Мир падающих звезд XI. Владыка

Глава 3

Башка замолчала. Похоже, такое предположение её напрочь обескуражило. Даже Егор уважительно крякнул и почесал в затылке. А Гравий к разговору не прислушивался. Он задумчиво бродил по пещере. Остановился и поднял меч Кощея. С трудом, надо заметить, поднял. Штука увесистая.

— Переплавка меня не убьёт, — заявил Кощей. Но уверенности в голосе уже не ощущалось.

— Ну, нет так нет. Будешь живым. Ощущать себя частью механизма, который уничтожает тварей, и страдать от невозможности высказаться по этому поводу. Это ведь такая боль, да? Когда чувства и эмоции переполняют, а высказаться не получается, у автора комменты закрыты.

— Ты поплатишься!

— Да без проблем. Бабки есть, заплачу, когда надо будет. За такое шоу чего б не заплатить. Ну что, будем продолжать этот прозаический баттл, или всё-таки к делам перейдём? Вопрос прежний. День, когда упали звёзды, помнишь?

— Не день то был, а ночь, — скрежетнул зубами Кощей. — И звёзды тьмами на землю летели!

— Тьмами?

— Десятками тысяч, значит, — подсказал Егор. — Раньше так говорили.

Я кивнул голове — мол, продолжай.

— Я-то мёртвый был, — продолжала голова. — Погиб уж вовсе в незапамятные времена. Да не по нраву мне сие было.

— Кому ж помирать нравится, — поддержал я.

— Иным нравится. Покой находят. А я покоя отродясь не искал! Вот и в загробном мире меняться стал. Чертей подчинять.

— А чё, так можно было?

— А я никого не спрашивал.

Я хмыкнул. Парадоксальным образом этот парень начинал мне нравиться. Встреться мы с ним в те незапамятные времена — глядишь, друзьями бы стали. Действительно, чего разрешения спрашивать, когда можно просто делать и смотреть, что получится.

— Тяжело мне было. Тогдашний царь потустороннего мира обратил на меня внимание. И тогда-то звёзды и упали. Одна — к нам грохнулась. Так полыхнуло… Забыли про меня все. Попрятались. Думали, конец света настал. Я один вышел… Почувствовал будто зов какой. Будто пел кто в голове: «Хочешь всем миром править?» Конечно, хочу! Вот и пошёл. Вокруг трупы чертей обугленные лежали — а я шёл. И когда добрался, увидел железное яйцо огромного размера. Оно раскрылось передо мной. И я зашёл внутрь.

Кощей замолчал. Молчал он долго, с минуту. Мы терпеливо ждали, чувствуя, что история пока не закончилась. И ожидания оправдались.

— То, что находилось внутри, не было человеком. И оно умирало. Корчилось, произнося непонятные, нелюдские слова, и тянуло ко мне свои… Руки? Лапы? Я подошёл к нему, и оно коснулось моей груди. Сверкнуло, и в меня полилась сила. Страшная сила. Я — Я! — убоялся и закричал. Но всё уже закончилось. Пришелец умер, отдав мне силу. И когда я вышел, у меня уже не было больше соперников. Чертей тянуло ко мне. И они впитывали мою силу и тоже менялись. И настал час, когда я сразил повелителя потустороннего мира и занял его место. За моими плечами стояла армия. За него не встал никто.

— Героически, — оценил я. — Один момент не очень понятен. Мне тут говорили, что ты не любишь чертей в наш мир отпускать, потому что они питают тебя силой. А ты говоришь, что наоборот, свою силу черти впитали от тебя. И кто из вас брешет?

— Никто, — отрезала голова. — Силу от меня черти взяли, она их изменила, а потом в каждом умножилась. Когда мне нужно, я всей этой силой пользуюсь. Так же, как ты.

— В каком смысле, «как я»?

— Ты ко мне не с одной лишь своей силой пришёл.

— А… — До меня дошло, что Кощей имеет в виду тысячу. — Ну, допустим, понятно. А что за пурга с твоим сердцем?

Голова молчала с надменным выражением скелетной рожи. Как у неё это получалось — хрен знает. Однако молчала.

— Слушай, Кощей. Сказал «А», говори «Б». Я ж один фиг не отстану. И насчёт переплавки не шутил, если чё.

— А ежели расскажу — отпустишь?

Захотелось всхлипнуть. Всё-таки царь мира мёртвых, такой могучий правитель и воин. И что? Как какой-нибудь волкодлак, попавшийся в ловушку, канючит, чтоб отпустили. Потому что знает, что нихренашечки не может мне противопоставить.

Пожалуй, когда делаешь дела по уму, всегда так получается в итоге. Никакой тебе романтики с превозмоганиями: пришёл, увидел, победил. А вот кинься я в преисподню очертя голову сразу же, как только предъява пришла — и чего? Сейчас не башка Кощея лежала бы передо мной, а я сам сидел бы в цепях у него в замке. А он бы важно расхаживал, толкая злодейские речи… Не, ну как-то я бы выбрался, конечно, тут сомнений нет. Ребята бы пришли спасать, или ещё чего. Но осадочек все равно бы остался.

— Нет, не отпущу, — честно сказал я. — Но обещаю сперва убить. Чтобы вечных мук у тебя не было.

— Не интересно! — отрезал Кощей. — Я не для того обрёл бессмертие, чтобы умирать.

— А не задолбало тебя твоё бессмертие?

— Что?

— Ну, ты его обрёл, когда ещё прадедушка царя Гороха не родился. И с тех пор сидел безвылазно в замке, яйцо своё стерёг. Нигде не был, ничего не видел, ничего не сделал. День за днём, одно и то же. Потому что понимал: никому ты такой нигде не нужен. И тебе никто не нужен. И не интересно тебе ничего. Ну вот и зачем ты живёшь, спрашивается? Это-то хотя бы понял?

Кощей молчал. Как мёртвый, даже туловище вошкаться прекратило.

— Человек не просто так сотворён смертным, — продолжал я. — Есть черта, которую лучше не переступать. А главное искусство — это искусство жить так, чтобы, дойдя до этой черты, не иметь никакого желания через неё перешагнуть. Ты же перешагнул. И что? Принесло оно тебе счастье?

Я уж было подумал, что Кощей вовсе забил на диалог. Но голова шевельнулась, нижняя челюсть приоткрылась.

— Хорошо, — сказала голова каким-то совершенно угасшим голосом.

— Что хорошего-то?

— Хорошо, я скажу всё, что хочешь узнать.

— Внимательно слушаю.

— Не так просто, охотник.

— Да что ж такое… Опять всё непросто.

— Окажешь мне одну услугу, а потом — что хочешь со мной, то и делай.

— Ну, сделаем вид, что я заинтересовался. Что за услуга?

Егор толкал меня в бок — ты чё, мол, какие договорённости с Кощеем⁈ Погнали к Ползунову, пусть домну растапливает. Гравий тоже подошёл ближе с кощеевым мечом, закинутым на плечо. Плечо ощутимо проседало под тяжестью.

— Когда я был живым… я знал одного человека. Поможешь найти его — расскажу всё, что хочешь.

— Кощей… Не хочу показаться грубым, но ты сдох ещё до Кирилла и Мефодия. Задолго до.

— Этот человек жив.

— Откуда такая уверенность?

— Потому что не было ни дня, чтобы я не обходил все свои владения в загробном мире в поисках… этого человека. Он жив.

Мы с охотниками переглянулись. Они лицами выражали полнейшее недоумение.

— В смысле, есть ещё один бессмертный? Только на в загробном мире, а здесь, в нашем мире? — уточнил я.

— Возможно… Не знаю.

— Хорошо. А что ты тогда знаешь? Как мне его искать-то? За что цепляться?

Кощей опять сделал долгую и нудную паузу. Складывалось впечатление, что он мучительно борется с собой. Ему не хотелось открываться мне, однако никто, кроме меня, видимо, помочь не мог.

— Мы подружились, когда были детьми, — выдал он ещё один кусочек важнейшей информации. — И я всегда был уверен, что когда вырастем — она будет принадлежать мне.

— А. Она… — протянул Егор.

Мне тоже сразу сделалось понятнее. Так бы сразу и сказал, мол, есть одна тян. А то развёл таинственностей.

— Мы были слишком разными, — продолжала голова. — И это видели все, кроме меня. Она чуралась людей, зато дикие звери и птицы слушались её так, будто она была одной из них. С детства уходила в леса. Одна, без страха, ничего с собой не брала. И всегда возвращалась живой и здоровой. Когда через день, когда через неделю. Родители бранили, наказывали — всё одно убегала.

До меня начало доходить, но я не перебивал из вежливости. Пусть уже выскажется.

— А я рос совсем другим. Война и власть — вот от чего кипела кровь у меня в жилах. И однажды я стал великим правителем. Вернулся в родное поселение разыскать её, но не нашёл. Она исчезла для меня навеки.

Поскольку череп замолчал, я счёл возможным вмешаться.

— А звали эту девушку, часом, не Леськой?

— Да… — протянул Кощей, всё ещё погружённый в воспоминания. — Лесьяра… Что? Откуда ты знаешь⁈ — Голова едва не подпрыгнула, тело в цепях затряслось, будто в судорогах.

— Да так, познакомились случайно, — вздохнул я. — И что, ты с ней поговорить хочешь? И только?

Никакой мимики у черепа, понятное дело, не было, но я чувствовал: отчаянно борется с собой. Шутка ли — тысячи лет человека искать и вдруг узнать, что искомое — на расстоянии протянутой руки. Правда, руки связаны цепью, а туловище отделено от головы, но то уже детали.

— Да, — наконец, выдавил Кощей. — Дашь нам поговорить — и потом я расскажу тебе всё, что угодно.

За рождественским ужином я сидел задумчивым. Ел, впрочем, с аппетитом — на этот процесс задумчивость никогда не влияла. И запивал тоже — со всем уважением к производителю напитка, тётке Наталье. Однако полностью расслабиться и отдаться течению праздника не получалось, хоть тресни.

Может быть, потому, что в подвале на закрытой половине лежало закованное в цепи тело Кощея. Может, потому, что его голову я запер в сейфе у себя в башенке. Может, потому что надо было искать лесовичку. Леську, Лесьяру — как бы она там себя ни называла, — а каким образом, не очень понятно. А может, потому, что сердце Кощея нарезает круги по орбите…

Вот ведь как интересно всё складывается. Хоть загадку сочиняй, только хрен кто угадает: тело в подвале, голова в башне, а сердце по небу летает. Офигеть. Надо запомнить. С этой загадки, пожалуй, начну разговор с Леськой. Известно ведь, что девушку для начала нужно заинтриговать. А как её разыскать… Да, пожалуй, тоже ничего сложного.

Подумав так, я повеселел. Оглядел сидящих за столом. Все мои домашние тут. Тихоныч, тётка Наталья, Маруся, Данила с Груней. В сторонке, в кресле — Терминатор со спящим младенцем на руках. Тётка Наталья долго сокрушалась, что Терминатора в рождественскую ночь нечем угостить. Находчивый Данила предложил берёзовый дёготь — местный аналог машинного масла. Тётка Наталья постаралась от души. Терминатор почернел и распространял на всю столовую чудесный аромат. Егор, Земляна и Неофит разбежались навестить родню, Захар подался к Марфе в Поречье. Рождество, говорят, семейный праздник. А моя родня — вот она, вся при мне.

— Ну что, друзья, — сказал я. Встал и поднял кубок с вином. — Поздравляю всех с наступившим Рождеством! Мне с вами хорошо. Надеюсь, и вам со мной неплохо.

— С Рождеством! — воодушевленно отозвалась родня.

Кубки сдвинулись. Терминатор отсалютовал спящим младенцем. Расчувствовавшаяся тётка Наталья утирала слёзы, Маруся бросилась меня обнимать. А во входную дверь постучали. Громко. Копытом.

— Хозяин! — долетел с улицы трубный глас. — А Рождество уже наступило?

— Лошадка! — всплеснула руками Маруся. — Одна там на конюшне, бедненькая! Как же это мы про неё забыли?

И бросилась открывать дверь.

— Про неё забудешь, — вздохнул Тихоныч. И вопросительно посмотрел на меня.

Я махнул рукой. Ну, подумаешь — тварную кобылу в дом привести. Что она, не человек, что ли? Римлянин какой-то, мне рассказывали, коня в сенат притащил, сенатором назначил — и то ничего. Хотя вряд ли это на Рождество было. А у нас тут семейный праздник, в конце концов.

В дверной проём Тварь вписалась. Ну, почти. Подумаешь, вынесла на себе часть дверной коробки — ерунда, право слово. Зато пол под копытами не провалился, хоть и стонал на все лады.

— Если Рождество уже наступило, то должны быть подарки! — остановившись на пороге столовой, объявила Тварь. — Где?

В столовую она бы уже точно не пролезла. Только башку просунуть смогла. И эта башка с укором посмотрела на меня.

— Под ёлкой, лошадушка, — сказала Маруся. Погладила Тварь по спутанной гриве. — Подарки — они всегда под ёлкой.

— Под ёлкой⁈ — изумилась Тварь. — Это, что же — в лес идти? Ночью?

Маруся рассмеялась.

— Да нет! Ёлка — здесь, в гостиной стоит. Идём скорее!

Прошмыгнула под башкой Твари и выбралась из столовой. Башка из дверей немедленно исчезла.

Мы все тоже, не сговариваясь, пошли за Марусей. Увидели, как она распахнула двери в гостиную.

Посреди тёмной, неосвещённой гостиной стояла ёлка, украшенная самодельными игрушками. В ветвях горели крошечные свечи. Под ёлкой, в искусственном снегу из ваты лежали свёртки, перевязанные лентами — подарки. Запах хвои смешивался с запахом воска и ароматами, доносящимися из кухни.

Ощущение праздника. Всё, что я до сих пор о нём знал — на отсутствие этой штуки принято жаловаться. Где-то с начала зимы и до Нового года. Потом уже смысла нет, сочувствовать не будут. Поэтому крайне важно успеть заранее объявить всему миру, что у тебя нет новогоднего настроения. Если оно вдруг есть, то лучше помалкивать, уважать перестанут.

Самому мне всю дорогу было категорически плевать на любые настроения, я понятия не имел, есть у меня новогоднее или нет. Должно быть, поэтому то чувство, что подступило сейчас, распознал не сразу.

Так вот что ты такое, ощущение праздника! Сказки. Рождественского чуда…

Мы все, даже Тварь, стояли на пороге гостиной и восхищенно смотрели на ёлку.

— Как же я вас всех люблю, — всхлипнула Маруся. И бросилась обниматься.

Тварь осторожно положила башку мне на плечо и нежно фыркнула.

— С Рождеством, родненькие, — вытирая слёзы, пробормотал Тихоныч. — С Рождеством!

Данила обнял Груню и тётку Наталью.

Последняя, налюбовавшись ёлкой, вдруг чутко повела носом и всплеснула руками.

— Пирог-то, батюшки! Что же это я! — и побежала в кухню.

— Подарки-то глядеть будем? — улыбнулся Тихоныч. — Маруська, чего стоишь? Больше всех Рождества ждала, каждый день спрашивала, когда да когда! А сама застыла, будто заколдованная.

Я легонько подтолкнул Марусю.

— Иди скорее!

Она вбежала в гостиную первой, мы — следом. Читать Маруся не умела, надписи на свёртках, которые доставала из-под ёлки, озвучивал я.

— Даниле!.. Груне!.. Тихонычу!.. Тётке Наталье!..

— А мне? — влезла Тварь. Её башка торчала из дверей.

— Вот, этот наверняка тебе! — Маруся протянула мне свёрток.

— «Марусе», — прочитал я.

Маруся взвизгнула и принялась срывать бумагу.

— А я?

Тварь в дверях захлопала глазами. Опустила башку ниже, пригляделась. Из глаз вдруг хлынули слёзы.

— А мне не-ету пода-арка!

— Лошадушка, не плачь! — Маруся кинулась к ней. — Как это — нету? Сейчас получше поищем!

— Да где же искать, когда там и подарков уже не оста-алось!

Расстроенная Тварь распласталась на полу. Охваченная тоской, не сразу заметила, как я поставил перед ней здоровенный, в полметра высотой, свёрток. Увидев, с подозрением спросила:

— Это ещё чего?

— Разверни — узнаешь.

Я наклонился и сорвал обёрточную бумагу. Домашние ахнули. А Тварь заржала так, что не удивлюсь, если услышал Захар в Поречье.

— Яичко!!!

Огромное, в полметра высотой, пряничное яйцо тётка Наталья затейливо расписала глазурью и украсила засахаренными фруктами. Под ёлку гигантское яйцо не поместилось, стояло позади неё.

Тварь от восторга забила копытами по полу. Брызнули выбитые паркетины.

— Давай только без разрушений, — попросил я.

Тварь не то всхлипнула, не то шмыгнула носом.

— Хозяин! Это мой самый любимый подарок! — одним махом откусила половину яйца. Зажмурилась от удовольствия. — А ты — мой самый любимый хозяин!

Вторую половину пряничного яйца Данила отнёс в конюшню. Тварь, получив подарок, утопала хвастаться. Мы ещё посидели за столом. Отдали должное пирогу с мороженым внутри и разошлись.

У себя в башне я вышел на балкон. Стоял с кубком в руках, смотрел на двор. На укрытые снегом деревню и лес. Подняв глаза, увидел блуждающую звезду. Она сместилась ещё больше, завтра, наверное, вообще пропадёт.

— Это — моё, — обводя рукой двор, деревню и лес, сказал я. — Ясно тебе? Это мой мир! Люди, которые мне доверяют. Я понятия не имею, для чего здесь оказался ты, и мне, если честно, плевать. Важно то, что я вижу — этому миру ты мешаешь. И я не успокоюсь до тех пор, пока тебя не раскатаю! Жаль, что ты не слышишь.

И тут блуждающая звезда мигнула.