголик Женечка достает из кармана граненный стакан и любовно дышит на него, протирает платочком, извлеченным на свет из внутреннего кармана замызганного пиджака. Платочек когда-то был белым, а сейчас имеет все пятьдесят оттенков от серого к темному.

— Давай по новой налью всем. Только без тоста чур не пить. — говорит Гоги и тянется за бутылкой: — и все-таки, Витька, что там у вас в школе произошло? Ты и Давид из-за училки этой подрались? Да ты не ссы, я тебя не сдам, Давид уже сказал, что заявление писать не будет, ему это в падлу. Говорит, что сам поскользнулся и упал. Да только так упал — мое почтение. — он качает головой: — переломался весь. Михал Борисыч говорит, что за всю свою жизнь такое вот падение только раз видел… и это с пяти метров на бетон. А тут в школе…

— Опять? — вяло интересуется Батор: — снова за этого негодяя девчонки дерутся? Сколько можно уже? Вот что в нем такого есть, чего во мне нет?

— Не знаю кто там и с кем дрался, знаю только что молодой парень из Саркисянов пострадал. Давид зовут. Ты бы с ними поосторожней, Вить. — обращается к нему Гоги: — они у нас год всего как, дороги строят, видел, наверное, на выезде заасфальтировали все. Так-то нормальные ребята, но этот Давид как бельмо на глазу. Заявление они писать не будут, но могут и подкараулить.

— Да и ладно. — пожимает плечами Виктор: — что уж поделать. Ситуация такая была, Гоги Барамович, пришлось пойти на обострение.

— Мне крайне неловко привлекать внимание просвещенной общественности, но трубы горят, джентльмены. — напоминает о себе алкоголик Женечка, держа стакан с вином в дрожащей руке: — давайте сперва вздрогнем, а уж потом я все объясню. У меня дар к объяснению, я же философ.

— Что же… философ. Давайте выпьем за нашего друга Батора, который с утра как кур в ощип угодил, а? — поднимает стакан Гоги: — всю ночь нам с Наташкой спать не давали, понимаешь! Сперва шу-шу-шу, потом как отбойный молоток — тум-тум-тум! Ты думаешь, если ты Светку на полу валяешь, то не слышно ничего, да? А потом — как давай орать как будто режут тебя! Устроили нам понимаешь драму в трех действиях и одной пощечине…

— Это не пощечина была. — мрачно буркает Батор и прикасается к фингалу: — у Светки удар поставленный… наверное на бокс ходила… кааак сожмет кулак и кааак даст мне! У меня аж искры из глаз! А чего я такого сказал-то⁈ Я в любви признавался! Что за бабы пошли!

— … я сейчас сдохну, если мы не выпьем. — честно признается алкоголик Женечка: — вот прямо тут сдохну. У меня и так муки танталовы как я вино вижу, а выпить не могу…

— Все. За друзей! Вздрогнули! — командует Гоги и они — выпивают. Некоторое время все молчат. Алкоголик Женечка и вовсе глаза прикрывает, прислушиваясь к своему организму и его реакции на молодое грузинское.

— Так я чего сказать хотел. — поворачивается Гоги к Виктору: — ты лучше с этими дорожниками не связывайся. Как увидишь — на другую сторону улицы переходи. И уж тем более драться не вздумай. У них понятия о чести нет совсем — могут и сразу накинуться со всех сторон, а могут и пырнуть. А у нас и так в этом полугодии пара ножевых есть по городу, нечего статистику портить. Хочешь себе нож в почку заполучить — лучше в следующем году, хорошо?

— Удивительно что этот Давид — дорожник. — говорит Виктор: — ты бы его видел. В белом… ну то есть в бежевом костюме, черная рубашка и белый же галстук. Ребята в школе его «Негативом» кличут. Какой из него дорожник, он лопату-то в руках держал хоть раз?

— Так он же сын бригадира. Эти ребята будто табором по стране катаются и дороги чинят. А он на папиной «Волге» ездит. — отвечает Гоги: — но пару раз я его на дороге видел, да.

— Хорошо пошла. — наконец открывает глаза Женечка: — но маловато. Однако я уже готов к дискуссии «почему он а не я». Наливайте еще.

— Ты лошадей не гони, бывший интеллигентный человек. — поднимает палец Гоги: — у нас тут не…

— Да, да, я понял. — перебивает его Женечка и поворачивается к Батору: — я так понял, молодой человек, что суть вашей претензии к мирозданию заключается как раз в этом извечном вопросе? Кто виноват и что делать.

— Да знаю я кто виноват! Это все Витька! — Батор стучит жестяным стаканом с надписью «Ессентуки, скважина номер 18» по столу, стаканчик тут же складывается, превращаясь в набор жестяных колечек.

— Да, да. Я везде виноват. И Польшу в тридцать девятом я захватил и армянский геноцид младотурками устроил и первозданный хаос возродил. — кивает Виктор: — вали с больной головы на здоровую. Какого черта ты вообще к Светке поперся? Только у вас все налаживаться стало, как ты со своими подкатами к Марине!

— Женщины. — Гоги поднимает бутыль с вином: — давай по-новой, а то не клеится у нас разговор. Маловато видимо паров алкоголя в организме. Батор, а ты чего Светке такого сказал, что она тебя в глаз? Да еще сразу после любовных игрищ? Это ж постараться нужно было. Ты что, сказал ей что она — бревно в постели? Или там «твоя старшая сестра круче»? Или «на троечку сойдет»?

— Да ну вас. — сдувается Батор и снова раскладывает свой стаканчик из жести: — бабы эти еще. Сами не понимают чего хотят. Вот Витька — живой пример. Он же некрасивый и глупый, а они к нему клеются. Вот почему, а? Никто не знает… загадка природы. Это как вот… почему синий кит срет в воду желтизной, а выхухоль своих детенышей поедает? Загадка. Зачем детей жрать, если еда есть? Или там вот у девушки полно кавалеров вокруг — и красивые есть и умные, и богатые, так нет она выберет самого стремного и будет с ним носиться, совсем как Самира со своим Нурдином. Она же и красивая и вообще — настоящая русская женщина, не в смысле национальности, но в смысле — коня на скаку остановит и в горящую избу войдет. А он к ней как к говну относиться. В карты играет и по бабам ходит, совсем как Витька.

— Я в карты и играть толком не умею.

— Значит со вторым пунктом возражений нет? — прищуривается Гоги: — вай, опасный ты человек, Витька. Тебе как раз такую как твоя Лилька и надо, она тебя обуздает. Эх, не повезло тебе с ней… разобьет она тебе сердце, как вазу китайскую кувалдой — бац! И только осколки по стенкам. Давайте тост скажу! О разбитом сердце. Тем более что у нас тут все такие.

— Это все неконструктивно. — подает голос алкоголик Женечка: — это у вас заблуждения от недостатка информации. Вы как те слепцы что слона встретили и можете судить о целом только исходя из своих собственных ощущений. Это когда один держит слона за хвост и говорит, что слон похож на веревку. Другой за ногу и говорит, что слон как колонна. А на третьего слон насрал и тот искренне считает, что слон — это куча дерьма. Вы, мой дражайший друг Батор — как раз в положении слепца на которого насрал слон. А на самом деле слон — понятие выше вашего осознания… но я вам помогу, друг Батор. Ваши изначальные установки не корректны в основе своей. Наливай!

— Ээ… нет! — Батор закрывает ладонью стакан алкоголика Женечки: — пока не объяснишь все путем — никакого алкоголя, алкоголик!

— Это тавтология. — замечает Виктор: — никакого алкоголя алкоголику. Грустно. А у меня вот вопрос, Женечка. И Гоги Барамович тоже. Вот скажите… теоретически — чего ей от меня нужно, а? Я же вижу, что мы с этой Альбиной ну не пара никак. И она это понимает. И в тот раз меня отшила уже. Ладно в классе — испугалась что этот Негатив на ней блузку порвал, вот и прибежала, но потом-то чего?

— Негатив к ней приставал значит? А ты у нас — рыцарь Айвенго значит? Мало ты ему прописал…

— Да не я один. Альбина тоже успела его пару раз пнуть. И Оксана Терехова. Вот от кого не ожидал, вроде худая, а с боевым духом девчонка. — кивает Виктор: — но не об этом речь. Вон у Батора тоже кризис. А все, потому что ему Светки мало. А Светка такая… мне бы хватило. Всем бы хватило, а он как тот медведь в зоопарке, что на бегемота пырится. Хлебалом бы таким медку хапануть…

— Товарищи трудящиеся. — к ним подсаживается сосед, который уже закончил партию в шахматы за соседним столом, он достает свой крученный, разноцветный мундштук из оргстекла: — доброго вечера. О чем речь?

— У вас стакан есть, Леопольд Велемирович? — задает вопрос Гоги: — а то у нас тары свободной нет.

— Таки разве ж это проблема, уважаемый Гоги Барамович: — разводит руками Леопольд Велемирович: — в столь уважаемом обществе? Я вообще человек непьющий, но видит бог, не пьем, а лечимся. Секунду. — он раскладывает на столе шахматную доску и достает пластиковую фигурку ладьи. Переворачивает ее и демонстрирует что фигурка — полая. Ставит ее на стол и пододвигает к Гоги. Тот уважительно качает головой.

— Все-таки до чего интересно с вашим поколением, Леопольд Велемирович. — говорит он: — у вас всегда все схвачено.

— Вы меня с мысли не сбивайте. — поднимает палец Виктор: — давайте этого типа осуждать. Светки ему мало, Маринку ему подавай. Ты чего, Батор, совсем⁈ Видел какая Светка замечательная? Она, между прочим, в политехе учится и на стройке работает. А ты — водила, прости господи. Она вот институт свой закончит и инженером будет, у нее зарплата твоей в два раза больше будет, а такими как ты она будет командовать на производстве. У нее и амбиции есть и характер. А ты? Если и растешь, то только вширь, пузо вон отращиваешь, животновод… — он тычет его пальцем в живот и Батор — отодвигается.

— Да знаю я! — говорит он: — знаю я что она классная! Сам все видел ночью… какие у нее эти… — он описывает руками в воздухе полукружья: — амбиции. Упругие и две штуки сразу. Но у Маринки тоже амбиции есть! Мы пока со Светкой в их комнате… там на спинке стула бюстгальтер висел, розовый такой и по размеру понятно, что не Светкин, Светка он высокая и стройная, а Маринка — ниже ростом, но… — он снова описывает полукружья, на этот раз побольше: — вот такие! Колоссальные сиськи! Как представлю, что за богатство в этом лифчике прячется…

— Всех баб не перетрахаешь, мой друг Горацио. — замечает Виктор: — все это тщета и суета сует, Батор.

— Всех не перетрахаешь. — соглашается с ним Батор: — но уж попытаться-то можно? И потом — кто бы говорил⁈ Сколько у тебя баб у самого? У нас с Гоги Барамовичем уже национальный вид спорта — всех твоих женщин считать! Я лично уже дюжину насчитал! А у меня одна! Была…

— Sic transit gloria mundi… — вздыхает Виктор: — и так проходит слава земная… наслаждайся тем, что у тебя есть, а не гонись за призрачным успехом.

— Так у меня теперь и нет ничего. — грустит Батор: — видал фингал? Это ж она со всей души мне зарядила…

— На самом деле это хороший признак. — говорит Гоги, наливая всем вина: — была бы она к тебе равнодушна — ударила бы не так сильно. А тут… даже кулак довернула… явно неравнодушна к тебе.

— Ты ему дурные идеи в голову не вкладывай. — предупреждает Виктор: — он же все понимает на свой лад. Пусть погрустит немного, а уж потом мириться идет, а то…

— Гоги Барамович! — сияет Батор: — так что ты говоришь⁈ Значит она ко мне — неравнодушна⁈ Я сейчас же пойду к ней и…

— В этот раз я тебя точно перекрещу…