Винделор

Глава 23 И 24

Глава 23

Когда Илай открыл глаза, Винделору показалось, что он сам провалился в пропасть. Тяжесть затягивала вниз, поглощая всё вокруг, выжимая последние силы. Он всю ночь ворочался, мысли путались, а слова — даже те, что он так тщательно готовил — теряли смысл. В голове только одно: как рассказать Илаю? Как объяснить, что произошло, если каждая попытка сказать хоть что-то рушилась, стоило вспомнить, что именно случилось?

Он не знал, что будет, когда Илай проснётся. Не знал, с чего начать. Но вот Илай открыл глаза. Винделор почувствовал, как тяжесть на груди стала почти невыносимой. Момент настал, и молчать было нельзя.

— Илай, — его голос прозвучал слабее, чем он ожидал, каждое слово тащило за собой груз. — Как себя чувствуешь?

Илай медленно повернул голову, и Винделор заметил, как его лицо сморщилось от боли, будто он пытался удержаться на плаву в океане тяжёлых мыслей. В глазах Илая была тишина — не просто усталость, не просто боль, а бездна, в которую он только что заглянул.

— Не очень, — ответил Илай, голос был тихим, почти неразборчивым. Но этого хватило. В этих словах было всё: отчаяние, растерянность и та тонкая грань, через которую не переступить тому, кто всё ещё верит, что может что-то изменить.

Винделор видел, как друг медленно вытянул руку, слабо подняв её к лицу, словно пытаясь понять, что происходит. Он был жив, но потерян. И Винделор ощутил, как острый страх, что всё, о чём они мечтали, может быть утрачено, отступил, но лишь на миг.

Молча, он сел рядом, не зная, что сказать. Иногда молчание громче слов.

— Мира ушла, — сказал Винделор, и его голос едва пробился сквозь тишину, густую, почти осязаемую. Он еле слышал себя, но слова звучали как приговор, тяжёлый и неизбежный. — Я отправился вчера к вам, чтобы сообщить, что ты перебрал… и застал её пакующей сумки. У нас был тяжёлый разговор, я пытался её переубедить, но… не смог. Она ушла, Илай, и просила, чтобы ты пошёл со мной.

Илай замер, взгляд пустел. Он только проснулся, разум ещё затуманен, и слова Винделора казались ненастоящими. Он думал, что это кошмар, следствие тяжёлого похмелья. Но, встретив взгляд Винделора, понял — это реальность. И реальность не была доброй.

— Я… не могу поверить, — Илай еле выговорил слова. Его лицо исказила боль, в глазах горело что-то, чему он не мог найти названия: растерянность, гнев, а затем бескрайняя пустота. Он хотел что-то сказать, но слова ускользали, будто потеряли значение.

Винделор был готов повторить, чтобы Илай понял, но не мог. Он знал, как больно принимать, что жизнь, которую строил, рушится в один момент, как карточный домик. Всё, что они планировали, всё, что казалось реальным и важным, исчезло за ночь.

— Я отправляюсь через несколько часов, — сказал Винделор, стараясь сделать голос твёрдым. — Хочу, чтобы ты пошёл со мной. Твои вещи — все здесь.

Илай пару секунд не мог осознать слова. Он смотрел на Винделора, но не видел его. Разум искал опору, пытаясь вычислить, что стало той гранью, после которой всё пошло не так. Почему они не могли двигаться дальше, как планировали? Почему всё простое стало разрушенным и невозможным?

— Но почему? — Илай наконец выдавил вопрос. Голос дрожал, но был полон отчаяния, которое не скрыть. — Мы же с ней планировали жить дальше, купить домик на окраине… Почему она ушла? Почему мои вещи здесь?

Вопросы звучали как отголоски реальности, с которой Илай не мог смириться. Его глаза метались по комнате, ища хоть что-то, что объяснило бы происходящее. Жизнь, мечты разлетались на куски, и теперь нужно было собрать их обратно. Но как, если нет ответов?

Винделор мог только молча смотреть. Он не знал, что ответить. Сам он был в таком же смятении, но видеть друга, не понимающего, что происходит, и искать слова утешения было ещё больнее. Ничто не могло вернуть утраченное.

Илай встал с кровати, движения были резкими, как у человека, решившего действовать, несмотря ни на что. Он подошёл к сумке, рывком открыл её и начал перебирать вещи, будто искал что-то важное, но не мог найти. Пальцы беспокойно касались одежды, книг, мелочей, не имевших значения, пока в голове не сложилась картина.

— Я должен найти её, — произнёс Илай с такой решимостью, что Винделор почувствовал, как воздух в комнате сгустился. — Она уехала, но я всё равно могу её найти. Я не могу просто сидеть и ничего не делать.

Винделор, оставаясь сидеть, ощутил, как сердце сжалось. Он знал, что этот момент настанет, но не был готов. Взгляд скользнул к двери, будто надеясь, что слова растворятся в воздухе. Но Илай заговорил снова, и его слова были слишком реальными.

— Илай, нет, — Винделор встал, голос был твёрдым, но внутри дрожал. — Ты не можешь. Это её решение. Она не хочет, чтобы ты её искал.

Илай остановился, лицо на миг скривилось, словно слова Винделора ударили. Он повернулся, в глазах был холод. Он не верил услышанному.

— Ты что, с ума сошёл? — голос Илая повысился. Он казался потрясённым, слова лились без остановки. — Ты говоришь мне не искать её? Хочешь, чтобы я сидел и ждал? Что, если ей нужно, чтобы я был рядом? Почему ты мне это говоришь⁈

Винделор подошёл, в его глазах горела боль, которую он не хотел показывать. Он не хотел разрушать их дружбу, видеть, как Илай сломлен. Но знал, что должен остановить его.

— Я не хочу, чтобы ты искал её, потому что… она попросила меня не говорить тебе. Я обещал ей, что не скажу. Она не хочет, чтобы ты её нашёл, Илай. Она хочет быть одна. Я не мог позволить тебе разрушить всё, что осталось.

Слова Винделора повисли в воздухе, а Илай стоял, не двигаясь, с пустым, озадаченным взглядом. Он будто не знал, что делать с этой правдой. Пытался что-то сказать, но слова застревали в горле. Он чувствовал, что друг что-то скрывает, но не ожидал, что правда будет такой жестокой.

— Ты обманул меня… — произнёс Илай, голос тихий, сдавленный, будто он не верил в происходящее. — Ты не сказал. Ты решил за меня.

Винделор почувствовал, как сердце сжалось. Он не хотел этого, но знал, что не мог поступить иначе. Он нарушил принцип — никогда не врать друзьям. Но выбора, кажется, не было.

— Я… не мог позволить тебе разрушить свою жизнь, Илай. Это её решение, и я обещал, что ты не будешь её искать. — Голос дрожал, но Винделор смотрел на него, зная, что причиняет боль. — Ты не понимаешь. Она ушла. И, возможно, так лучше для вас обоих.

Илай стоял перед ним, словно вся энергия покинула его тело. Он почувствовал, как земля уходит из-под ног, как мир становится пустым.

— Ты меня предал, — сказал Илай с таким отчаянием, что Винделор едва не пошатнулся от боли. — Ты поступил как… предатель. Ты не имел права решать за меня. Ты мог сказать правду, Винделор. Мог дать мне шанс понять, что делать.

С каждым словом Илая Винделор чувствовал, как душа сжимается, дышать становилось труднее. Его принципы рушились, будто это был не он, а кто-то другой, принявший это решение. Он знал, что поступил неправильно, но отменить слова было нельзя.

— Я не мог, Илай… Я думал, что поступаю правильно, — голос едва слышен, и Винделор сам ощутил, как тяжело ему. — Я хотел, чтобы ты не страдал. Хотел, чтобы ты не искал её, потому что это не то, что тебе нужно.

Илай покачал головой, не веря другу. Он повернулся, взгляд стал пустым, и прошёл мимо Винделора, будто не замечая его.

В тот момент Винделор понял, что переступил грань, где дружба уже не восстановится. Илай ушёл, оставив его стоять — пустого, сломленного. Он чувствовал, что обманул не только Илая, но и себя, и знал, что не сможет оправдать содеянное.

Илай слабо пошарил по сумке, не осознавая, что ищет. Руки двигались механически, будто он давно перестал решать за себя, не веря, что всё может быть как раньше. Он больше не был хозяином своей жизни. Всё, что осталось — следовать пути, выбранному другими. Пальцы наткнулись на что-то твёрдое. Кулон. Он застыл, не понимая, что держит. Это был тот самый кулон, купленный для Миры. Он не знал, почему так долго не решался подарить его — может, казалось, что «сейчас не время», что «потом будет подходящий момент». Но этого момента не было.

Он взял кулон, чувствуя холодный металл и едва сдерживая боль. Словно отголосок его сожалений, Илай медленно надел кулон, едва справляясь с внутренней мукой. Цепочка легла на грудь, и кулон с тяжёлым сердцем прижался к коже.

Он сел на край кровати, глядя в зеркало. Злость, гнев, опустошение — всё переплеталось в душе. Он закрыл глаза, чувствуя, как внутри всё сжимается. Слёзы подступали, но он не позволил себе заплакать. Сил не было. Он злился — не на мир, а на себя, на своё бессилие, на то, что не смог удержать её, не смог сделать так, чтобы она осталась. Мира ушла, и эта боль стала его единственной спутницей.

Он встал, и с каждым шагом ощущал, как жизнь теперь в чужих руках. Он не знал, куда идти, но знал, что уходит. Уходит, не спросив, не выбрав пути. Винделор уже собирал вещи, но Илай не мог ничего понять. Он следовал за другом, как за тенью. Они покинули номер, шаги звучали пусто, словно каждый уже был на своём пути.

На улице Илай почувствовал себя в чужом мире. Город был отвратителен. Воздух тяжёлый, запах еды в кафешках резал нос, как нечто гнилое. На соседней улице орали горожане, смеялись, что-то кричали, и всё это казалось ненавистным. Люди, не знавшие, что такое потеря, что такое боль. Уголки губ дёргались, по телу пробегала дрожь от раздражения.

Террасы кафе, полные людей за чашками кофе, казались убогими, неотличимыми от тех, кто годами сидел в них. Лица, безразличные к чужим трагедиям, застыли в глупом и жалком. Он шагал, не замечая ничего, кроме гнева и боли.

Когда они дошли до места отправки каравана, охранник рявкнул: «Грузите быстрее!» Илай споткнулся, рюкзак упал. Винделор с грустью взглянул, как юноша поднимает рюкзак, но ничего не сказал и направился к главе, чтобы обсудить детали. Илай остался один у грузовика, тело было тяжёлым, мысли путались. Он старался не смотреть на происходящее, не обращать внимания на людей, их шум и радость.

Но вдруг, как кошмар, мелькнуло лицо Миры. Он ощутил её запах, тёплый взгляд, словно она стояла рядом. Он вздрогнул, сердце забилось быстрее, и на миг показалось, что она не ушла. Она была здесь, могла быть здесь. Но стоило попытаться подойти, всё исчезло, как дым, улетучилось в пустоту. Мира растворилась. Илай почувствовал, как что-то горячее и тёмное разлилось в груди.

Он взглянул в пустую даль, и ветер унёс последние воспоминания о них вместе. Сил больше не было.

Громадные грузовики стояли, как мрачные исполины, готовые к отправке. Рабочие спешили с ящиками и мешками, то и дело сбиваясь друг с другом, остря шутки и ворча, когда что-то падало. Охранники каравана с серьёзными лицами бродили среди суеты, проверяя документы и следя за порядком. Их брутальные фигуры придавали происходящему жёсткую реальность, где не было места эмоциям.

Илай стоял в стороне, будто в тени, наблюдая за кутерьмой. Сердце колотилось в унисон с движением, но он не ощущал ничего, кроме нарастающей пустоты. Город остался позади, как и мечты о счастье с Мирой. Сил даже на ненависть не было — лишь холодная апатия заполнила душу.

Вскоре вернулся Винделор. Лицо напряжённое, глаза полны решимости, но в них, как и в голосе, Илай заметил вину, которую не мог игнорировать.

— Пойдём, — сказал Винделор, подойдя и взяв его за плечо. — Нужно забраться в фургон.

Илай кивнул, словно механическая кукла. Он чувствовал, как Винделор помогает ему подняться в грузовик, но даже это движение было мучительным. Внутри фургона было темно, запах старого дерева и железа смешивался с предвкушением долгого пути. Он сел на жёсткую скамейку и уставился в пол, пытаясь укрыть мысли от мира.

Колонна транспорта начала собираться, гудки двигателей напоминали, что жизнь продолжается, даже когда внутри всё остановилось. Винделор сел рядом, крепко сжав губы, и уставился в окно. Мгновения тянулись, и фургоны двинулись, оставляя позади улицы, ставшие чужими и неприветливыми. Город медленно растворялся в тумане, и с ним уходило всё, что было важно для Илая.

Он смотрел, как знакомые места теряются вдалеке, превращаясь в размытую линию. В сердце осело чувство утраты — каждое здание, каждая улица, каждый миг счастья с Мирой стали частью прошлого, от которого нельзя оторваться.

Дорога впереди извивалась, и с ней уходила надежда. Мечты о совместной жизни, о доме на окраине, о будущем вместе исчезали в тумане, как и город. Илай закрыл глаза, надеясь, что слёзы не последуют.

— Ты в порядке? — тихо спросил Винделор, будто боясь нарушить тишину.

— Я… — Илай начал, но не смог закончить. Ему не нужны были слова. Всё, что он чувствовал, было глубже фраз.

— Мы сделаем всё возможное, — продолжал Винделор, но в голосе слышалось сомнение, которое Илай уловил. Он молчал — что можно было сказать?

Колонна двигалась прочь, и Илай, лишённый сил, позволил времени идти, не имея ни желания, ни возможности остановить путь. За окном проносились деревья и поля, но он не замечал их. Он закрыл глаза — кулон лёг на грудь, как её последний вздох, а дорога вела в никуда.

Глава 24

Снег падал мелкими хлопьями, заметая дорогу, по которой второй день полз караван. Иней, покрывавший землю с утра, теперь белой пеленой стирал следы колёс, словно природа стремилась забыть их путь. Зима наступала, её дыхание пробирало до костей. Фургоны скрипели на морозе, колёса глухо стучали по снегу, но вокруг царила тишина — ни птиц, ни ветра, только холодное безмолвие.

Винделор сидел в углу прицепа, укрывшись от ледяного сквозняка. Его взгляд упал на Илая — тот снова чистил пистолет, пальцы дрожали, втирая масло в сталь, будто этот ритуал мог заглушить бурю внутри. Десятый раз за утро, словно повторение движений могло заглушить боль. Илай молчал с тех пор, как они покинули «Двадцать седьмой», его лицо застыло, будто он остался там — среди гудящих улиц, пропитанных вином и ложью. Винделор смотрел на него, и каждый взгляд резал глубже — вина давила грудь, как камень, что он сам на себя взвалил.

«Почему я солгал?» — мысль жгла, не отпуская даже во сне. Он знал: правда о смерти Миры раздавила бы Илая. Но эта ложь — про её уход — стала ядом, медленно отравившим их обоих. Каждый раз, когда он ловил пустой взгляд друга, совесть шептала: «Ты украл у него прощание». Он не мог бросить Илая, не теперь — их связывала нить, тонкая, но прочная, как сталь.

— Илай, — голос дрогнул, вырвавшись слабее, чем Винделор хотел. Слова застряли, страх сжался в груди. Илай поднял глаза — бездна в его взгляде была холоднее снега за окном. Ни гнева, ни боли, только пустота. Винделор сглотнул, собрался:

— Ты знаешь, я здесь не просто так. Мы пройдём это вместе. — Он говорил увереннее, будто слова могли разжечь угасшую искру.

Илай не ответил. Пальцы сжали пистолет — тот выскользнул, упав с глухим стуком. Он не поднял его, лишь стиснул кулаки, глазами цепляясь за что-то невидимое. Винделор продолжал:

— Мы не сдадимся, слышишь? Даже когда всё рушится. — Надежда дрожала в голосе — не для Илая, для себя.

Снег падал за окном, пейзаж был мёртвым — голые деревья тянули ветви к серому небу, словно в мольбе. Город остался позади, его пир гудел в памяти — жирные лица смеялись, не зная их боли. Здесь царил холод, пронизывающий кожу и душу. Илай дышал тяжело, каждый выдох был рваным, будто тоска сжимала лёгкие. Он встал, шатаясь, и шагнул к краю фургона. Снег падал на лицо, но он не чувствовал его. Пальцы сжали кулон — подарок для Миры, так и не отданный.

— Ты ушла, — шепнул он, голос сорвался в хрип. Он ударил кулаком по стене кузова, дерево треснуло, кровь стекла по костяшкам — он не заметил. Винделор шагнул к нему, но Илай отшатнулся:

— Оставь! — крик вырвался, слабый, но полный боли. Глаза помутнели, ноги подкосились, и он рухнул на скамью, сжимая кулон, как последнее, что держало его в этом мире.

Мира — её смех, её голос — растворялись в снежной пелене. Илай смотрел в окно, но видел лишь тень, ускользающую с ветром. Винделор сел рядом, боясь коснуться юноши.

Вдруг фургон качнулся — снаружи раздался топот и резкий крик охранника: «К оружию! Волки!» Винделор вскочил, хватая револьвер, а Илай поднял голову — взгляд ожил, инстинкт вырвал его из тьмы. Снег за окном окрасился тенями — тёмные силуэты мелькнули в белой пелене, и вой пронзил тишину.