Мир падающих звезд XI. Владыка

Глава 8

— Её Величество пригласили меня во дворец на Рождественский бал. Я подумал, может, тебе будет…

— Уииииииииииииииии!!! — завопила Катерина Матвеевна. Сбежала с крыльца, принялась кружиться. — Во дворец! На бал!

Я смотрел на неё и улыбался. Ради того, чтобы наблюдать такой восторг, можно, пожалуй, и не один бал выдержать.

После мероприятия я собирался вернуться в Давыдово, но Обломов уговорил зайти к нему.

— Мы так давно не виделись, Владимир! Задержись хоть ненадолго.

Отказывать человеку, который организовал за меня моё же сватовство, а на вопрос о расходах проворчал «Обижаешь», было неудобно. Кроме того, мы и впрямь давно не виделись, я даже ощутил что-то похожее на угрызения совести. Мог бы и просто так в гости заскочить, а не когда мне что-то понадобилось. Дела — они ведь никогда не закончатся, а Обломов вон как обрадовался! Впрочем, я и сам к нему привязался. За вином и разговорами мы засиделись до позднего вечера.

— Илья Ильич… — в гостиную осторожно заглянул лакей.

Обломов, в который уже раз взявшийся за графин, чтобы наполнить бокалы, недовольно обернулся.

— Там прибыли с визитом. Извиняются, что в столь поздний час, но уверяют, что дело неотложное.

Обломов вздохнул.

— Скажи, что заняты его превосходительство! У них самих прямо сейчас неотложное дело. Пусть до утра обождут.

— Говорил-с. Но они изволят настаивать…

— Кто там? — вмешался я.

Здравый смысл подсказывал, что беспокоить генерал-губернатора поздним вечером, после того, как тот сосватал лучшего друга и продолжает с ним бухать, может либо бессмертный, либо человек, действительно находящийся в отчаянном положении.

— Вот, извольте видеть, — лакей с поклоном протянул поднос, на котором лежала визитная карточка.

Я посмотрел. И присвистнул.

— Илья Ильич. Дело, конечно, твоё, но я бы ему разрешил войти.

Обломов тоже глянул на визитку. И приказал лакею:

— Зови.

Лакей исчез. Обломов посмотрел на меня. Я развёл руками.

— Я ни при чём, клянусь! Я его с того дня ни разу не видел.

— Так и я не видел. Слышал лишь, что он вернулся в город.

Мы уставились на дверь. Быстрые шаги по коридору — тот, кого лакей пригласил войти, бежал впереди него. И…

— Здорово, Колян, — кивнул я влетевшему в гостиную Троекурову-младшему. — Чё, как оно?

— Владимир! — Николай бросился ко мне. — Помоги, умоляю!

— А с хозяином ты поздороваться не хочешь?

— Прошу прощения, Илья Ильич. — Николай поспешно поклонился Обломову. — Простите мне моё поведение, но я нахожусь в полном отчаянии! Как только узнал, что ты здесь, Владимир, немедленно бросился сюда!

Выглядел Николай и впрямь — сильно не очень. То есть, отсутствие довлеющей папашиной длани ему определенно пошло на пользу. Окреп, возмужал, даже в лице немного изменился. Но сейчас это лицо выражало крайнюю степень встревоженности. Николай осунулся, побледнел, под глазами темнели круги.

— Да что стряслось-то? На, выпей, — я сунул ему в руки бокал.

Николай отхлебнул.

— Машенька… С ней творится неладное.

— Сочувствую. А что за Машенька?

— Как, ты не помнишь? Это же моя супруга!

— Ну, блин. Твоя супруга — ты и запоминай, мне-то зачем?

— И впрямь, — хохотнул Обломов.

Николай заломил руки.

— Вы смеётесь, господа, а мне не до смеха!

— Так рассказывай уже! Чего тянешь?

Николай принялся рассказывать. Они с Машенькой вернулись из свадебного путешествия около месяца назад. Начали обживаться в доме Троекурова, Машенька, как водится, решила многое поменять. Вот тут у нас, вместо комнаты для утех со шлюхами, будет детская, вот здесь мы вместо караоке и шеста для стриптиза поставим беговую дорожку, и так далее. Возилась со всякими ремонтными делами и казалась абсолютно счастливой. Колян, которого к этим делам привлекали лишь в моменты, когда надо открыть кошелёк, тоже был вполне себе счастлив. Как вдруг три дня назад всё переменилось. После обеда Машенька, как обычно, отправилась вздремнуть, а когда встала, это была уже не Машенька.

— В смысле? — перебил я. — Когти начали отрастать, клыки показались? А ещё какие признаки? Если в ведьму обращается, то надо понимать, насколько далеко зашла трансформация.

— Нет-нет, что ты! Ни когтей, ни клыков! Внешне Машенька осталась той же, что была. Но это уже не она, пойми! Она стала говорить сиплым мужским голосом. Ведёт себя совершенно не так, как раньше. Постоянно раздражена, ругается на меня и на прислугу. Вчера избила горничную каминными щипцами. Сегодня гонялась за мной, швырялась стульями.

— И так уже три дня? Без перерыва? А чего ж ты психиатричку не вызываешь?

— Нет-нет! В том-то и дело, что утром Машенька просыпается — сама собой! Ничего из того, что творила накануне, не помнит совершенно. И до обеда — сущий ангел, как прежде. А вот после… — Николай покачал головой.

— Так, может, её просто обедом не кормить? Пусть сразу ужинает.

— Ах, тебе бы всё шутить! А я в полном отчаянии. Самое страшное то, что голос Машеньки, когда она… ну, когда это происходит, голос и манеры её напоминают… Напоминают… — Николай побледнел ещё больше.

— Твоего покойного папеньку, земля ему стекловатой, — закончил я.

— Откуда ты знаешь⁈

— Догадался. Кого б ты ещё так бояться мог.

— Да. Ты прав. В эти жуткие часы Машенька и правда — вылитый папенька. Прислуга почти вся разбежалась. Остались кухарка, она глухая от рождения, да лакей, который ещё папеньке прислуживал. И не к таким эскападам привык. А прочих — след простыл, и, ей-богу, я не могу их за это винить. Сам бы сбежал — но ведь это Машенька! Утром-то она — та, что прежде. Любит меня, ласкает. А после словно бес вселяется.

— Так, — я поднял руку. — Повторил: «бес вселяется»… Когда, говоришь, это началось?

— Три дня назад.

— Угу. Ну, да. И по сроку совпадает.

— Что?

— Да так… Ладно, понял. Давай, веди меня к Машеньке.

— А допить? — расстроился Обломов.

— После допьём. Тут видишь, какое дело — молодую семью спасать надо.

Обломов огорченно вздохнул, но не возражал.

Мы с Троекуровым вышли на улицу. Там, оказывается, уже наступила ночь.

— Я, как только узнал, что ты в городе, у Обломова — сразу сюда бросился, — продолжал рассказывать Николай. — Если ты не поможешь, то я уж и не знаю…

— Погоди, — остановил я. — Мне подумать надо. Если в твою Машеньку вселился бес…

— Бес? — пробормотал Николай.

— Ну, бес, чёрт — неважно, называй, как хочешь. Яга меня, в принципе, предупреждала, что эти косорылые без присмотра остались, того гляди начнут исполнять. Сообразить бы, как его угрохать — так, чтобы Машенька при этом не повредилась… И ещё один вопрос меня беспокоит. Домовой-то твой — куда смотрел?

— До… домовой? — заикнулся Николай.

— Ну да. С незапамятных времён твоему семейству служит, даже папаша исключением не был.

— Но домовые ведь…

Я вздохнул.

— Ох уж эта вражеская пропаганда! Не все твари — твари, Колян. До того, как упали звёзды, в мире было много магических существ. Подавляющее большинство — да, переродились в тварей. А некоторые остались такими же, как были, не поддались вражескому напору. Их очень мало, но они есть. Домовой, который живёт у тебя — из таких.

— Но я его ни разу не видел…

— А вот это не очень хорошо. Это значит, что он тебя хозяином не признал. Хотя в данный момент меня беспокоит другой вопрос. Как домовой вообще мог допустить, чтобы в дом пробрался чёрт? Это ведь основная функция домового, оберегать свою территорию. И если чёрт всё-таки проник, то…

— Что? — вскинулся Николай.

— … то домового, вероятнее всего, больше нет. И если это действительно так, то чёрт, который посмел на него рыпнуться и вселиться в твою Машеньку, будет умолять, чтобы его самого в геенне огненной спалили. С этими тварями у меня разговор короткий… Не пугайся, сейчас перемещаться будем.

Я взял Николая за плечо и переместился к дому Троекурова.

— А ничего так, — оценил ещё до того, как вошли. — Чувствуется женская рука.

— Правда? — удивился Колян. — А где?

Я указал пальцем на валяющийся на земле сундук. Сундук раскололся от падения со второго этажа, и из него вывалились предметы мужской одежды.

— Да что же это! — возопил юный владелец дома и поднял голову. — Машенька!

Машенька немедленно нарисовалась в освещённом окне. Я в восторге аж присвистнул. Настоящая фурия. Волосы всклокочены, будто двести двадцать шарахнуло, глаза горят.

— Не сын ты мне! — рявкнула красавица практически мужским басом, на самом пределе голосовых связок. — И не жить тебе в моём доме, трус и предатель.

— Машенька, я Владимира привёл, он тебе поможет!

— Ещё и врага моего привёл! Убирайся! Убирайся прочь!

Вопя, Машенька высунулась вперёд, перегнулась через подоконник. Одета она была в одну лишь ночную рубашку, весьма свободного кроя, которая открыла нам прекрасные виды.

— Н-дя, — цокнул я языком. — Ну чё сказать — радуйся, что интернет не изобрели. А то к утру бы звездой ютуба проснулся. Ладно, пошли, посмотрим поближе.

— На что⁈ — Половина лица Коляна побледнела, половина покраснела — не определился, как реагировать. — Машенька, прикройся!

Машенька прикрываться не стала. Зато она выпрямилась, вскинула голову и закукарекала. Кукареканье плавно перешло в сатанинский хохот. Как бы в окно не выкинулась на радостях… Тому, что в неё вселилось, хоть бы хрен по деревне, а вот хрупкая оболочка Машеньки может накрыться медным тазом окончательно и бесповоротно.

— Об одном прошу, — бормотал на ходу Колян, — заклинаю: чтобы никто и ничего не знал. Я и так женился на Машеньке, презрев общественное мнение…

— Что, уже раскаялся?

— Нисколько. Речь о ней, ей тяжело было терпеть на себе все эти косые взгляды… Все ведь знают, что я забрал её из доллгауза. А теперь ещё и вот такое. Когда она поправится…

— Колян, я по кабакам трепаться точно не буду, однако один эту проблему уж точно не решу. Придётся кого-то подключать. Только кого именно, пока не решил. Сначала первичное обследование провести надо.

Дверь в комнату с Машенькой оказалась заперта. Потеребонькав ручку, Колян беспомощно посмотрел на меня, а из-за двери тем временем неслись такие звуки, будто бык насиловал овцу, а козы отчаянно болели за «Спартак».

— Запомни, мой друг, хорошенько. Если живёшь с человеком, психическое состояние которого очевидно находится в жопе, придерживайся следующих нехитрых правил. Замки все запираются только снаружи. Колющее-режущее тщательно спрятано. Шнурки, занавески, простыни — нахрен. На окнах решётки. Стёкла небьющиеся. Посуда деревянная. Из приборов — только ложки, и те изымать в принудительном порядке после каждого приёма пищи. Ну, это так, навскидку. Отойди-ка.

Я скастовал ма-а-аленький такой микроУдарчик на область замка. И область замка послушно вылетела под разъярённый вопль Машеньки. Дверь распахнулась. Я вошёл и грустно вздохнул.

— Маш, ну баян ведь, прекрати… Не смешно.

Но Машенька не прекращала. Она стояла в углу комнаты. В верхнем. Ногами опиралась на разные стены, руками держалась за потолок и смотрела на нас злющими глазами.

— О Господи! — воскликнул Николай.

— Что, раньше такого не было?

— Нет, Христом-богом…

— Помер бог! — рявкнула Машенька. — Весь мир скоро наш будет!

— Угу, карман шире держи только, — кивнул я и присел на имеющийся в помещении стул. — И мир ваш будет, и Марс колонизируете, и на Венере венерологическую клинику для юпитерян откроете…

Колян смотрел на меня с мольбой, а я не спешил, я думал. Не, ну загасить Машеньку мог без проблем, уж на это-то и минуты бы не потребовалось. Однако требовалось её сохранить живой, убив лишь сущность, живущую внутри. И как это сделать — я не знал. Как выманить наружу сущность — тем более.

Машенька тем временем, к ужасу Коляна, поползла по потолку. Я рассеянно изобразил на потолке Знак Западни. Добравшись до него, Машенька проползла совсем немного — врезалась башкой в невидимую преграду и с визгом грохнулась на пол.

— Убери! — заорала она, как уличный мим, носясь по кругу и ощупывая невидимую преграду. — Выпусти немедля, сволочь!

— Да притухни ты! Думаю, — огрызнулся я.

Иметь диалог с этим существом было, мягко говоря, бессмысленно. По крайней мере, пока оно находится внутри Машеньки. Адекватность там рядом не валялась. Надо работать…

— Ладно, — встал я. — Картина ясная. Начну. Машенька твоя, Колян, пока тут локализована. Ты к ней не подходи, а то тоже локализуешься. Понял?

— А ежели она попить попросит? Или поесть? — пролепетал Николай.

— Перетопчется. За несколько часов от жажды не помрёт, от голода тем более. Зима на дворе, не жарко. Кстати, окошко прикрой, а то простудится ещё.

Не тратя дольше время на бесполезные разговоры, я переместился сразу в Питер. Во двор к Ползунову.

Погода в Питере была традиционно мерзкой. Ночь швырнула в лицо мокрым снегом, ветер схватил за шиворот и начал пихать снег прямо туда.

— Сука грубая! — крикнул я.

Тут же распахнулось окошко инженерского дома, и кто-то из заночевавшей прислуги рявкнул:

— А ну, вон отсюда иди! Пьянь! Сейчас охотников кликну!

— Очнись и пой! — огрызнулся я. — Какие охотники? Рождество на дворе, вторые сутки пошли. Охотники в кулдауне, некликабельны.

Но, тем не менее, отошёл. Морщась, кастанул Яблочко и назвал нормальное имя Неофита. Яблочко охотно показало пацана мирно спящим.

— Отлично, — кивнул я. — Веди. Ща, погоди только.

Блин, родий куча, чего ж я, как бедный родственник? Одним накопительством сыт не будешь.

Я потратил пятнашечку на то, чтобы прокачать Полёт до управляемого пятиминутного. Ну вот, заодно и потестируем.

Для повышения комфорта кастанул сперва Доспехи, потом — Полёт. Поднялся метров на десять над поверхностью земли и полетел вслед за Яблочком. Летел значительно быстрее, чем мог бы бежать. А Доспехи успешно прикрывали от буйства непогоды. А хорошо! Удобно, не хуже, чем на Твари. Только вот ману, конечно, подсасывает. Но тут уж — надо думать, три Знака одновременно питаю. Полёт, Доспехи, да Западню в доме Коляна. В которую до кучи ещё и непрестанно долбится Машенька. Каждый удар, считай, силы отбирает… Ну да пофиг, я — Тысячник. Сил у меня теперь много.

Меньше пяти минут понадобилось, чтобы долететь до нужного дома. Там Яблочко истаяло, в кои-то веки не обозвав меня мысленно обидными словами. Я приземлился и заколотил в дверь.

Спустя минуту за дверью послышалось грозное:

— Кто⁈

— Ростелеком. Вы за интернет сколько платите? Мы предлагаем в четыре раза дешевле, только работать не будет.

От неожиданности дверь открылась, и наружу высунулся заспанный мужик в белом ночном костюме.

— Что-о-о?

— Я охотник, Владимир Давыдов, мне бы вашего сына Неофита повидать.

— Кого⁈

— В миру — Митрофанушку.

— А… А! — Дверь открылась. — Владимир. Господин охотник… Заходите!

Меня усадили в кухне. Пока отец будил сына, мать без толку суетилась. Поскольку побудка затягивалась, решила высказаться о наболевшем.

— Ужасы-то какие!

— И не говорите, — подхватил я. — Сам возмущён до крайности, скоро буду встречаться с государыней-императрицей, всё ей расскажу.

— О чём?

— А вы о чём?

— Ах, Митрофанушка столько рассказывает об этих ваших охотах! Вы неужто взаправду в загробный мир ходили?

— Было дело, баловались.

— Но это же очень опасно! А Митрофанушка ещё ребёнок!

— А когда этот ребёнок на Троекурова работал и продавал людям снадобья, от которых те гибли — нормально, не опасно было?

Женщина побледнела и отвернулась.

— Это… Вы не понимаете. Это другое.

— Чего не понимаю-то? Всё прекрасно понимаю.

Женщина всплеснула руками.

— Что ж вы, не человек, что ли? Отпустите его! Он не хочет с вами этим всем заниматься! Он ребёнок, как вы не понимаете? Я же вижу, как ему плохо…

— Владимир! — В кухню влетел Неофит с горящими глазами. — Что такое? Твари? Идём скорей бить! Мне родий надо. Ещё чуть-чуть, и в Мастера выйду!

Одеться он спросонок не сообразил, зато меч схватил и непослушными пока пальцами пытался им перепоясаться.