Всё тайное становится явным
— Поговорим, Марфа Николаевна? — продолжая удерживать острие ножа у её нижнего века, дружелюбным тоном спросил я.
— О ч-чём вы хотите говорить? — запнувшись, спросила моя пленница.
— Я уже задал вопрос.
— Он меня убьёт, — покачала головой она.
— Не о том беспокоитесь, Марфа Николаевна. Старый князь Каменецкий далеко, а я рядом и для того чтобы умереть от его руки, нужно сначала пережить встречу со мной. Вот только тут вам никто не поможет, а самой вам не вырваться. — Я вновь одарил её дружелюбной улыбкой.
Продолжая сохранять самый благожелательный вид слегка надавил на нож и острый кончик проколол кожу. Она вскрикнула и дёрнулась отстраняясь. С одной стороны затылок упёрся в ствол дерева, с другой «Сеть» ещё больше уплотнилась, лишая малейшей возможности движения. Я же вновь прижал сталь к веку.
— Не переживайте, Марфа Николаевна, я не дам вам умереть быстро, как не позволю и потерять сознание. Руны бранного лечения как раз и предназначены для того, чтобы оказывать помощь при ранениях. Меня считают одним из лучших студентов по этой специализации. — Не без гордости закончил я и вновь надавил на нож.
Опять укол и на этот раз появилась набухшая капля крови. Я прикоснулся к ней указательным пальцем левой руки, и держа напротив её глаз демонстративно медленно растёр между ним и большим пальцем. После чего продемонстрировал окрасившиеся подушечки и озорно хмыкнул.
Отыгрывать психа было не так уж и трудно. Хотя бы потому что я и не играл вовсе. Одно дело экспресс допрос пленного мужика и совсем другое женщина, даже если бы она напала на меня в открытую. Пока для меня это неодолимый барьер. Во всяком случае, я в этом уверен, а как оно случится когда коснётся в реальности, бог весть.
Так что, я не собирался ей вредить, а зная это мне и играть не нужно, от того и выглядел вполне убедительно когда излучал дружелюбие. Нет, за всепрощением не ко мне. Просто если не получится разговорить её с минимальным воздействием, тогда доставлю к князю Зарецкому, у которого уж точно имеется опытный палач.
— Что именно рассказывать-то? — понурившись, спросила она.
Ага. Всё же прониклась. Вот и хорошо. Только нужно дать ей понять, что врать мне бесполезно. А там, всё одно передам Зарецким, и уж как с ней поступит князь, решать только ему. Имеет право, между прочим.
— Мне казалось, вы не глупая женщина, Марфа Николаевна. Ладно. Я повторюсь. Расскажите мне о девушке по имени Настя. Всё, что знаете. Обманывать не советую. Мне известно не так много, но достаточно, чтобы понять когда вы начнёте врать.
— Есть у меня дар. Только не такой как у господ. Я могу простецов завораживать и делать их подвластными моей воле. Не всех, но таковых совсем немного. С одарёнными ничего поделать не могу, но если они примут зелье, что лишает на время их дара, то и они подвластны мне. Опять же не все, но многие.
Тэкс. Это что же получается, гипноз? Похоже на то. И если так, то многое становится на свои места. Да чего уж там, всё становится ясным как белый день.
— Дальше рассказывай, — когда она запнулась, потребовал я.
— В тот день, что мы с вами на постоялом дворе встретились, меня к себе старый князь призвал, через портал. Свёл с княжичем Михаилом и велел заворожить девицу, коею тот опоит зельем. Привёз меня княжич в какой-то дом, где молодые господа собрались повеселиться, и устроил в дальней комнате. Прождала я там часа три, не меньше, а после он пришёл вместе с девицей. Уколол её зельем, а как та всполошилась скрутил, зажал рот и велел мне делать своё дело. Я и заворожила голубку. После он опоил девицу крепким настоем зелья, что надолго её дара лишает, и стал указывать мне что далее делать. Для начала мы переодели Настю, как он её назвал, а после вышли через чёрный ход. Там нас уж экипаж ждал. Доехали до постоялого двора, и княжич велел мне сделать так, чтобы она первому встречному отдалась, пусть и подавальщику или конюху, всё едино.
— И отчего же ты ей на меня указала?
— Не я. Она сама тебя выбрала, когда я ей велела найти кого по душе. Коли так, то и давить сильно не нужно, и чары легче обволакивают разум. Княжич ведь велел мне, чтобы она помнила будто с ним была. А тут уж лучше к её сердечку прислушаться.
— Получается, ты любого можешь зачаровать так, что он выполнит твою волю?
— Не любого, но многих. И точно не одарённого. Как только дар снова входит в силу, морок развеивается, а заворожённый вспоминает как оно было на самом деле.
— Так отчего же она до сих пор верит в то, что с ней был Михаил?
— Ей не нужно исполнять чужую волю, она просто помнит то, что я ей наворожила. Это как принимать сон за явь. Опять же, она любит Михаила, а значит сама желает верить в ту ложь, вот и считает её правдой.
— И часто ты так ворожила во благо старого князя?
— Редко. Его светлость не желает, чтобы пошли слухи о моём даре. Для всех я прислуга в доме боярина Квашина, которую он порой пользует, но воли много не даёт. Живу в отдельном флигеле, чтобы он мог навещать меня когда вздумается.
— Если хочешь что-то спрятать, положи на видном месте, — хмыкнул я. — И как давно ты служишь у Каменецкого?
— Пять лет уж.
— И многих заворожить успела?
— Не так, чтобы.
— В доме князя Зарецкого есть ли заворожённые тобой?
— Двое слуг.
— Вот даже как, — вновь хмыкнул я…
Княжну Ольгу я узнал сразу же, едва увидел в университете и, признаться, был сильно удивлён. Вот только она не проявила узнавания. В то, что не помнила меня, поверить я не мог, а вот тому, что владела собой в исключительной мере, очень даже. Станиславский при знакомстве с ней пустил бы слезу умиления. Та ещё лицедейка.
Я даже предположил, что она решила таким образом и за любимого выйти и получить ребёнка с сильным даром. Ну, а о чём не ещё было думать-то? Местные ведь помешаны на силе дара, и ради повышения собственных способностей, как и сильного потомства, способны на многое. Не удивлюсь если мне ещё поступят предложения, от представительниц других родов.
Но тогда выходило, что Ольга меня всё же узнала, и… Да чёрт его знает, что там может быть, мозг закипает от множества различных самых невероятных вариантов. Однако со временем стало ясно, что княжна не играет и действительно не помнит меня. Неужели я для неё был настолько проходным персонажем, что даже не смог отложиться в её памяти. Как там было в одном бородатом анекдоте — секс не повод для знакомства? Ну-у, как вариант. Признаться, меня это даже задело.
После, когда узнал о причастности Михаила к покушениям, пришёл к выводу, что он меня так же видел, и узнал, а потому решил избавиться. Одно дело какой-то случайный проезжий на постоялом дворе, с которым ты больше никогда не увидишься. И совсем другое, когда он вдруг возникает на твоём пути.
Только это что же получается, княжич знал о нашей с княжной связи, спокойно это принимал и готовился к свадьбе? Бред же. Или не бред, а какая-то лихо закрученная многоходовая интрига? Всё становится по своим местам, если Тарасова говорит правду. Выходит, что этот говнюк изначально влюбил в себя девчонку, чтобы ославить и её и род Зарецких.
Убийство же Михаила… Смею предположить, что за этим стоит князь Зарецкий. Хм. Скорее старый, потому что молодой реально сделал ставку на союз с Каменецкими. Он даже разработал целую программу межродовых браков, чтобы покрепче увязать каланы кровными узами. В результате же вражда вышла на более высокий уровень.
Интересно, старый князь Каменецкий знает о том, что отцом сына Ольги являюсь я? Являюсь ли? Скорее всего. Ну не было у меня больше оплошностей. Настя-Ольга единственная. Остальным моим партнёршам дети нужны, как зайцу стоп-сигнал. И они однозначно предпринимали меры предосторожности.
Судя по всему Андрею Ивановичу известно о моей причастности к зачатию ребёнка. И тогда я точно знаю кто и зачем дважды покушался на меня уже после смерти Михаила. Зарецкие полагают, что получили кровь Каменецких. В свою очередь патриарх Каменецких знает, что это не так, и отцом пока ещё не рождённого сына Ольги являюсь я. А значит нанести удар по её репутации не получится. Ведь всем и так уже известно, что мы не удержались и согрешили. Как результат и те и другие выстрелят холостыми. Но если убрать меня, тогда моё отцовство уже не установить и удар Андрея Ивановича достигнет цели…
— Кто это? — ожило изображение Ермолова.
Ответил он с запозданием, как видно обряжался в халат, в котором и предстал передо мной, причём так, что за спиной видно занавешенное окно, а не постель. Видать ночку коротает не один. При этой мысли отчего-то стало обидно за матушку. Ведь у них вроде как что-то там намечается в отношениях. Впрочем, чего я как маленький. Опять же, может это она сейчас греет его кровать.
— Ртищев, — коротко произнёс я, осознавая, что прозвучало это как-то резковато.
— Никита Григорьевич? Чем могу быть полезен в такой час, и именно сегодня? — удивился он.
Ну да. У меня вроде как первая брачная ночь, а я тут ни свет ни заря, связываюсь по рунной карте с начальником охраны. Заняться же нечем, с молодой женой под боком.
— Вы в своей комнате в усадьбе или ещё где? — уточнил я.
— В усадьбе разумеется.
— Тогда спуститесь в летний сад, и подготовьтесь встречать меня с пленницей.
— Чем вы вообще занимаетесь, Никита Григорьевич? — искренне возмутился он.
Впрочем, это не помешало ему немедленно развязать пояс халата, сбросив его и оставшись голым, потянуться к порткам. Однозначно спал он сегодня не один. Меня опять царапнула обида за матушку.
— Всё узнаете в своё время, и если пожелает его светлость. Кстати, не могли бы вы поднять его, княгиню и мою супругу? — задумавшись на секунду, попросил я.
— Всё настолько серьёзно? — намекая на то, что ещё нет и восьми утра, спросил он.
— Уж поверьте. Если он и будет гневаться, то не из-за ранней побудки. И ещё. У меня есть сведения что двое слуг в московской усадьбе находятся на службе у князя Каменецкого. Кто именно не знаю, но возможно ими могут оказаться самые преданные и проверенные. Может стоит как-то изолировать летний сад, чтобы никто посторонний не увидел пленника.
— Во что вы влезли, Никита Григорьевич?
— В дерьмо. — Вздохнул я.
После чего прервал контакт. Нет никакого желания наблюдать за тем, как одевается Ермолов. Да и ему неудобство, потому что всякий раз приходится двигаться так, чтобы в поле моего зрения не оказалась его постель и находящаяся там дама.
Не прошло и десяти минут, как я почувствовал попытку связаться со мной.
— Кто это? — традиционно поинтересовался я.
— Ермолов.
Доверяться полностью не стал, и активировал карту начальника охраны. Ага, он и есть, стоит в летнем саду. Рядом с ним двое витязей. Молоток, подошёл к делу ответственно.
— Я слишком далеко, карта усадьбы у меня одна, и «Усилителем» смогу воспользоваться только раз. Сейчас перекину пленницу, а сам доберусь до усадьбы в два перехода.
— Понял, буду ждать.
Зарядив артефакт я открыл портал и забросил в него Тарасову. После чего открыл ещё один минуя Тулу, прямиком на Серпухов. Оттуда переход уже в княжеский сад. Стоило мне ступить на мощёную площадку, как Ермолов подал знак одному из воинов активировать блокирующий артефакт.
— Здравствуйте поближе, Кирилл Аркадьевич. — Протянул я ему руку.
— И вам не хворать, — ответил он на приветствие.
Рассусоливать не стали и направились прямиком в кабинет князя. Там начальник охраны задал парочку вопросов пленнице уточняя кого именно она «завербовала» на службу Каменецким. После чего предоставил несколько листков с рисунками. Казалось бы всего-то наброски, но сделаны умелой рукой, и вполне узнаваемы. Пленница перебрала рисунки и отложила в сторону два из них.
— Ага. Ну эти у нас уже давно под наблюдением. — Удовлетворённо кивнул безопасник.
Хм. А Ермолов не зря свой хлеб ест. Очень может быть, что ещё и использует их для слива дезы. Не глупые тут люди живут, это однозначно. А уж по части интриг, так ещё и фору моим современникам дадут. Хорошие шпионы и сыскари здесь вовсе не невидаль какая. Иное дело, что их ещё не свели в определённую силовую структуру, пока только полиция и существует.
Вскоре подошли князь с княгиней. Но я попросил обождать с допросом, пока не подойдёт Ольга, заверив, что это очень важно и касается её в первую очередь. Тесть с тёщей переглянулись, но согласились с моей просьбой. Они вообще ко мне благожелательно относятся. Причём настолько, что порой мелькают мысли, а не обернётся ли для меня это чем нехорошим. Вот не собираюсь я забывать о том, что жениться меня заставили силой, а значит, если посчитают, что для рода будет полезно избавиться от моей тушки, то именно так и поступят.
Когда все собрались я предложил Тарасовой рассказать всё то, что она недавно рассказала мне. Женщину трясло от страха, голос дрожал и она запиналась, но лукавить не стала и поведала всё как оно было. И по мере её рассказа, лица присутствующих становились темнее тучи.
Я даже забеспокоился, как бы князюшка не решил шарахнуть по мне, чем-нибудь поувесистей. Отчего раз за разом активировал предвидение раскрутив его на максимальные восемь секунд. Мой «Панцирь» даже с полным зарядом не сможет противостоять его «Копью» способному выдать эквивалент полутора тысячам единиц. А о глядишь и больше. Так что, только уворачиваться, и никак иначе.
— Не верю! Ложь! Ты лжёшь, тварь! — выкрикнула Ольга.
Она настолько возбудилась, что вскочив метнула в пленницу «Копьём». Той и «Стрелы» за глаза. Да чего уж там, и слабенькая «Булава» вбила бы рёбра в лёгкие. Но на пути рун встал я, уже знавший о предстоящем. Боевая цепочка беспомощно осыпалась по мне льдисто-голубоватыми всполохами.
Я же врезал ей кулаком по скуле. Не в полную силу, но достаточно качественно, чтобы отправить перевозбудившуюся жену в нокаут. Не хватало только, чтобы она грохнула Тарасову. Я ей конечно безопасность не гарантировал, но дураком нужно быть, чтобы не использовать столь ценного кадра. Если что, гипнотизёры столь же редки в этом мире, как и в моём, а уж мастера такого класса как она, и подавно.
— Никита Григорьевич! — вскочила тёща.
— Тихо! — взревел тесть. И уже спокойно, — Аня, помоги Оле. Кирилл Аркадьевич, выведите эту от греха. Но недалеко.
— Слушаюсь. — С готовностью отозвался начальник охраны, подхватывая пленницу.
— Никита… Молодец. — После короткой заминки, одобрил мои действия князь.
Ольга пришла в себя стоило только матери склониться над ней. Обе женщины воззрились на меня, как на врага народа, готовые порвать как тузик грелку. Князь прошёл к буфету и открыв остеклённую дверцу достал пузатую бутылку коньяку и стопку. Глянул на меня, и прихватил вторую. Молча выставил на стол, вынул пробку наполнил обе и кивнул мне. Посмотрели друг другу в глаза. Чокнулись. Выпили. Как вода, честное слово.
— Больше никогда не поднимай при мне руку на мою дочь. Убью. — Угрюмо произнёс тесть.
— Иначе было никак. Она убила бы её. — Пояснил я свои действия, отметив это самое «при мне».
— Понимаю. Но я сказал. А ты услышал.
— И запомнил. — Подтвердил я.
— Морок она снять может?
— Нужно, чтобы Ольга приняла блокирующее зелье и тогда она восстановит память.
— Или наложит новую. — Предположила тёща.
Анна Фёдоровна подошла к тому же буфету и выставила на стол ещё одну стопку. Князь вновь вынул пробку и разлил янтарный напиток.
— Не сможет. Чтобы внушить что-то, она должна это проговорить, а при нас у неё ничего не получится. — Поднимая стопку, возразил я.
— Пусть делает. — Резюмировал тесть, опрокидывая свою.
Тарасову вернули в кабинет, я кольнул Ольгу дротиком с блокирующим зельем. Я теперь с ним не расстаюсь, и как-то плевать на запрет его использования. Заблокирует это дар совсем ненадолго, но много времени и не потребовалось. Пленница сняла барьер всего лишь одной фразой, после чего во взгляде жены появилось осознание и… М-да. Похоже меня возненавидели.
Ольга поднялась со стула, окинула меня холодным презрительным взглядом, и вышла из кабинета. Столько усилий на то, чтобы наладить хоть какие-то отношения, и всё прахом. Сердце защемило от охватившей тоски. Похоже я крепко так влип.
— Пригляжу, чтобы глупостей не наделала. — Вздохнув последовала за ней мать.
— Ну, рассказывай. — Вновь наполняя стопки, потребовал тесть.
— А чего рассказывать-то. Обычное дело. Я нередко пробавлялся этим на постоялых дворах. Встретились, да разошлись и скорее всего больше никогда не увидимся.
— И девицы случались?
— Нет. Девица впервые. Только когда я понял, что она невинна, поздно уж было. Опять же, испуга не выказала, только страсть. Теперь-то понимаю, что видела во мне Михаила, а тогда…
— Отчего сразу не рассказал?
— Я не понимаю, отчего рассказал сейчас. — Откровенно ответил я.
— Ясно. — Крякнул Платон Игоревич.