Мир падающих звезд XI. Владыка

Глава 2

— А-а, — протянул Глеб. — Ты всё о тварях! Я-то думал, скажешь, чтоб на свадьбу звал.

— Это само собой. Только надо как-то распланировать, чтобы на разные даты. А то кучно пошли, все вокруг женятся.

— А кто ещё?

— Да Ползунов, например. Помнишь? Тот, который пауков делает, инженер.

— А, помню. Ну, добро, мужик солидный. Ему-то давно пора.

— И я тоже женюсь.

— Да иди ты!

— Ну, вот так.

— Катерина Матвеевна?

— А то кто же…

— Вот ведь. Не зря спасали, глянь!

— Конечно, не зря. Ладно, Глеб, бывай. Удачи в переговорах.

Я переместился домой. Вернее, во двор. Поглядел за забор — удовлетворённо кивнул. Космический корабль высился там. Больше парковать негде было, не во дворе же ставить. Да и не факт, что яйцо влезло бы во двор. Мои домашние и любопытствующие деревенские его уже разглядели со всех сторон, поохали и разошлись. Яйцо как яйцо, только железное. Чего на него глядеть, тут Рождество на носу.

Рядом со мной послышался вздох.

Повернув голову, я увидел Тварь. Она тоже смотрела на «яйцо» с загадочной русской тоской.

— Что? Грустишь, что такое здоровенное яйцо, а сожрать не получится?

— Хорошо ты меня знаешь, хозяин… И вправду. Зачем такое разочарование?

— Яйцо сие, Тварь, обладает рядом других очень полезных свойств.

— Да какие ж у него полезные свойства, ежели оно твёрдое и не жрётся?

— Ну, например, с его помощью можно путешествовать в любую точку мира и делать это мгновенно.

— Ох, насмешил! — Тварь взбрыкнула. — Так-таки быстрей меня скачет?

— Побыстрее будет.

— Яйцо! Быстрей меня! Ха! Совсем дурой меня считаешь, хозяин.

И, фыркнув, Тварь величественно удалилась в конюшню. Я проводил её задумчивым взглядом. А на крыльцо дома вывалился зевающий Егор.

— Здорово, — повернулся я к нему. — Сколько можно дрыхнуть?

— Дык, измотались-то как!

— Измотались. Вот полоцкие охотники, например, ещё и отметить успели. Некоторые даже связали себя узами семейных отношений.

— Богато, — оценил Егор. — Но мы нынче ночью наверстаем. Рождество ведь.

— Это уж как пить дать. Ты позавтракал?

— Перехватил мальца. Теперь снова спать захотелось.

Ну ясно, у мужика-то вообще стресс. Сколько лет избегал командовать охотничьими объединениями, и вот. Постоял полусотенным, да успешно.

— Апнуться успел?

— Чегось?

— Ранг, говорю, поднял?

— А, да. Боярин. Вишь, какое дело. Телом спать хочу, так бы и упал, а духом — горы бы свернул.

— Ничего, поспать успеешь. Давай со мной в одно интересное место метнёмся с внезапной проверкой. Насчёт гор ничего обещать не могу, правда…

— А пошли! — Егор даже дослушивать не стал.

Мы пошли в яйцо. Оно теперь слушалось меня, как отца родного. Когда мысли, когда прикосновения. Где-то приходилось тыкать мечом. Но, в целом, всё работало и оптимизировалось чем дальше тем лучше. Вот что значит действительно обучаемые интеллектуальные системы!

Стоило подумать — и на голограмме отобразился вход в пещеру.

— Ты ж глянь, Егор. Прежде чем переместиться, можно посмотреть, что там происходит, на выбранном месте.

— Это очень хорошо, — одобрил Егор. — А то у одного брата случай выше. Додумался «якорь» в нужнике поставить. Понос его пробрал, а мы в кабаке отмечали. Боялся не добежать. И вот, прям в кабаке портки спускает, нагибается, исчезает. А там на ту пору конюх случился…

— Ладно, дальше не рассказывай, вводных достаточно, я сам дофантазирую.

— Ох, зря отказываешься, Владимир, там тако-о-ое было…

— Верю всем сердцем.

Если перефразировать известную поговорку, то русским охотникам проще поставить «якорь» в общественном сортире, чем кастануть Противоядие… Хотя, может, прохватило мужика не от отравления. Мало ли… Целительные Знаки охотников отнюдь не всё целят.

Яйцо завибрировало и переместилось ко входу в пещеру. Мы с Егором вышли и прошли внутрь. Ещё до того, как попали в основной грот, поняли, что там кто-то есть. Обнажили тихонько мечи. Сонливость с Егора как рукой сняло.

Однако стоило приблизиться, и мы стали разбирать слова. Голос деда Архипа вещал:

— Помнишь ты, Кощей, как когда-то свысока на меня смотрел? Гордился, возносился. И теперь — где ты, и где я? Вона ты у меня где!

— Выберусь отсюда — я тебя на кусочки разорву и сожгу каждый отдельно! — рявкнул в ответ Кощей.

Голос всё ещё был мощный, хотя прежнего впечатления, безусловно, не производил.

— Выберется он! Да я и сам тебя вытащу. Служить мне будешь. Весна придёт — станешь мне сапоги от грязи чистить и горшок позорный выносить!

— Пожалеешь ты о словах своих, пень трухлявый, ох, пожалеешь!

— Я-то своему слову хозяин. И лесу хозяин. Где слуги твои, а? Где царство твоё? Вот, то-то же. Никто ты теперь, и звать тебя никак. Владимир, охотник-то молодой, вернётся — он тебя совсем кокнет. Так что ты меня держись, если жить хочешь. Я-то не злобливый. Схорониться помогу, ежели клятву верности мне принесёшь. И уж тогда-то я развернусь! Ух! Все леса мои будут. А водяных — тех вовсе истреблю. Сами все на поклон приползут, когда узнают, что у меня сам Кощей на побегушках!

— Звучит как план, — оценил я, войдя в грот. — А то, что ты мне слово давал — пофигу? Это было в прошлой серии, об этом уже никто не помнит?

Дед Архип подпрыгнул так, что чуть из валенок не вылетел. И забормотал какую-то невнятную фигню.

Всё было по-прежнему. Голова Кощея на алтаре, небольшая рощица вокруг, и плутающее в этой рощице безголовое тело.

Ну, и то хорошо. Хоть где-то стабильность. Включая вероломство деда Архипа. Преданности до гробовой доски я от него и не ждал, в общем-то. Догадывался, что как только отвернусь, начнёт мутить, вытанцовывая собственную выгоду. Твари, они и есть твари, что с них взять. Против природы не попрёшь.

— Да я, это… — бормотал дед Архип. — Ты, того. Не так понял! Это я его запугиваю просто. Чтобы, значит, когда ты появишься, посговорчивее был.

— Угу. Я так и подумал… Помоги, Егор.

Понимая, что лешему доверять нельзя, из мастерской Ползунова я захватил противотварные цепи, которыми удерживали Разрушителя. В мастерской они уже без надобности, а мне пригодятся. Сейчас вытряхнул цепи из заплечного мешка. Кастанул на бестолково блуждающее по жидкой рощице туловище Кощея Костомолку.

Как только тот упал, мы с Егором бросились к нему. Замотали цепями. На цепи повесили замки. К тому моменту, как раскатанное Костомолкой туловище обрело прежнюю форму, оно было заковано от шеи до пят. Туловище, лежа на каменном полу пещеры, судорожно дёргало руками и ногами, но ни на что более серьёзное было не способно.

Голова Кощея разразилась бранью. Я на всякий случай выждал — всё-таки потусторонняя тварь. Но цепи работали штатно, вырваться Кощей не мог. Основная его сила заключалась, видимо, в невозможности уничтожить тело. Убить Кощея было действительно нельзя — по крайней мере, до тех пор, пока не доберёшься до сердца. А пленить — пожалуйста. Что и требовалось доказать.

— Всё, лешак. Зелёные насаждения можешь убирать, дальше я сам.

Погрустневший дед Архип махнул рукой. Рощица, растущая вокруг постамента, начала истаивать. Через минуту уже и подумать было нельзя, что здесь когда-то что-то росло.

— Я твоё желание выполнил, охотник, — объявил леший. — В расчёте мы с тобой!

— В расчёте, — согласился я. — Только помни: одолел я тебя раз, одолею и другой. Мне для этого уже и помощь не понадобится.

— Да уж вижу, что не понадобится, — проворчал дед Архип. — Силы-то в тебе — эвона, сколько стало, за версту шибает! Забудешь тебя, как же. Ежели где почую, дальней дорогой обходить буду.

— Рад, что мы поняли друг друга. Рано или поздно я до тебя, конечно, доберусь. Программа максимум — истребить всех тварей на обозримом пространстве. Но, поскольку свою часть сделки ты честно выполнил, сегодня я тебя не трону. Забирай свою побрякушку и вали отсюда, — я поднял вверх руку с браслетом-прутом.

— Злыдень ты коварный, — заныл леший. — Меня тварью зовёшь, а сам-то⁈ Поработил, слово на крови взял, желание выполнить заставил — а как я всё честь по чести исполнил, так измываешься?.. О-ой, горе моё горькое! О-ой, каждый меня сироту-сиротинушку, обидеть норови-ит…

— Да погоди ты, не вой! Чем это я измываюсь?

— Освобождать меня не хочешь! О-ой, горе мне, горе…

— Да почему не хочу-то? — я начал злиться. — То есть, не то чтобы хочу, конечно, но по крайней мере не возражаю. Сказал же, забирай свою приблуду, да вали подобру-поздорову, пока я не передумал.

Леший всплеснул руками.

— Да как же я сам чары-то сниму? Это ты должен сделать.

— Я?

— Ну, а кто с меня слово на крови взял? Теперь, как я твоё желание исполнил, освободи меня от него.

Я вопросительно посмотрел на Егора.

— Ты что-нибудь понимаешь?

Тот пожал плечами.

— Видать, заклинание сказать нужно. Чтобы чары разбить.

— Какое ещё заклинание?

— Да мне почем знать? Я с лешаками сроду делов не имел. В наших краях эта погань и не водится почти.

— О-ой, горе мне го-оре! — пошёл на новый круг леший.

— Да заткнись ты, блин, — прикрикнул я. — Заклинание знаешь? Которое тебя от клятвы освободит?

— Нет, — леший так удивился, что даже выть перестал. — Кто же мне заветные слова-то скажет?

— Ну да, логично…

— Клятву тебе тогда Гравий подсказывал, — сказал Егор. — Стало быть, он и обратные слова должен знать. Да только на кой-они тебе?

— В смысле — на кой?

— Ну, заруби эту тварь, да и дело с концом. Возиться с ним ещё…

Леший снова взвыл в голос. Я покачал головой.

— Не, Егор. Я-то — не тварь, я своё слово держу. И не из-за возможных репутационных потерь, а потому что человек оттого и зовется человеком. Твари слово дадено, или кому — дело десятое. Клятву давал я, Владимир Давыдов. И становиться клятвопреступником не собираюсь… Короче. Побудь пока здесь, только не убей никого. Я за Гравием смотаюсь. Ты! — я повернулся к лешему. — Попробуешь на моего друга рыпнуться — вернусь, мокрого места от тебя не оставлю.

Это на моём ранге леший — ерунда, смахну и не замечу. А Егору, если лешего вдруг переклинит на нервной почве, не поздоровится.

Леший свирепо сверкнул на меня глазами, но промолчал. Стало быть, понял.

Я вспомнил, как выглядит сибирский оплот, и переместился туда.

— Гравий? — переспросил парнишка-администратор. — Не, сюда не приходил. Спит ещё, должно быть.

— А где он спит?

— У Евдокии, поди. Где ещё-то?

— Да что ж такое! Того гляди и этот объявит, что женится.

Парень прыснул.

— Да не-е! Евдокия Гравию — не зазноба. Тётка это его. Баба одинокая, бездетная. Гравий, когда здесь бывает, частенько у неё ночует.

— Понял. А где эта Евдокия живёт?

— Да тут, рядышком. Вёрст двадцать.

— Двадцать вёрст — это, по-твоему, рядышком?

— Ну да. Не двести же.

Ну да. Действительно. Здесь, при таких-то просторах, и расстояния, видимо, по-другому воспринимаются. Я вздохнул.

— Коня дашь?

— Зачем коня? У Гравия во дворе якорь. Заходи, вон, в будку, да ступай на здоровье.

Я повеселел. Через минуту стоял перед крепкой избой, по самые окна утонувшей в снегу. Впрочем, дорожка до калитки была заботливо расчищена и посыпана песком. И там, где появился я, в снегу тоже был вытоптан пятачок. Я постучал в дверь.

— Кто? — моментально откликнулся женский голос.

Ответить я не успел. Дверь распахнулась, на порог выкатилась полная румяная женщина, ростом едва достающая мне до плеча. Гравию, то есть, вовсе в пупок упрётся.

— Охотник пришёл! — обернувшись в избу, крикнула женщина. — До тебя, племянничек! Да заходи, не стой на пороге! Ты кто таков, откуда взялся? Не видала тебя прежде. Снег-то валить — перестал, али нет?.. Да ты дверь-то, дверь-то закрой! Холоду напустишь. И сапоги сымай, не топчи мне тут! Не видишь, что ли, что помыто?.. А ты чего сидишь? Расселся, как на именинах! К тебе, чай, пришли — так встань хоть, поздоровайся!

Гравий сидел за столом перед самоваром. Тетушка, подскочив, толкнула его в плечо.

— Здрав будь, Владимир, — приподнявшись и протянув мне руку, сказал Гравий.

Ответить я не успел — тётушка затарахтела снова. Меня усадили на лавку, налили чаю и приказали угощаться бубликами. Бублики давеча покупала, в лавке сказали, что свежие. Да только где ж они свежие, когда этот вот, гляди-ка — с одного краю уже сохнуть начал? Это всё Алексашка, паразит. Как папаша его захворал, так теперь он в лавке хозяин. При папаше-то такого безобразия не было. Ежели говорили, что бублики свежие, значит, свежие! По три дня лежали, и хоть бы им что!

Тут, слава богу, на печи забулькало, и тётушка ускакала разбираться.

— Гравий, — быстро сказал я, — помощь твоя нужна.

Гравий молча кивнул. Пошёл к двери, снял с гвоздя тулуп.

— Ты кудай-то опять собрался? — из-за печи тут же выскочила тётушка. — Не успел прийти, уже снова за порог! А щи я к обеду — для кого варю?

— Мы быстро, — пообещал я. — Щи ещё даже довариться не успеют.

— Все вы так говорите!

Я решил, что Гравий уже достаточно одет, и положил руку ему на плечо. В следующую секунду мы стояли в пещере.

После трескотни тётушки Гравия брань Кощеевой башки и подвывания лешего показались музыкой. Я аж выдохнул. Спросил у Гравия:

— Часто она так трещит?

— Всегда.

— У-у-у… Сочувствую. А другой родни у тебя нет?

— Нет.

— Угу. Ну, теперь хоть ясно, почему ты сам такой болтливый. Тебе рот открывать, получается, смысла нет, за тебя всё скажут.

Гравий задумчиво посмотрел на закованное в цепи туловище Кощея. На башку на постаменте. Но вопросов, по своему обыкновению, задавать не стал. Поздоровался с Егором.

— Гравий, тут такое дело. Ты помнишь, как я лешему слово на крови давал? Вот этому? — я кивнул на деда Архипа.

— Помню.

— Ну, вот. А теперь он моё желание выполнил, и мне его освободить надо. А я слов нужных не знаю.

— Свободен.

— В смысле? — не понял я. — Это ты меня послал, или…

— Ему скажи. «Свободен».

— И всё?

— Да.

— Гхм… — я повернулся к лешему. — Свободен!

В тот же миг зелёный прут, огибающий моё запястье, исчез. А дед Архип завопил от радости. Подпрыгнул, завертелся на месте, превратился в смерч из древесных листьев и через несколько секунд втянулся в трещину в полу.

— Вот так просто? — глядя на оставшийся на полу сухой листочек, спросил я.

Гравий пожал плечами. Дескать, я не виноват, что так просто.

— Спасибо, друг, — я протянул Гравию руку. — Кабы я знал, что всего-то нужно — одно слово, не стал бы тебя сюда тащить. Да только как бы я это узнал, если твоя тётушка мне слова сказать не давала?

Егор хохотнул.

— Это она завсегда так. Тётку Евдокию никто из нашего брата не выдерживает, все норовят поскорее Гравия Знаком утянуть.

— И почему я не удивлен…

— Эй! — позвал Кощей. — Охотник! А меня отпустить?

— А тебя-то с какой стати?

— Лешего ты отпустил.

— А, ну да. Его отпустил, значит, и тебя должен. Всё логично. Обязательно, сейчас отпущу. Потом догоню и ещё раз отпущу. И будешь ты отпущенный. Только сначала на несколько вопросов ответь. День, когда падали звёзды, помнишь?

— Это было очень давно.

— Да, я в курсе. А что в тот день произошло? Или ты из своего потустороннего мира не видел ни фига?

— Я вижу всё! Я всемогущ!

— Ой, да ладно сказки рассказывать. Ты не всегда был всемогущим. Только когда звёзды нападали, кое-чему научился.

Башка скрежетнула зубами. Туловище на земле задёргалось.

— Ладно, не нервничай. — Я подошёл к алтарю и дружески потрепал голову по макушке. — Варианта у тебя, собственно, два. Либо сам мне всё расскажешь, либо я к Яге пойду. А у неё своя версия будет, в которой ты — ни фига не ДʹАртаньян.

— Яга! — завопила башка. — Она тебе помогала! Вот как ты всё преодолел…

— Нет, Кощей. Одолел я всё потому, что ты хреново подготовился. Ну сам посмотри: оставил крепость без защиты и ломанулся убивать меня. Даже не зная, в каком числе я сюда явился, и что вообще происходит. Разведка поставлена — откровенно так себе. В общем, шаг за шагом загонял себя в расставленную ловушку. Видишь, как получается. Сильный — да, бессмертный — да. А ума нет — и всё, пропал.

— Посмотрим. Поглядим, охотничек! На моей стороне — вечность.

— Да это мы поправим, не боись.

— Как ты убьёшь меня? Я бессмертен!

— Да найдём варианты, чего ты… Ну, так, навскидку, первое, что в голову приходит, отдадим тебя Ползунову. В переплавку. Сделают из тебя ценные механизмы. А?