— Ашот Варгиевич! Принимай аппарат! — Виктор кладет на деревянную поверхность стойки, разделяющей помещение склада на две части — замотанный в старую клетчатую рубаху пистолет системы Марголина: — всю неделю за него переживал, понимаешь! Я ж в общаге живу, а у меня там по коридорам такая шумела́ рыжая носится, так что… — он осекается, увидев, как прорезиненная занавеска из плащ-палатки — откидывается и оттуда выглядывает девушка с круглым лицом и испуганными глазами. Она смотрит на Виктора и моргает.
— Здравствуйте… — говорит Виктор, поспешно убирая сверток со стойки: — а Ашот Варгиевич где? Извините, а вы наш новый завхоз?
— Что⁈ Нет! Нет… что вы. — девушка отчаянно мотает головой делает круглые глаза: — я вовсе не завхоз. А дедушка приболел немного, у него с печенью что-то случилось, в больницу увезли, он вот попросил на работу к нему зайти и забрать кое-что. Вот я и зашла, а теперь найти не могу.
— Дедушка, да? — Виктор сопоставляет этот факт с тем, что Ашот Варгиевич брал на работе отгул для того, чтобы свою внучку на вокзале встретить, и кивает. Не нужно быть семи пядей во лбу чтобы понять от чего именно прихватило печень у завхоза, ветерана и партийного человека, уважаемого всем коллективом школы. Встретил внучку и на радостях расслабился, позволил себе коньячку накатить… наверное.
— Меня зовут Виктор. Я учитель физкультуры в третьей школе. — представляется он: — а что врачи говорят? Когда он поправится?
— … что? А… ну говорят, что ничего страшного, только поберечься нужно бы. И чтобы не беспокоили, а то он все порывался на работу побежать. — отвечает девушка. Виктор изучает ее внимательным взглядом. Вот не сказала бы что внучка Ашота Варгиевича, так он нипочем бы и не сообразил. Ни капельки схожести. Славянская девушка с чуть округлым овалом лица, обычная рязанская барышня из средней полосы России, про таких Тургенев книги писал. Разве что вот косы до пояса нет, короткая стрижка, русые волосы. Синее платье, разноцветные пластиковые браслеты на руке, почти коричневая от загара кожа, белые полоски от бретелек купальника на плече, светлые сандалии на ногах.
— Ой! Меня Милой зовут. То есть… Мила я, вот. — говорит девушка, опуская взгляд: — извините, совсем забыла представиться. Я внучка деда Ашота.
— Это я уже понял. Приятно познакомиться, Мила. — вздыхает Виктор: — слушай, Мила, а насчет меня твой дедушка ничего не говорил? Что вот мол этот Полищук должен вещь сдать на склад под роспись?
— Ничего не говорил. — мотает она головой: — сказал только, чтобы я его тетрадь коричневую принесла и коробку из-под печенья.
— А… ну и ладно. — Виктор убирает сверток с пистолетом системы Марголина и тремя магазинами в свою сумку. Вся эта ситуация его напрягает, однако и сдать оружие внучке Ашота Варгиевича он не может. У кого брал — тому и отдай. Вот поправится старый завхоз, выйдет на работу — тогда и можно будет от ответственности избавиться, а пока… наверное нужно половицы в комнате поднять и под них спрятать, не годится сверток в холодильнике держать. В целлофановый пакет завернуть, предварительно смазать и положить, раз уж получается, что на неопределенный срок хранения.
— Пойду я пожалуй. — говорит он: — у меня скоро уроки начнутся, а Ашоту Варгиевичу привет передавай, Мила.
— Погодите! — девушка прикусывает губу и прижимает руки к груди, словно актриса в трагическом амплуа на сцене провинциального театра: — Виктор, помогите мне пожалуйста! Я… я уже час его тетрадь коричневую ищу и никак найти не могу! А дедушка будет волноваться! А ему волноваться никак нельзя сейчас! Я же на медицинском учусь, я знаю!
— Насколько я помню — на первом курсе. — ворчит про себя Виктор и вздыхает: — коричневую тетрадь? Так вот же она… — он тычет пальцем в большой журнал учета, который лежит на самом виду. Журнал обтянут темно-коричневой кожей, поверх которой приклеена надпись «Книга учета».
— Это? — девушка наклоняет голову: — но это же не тетрадь, а книга учета! Слишком большая для тетради.
— Берите ее. Он ее именно коричневой тетрадью называл. — отвечает Виктор. Он-то прекрасно понимает зачем Ашоту Варгиевичу, лежащему на больничной койке нужна, книга учета. Если вдруг он задержится на этой самой больничной койке, то могут и ВРИО, то есть — временно исполняющего обязанности назначить. Судя по обстановке на складе полным-полно неучтенки и излишков. Однако без книги учета это никак нельзя установить. Так что такой документ лучше рядом с собой хранить. На самый худой конец, если Ашот Варгиевич даже уволится — он эту книгу с собой заберет и остатки по складу примут по факту описи имущества. Что, конечно ужас-ужас, ведь тут неучтенного имущества полным-полно, но зато никто никаких претензий к нему не выкатит. А вот если по книге учета, по выведенным остаткам склад передавать, то всплывут неудобные вопросики, например вот откуда у вас на складе, товарищ завхоз — лишние комплекты ОЗК или там два ящика коньяка, например. И это только навскидку.
— Правда? — девушка сразу светлеет лицом, тут же прижимает книгу к груди: — спасибо! Огромное вам человеческое спасибо, Виктор! Я… тогда я побежала к дедушке в больницу! — и она действительно бежит! Проскальзывает мимо Виктора и уносится в дверь!
— Эй! — Виктор спешит за ней, догоняя в коридоре: — куда⁈ Стой! Да погоди ты!
— Что?
— А дверь кто закрывать будет? Это же склад, тут строгая отчетность, а ты убежала куда-то! Где ключи⁈
— Ключи? Ах, да, ключи… ключи там на столе! Закройте двери пожалуйста! — и она уносится вдаль по коридору. Виктор смотрит ей вслед и только головой качает. Заходит назад в вотчину Ашота Варгиевича, склад-подвал-бомбоубежище. На секунду испытывает сильное желание положить куда-то сюда сверток с пистолетом, избавившись наконец от давящего чувства ответственности, но потом берет себя в руки. Нельзя так. Вот положит он оружие на склад, а ну как Ашот Варгиевич не вернется, а уволится? Придет новый и задаст резонный вопрос — а где у вас Виктор Борисович, доверенное и выданное на руки оружие, а именно пистолет системы Марголина с заводским номером 035864? Как это «вернул на склад», а где запись? И все.
Найдя на столе связку ключей, он запирает склад и кладет ключи в свою сумку, перебрасывает ее через плечо и спешит в свой кабинет.
В коридоре второго этажа его ловит Маргарита Артуровна, которая сразу же хватает его за руку в районе бицепса.
— Витя! — говорит она: — на эти выходные у нас на школьной площадке краеведческая экскурсия, помнишь?
— Помню конечно. — откровенно врет Виктор. Ни черта он ни помнит, у него вообще события последних дней все из головы выбили, особенно эта шумела́ Бергштейн со своими скульптурными формами, он все же не железный, у него гормоны и тело молодое, а она — будто создана чтобы сбивать с пути истинного и одним своим видом отрицать любые попытки целибата. Подумать только — она к нему всю ночь прижималась этими своими изгибами… да как он заснул вообще⁈
— Ну так вот. — продолжает Маргарита Артуровна, нещадно тиская его бицепс: — Альбина Николаевна никогда в такие походы не ходит, и на этот раз не пойдет. Поход факультативен, тут как у Шолохова в «Поднятой целине», колхоз дело добровольное. Так что половина из учеников не пойдет, наверное. Как всегда, никакой инициативы, а еще будущие комсомольцы! — возмущается она, а ее пальцы продолжают стискивать его руку.
— Их можно понять. — говорит Виктор: — все-таки летние каникулы, а они в школу ходят. Самые несчастные из всех учеников это те, что на каникулах к школе привязаны.
— Школа — это не концентрационный лагерь, а место где рады каждому ученику, ходить в школу должно быть радостно и приятно. Вот я в свое время обожала в школу ходить. — Маргарита Артуровна на секунду замолкает и поднимает глаза к потолку: — так о чем это я? Ах, да! Выезжаем в шесть ноль ноль от школы, автобусом до Карасевки, потом пешком до Утиного озера, там есть место куда в прошлом году ходили. Палатки разобьем и переночуем. На следующий день — пройдем до карстовых пещер и Провала, нужно будет ученикам лекцию о родном крае прочитать, но это я на себя возьму. А ты смотри, чтобы никто никуда не лез как в прошлом году, когда Мазуркин и Леонтьев в пещеры подались, два часа их искали. По учебному плану за тобой обучение гражданской обороне и нормативам ГТО, а потом можно дать всем возможность покупаться и в волейбол поиграть. Песни у костра и все такое. Ты, кстати, на гитаре играть умеешь?
— Неа, — чистосердечно признается Виктор: — в городском зоопарке как раз медведь убежал в тот день как я родился. И по ушам мне пробежался. Или это цирковой был?
— Жаль. — Маргарита Артуровна еще раз стискивает его бицепс, и он непроизвольно напрягается: — ах, да. Утром как все соберутся у школы — проверишь рюкзаки у мальчиков, а я — у девочек. Но у мальчиков в первую очередь, чтобы они опять спиртное с собой не взяли. Каждый год проверяем и каждый год… все равно проносят. — она вздыхает: — так что внимательнее! Когда костер, ночь, мальчики и девочки вместе, а тут еще и спиртное! Всякое может случиться…
— Ну, допустим случиться может не всякое, а вполне определенное. — пожимает плечами Виктор: — и оно все равно рано или поздно случится, так сказать зов природы. Я скорее за то, чтобы перегибов на местах не было, а у мальчиков и девочек все равно общие темы для общения найдутся.
— Виктор Борисович! — возмущается Маргарита Артуровна, на секунду перестав тискать его бицепс: — прекратите немедленно! Они же дети еще!
— Четырнадцать лет самым младшим. — замечает Виктор: — раньше в таком вот возрасте уже вовсю и воевали, и замуж выдавали, а у нас все они — «еще дети». Выращиваем мы инфантильное поколение, Маргарита Артуровна.
— Варварство какое! Все это было до того, как Советская власть пришла. Детям нужно счастливое детство! Никакого спиртного, и чтобы все было в рамках приличия! Как и положено в средней школе номер три! — ее пальцы впиваются в его бицепс.
— Хорошо, хорошо… — кивает он: — хорошо, нет проблем. Обязательно все сделаю. Обыщу, найду, конфискую. Сам все выпью.
— Виктор Борисович!
— Вылью. Вот прямо на землю вылью, честное комсомольское, Рита, хватит мою руку тискать.
— Кстати, палатки нужно у Ашота Варгиевича на складе взять. — говорит она, отпуская его руку: — палатки… составь сегодня список кто из твоих пойдет. На четыре человека одна палатка. Ну и что там нужно еще? Ты же мужчина, Вить, возьми что нужно… топор там… а ученикам доведи чтобы взяли с собой картошки, будем в углях запекать. В школьной столовой нам паек на два дня соберут, нужно будет распределить кто и что несет.
— Хорошо. — говорит он: — Ашот Варгиевич кстати в больницу лег, а ключи пока у меня. Я под акт соберу что нужно.
— Ашот Варгиевич в больнице? С ним все в порядке? — хмурится Маргарита Артуровна и ее ловкие пальцы тут же вцепляются в бицепс Виктора.
— Видел его внучку, говорит, что ничего страшного, скоро поправится. — отвечает он: — но если не успеет до конца недели выйти, то акт оформим, палатки соберем и что там еще нужно.
По коридорам школы раскатывается звонок и Маргарита — выпускает его руку и отскакивает в сторону.
— Ой. — говорит она: — я же опаздываю! Все, потом поговорим! Готовься к походу! Составь список кто пойдет! И скажи, что не дай бог я у кого алкоголь найду!
— Обязательно. — он провожает ее взглядом и спешит в свой кабинет. Как он и предполагал — шум из кабинета слышен в коридоре. Ну конечно, звонок прозвенел, а учителя еще нет в кабинете, чем не повод пошуметь? Как там говаривал Тартарен из Тараскона — «дэвайте шумэть!».
— Здравствуйте! — говорит он, входя в кабинет и окинув класс строгим взглядом. По крайней мере он постарался, чтобы его взгляд показался строгим. Пока шум затихал, а ученики рассаживались по местам — он быстро пробежался по головам. Ага, вот сидит и ест его взглядом активистка и будущая комсомолка с чересчур активной жизненной позицией, Елизавета Нарышкина. Ее в свою очередь сверлит взглядом Володя Лермонтович, рыжий и конопатый, всегда хулиганистый непоседа. Рядом с Елизаветой — Инна Коломиец, легкоатлетка, в свои пятнадцать у нее стройные и сильные ноги, взрывная сила, позволяющая стартовать на стометровке на два корпуса впереди всех остальных. Эти двое подружки не разлей вода. На задней парте заложил руки за голову Артур Борисенко, у него нарочито безразличное лицо.
Он ищет взглядом дальше и находит Яну Баринову, при взгляде на которую у него невольно екает сердце и сохнет во рту. Яна сегодня одета в белую блузку и темно-синюю юбку, на ней большие очки с роговой оправой и сейчас она так напоминает себя в будущем, вернее — в его прошлом. Именно такой он ее и помнит, в белой блузке, и в больших очках… может даже этих самых.
Рядом с ней сидит Оксана Терехова, эти двое сдружились и часто проводят время вместе. Сама Оксана девочка крайне не спортивная, с явным дефицитом веса и отсутствием аппетита, Виктор все время замечает что на обеденном перерыве она никогда котлету не ест, да и суп едва-едва клюет, как птичка. Однако она очень умная, порой даже слишком. Как-то он слышал от нее довольно жесткие и циничные высказывания для четырнадцатилетней девочки. И если по Нарышкиной и Коломиец было видно, что эти двое выросли в нормальных семьях, где уважали детей как личностей, прислушивались к их мнению и в целом не травмировали детскую психику больше необходимого, то вот по Тереховой это вовсе не было ясно. С такими вот высказываниями она скорее всего уже успела чего-то насмотреться… и судя по тому, что говорили ученики и учителя о ее семье за глаза — это было объяснимо. Отец Оксаны работал не то врачом, не то санитаром в местной психушке, был горазд выпивать. Про ее мать ничего никто не знал, однако ее отец частенько оказывался клиентом местного вытрезвителя, а еще — привлекался за хулиганку, потому что в пьяном виде был горазд подраться. Скорее всего так же являлся и семейным тираном, «кухонным боксером», однако его жена об этом молчала, никаких заявлений не подавала, не желая сор из избы выносить. Тем не менее по глазам девочки, Ксюши Тереховой — было многое понятно. Она всегда смотрела на мужчин с некоторой опаской. Так те, кого покусали собаки уже больше не могут считать их милыми меховыми игрушками, а всегда опасаются острых клыков. Оксана опасалась мужчин. Это все, что нужно было знать о ее семье. Если четырнадцатилетняя девочка опасается мужчин… этого было достаточно.
— Итак. — говорит он, дождавшись пока в классе не наступит тишина: — рад вас всех видеть сегодня. У меня есть объявление. Как вы все знаете в следующие выходные у нас краеведческая экскурсия и поход в лес и на озеро. Как сказала мне Маргарита Артуровна, колхоз дело добровольное, так что сейчас отправлю по рядам листок, куда попрошу вписать имена и фамилии тех, кто захочет отправиться в этот поход. И… — он замечает что Коломиец тянет руку вверх: — да, Инна, что ты хочешь спросить?
— Виктор Борисович, мне кажется это к вам. — говорит Инна, вставая с места и указывая ему за спину. Виктор оглядывается. За окном школьного кабинета на втором этаже он видит улыбающееся лицо Лили Бергштейн, либеро «Красных Соколов». У него начинает дергаться глаз.
— Пожалуйста подождите. — говорит он и спешит к окну, распахивает его и хватает Лилю за руку: — ты с ума сошла⁈ Тут же почти четыре метра высоты!
— Привет! — Лиля вспархивает на подоконник и соскакивает с него на пол, обнимает его и целует в щеку: — ты чего такой бука? Мы же теперь пара! У нас сегодня свидание, вот прямо сейчас. После обеда тренировки будут, так что мне некогда, а до обеда я к тебе решила заскочить, а то Машка не поверит же. Ты ей на вечерней тренировке расскажи все. Мы же договаривались, помнишь?