Мир падающих звезд XI. Владыка

Глава 9

— Три шота эспрессо этому парню за мой счёт, — распорядился я.

Вместо эспрессо пришлось умыться холодной водой и одеться. Потом — выпить подостывшего чаю. Но Неофит пришёл в себя и стал готов впитывать информацию, кою я ему и выдал, не скупясь. Отец и мать слушали, не скрывая ужаса на лицах. Неофит на них внимания не обращал.

— Ну, чего? — спросил я. — Можешь с таким что-то сделать?

— Не зна-а-аю… — протянул пацан. — Мог бы. Если бы кое-кто все мои скляночки не пожёг.

Тут он выразительно на меня посмотрел.

— Повыступай мне ещё, — прикрикнул я. — Поступки начальства не обсуждаются, они всегда по определению верны. Где ещё такое достать?

— Да известно, где… — Неофит со вздохом посмотрел в окно, за которым завывала вьюга. — Погода уж больно паршивая.

— Погоды не боись, Доспехи хорошо помогают.

— Правда?

— Когда я тебе врал. Летим.

— Летим⁈ — Неофит от восторга едва не подпрыгнул.

Лететь с Неофитом под мышкой было ещё труднее, и время полёта сократилось вдвое. Мы, немного не долетев, практически упали на дорогу.

— Ничего, — бодро сказал окончательно проснувшийся Неофит. — Здесь уже рядом.

И правда, через три-четыре минуты мы долбились в дверь такого же подвальчика, как тот, в котором промышлял Неофит. Открыли быстро. Волосатый и бородатый мужик, выглядевший так, будто зимовал с медведями в берлоге, увидев нас, погрустнел — ждал кого-то другого. А заметив перчатки на руках, вовсе запаниковал и попытался захлопнуть дверь. Пришлось ему показать, что это невежливо.

— Чего вам от меня надо? — бухтел мужик, сидя на единственном хлипком табурете и ощупывая челюсть. — Это не моё всё. Посторожить наняли.

— Брешет, — заявил Неофит, бродя между полок. — Ладан у тебя где?

— В воде?

— Лучше в воде.

— Тогда справа, вон та склянка.

— Ага, вижу. А петушиные головы?

— Внизу, в подвале.

— Ну так тащи, чего расселся!

Мужик упёрся в какой-то подвал подвала. Я посмотрел на Неофита.

— Это всё — остатки троекуровской былой роскоши?

— А то чьей же.

— И чего ты раньше молчал? Давно надо было грохнуть.

— Да не знаю даже. Как-то не подумал. Так закрутилось всё…

Ну, объяснимо, да. После знакомства со мной жизнь у пацана пошла такая, что только поворачиваться успевай. Когда уж тут думать.

— Много ещё точек знаешь?

— Только эту. И сюда-то меня Троекуров лишь раз водил, чтоб показать, как работать надо. Чтоб я представление имел. Пожжёшь тут всё?

— Да вот как-то уже и не знаю. Оно ведь, получается, и для хорошего дела может сгодиться.

— Вот и я о том! Давай себе приберём.

— Ладно, уболтал. Ищи мешок.

Вынеся из лавки всё интересное и сказав хозяину на прощанье, чтоб не позорился и записался в колхоз, мы перенеслись к Неофиту домой (там теперь был мой Знак), спрятали всё, что не нужно было прямо сейчас. Потом немедленно метнулись в Смоленск, к троекуровскому особняку.

— На. — Неофит сунул Коляну полотняный мешочек. — Вари.

— Что это?

— Петушиные головы. Особь где?

— Кто⁈

— Одержимая!

Машенька сидела на потолке и скучала. Увидев нас с Неофитом, немедленно понесла какую-то похабщину, норовя вогнать пацана в краску. Неофит, однако, вёл себя как настоящий профессионал. Вытащил склянку с ладанной водой, наполнил стакан и обратился ко мне:

— Западню убирай.

Я убрал. Машенька с визгом упала на пол.

— Можешь её обездвижить?

— Запросто.

Я кастанул Знак Остолбеней и сам замер. Машенька только злобно глазами сверкала. Неофит подошёл к ней и, привстав на цыпочки, осторожно влил в приоткрытый рот ладанную воду. Я, чтобы помочь процессу, осуществлял глотательные движения.

Когда вода закончилась, подождали ещё пяток минут. Я отменил Знак. Машенька заорала по-ослиному.

— Плохо, — оценил Неофит. — Придётся резать.

— Ну, это я б и без тебя сумел.

— А чего будил тогда? Вали её на койку рожей вниз, да держи покрепче!

Когда через минуту в комнату заглянул Колян, мне пришлось сказать, что всё это — не то, что он думает. Машенька лежала, визжа, на кровати, я лежал на ней, а Неофит держал её за левую ступню.

— Вы точно знаете, что делаете? — промямлил Колян.

— Нет, блин, импровизируем! Уйди в кухню, за головами следи!

Коля скрылся. Неофит кинжалом разрезал левую пятку Машеньки и подставил стакан, в который потекла кровь.

— Ну? — рявкнул я.

Мне было всё тяжелее удерживать бесноватую Машеньку.

— Гну! — огрызнулся Неофит. — Не знаю. Пробовать надо. Пусть сядет, руки ей держи.

Я послушался, скрипя зубами. Когда Неофит поднёс к губам Машеньки стакан с кровью, я покачал головой. Наркомания какая-то, но пацан, похоже, был в своих действиях уверен.

Напившись крови из пятки, Машенька совсем загрустила. Отшвырнула и меня, и Неофита, забилась в угол рядом с трюмо и рычала там, как голодная собака. Всерьёз нападать, впрочем, не пыталась — понимала, что, не справится.

— Сколько ж их там, — пробормотал Неофит.

— Кого?

— Вселенцев… Будь один чёрт — уже бы вылез. Да и пара бы вылезла…

— Легион! — прошипела Машенька.

— Ты-то хоть молчи, легионерка, — махнул я на неё рукой. — Чего дальше?

Дальше поспели петушиные головы. Уже считай к утру. Машеньке утром полегчало, она стала сама собой, только впала в совершенное уныние. Но головы ела, правда, без аппетита. Тут её сложно осуждать, я сам едва не блеванул, старался не смотреть. Только от запаха было особо некуда деваться — пришлось приоткрыть окошко.

— Не могу я больше, — простонала Машенька. — Убейте меня, молю!

— Родная моя, что же ты такое говоришь, — пробормотал Колян.

— На беду мою я тебя встретила. Горе, горе мне, загубил ты жизнь мою!

— Да погоди ты причитать, ничего он ещё не загубил, — поморщился я. — Года не прошло, как поженились, он ещё даже не начал. Неофит, ну, что там у тебя?

Неофит только руками развёл.

— Больше ничего не могу сделать. Все известные мне средства испробовал. Слишком большая сила противостоит.

— Дошло, наконец, недомерок? — огрызнулась Машенька не своим голосом. Смерила нас тяжёлым троекуровским взглядом и грохнула о стол крышкой супницы. — Кто вы против нас? Никто! Все подохнете…

— Цыц, — вежливо попросил я. — Ладно… Сидите тут, я сейчас ещё сил подтяну.

Отец Василий был очень рад, когда я чуть свет поднял его и, заставив взять требник, переместил из Нюнькино в Смоленск.

— Я в Смоленске, кстати, не бывал, — сказал он, листая книгу. — Можно потом погулять будет? Церкви, храмы поглядеть?

— Всегда пожалуйста, — кивнул я. — Только давай сперва дело сделаем.

Отец Василий возражать не стал. Золотой мужик, в любой кипиш вписывается без вопросов.

Машеньку я вновь зафиксировал Знаком Западни. Она металась на крохотном пятачке пространства и непрерывно вопила на разные голоса. Молитвы, читаемые отцом Василием, ей совершенно не нравились, однако дальше истерик дело не шло.

— Ф-ф-фух! — Отец Василий вытер пот со лба и упал на стул. — Нет, друзья, тут моей веры, видать, не хватает. Надо бы кого саном повыше… Как бы не самого митрополита.

— Тащи митрополита, — взревела Машенька. — Всё едино!

— Да молчи ты, сатана! — замахнулся усталый отец Василий.

Был полдень. Все уже порядком задолбались. Особенно я. У меня алкоголь давно выветрился, хотелось жрать и спать, непонятно, чего больше. А вечером, между прочим, бал во дворце…

И тут я вспомнил, что у меня есть ещё один джокер в рукаве.

— Так, — сказал я. — Ну, сейчас уже или поможет, или будем яму на заднем дворе копать. Ждите!

И перенёсся к себе домой. Кощей обнаружился возле дровяного сарая, где под присмотром Данилы умиротворённо рубил дрова.

— Ты чего это? — немного удивился я.

— Сколько тысяч лет руки мои труда человечьего не знали…

— Ясно, проехали. Данила, забираю своего земляка для более важных дел. Терминатор у тебя есть — вот и юзай его.

Сначала я завёл Кощея в дом и на словах врубил в ситуацию. Тот покивал. Потом изрёк:

— Ясное дело. Некому чертей и мертвецов в узде держать. Вот и балагурят.

— Помочь можешь?

Кощей развёл руками.

— Силы у меня нет… Разве что авторитета послушают.

— Ну, попытка не пытка. Идём.

Мы перенеслись в многострадальную спальню Коляна с Машенькой. Никто не проявил острой реакции на Кощея, потому что никто не знал, что это — Кощей. В человеческом облике его, кроме меня, никто не видел.

— Короче, анекдот, — сказал я. — Заходят как-то раз в спальню к одержимой охотник, царь загробного мира и священник… Ладно, отставить шуточки. Славомыс — исполняй.

Машенька лежала на кровати. Её привязали, чтобы не рыпалась — удерживать Знаками я уже устал. Кощей приблизился к кровати и, набрав воздуху в грудь, рявкнул:

— Кто там⁈

Машенька вздрогнула и замерла. Уставилась на Кощея мутными глазами.

— Повелитель? — просипела она.

— Вам кто дозволил грань переходить? — прорычал Кощей. — Мало я с вас шкуры спускал⁈ Ну, сейчас узнаете! Вон! Все вон!

Тело Машеньки изогнулось дугой. Рот открылся, и из него в потолок ударил как будто чёрный фонтан. Бесы полезли наружу.

Неофит взвизгнул — скорее восторженно, чем испуганно. Выхватил меч. Отец Василий закрестился. Колян побледнел и приготовился падать в обморок.

— Неофит! Защитный круг на гражданских! — приказал я.

И влупил по бесам Костомолкой. Красный петух в помещении — дело стрёмное, Мороз — тоже такое себе. После Костомолки пришлось хреначить Мечом и Ударами. Бесы, не будь дураки, ломанули в окно. Вынесли стекло вместе с рамой. Спрыгивая на утоптанный снег, пытались тут же в него ввинтиться и провалиться сквозь землю.

Я, скастовав Полёт, выпрыгнул следом. От души надеялся, что насчёт легиона Машенька загнула, однако черти из окна лились и впрямь нескончаемым потоком, едва успевал отмахиваться. Вокруг меня выросли уже горы туш, а черти из окна всё продолжали сыпаться.

Н-да, ситуация. Сил у меня теперь, конечно, дофига, но ведь и они не бесконечные! Мана уже вполовину просела. И Неофита за подмогой не отправишь, пацан Защитный круг удерживает. Тоже выкладывается будь здоров, он ведь даже ещё не Мастер.

— Кощей! — крикнул я. — Сколько их там?

В ответ прилетело что-то мало разборчивое и мало утешительное. Из разряда «да хрен его знает». А до чертей между тем начало доходить, что я тут один. Сваливать они прекратили. Окружили меня, потом от обороны перешли к атакам. Пока ещё не уверенно, но если по итогу из окна и впрямь вывалится целый легион — во смеху-то будет…

— Владимир! — услышал я вдруг за спиной знакомый могучий бас. По чертям, окружившим меня, вломила ещё одна Костомолка.

— Харисим!

Харисим, как выяснилось тут же, прибыл не один. А вместе с Иваном, Ерёмой, и еще десятком смоленских охотников.

Ну, вот! Десяток — это уже совсем другое дело. Тем более, что ребята все знакомые, на Кощея ходили вместе со мной. В десяток я их объединил тут же. И роли мгновенно поменялись — теперь уже не черти окружали меня, а охотники образовали круг, не позволяя чертям выскакивать за его пределы.

Визг стоял, как в преисподней, не удивлюсь, если Обломов у себя в особняке слышал.

Красный Петух. Удар! Костомолка! Мой прокачанный меч вспарывал толпу чертей, и во все стороны летели белые искры. А вскоре поток пошёл на убыль.

Последнего чёрта, показавшегося в окне, пришпилило к подоконнику лезвие меча — Неофит не вытерпел и решил оторваться хоть напоследок.

Меч у него был слабенький, против чёрта — зубочистка, и тот мгновенно вырвал лезвие у себя из спины. Бросился вниз, но до земли долетел уже в виде двух половин — против моего меча ничего поделать не смог.

— Уф-ф, — снимая шапку и вытирая лоб, сказал Харисим.

Десяток рассыпался.

— Убирай защиту! — крикнул Неофиту я. — Чё, как там?

— В обмороке!

— Ну, понятное дело. Такой стресс барышня пережила.

— Да не барышня в обмороке, а Николай! Барышня-то — ничего, только зубами стучит маленько.

— Понял. Ну, сбегайте там за водой кто-нибудь. Сейчас к вам перемещусь.

Я повернулся к смоленским охотникам.

— Спасибо, братья! Без вас не справился бы. Вы как здесь?..

— Обломов к нам в оплот гонца прислал, — сказал Харисим. — Владимир, мол, ещё ночью убыл вместе с Троекуровым-младшим, и с тех пор ни слуху ни духу. А в особняке троекуровском, люди говорят, неладное творится, вопли на всю округу. Сделайте милость, заступнички, поглядите, что там? Я и сам бы рад, да только Владимир строго-настрого велел гражданскому населению до охотничьих дел не касаться.

— Молодец Илья Ильич! — одобрил я. — Все бы так грамотно себя вели! И вы очень вовремя появились. Приберёте тут? — я обвёл рукой двор.

Харисим присвистнул. Кажется, только сейчас, отдышавшись, оценил масштабы бедствия.

— Мать честная! Откуда их столько?

— Да остались, понимаешь, без твёрдой руки — вот и лезут, как тараканы. А сюда Троекуров, когда с тварями фестивалил, видать, дорожку протоптал. Они ж выскакивают там, где тонко.

— Вот оно что! А люди бают, что в молодую супругу троекуровскую сам покойный Троекуров вселился…

Я пренебрежительно поморщился.

— Напомнить, что люди о твоём происхождении бают? Великаны в родне, и всё такое? Людям — лишь бы языки чесать, а то сам не знаешь. Эдак и до попаданцев из другого мира договорятся.

— И то правда, — согласился Харисим. — Ладно, Владимир, ты ступай. Делов, небось, полно. А здесь мы всё изобразим, как положено.

Я благодарно хлопнул его по плечу и переместился в многострадальную спальню.

Мокрый Колян отряхивался в углу. Напротив него сидел на корточках Неофит с пустым ковшом в руках. Отец Василий читал молитву над спящей сном младенца Машенькой. Кощей от звуков молитвы страдальчески морщился. Тварью он быть перестал, но от привычек, обретенных за тысячелетие, быстро не избавиться.

— Колян, иди распорядись насчёт обеда, — приказал я. — Кухарка от вас, сам говорил, не сбежала. Святого отца, когда закончит, покормить надо. И супруга твоя, как очухается, тоже рада будет нормальной еды навернуть. Неофит, ты мне нужен. — Посмотрел на Кощея. — И ты, пожалуй, тоже.

Неофит с готовностью вскочил. Кощей выскочил за дверь впереди меня — рад был избавлению от льющейся в уши молитвы.

Я решил не насиловать просевшую ману, пусть восстанавливается. В подвал троекуровского дома мы спустились лестнице.

— Ой… — пробормотал Неофит.

А я почувствовал, как сами собой сжались от злости кулаки.

Подвал выглядел так, будто его пытались взорвать изнутри. И это почти удалось. Разнесенная в щепки мебель — оставшаяся тут, видимо, ещё с тех времён, когда Троекуров удерживал в подвале семейство некроинженера, — выщербленные стены, воронки на полу.

— Что тут было, Владимир?

— Тут он был один — против армии бесов, — процедил я. — И сражался до конца. Вот о чём в книжках-то писать надо! А не об этих ваших Змеях Горынычах. Домовой! Ты здесь?

Надежда была очень слабой. Призрачной. Но вдруг…

Тишина. Поначалу. А потом до нас донёсся слабый стон. Неофит ахнул.

— Яблочко! — я призвал Знак. — Покажи мне домового, хранителя дома Троекурова в Смоленске!

Яблочко, появившееся передо мной, покачнулось и подплыло к груде земли и битого кирпича в углу. Я бросился раскидывать груду. Спешил, но действовать старался осторожно, чтобы… Впрочем, созданию, показавшемуся из-под обломков, навредить уже просто не смог бы.

То, что осталось от домового, было почти прозрачным. Размером — едва ли с котенка. Крошечный старичок, лохматый, с растрепанной седой бородой, лежал на боку, поджав под себя ноги. Глаза он открыл с трудом. Глядя на меня, чуть слышно пробормотал:

— Ты пришёл…

— Пришёл. Чертей перебил, не беспокойся. Ни одного не осталось.

Губы старичка дрогнули в улыбке.

— Спасибо. Теперь и помирать не жалко. Много их… было. Не сдюжил я.

— Эй, ты погоди помирать! — Я осторожно тронул домового за локоть. — Сейчас такая жизнь начнётся, что вовсе не надо будет!

— Поздно, охотник. Поздно…

— Уходит из него жизнь, — подтвердил Кощей. — Недолго осталось.