Тренировочный день 3

Глава 6

— Витька, ты чего завис-то? — толкает его в плечо Батор: — так хреново, да? Так ты второй день подряд пьешь, алкоголик, а еще учитель физкультуры. Ты вон в зеркало на себя посмотри, типичный маргинал. И как с такими как ты строить общество будущего?

— А? — Виктор фокусирует взгляд на Баторе. Они стоят в умывальной, а Виктор вот уже несколько секунд стоит с занесенной зубной щеткой.

— Ну, хорошо, что ты вчера со Светкой не зависал, тут ты молодец. Внял просьбам и нуждам коллектива. Ты же бабник, Витька. А она… — Батор качает головой: — она заслуживает лучшего! Например, такого как я. А что? Я, между прочим, не просто водила, а профессионал высшего разряда, могу и с прицепом ездить и автобусы водить. На доске почета вишу. И в социалистическом соревновании на человеко-километры на третьем месте. Был бы на первом, но Юркину приписывают дополнительные, у него Зинка в заготконторе работает, ставит пробег выше. И, кстати — я верный. Вот ты как не выйдешь в город у тебя вокруг тут же девицы сомнительной внешности и репутации появляются, а у меня такого нет…

— Да? — машинально спрашивает Виктор и все же начинает чистить зубы, думая о том, что умывальник в коммунальном общежитии для молодых специалистов для него как точка отсчета, как бы не завершился день, начинается он всегда одинаково — с этого вот самого умывальника. Нет, если Ашот Варгиевич сегодня на работе появится, то нужно будет у него прокладку выцыганить и кран починить, чего они тут возле одной раковины толкутся как трудящиеся Мозабмика в пустыне у колодца Учкудук.

— Да. — твердо говорит Батор: — потому что вокруг меня девушек вообще нет. Ни сомнительной наружности, ни… вообще никаких! Сволочь ты Витька.

— Почему это? — вяло удивляется Виктор, сплевывая раковину и набирая воду в сложенные ковшиком ладони.

— Потому что успехом у женщин пользуешься, вот почему. — говорит Батор: — и чего они все в тебе нашли? Мышцы и у меня есть, вон. — он сгибает руку в локте и демонстрирует свой бицепс: — видал! Да я гирю в шестнадцать килограммов могу одной рукой, вот так…

— Круто. — соглашается Виктор и полощет рот. Сплескивает лицо холодной водой.

— И я тебя умнее. Вот что ты знаешь о апории дихотомии в парадоксальных афоризмах, а? Вот то-то же. Я между прочим много читаю и сам изучаю! И стихи пишу.

— Правда что ли? — удивляется Виктор, промывая щетку под краном: — стихи?

— Не веришь? Как там… тебя так сильно я люблю, что тут же сброшусь по рублю! Рифма, во!

— Теперь понимаю, почему девушки тебя как огня боятся. Ты им стихи свои читаешь. — вздыхает Виктор: — а в остальном ты прав, конечно. И вообще, чем меньше женщину мы любим — тем больше нравимся мы ей. Ты, Батор, нормальный парень, но с давлением сильно уж пережимаешь. Не стоит сразу же…

— Что ты понимаешь! Сколько крови, сколько песен за прекрасных льется дам! Если не завоевывать сердце женщины — для чего еще нужен мужчина! — Батор поднимает руку вверх и тычет указательным пальцем куда-то в потолок: — только в пылу любовной битвы и выковывается сталь моей истинной любви!

— О, господи. — Виктор хватается за голову: — пожалуйста, не ори ты так, у меня голова раскалывается.

— Это портвейн. — кивает Батор: — или чего вы вчера там пили с Федоссевыми? Нашел с кем связаться, Витька, старший брат там вообще алкаш алкашом, из трезвяка не вылезает. Кроме того — сиженый за хулиганку.

— Да не сидел он. — морщится Виктор: — у него приводы были по малолетке, а потом в СИЗО недельку пробыл, пока подозревали.

— Все равно. Нашел с кем пить. Кстати, а у нас со Светкой сегодня свидание! — выдает Батор: — потому как ты ее разочаровал. Интересно чем?

— О. Привет орлы! — в умывальную входит бодрый Гоги Барамович Зурабишвили в семейный трусах, белой майке и с полотенцем через плечо: — ранее утро, а наш вчерашний пациент уже на ногах. Честно говоря думал, Витька, что ты сегодня на работу не пойдешь. Привет, Батор!

— И наше вам с кисточкой. — отзывается Батор, пока Виктор молча — освобождает место перед раковиной: — а что это он «пациент»? Его вчера в отделении приняли?

— Еще как! Сам Михал Борисыч этим Дон Жуаном занимался. — довольно хохотнул Гоги и хлопнул Виктора по плечу: — но силен, брат! Вот прямо как я в молодости, я же в Тбилиси ни одной красотки не пропускал!

— Да мы просто в парке гуляли… — оправдывается Виктор: — а там Алена и Маша с какими-то монтажниками связались…

— Ха. Не умеешь ты рассказывать, товарищ Полищук, у тебя из уст самая красивая легенда станет книгой инвентаризации. Скучной, предсказуемой и с недостачей в пять лет лишения свободы. — упирает руки в бока Гоги Барамович: — слушай сюда, Батор, чего этот скромный учитель физкультуры вчера учудил. Для начала, — и он поднимает палец вверх: — не такая древняя, но уже такая легендарная легенда о том, как на обычного, понимаешь, советского педагога упало благословение Купидона!

— О, господи. — говорит Виктор: — а мне еще побриться нужно, у меня же школа сегодня. Ученики ждут, а я в таком виде…

— Стоять! — Батор придерживает его за локоть: — что-то тут воняет. Прогнило что-то в Датском Королевстве, принц Гамлет. Стой, пусть вон Гоги Барамович расскажет, почему это ты у нас Дон Жуан и откуда тут купидон. Что-то не нравится мне это… предатель!

— Чего это я предатель? — Виктор открывает мыльницу и ставит ее на соседнюю раковину, достает помазок и мочит его кончик в текущей из единственного рабочего крана воде.

— Слушайте, помолчите, э? Я же Легенду рассказывал. — повышает голос Гоги, вешая полотенце на гвоздь, вбитый в стенку: — про то, как один очень грустный бог любви и разврата летел над нашим городским парком культуры и отдыха, понимаешь. И вот уже почти прицелился он в товарища заведующего городской библиотекой Мазурина Тимофея Зазубовича…

— Не бывает таких отчеств. — на пороге умывальной появляется Светлана, она уже одета в синюю спецовку и синюю же кепку: — а, привет Батор.

— Привет, Светка! — сияет улыбкой тот: — а давай сегодня на свидание сходим?

— Ну тебя, Батор, ты ж к каждой девушке клеишься. — отвечает девушка и переводит взгляд на Виктора: — вот ты скотина, Полищук, а? Кобель, одно слово. Я, конечно, тебя обещала с Лилькой познакомить, но чтобы такое… чтобы я после такого хоть с кем-нибудь тебя познакомила еще раз…

— Да что происходит вообще? — спрашивает Батор: — чего он натворил такого? Я тоже хочу!

— … и могущественный, но озорной Бог Любви уже почти прицелился в ответственного сотрудника городской библиотеки, между прочим — партийного! — поднимает палец Гоги Барамович: — но в этот момент какая-то птичка пролетела совсем мимо и все его драгоценные стрелы любви рассыпались из колчана вниз! И попали в руки коварного и злобного товарища Полищука, который и стал объектом обожания для целой волейбольной команды! Попали в маленькие, скрюченные, но достаточно мускулистые руки, понимаешь! И тогда поддалось его черное сердце соблазну и начал он эти стрелы… ну допустим метать. Как дротики. Или купидон лук тоже уронил: — Гоги задумывается: — сложная история, понимаешь.

— Просто втыкал, как кинжалы? — предполагает Виктор, взбив пену на кусочке мыла и теперь нанося ее на подбородок. Коварная щетина выросла на его лице меньше чем за сутки… все же высокий у этого организма тестостерон, молодость, половая зрелость, расцвет сил, все дела…

— Ээ… нет. Стрелу как кинжал не воткнешь, она достаточно гибкая должна быть. — отвечает Гоги: — ну да ладно. История об этом умалчивает. В любом случае из обычного учителя и скромного советского служащего с… ты же у нас еще комсомолец? Да, с комсомольским билетом у серда — он превратился в того, кто может заставить в себя влюбится кого угодно! И первой своей стрелой сразил сердце своей девушки! Этой, которая приходила сюда, с косичками и такими озорными, блестящими глазками, как ее там… ну которая высокая…

— Ты про Айгулю говоришь? — Виктор осматривает лезвие опасной бритвы на предмет остроты. Править ее сейчас времени нет, и так опаздывает.

— Светка ну где ты⁈ — в дверях появляется Марина. Она тут же тычет пальцем в Виктора: — ага, кобель заявился! Дон Жуан и Казанова Колокамского разлива! Я думала ты порядочный, а ты еще хуже чем Холодок!

— Да чем это я хуже⁈ — удивляется Виктор.

— Холодок по крайней мере совесть имел и каждой девушке говорил, что она — единственная. — заявляет Марина: — а ты сразу со всеми гуляешь, вот! Кто ты после такого?

— Ээ… хороший платонический друг? — пробует почву Виктор, встав поближе к тусклому, потрескавшемуся, видавшему виды зеркалу. Изучает свою физиономию и подносит лезвие бритвы к подбородку.

— И так скромный, но коварный школьный учитель физкультуры стал повелителем сердец всех молодых девушек! Эх, сейчас бы бутылочку киндзмараули… сугуни нарезать, да с колбаской сырокопчёной и под такой тост и не выпить грех! — заканчивает свой спич Гоги Барамович и набирает воду в сложенные ладони. Опускает голову и отфыркивается как морж, брызги холодной воды летят во все стороны.

— Не смеши мои носки, Полищук. — прищуривается Светлана: — платонический друг он. Ты — кобель. Мне Лилька все рассказывает, так что я про вашу тусовку у нее на хате знаю. И что ты там со всеми был… платоническим другом. Вот такой платонический друг всей волейбольной команды.

— Как волейбольной команды? — спрашивает Батор: — в смысле — волейбольной команды? Вы чего?

— Смех смехом, но вот то, что тебя от монажников девчонки спасли — вот что действительно смешно. — хохочет Гоги, открывая кран: — Михал Борисыч так и сказал, говорит в первый раз вижу, чтобы девчонки парня защищали, да еще и толпой. Батор, если протокольными фразами, то наш с тобой товарищ вчера умудрился покорить сердца амазонок из волейбольной элиты города и области. Я сам потом протокол читал.

— Светка! Мы же опаздываем! — дергает свою подругу за рукав Марина: — потом еще успеем на него накричать, а сейчас у нас автобус уйдет, будем пешком топать!

— Я с тобой еще не закончила, Полищук! — заявляет Светлана и девушки спешно покидают умывальную комнату.

— Ох, тяжела ты шапка Мономаха… — добавляет Гоги, выпрямляясь и утирая лицо полотенцем: — с одной стороны завидно, что ты такой популярностью у девушек пользуешься, а с другой стороны… — он качает головой: — ох и непросто тебе сейчас придется, товарищ Витька. Но как говориться, любишь трахаться, люби и конфликты улаживать. И ухаживать. Тебе одних цветов на всех своих баб купить — разоришься.

— Да не было у меня ничего. — защищается Виктор: — я просто с ними посидел. Ну, выпили, поговорили, пошутили и все. Спать.

— Тогда еще хуже. — безапелляционно заявляет Гоги: — тогда ты брат, совсем дурак.

— Это еще почему? — Виктор аж замер с бритвой в руке.

— Да потому что последствия не отличаются. — отвечает Гоги Барамович: — и чего ты со своей опасной бритвой вечно? Я вот электробритву люблю, у меня «Харьков». Раз и все, даже морду мочить не нужно, потом одеколоном спрыснул и готов к труду и обороне. А ты если поторопишься или там рука дрогнет с похмелья — пол-лица себе отрежешь.

— Эй! Витька! Что за дела⁈ — говорит Батор: — я не понял! Ты опять себе где-то новых баб нашел⁈ И мне не сказал⁈ А еще друг, называется!

— Во-первых не нашел. А во-вторых, ты же только что меня врагом человечества называл? — уточняет Виктор, начиная вести лезвие бритвы вдоль подбородка, чувствуя легкое шуршание… все же отросла щетина, отросла…

— Не, если ты теперь знакомый с волейболистками, то ты теперь мой лучший друг! — заявляет Батор: — хочешь я тебе одеколон свой отдам? Тот который «Коза Ностра», яблоком пахнет? Вот насовсем отдам, ей-богу. Ты только познакомь!

— И в-третьих. Гоги Барамович, я не понял, о чем это ты? В смысле — «последствия не отличаются»? — задает вопрос Виктор. Гоги тем временем выпрямляется и перебрасывает полотенце через плечо, бросает на него быстрый взгляд и вздыхает.

— Понимаешь, мой юный и наивный друг, женщине без разницы, было у вас что-то или нет. — говорит он: — если она уже себе в голове все придумала, то будет вести себя так, как будто все уже было. Вот и получается, что если женщина себя уже так ведет, а у вас ничего не было — то ты дурак. Обязательства уже есть, а права свои ты не реализовал. Тем более, если женщин — несколько. Ты же брат не Фигаро, слуга двух господ и не Труффальдино из Бергамо. Порвешься. — Гоги становится неожиданно серьезным: — а это, брат, нехорошо. Как бы ты не крутился, но кому-то будет больно. Так что, если у тебя до сих пор ничего не было — ты уж определяйся. Нельзя все время по грани ходить. Всякое может случится.

— Витька, ты его не слушай. — говорит Батор: — все можно. Вот у тебя оказывается куча красивых девушек знакомых и ты ни с кем не крутишь шуры-муры — это же великолепно! Для меня больше вариантов!

— Совсем ты Батор женщин не понимаешь. — вздыхает Гоги: — если там вокруг Витьки организованная группа лиц без предварительного сговора образовалась, то тебе там ничего не светит. Там уже и Витька неважен, у них свое соперничество идет, кто выиграет — тот потом его и бросит. Кому он нужен-то? Тут сама игра важна, понимаешь? А ты… Разве что пожалеет тебя кто…

— Ну и пусть! Я согласен на секс из жалости! Я — жалкий! Да ты знаешь сколько я женскую грудь в глаза не видел⁈

— У груди есть глаза? — тихонько произносит Виктор, смывая пену с лица: — мсье знает толк в извращениях.

— Да что ты говоришь! — Батор делает шаг вперед и разворачивает Виктора к себе, внимательно изучает его лицо: — а теперь скажи мне что не видел вчера босую женскую грудь⁈ А⁈

— Ээ… — захваченный врасплох Виктор моргает. Если так вдуматься — то видел. Даже несколько раз. И проснулся в обнимку с голой Лилей Бергштейн… и, черт возьми, в штанах тесно становится от такого воспоминания… нужно срочно отвернуться!

— Вот. — тычет в него пальцем Батор: — предатель. Правильно Светка про тебя говорит, кобель ты и всегда вокруг тебя куча девиц сомнительного поведения. Познакомишь? Ну пожалуйста! Я же передовик производства, мне жениться пора!

— Ты бы на Марину взглянул. — советует ему Гоги: — или у нас в отделе есть девушка по имени Тамара. Вах, — царица! Давай познакомлю?

— Видел я вашу Тамару. Она весит сто кило и у нее усы. — отвечает Батор: — зачем мне такое счастье? А вокруг Витьки всегда красотки, одна другой круче. Не, я этого волка позорного так не оставлю, слышишь, Витька? Знакомь своего друга, не видишь, плохо мне?

— Правильно Гоги Барамович говорит. — откликается Виктор: — и Марина хороша, да и насчет Тамары подумай. Она ж и похудеть может, а усы сбрить легко.

— Зачем ей худеть? — искренне удивляется Гоги: — такая замечательная фигура, вай, зачем ее портить? Девушки должны быть… в теле. Как Рубенс писал, а он толк в женской красоте точно знал. Или там малые голландцы. Худая женщина у тебя только в одном случае — если ты хреновый добытчик, Батор. Как только она стала твоей — нужно ее хорошо кормить, чтобы она стала женственной. А эти волейболистки у Витьки — да на них без слез не взглянешь. Их запереть дома и кормить! Чахохбили, хинкали, чашушули, хачапури по-аджарски… эх, опять кушать захотел, а ведь только что завтракал. Яичницей… — грустит Гоги.

— Сволочи вы. Оба. — говорит Батор: — вам-то хорошо, у Витьки девушки есть, а Гоги так вообще на Наташке женат. А я?

— Тра-та-та-та! — в дверь умывальника просовывается рыжее чудо и расстреливает всех из воображаемого пулемета: — вы все убиты! Дядя Витя, а почему вы — кобель?

— Катька! — несется крик по коридору из кухни: — а ну-ка отстань! Дай людям спокойно помыться!