Винделор

Глава 2

Глава 2.

Винделор рывком вырвался из сна, словно вынырнул из густой чёрной воды. Город под номером шестнадцать пылал — языки пламени жадно лизали стены, пожирали дома, ещё недавно наполненные голосами. Крики разрывали ночь, искажённые лица тонули в дыму, и он снова видел их: мать, отца, сестру, исчезающую в тенях жителей города и всадников с острыми клинками. Говорили, таких городов было несчётно — когда-то у них были имена, но огонь и варвары стёрли их с земли. Этот кошмар цеплялся за него десятилетиями, как гарь, что разъедает лёгкие. Он вскочил, сердце колотилось, вырывалось из груди, словно само пыталось сбежать туда, где всё ещё полыхало.

Утренний свет сочился сквозь занавески, тусклый, словно чужая милость. Винделор сидел на краю кровати, сжал виски ладонями, прогоняя призраков огня. Проклятье этого сна было не в пламени, а в его бессилии — он не мог ничего изменить тогда и не мог теперь. Дыхание выровнялось, но жар в груди остался, как угли, тлеющие под пеплом. Он плеснул холодной воды в лицо, смывая пот и тревогу, собрал рюкзак и шагнул в коридор. На ресепшене сменились лица — такие же пустые, как вчера, — но он прошёл мимо, не глядя.

На улице его ждал Саймон, прислонившись к стене. Густой дым самокрутки вился над его головой, а в глазах плескалось ленивое любопытство. Он заметил Винделора, вскинул руку, и уголки его губ тронула насмешливая улыбка.

— Доброе утро, северянин! — голос Саймона был бодрым, почти слишком живым для этого серого города. — Кричал во сне? Что-то про огонь, да?

Винделор замер, взгляд стал твёрдым, как сталь револьвера под плащом. Он кивнул — коротко, неохотно, но тень кошмара всё ещё лежала на плечах, тяжёлая, как угольная пыль.

— Доброе, — бросил он, махнув рукой. — Просто сон.

Саймон хмыкнул, выпуская дым в холодный воздух.

— Сон, говоришь? У таких, как ты, сны — это не просто сны. Старые города, да? Они горят в тебе, как в байках стариков у костров.

Винделор не ответил, шагнув вперёд. Плащ качнулся, задев компас в кармане — ледяной, как память, что не отпускает.

— Куда направляешься, приятель? — с легким энтузиазмом спросил Саймон.

— В ломбард, — Винделор слегка нахмурился, обдумывая свои слова. — Потом к оружейнику и на рынок.

— Пойдем, дружище Вин, — Саймон без колебаний положил руку на плечо Винделора, его лицо сияло от радости, словно он только что предложил великое приключение. — Я покажу тебе самые злачные места этого унылого города.

— Пойдем, — кивнул Винделор, сдержанно улыбнувшись. Его взгляд был спокойным, но в голосе сквозило легкое любопытство. — Заодно я хотел бы послушать о двадцать седьмом, он по пути, и было бы интересно узнать о нем побольше.

Утренний туман обвивал жалкие домишки, лишая их даже проблеска света. Редкие горожане, встречающиеся на улице, шли, опустив головы, словно укрывались от неизменной серости, которая обволакивала не только город, но и их души и тела. Их лица искажались в вечном унынии, а глаза были тусклыми, полными усталости и безнадежности.

Каждый шаг по тротуарам, покрытым пожелтевшей и потрескавшейся серой плиткой, отдается глухим эхом. Запущенные парки, где когда-то играли дети, теперь напоминают поля битвы: неухоженные скамейки и заросшие травой площадки, где резвится лишь ветер. Жизнь здесь течет ужасно медленно, как старая ржавая река, унося с собой надежды и мечты, заменяя их лишь серостью повседневности.

— Если говорить о двадцать седьмом, то это действительно то место, где хочется жить. Сравнивать его с этой богадельней нет смысла. Наши жители — яркие, счастливые и целеустремлённые люди. Посмотри вокруг, Вин, это не город, а помойка. Здесь даже пообедать негде, ни одного приличного заведения. Не представляю, как здесь живут люди. Я бы либо повесился, либо пустил себе пулю в лоб.

Утренний туман стелился над улицами, серый, как дыхание догорающего города. Винделор шагал рядом с Саймоном, и каждый его шаг отдавался гулким эхом по потрескавшейся плитке. Саймон затянулся самокруткой, густой дым вился над его усами, спутываясь со словами.

— Кстати, о пулях, — он прищурился, скользнув взглядом по Винделору. — Какой у тебя аппарат? В двадцать седьмом есть толковые лавки, мой зять там держит одну. Скажешь, что от меня, — он хмыкнул, — скинет пару монет, если будет в настроении.

Винделор оттянул край плаща, показав кобуру. Револьвер Уэбли лежал на ремне — старый, с потёртой рукоятью, металл тускло блестел в утреннем свете.

— Вот, — его голос был хриплым, словно натянутый канат. — С переломной рамой. Знаешь такой?

Саймон замер, дым повис в воздухе. Его глаза сузились, потом он расхохотался — громко, резко, и эхо отразилось от серых стен.

— Боже, северянин, это же рухлядь! Где ты патроны берёшь? Таким уже лет пятьсот, как место на полке в музее! — Он хлопнул себя по колену, будто услышал лучшую шутку за неделю. — Выбрось его, Вин. Купи что-то, что не развалится в руках.

Винделор остановился. Рука сжала рукоять револьвера, пальцы на мгновение побелели. Его взгляд стал твёрдым, как сталь, что резала его кошмары. Тень прошлого шевельнулась в груди — голос отца, крики в огне, треск горящих стен. Этот револьвер был с ним тогда, в городе шестнадцать, когда он не успел выстрелить. Когда не успел спасти. Челюсть напряглась, но он ответил ровно:

— Он был с моим отцом. Пока работает, я его не брошу.

Голос его дрогнул, и на мгновение в глазах мелькнула боль — острая, как осколок стекла, вонзившийся в память.

Саймон замолчал, дым развеялся, оголяя выражение его лица. Он смотрел на Винделора, прищурившись, будто видел его впервые. Улыбка сползла с губ, сменившись чем-то более задумчивым.

— С отцом, значит, — протянул он, голос стал ниже, суше. — Ну, дело твоё. Только не жди, что эта железка вытащит тебя из могилы. В дороге такие игрушки — как память: греют, пока не ломаются.

Винделор не ответил. Пальцы скользнули в карман, сжали компас — ледяной, как обещание, что он дал у башни. Возможно, его сеьмя была где-то там, у Чёрного моря, и этот револьвер — не просто оружие, а нить, ведущая его через гниль и серость. Один из уцелевших жителей павших городов, однажды шепнул о слухе: у Чёрного моря, много наших, парень, многие идут туда в поисках нового дома.

Он шагнул вперёд, и плащ качнулся, скрывая кобуру.

— Мы почти пришли, — сказал Саймон, указав на неприметную вывеску, выцветшую от времени. Его голос стал мягче, но в глазах ещё тлела насмешка.

Туман сгустился, закрывая за ними улицу, пока их шаги не растворились в серой дымке

Неприметный ломбард расположился в закутке за пределами центральных улиц, его серый фасад сливался с городом, а окна, завешенные пыльными занавесками, хранили тишину. Внутри время текло иначе: полки ломились от хлама — антикварные часы, ржавые приборы, поблёкшие украшения, каждый предмет нёс на себе шрамы чужих историй. В углу, стоял старый граммофон, его игла скользила по потёртой пластинке, выпуская занудную, завывающую песню — тоскливый голос пел о потерянных днях, растягивая ноты, как ветер над полями. Винделор замер, звук царапнул память: такие мелодии гудели в ночи, когда город шестнадцать ещё дышал.

Мужчина средних лет и мальчишка лет двенадцати лениво перекидывались фразами за прилавком, не замечая гостей. Над ними, на облупленной стене, висела выцветшая карта — пожелтевшая, с рваными краями. Глаза Винделора невольно зацепились за неё: среди россыпи номеров городов, выведенных чьей-то дрожащей рукой, алела отметка — «16». Чёрная точка рядом с ней, будто пепел, упавший на бумагу, жгла его взгляд. Он сжал кулак, пальцы врезались в ладонь — тот самый город, где огонь забрал всё.

— Доброго дня! — начал Саймон, поглаживая свои усы с легкой улыбкой, словно пытаясь расположить к себе собеседника. — Есть ли у вас что-нибудь из коллекции ретро-техники?

— Увы, нет, — равнодушно ответил мужчина за прилавком, даже не подняв головы, будто этот вопрос он слышал уже тысячу раз.

— А компакт-диски с музыкой или кино? — продолжал Саймон, уже приблизившись к старому кассовому аппарату. Его голос звучал с ноткой надежды, словно он верил, что сейчас услышит что-то обнадеживающее.

— Увы, нет, — снова монотонно ответил мужчина, его лицо оставалось каменным, будто он был совершенно равнодушен к тому, что происходит вокруг.

— А может быть, у вас найдется что-то из времен первых городов? — уже без интереса спросил Саймон. Его голос стал тише, а взгляд блуждал по полкам, словно он и сам не верил в положительный ответ.

— Увы, нет, — так же безучастно ответил мужчина, даже не взглянув на Саймона.

— Рейдеры редко у вас бывают? — уже потеряв всякий интерес, уточнил Саймон, его тон стал саркастичным, словно он задавал вопрос просто, чтобы заполнить тишину.

— Редко, — скупо ответил мужчина за стойкой. Его голос звучал так, будто он был готов к тому, что этот разговор никогда не закончится.

Внешне скупщик выглядел уж слишком неприметно, так, словно сотни ничем не примечательных жителей города наложили друг на друга, и получился совсем усредненный обыватель. Казалось, стоит отвести взгляд, и образ скупщика тут же улетучится из головы. Мальчишка в это время лениво листал старый журнал, изредка бросая взгляд на посетителей. Его глаза светились любопытством, но он старался этого не показывать, словно подражал скупщику.

— Мне бы хотелось сдать некоторые вещи и узнать пробу у некоторых металлов, — приблизившись к стойке, сказал Вин. Его голос был спокоен, но в нем чувствовалась легкая напряженность, словно он ожидал подвоха.

— Да, конечно, — лениво ответил хозяин лавки. Его тон был настолько равнодушным, что казалось, ему все равно, останется Вин или уйдет.

Винделор выложил на прилавок из рюкзака некоторые найденные в дороге вещи и поднял взгляд на мужчину. Тот же, совсем неохотно, осмотрел находки. Старые платы и блоки питания он отложил в сторону сразу, переключившись на ювелирные изделия, среди которых были два кулона с тусклыми камнями и слегка деформированная серьга. Граммофон продолжал выть, и каждый звук отдавался в груди Винделора эхом далёких криков. Взвесив на небольших весах каждый из украшений, он принялся через небольшое увеличительное стекло разглядывать их более внимательно. Его лицо оставалось бесстрастным, но в глазах мелькал легкий интерес. Затем мужчина взял в руки последний предмет — цифровой накопитель.

— Что на нем? — спросил он, наконец подняв глаза на Вина, в его голосе прозвучал слабый намек на любопытство.

— Он пустой, — ответил Вин, его голос был ровным, но в глазах читалась легкая досада.

— Понятно, — все так же безучастно ответил тот, словно это было именно то, что он ожидал услышать.

Саймон в это время приблизился к мальчишке и, заглянув в журнал, лишь хмыкнул, его лицо выражало легкое презрение, словно он считал чтение мальчика пустой тратой времени.

— Двенадцать грамм золота, — вынес вердикт мужчина за прилавком, его голос звучал так, будто он объявлял приговор.

— Обдиралово! — возмутился Саймон, его лицо покраснело, а глаза загорелись негодованием. — Да я знаю, где за это предложат едва ли не втрое большую цену! Вы что, решили, мы совсем идиоты?

— Это стандартная цена, — ответил мужчина, ни капли не изменившись в лице, его голос был холоден, словно он говорил с кем-то, кто ему глубоко безразличен. — Если вас не устраивает, обратитесь в другое место.

— Да ты совсем обнаглел! — вскипел Саймон, его руки сжались в кулаки, словно он готов был броситься на мужчину.

— Не надо, — придержав компаньона рукой, сказал Вин, его голос был спокоен, но в нем чувствовалась твердость. — Меня устраивает.

Мужчина неохотно сгреб вещи с прилавка и спрятался под прилавок. Через мгновение он достал два небольших слитка серого цвета.

— Вин, — возмутился Саймон, его голос дрожал от негодования. — Да я тебя отведу, где тебе больше заплатят, только до города дойдем!

Винделор взял слитки и, покрутив их в руке, спрятал в карман. Его лицо оставалось спокойным, но в глазах читалась легкая усталость.

— Спасибо, — сказал он и, придерживая компаньона за плечо, направился к выходу. — Всего доброго.

— Приходите еще, — пробурчал владелец ломбарда, его голос звучал так, будто он был уверен, что они больше никогда не вернутся.

Выйдя на улицу и не дав возможности Саймону что-либо сказать, Вин пояснил:

— Это в самом деле барахло. Назови он приличную цену, мне было бы что предложить ему еще.

— Раз так, то ладно, — покачав головой, пробормотал Саймон, его голос звучал с ноткой разочарования, но в глазах читалось понимание.

Сквозь серые облака, что нависли над унылым городком, стелился мелкий дождь, смывая последние остатки ярких красок, когда-то заполнявших эти улицы. Асфальт, потрескавшийся и изъеденный временем, печально отражал унылые отпечатки старых зданий, чьи фасады уже успели изрядно облезнуть, а их окна безжизненно смотрели на случайных прохожих, словно пустые глазницы.

Улочки, словно запутанный лабиринт, вели в никуда, пересекаясь и разбредаясь, как мысли потерявшегося человека. Здесь, под тусклым светом фонарей, до ужаса ощущалась атмосфера безысходности, а нудные звуки шагов эхом разносились по невзрачным дворам. Нигде не встречалось улыбок — только лица, полные усталости, и взгляды наполненные тоской.

Старые вывески, едва различимые под слоем пыли, напоминали о забытых мечтах и неудовлетворённых надеждах. Кто-то пытался оживить этот мрачный пейзаж яркими граффити, но цвета меркли, как и все остальное в этом городе. Вечером, когда тьма поглощала всё вокруг, казалось, что кто-то бродит по городу с банкой серой краски, добавляя её всё больше и больше.

На углу стояла старенькая кофейня. Её вывеска со временем изменилась до неузнаваемости, но люди всё равно приходили сюда, не столько ради желания развеяться или насладиться напитком, сколько сохраняя традицию, которую не хотелось или было лень нарушать. Бордюры улиц были потемневшими от дождя, и на скамейках безжизненно лежали намокшие брошенные газеты, будто загадочные письма с другого мира.

Возле кофейни стояли трое человек и о чем-то упорно спорили. Инициатором в их диалоге была женщина, которая то ли возмущалась, то ли чего-то требовала.

— Её никто не видел уже два дня! — едва не переходя на крик, возмущалась женщина. — Вы обязаны начать поиски, это же ребенок.

— Брось, погуляет и вернется, — отвечал мужчина, судя по всему, приходившийся ей супругом. — Куда она из города-то денется? За стену ей не выйти, а в городе безопасно, ей ничего не угрожает.

— Это твоя дочь! — возмутилась женщина. — Тебе совсем плевать?

— Женщина, — вступил в диалог второй мужчина. На нем была черная форма с нашивками, чем-то напоминающая форму пограничника. — Послушайте мужа и не разводите панику. Через неделю сама объявится, сами знаете, молодость.

— Да вы совсем с ума здесь посходили? Ей шесть лет, и она пропала! — закричала женщина, сопротивляясь тянущему её за руку мужчине.

— Пойдем. — продолжал он.

— Мать была права, — продолжала она, убегая от него. — Зачем я только связалась с тобой?

Саймон и Винделор ещё некоторое время наблюдали за этой картиной, а когда пара скрылась в переулке, а мужчина в форме — в здании кофейни, они двинулись дальше.

Через несколько метров Саймон указал на неприметную вывеску, которая настолько выцвела, что уже казалось, не обозначала ничего.

— Не плохое место. — сказал Саймон приближаясь к двери. — Хорошие цены и качество не самое плохое.

— Не плохое? — уточнил Вин.

— Знаешь, в этом городе мало что можно найти хорошего качества. Чего уж говорить, ты пробовал местную кухню. Вот у меня…

— Я понял.- ответил Вин и потянул на себя дверь.

В неприметном углу маленького городка, среди заброшенных зданий и тусклых огней, располагался оружейный магазин, который не внушал никакого доверия. Его вывеска, обветшалая и едва читаемая, обещала клиентам широкий выбор, однако это обещание было явно сделано ни одно десятилетие назад. Переступив порог, неудивительно, что посетители оказывались разочарованными.

Ассортимент в лавке был мизерным: старые ружья, скрипящие на полках, и несколько пыльных пистолетов, которые казались забытыми временем. Каждый предмет выглядел, словно пережил не одну войну, а его невзрачный вид лишь подчеркивал скуку и унылость этого места. Винделор словил себя на мысли, что так нельзя относиться к оружию, но, видимо, владелец был другого мнения. Свет тусклых ламп не мог скрыть обветшалых стен и разбросанных на полу тряпок, которые похоже, когда-то натягивались с большей тщательностью, то ли как часть декора, то ли с другой целью.

Продавец, сидящий за грязным прилавком, лишь нехотя поднимал взгляд, когда в магазин заходили посетители. У него не было ни желания, ни воодушевления, чтобы рассказывать о том, что у него есть на продажу. Чаще всего сюда заходили совсем дети и с интересом разглядывали оружие, задавая вопросы, на которые не получали ответов, и вскоре они тоже перестали сюда заходить. Мелкие детали отдельных единиц оружия затерялись в общей серости, создавая атмосферу безнадежности. Каждый шаг по этому магазину напоминал о том, что здесь не только нет ничего привлекательного, но и нет качеств, которые могли бы вызывать интерес.

Среди неприметного оружия, качество которого было и правда не самым лучшим, Винделор выбрал небольшой пистолет и пачку патронов к нему. Глаза его бегло пробежались по еще нескольким моделям, но он знал — именно этот пистолет с потертым корпусом был лучшим из всего представленного. Его он решил взять как оружие последнего шанса, на случай, если его извечный спутник револьвер даст осечку.

Спустя мгновение он расплатился с продавцом, который не поднимал взгляд, словно был затянут в свои мысли. На улице мужчин встретил ветер, будто предвещая перемены, и шаг за шагом они направились вглубь городских улиц в сторону рынка.

Полупустой рынок, расположенный на краю города возле высоких городских стен, напоминал заброшенный театр, где забыли о радости и смехе. Солнечные лучи прерывались между затрепанными палатками, окутанными паутиной и пылью времен. Прилавки, некогда ломившиеся от разных товаров, сейчас лишь жалобно скрипели под тяжестью пыльного покрова. Молоко, овощи, редкие фрукты — сами по себе они все еще хранили свежесть и аромат, но забытые в этом месте выглядели как никому не нужный хлам.

Покупателей было совершенно немного, словно горожане сошли с ума, предав свойственную этому месту суету. Торговля здесь умерла — караваны обходят город стороной, а местные давно забыли, что такое изобилие.

В воздухе витала тишина, прерываемая лишь редкими звуками шагов и шёпотом уставших продавцов, которые, как и их товары, ждали момента искупления, который, казалось, уже никогда не настанет. Взгляд проходящих немногих горожан был усталым и равнодушным, они скользили взглядом по полупустым витринам, словно искали нечто, что могло бы вернуть им веру в жизнь.

Эта странная атмосфера неопределенности, где-то между прошлым и настоящим, напоминала о мечтах и надеждах, которые когда-то окутывали это место, каждый его уголок, но сейчас остались лишь горькие плоды забвения.

Так как выбор был скромным, а работающие павильоны можно было пересчитать по пальцам, Винделор быстро совершил свои покупки и хотел было двинуться в сторону гостиницы, как заметил знакомое лицо.

Женщина, которую ранее они встретили возле кофейни, уже в одиночестве, где-то оставив своего спутника, приставала к прохожим.

— Вы не видели эту девочку? — показывая старую фотокарточку, обращалась она к каждому, кто попадался ей на глаза.

— Вы не видели её? — повторяла она из раза в раз.

Её глаза были полны ужаса и печали, словно она прекрасно знала, где и что стало с её ребёнком, но продолжала хвататься за мнимую иллюзию, что всё еще может быть не так печально.

— Вы не видели её? — продолжала она, но полные безразличия взгляды лишь вгоняли её в ещё большее уныние.

— Пойдем, — сказал Саймон. — Нам тут делать больше нечего.

— Да, — ответил Винделор, — пойдем.

Серые улицы разрастались в стороны, словно водоросли в море, поглощая свет и всё свободное пространство. Каждый шаг по асфальту напоминал о бесплодии, о вечном унынии, которое окутывает этот город и сдавливает в своих тисках.

Горожане, словно тени, блуждают по этим мрачным аллеям, не живут, а существуют, увлеченные рутиной серых будней. Их лица лишены выражения, а глаза утопают в бездне бессмысленности, отражая недостижимые мечты о яркой жизни, которая обошла их стороной. Каждый день — однообразная панорама: работа, дом, и так по кругу. Чувство бесконечности похоже на тягучий смог; чем больше они дышат, тем тяжелее становится воздух.

Серый город дышал холодом, улицы сжимались вокруг, словно тиски. Винделор шагал к гостинице, тень Саймона тянулась рядом — лёгкая, почти призрачная. Ветер гнал обрывки бумаги по асфальту, их шорох смешивался с гулом в его груди. Он поднял взгляд — и мир замер.

Девочка шагала по улице, платье — зелёное, с заплаткой — лёгкими складками ложилось на худые плечи. Русые волосы, оплетённые выцветшей красной лентой, едва уловимо светились в сером воздухе, как пламя, что угасало в его кошмарах. Она шла медленно, почти беззаботно, но напряжённые плечи выдавали груз, который она несла. Винделор остановился, дыхание сжалось в горле, и тогда он увидел его.

Тень, за ней двигался — широкоплечий силуэт, его лицо терялось в сумраке. Мужчина шагал следом, его взгляд — тяжёлый, выжидающий, цеплялся за девочку, словно когтистая лапа.

Винделор сжал кулак, пальцы врезались в ладонь, оставляя красные полосы. Сердце стукнуло резко, как выстрел в тишине. Он видел её снова — сестру, уведённую в ночь, её крик гас в пламени города шестнадцать. Лента в волосах девочки качнулась, и прошлое навалилось на грудь тяжестью пепла. Он шагнул вперёд, но ноги не слушались — холодный асфальт сковал их, будто тина.

Револьвер под плащом казался бесполезным грузом. Он не мог двинуться, не мог крикнуть — только смотреть, как прошлое ускользает вновь.

Мужчина замедлил шаг, его взгляд метнулся к Винделору — острый, испытующий. Лицо сморщилось, словно зверь учуял угрозу, и он метнулся в сторону, растворяясь в переулке. Девочка свернула за угол, ленту на секунду подхватил ветер, прежде чем она исчезла, как угасающий свет.

Винделор стоял, дыхание разбивалось о воздух редкими облачками пара. Глаза жгло, но слёзы не пролились. Она ушла — снова, и он остался с пустыми руками. Он видел её в ту ночь, когда соседи, уводили её прочь, а он, еще ребенок, был слишком мал, мог лишь кричать в пустоту

— Какие планы на завтра, друг мой? — голос Саймона прорезал тишину, лёгкий, как дым его самокрутки. Он прищурился, улыбка скользнула по губам, но в глазах не было света.

Винделор моргнул, отбрасывая призрачный жар в груди. Рука легла на компас в кармане — ледяной, как обещание, что он не смог сдержать. Он отвернулся от переулка, где исчезла девочка, но её образ остался перед глазами.

— Никаких, — отозвался он, голос был хриплым, как ветер над пустошами. — Думаю, пора двигаться дальше.

Саймон хлопнул его по плечу, ухмылка стала шире.

— О, так ты через двадцать седьмой пойдёшь? Давай вместе, брат. Так будет удобнее.

Винделор кивнул, но взгляд всё ещё искал в серости улиц мелькнувшую тень. Плащ качнулся, словно опустившийся занавес. Он шагнул к гостинице, и дверь закрылась за ним с глухим стуком. Но тень сестры осталась — горящая, ускользающая, вечная.

— Договорились, — кивнул Винделор, его голос звучал ровно, но в глазах мелькнуло легкое любопытство.

— Хороший ты парень, Вин, — Саймон хлопнул его по плечу, широко улыбаясь. — Угрюмый, правда, немного, и неразговорчивый, но я тебе вот что скажу. Когда будем в двадцать седьмом, я покажу тебе все возможные радости жизни, и ты еще скажешь спасибо.

— Ладно, — отмахнулся Вин, его взгляд скользнул в сторону переулка, где скрылась девочка. Он еще раз окинул улицу взглядом, затем развернулся и вошел в гостиницу, плотно закрыв за собой дверь.