Замуж до утра

ГЛАВА 11

К утру Ригану стало хуже. Я рвалась в спальню, посидеть подле него, но Ванесса силой заставила меня снова лечь. Она не смыкая глаз то проверяла, нет ли у мужчины жара, то поила его настойками с ложечки. Лицо Ригана покрылось испариной, с губ срывались глухие стоны.

Я не могла заснуть и все слышала.

Если он умрет, я буду винить себя всю жизнь.

– Он пришел в себя, – сказала Ванесса к обеду. Я к тому времени успела провалиться в сон, и меня ничего не тревожило. – Можешь пойти к нему, он зовет.

Я тут же оказалась в спальне. Задернула штору и опустилась на край кровати.

– Как вы себя чувствуете? – хрипло спросил Риган, пытаясь улыбнуться. Его губы потрескались от сухости.

– Я в порядке, в отличие от вас. Ванесса напоила меня кипятком, накормила сухим печеньем – большего у нее нет. А вы?

– Ванесса спасла мою жизнь вот уже второй раз, – усмехнулся Риган. – Я обязан ей двумя жизнями, а у меня и одна-то на волоске.

– Что вы такое говорите?!

– Ванесса сказала, что уже объяснила вам все странности, что происходили. Так?

– Она несла какую-то чепуху про чернокнижника.

– Вы ей не поверили?

– Поверила, к несчастью. Лучше бы жила в неведении, но вы мне этого не позволили.

– Я не смогу отпустить вас, – Риган скользнул туманным взглядом по моему лицу. – То, что мы пережили за прошедшие дни, сблизило нас, и я не могу распрощаться с вами.

Я было вспыхнула от смущения и радости: Риган признается мне в чувствах? Девушке всегда приятно, когда кто-то признается ей в чувствах!

Но мужчина продолжил:

– Тот, благодаря кому мы оказались в Эппинге, не позволит вам уйти. Со мной вы будете под защитой, а когда все закончится, я рассчитаюсь с вами, и мы разойдемся.

– Но как все закончится? А что, если нет?

– Если я пострадаю, заберете чек у Ванессы. Одна из моих чековых книжек лежит у нее на сохранении – время от времени я их теряю.

– А что нам делать-то? Просто ждать, когда чернокнижник, будь он неладен, помрет? Или вы его повторно убьете?

– Нам предстоит сложное и запутанное дело, Аманда. В тот раз, когда моя команда лишила это чудовище сил, он клялся отомстить нам всем. В живых остался только я, но чернокнижнику неважно, кто был в ту ночь на кладбище. Он уничтожит Корпорацию Охотников подчистую, не задумываясь о том, кто виноват в его смерти, а кто нет. Понимаете?

– Не очень.

– Три дня назад он избавился от меня ненадолго. Думаю, оставил напоследок, “на десерт”. Мы потеряли слишком много времени, и, боюсь, что кто-то из моих коллег уже лишился жизни. Я не знаю, в кого вселился черный маг. Не знаю, кто помогает ему – ведьмы уничтожены все, до единой.

– Ванесса сказала, что вы могли пропустить одну.

– Могли. Но если мы ее упустили, то она не похожа на привычных нам ведьм, и это только все усложняет. Думаю, она очень осторожна, раз сумела выжить в той охоте.

– Погодите-ка, что значит “вселился”?

– Его дух должен был обрести тело. Это может быть кто угодно, но он никогда не один – рядом с ним ведьма, которая его призвала. Она его правая рука, сиделка, приятельница, любовница. Кто угодно, но она рядом с ним. Только не жена – черный маг не может пользоваться душами тех, кто известен на небесах.

Я морщилась, силясь уловить хоть какой-то смысл в словах Ригана. Мне начинало казаться, что он говорит на иностранном языке.

– Вам нужно объяснить мне всё повторно и чуть проще, Риган. Я ни слова не разобрала.

Мужчина кивнул. С трудом сел и откинулся на подушки.

– Браки заключаются на небесах пред очами Бога. Последователи чернокнижника не вселятся в мое тело, потому что моя душа побывала на небесах. Священник связал меня узами брака… Меня и Бранду Дью.

– Но ведь в церкви был не Бранда?

– Священник называл ее имя.

– А я, значит, под прицелом этого черного мага? То есть, его последователи могут шлындать туда-сюда в мое тело, так?

– К сожалению.

– Так вы всё знали! Вы поэтому спешили жениться?

– Не только. Я не хотел скандала и позора для моей семьи. Они и без того много месяцев не сходили с первых страниц газет из-за моего ухода из дома, а если узнают, что сын, отрекшийся от них, был брошен у алтаря, то мамино сердце не выдержит такого удара. Но вы правы – основной причиной моей спешки был именно чернокнижник. До меня еще месяц назад дошли слухи, что он возвращается. Кто-то передал в Корпорацию эту новость, и с тех пор мы готовились. Но я не был готов к тому, что последователи черного мага займут тела моего друга и моей сестры.

Риган заметил, как глупо я на него смотрю. Мои брови поползли вверх, глаза расширились: наверное, выглядела я комично, потому что мужчина тихонько рассмеялся.

– Я сам понял это, только когда мы с вами очнулись в том сарае в Эппинге. Другого объяснения их действиям у меня нет: Ханна любит меня безмерно, а Паркеру я верю, как себе. Понимаю, что для вас все, что я рассказываю, не более, чем сказка. Но поверьте мне.

– Я верю. Безоговорочно. Но, давайте подытожим: вы узнали, что черный маг возвращается, и быстренько решили жениться. Невеста бросила вас у алтаря, вы в панике нашли другую, связали себя узами брака, и теперь ваше тело и душа защищены от посягательств чернокнижника. Это позволит вам оставаться в ясном уме, пока вы его ловите, так?

– Вы правы.

– Потом вы были настолько глупы, что не догадались, что в вашего друга, – охотника, между прочим, – и в вашу сестру влезли последователи черного мага. Так?

– И в этом вы правы. Поврежденные черной магией тела и души практически невозможно определить на глаз.

– И они, эти последователи, упекли нас в Эппинг, чтобы мы не мешались под ногами, пока чернокнижник выполняет свою грязную работу по уничтожению Корпорации, после чего он собирался забрать вас и добить голыми руками?

– Да, Аманда.

– Но так как мы потеряли вот уже минимум три дня, то черный маг наверняка убил или завладел некоторыми охотниками?

– Угу.

Я пожевала губы, переваривая информацию. Хотела ли я знать ее? Нет. Но кто же меня спросил?

– Знаете, Риган, в Париже живет моя любимая тетушка Марго, и я предпочту покинуть Лондон и уехать к ней, чем разбираться во всей той ерунде, что тут происходит.

– Вам нельзя, Аманда. Вы должны дать мне развод от имени Бранды Дью, но не раньше, чем мы уничтожим черного мага вновь.

– Если он меня убьет, вам развод уже не понадобится – вы получите свидетельство о смерти.

– Тоже выход, – заулыбался Риган, чем вызвал в моей душе волну возмущения.

– Вы ужасный человек, Риган Вуд!

– Поверьте, нисколько.

– Так кого мы… вы должны найти: черного мага или ведьму?

– Обоих. Ведьма – незамужняя девушка, иначе она не смогла бы служить своему темному господину, и это единственный признак, по которому мы можем ее искать. А сам черный маг, точнее, его тело – мужчина в районе шестидесяти лет.

– Но что, если чернокнижник прекрасно справляется без ведьмы? Что, если он избавился от нее сразу, как только обзавелся телом?

– И такое тоже может быть.

– Так как мы его найдем-то среди миллиона человек?

– С трудом, Аманда, с трудом. А сейчас нам нужно отдохнуть, прошу вас, выспитесь.

– Я не усну в ближайший год! – возмущенно фыркнула я, покидая спальню. Безумие какое-то!

Ванесса разбирала мою постель, когда я вошла в мастерскую.

– Я все слышала, – кивнула она. – В прошлый раз было не так плохо. Я имею в виду чернокнижника. Он тихо-мирно жил с ведьмой под рукой, временами убивал одного-двух человек для своих ритуалов. Охотников ненавидел, само собой, но никогда не стремился уничтожить их.

– А теперь им движет жажда мести, – вздохнула я.

– Да. Ты хочешь есть? Боюсь, я не готова выходить из дома сейчас, так что ты могла бы сходить в булочную, что за углом. Ригану вставать нельзя, мне не стоит выходить лишний раз, но если ты не хочешь на улицу, то мы что-нибудь придумаем.

– Вообще-то, я с радостью. Но деньги…

– Да, кстати, деньги! Вчера я обзавелась пятью фунтами, так что в ближайшее время смерть от голода нам не грозит.

– От голода – не самая страшная в нашем случае, – ухмыльнулась я.

Ванесса дала мне несколько монет, я переоделась в ее штаны и рубашку, а сверху надела мантию с капюшоном, чтобы не показывать мужскую одежду народу.

Старый мистер Уолтер владел булочной прямо за углом дома, в подвале которого обитала Ванесса. В ней почти никогда не было покупателей – не тот район. Местные жители часто не могли себе позволить купить даже сухарей, не говоря уж о сахарных крендельках или горячих булочках с маслом.

Я смотрела на стеклянную витрину с равнодушием. За несколько дней ослабла от голода, но желудок так привык к пустоте, – не считая тех лепешек в ночлежке, – что уже ничего не требовал.

Дверь подсобки открылась и закрылась – булочник увидел меня в не самом приличном одеянии и решил, что я зашла просто поглазеть. Так что мне пришлось звать его, а потом показывать деньги.

Для Ригана купила булочек побольше, а нам с Ванессой несколько хлебных палочек с чесноком и травами. После булочной заглянула в магазин и взяла там три порции копченого мяса, а для себя пакетик чайных листьев. Не знаю, как Ванесса живет без чая, но для меня это едва ли не то, что я могу пить с утра до ночи, и никогда не надоест.

Когда я возвращалась, то не нашла в себе сил уйти так просто. Я остановилась у мостика и смотрела в конец улицы. Там, где она заканчивалась, находился мой дом, а через квартал от него жила немецкая семья, которая была у меня на попечении вот уже два года.

Мать семейства рожала часто, почти постоянно. За то время, что я им помогала, у нее появился мальчик и две девочки-близняшки, в дополнение к тем двум девочкам, что были рождены ранее. Пятерых детей она тянула одна, но катастрофически не справлялась: их дом был еще хуже, чем тот, в котором мы с Риганом очнулись. Весной и летом они жили впроголодь, но в тепле, а осенью и зимой я просила нашего конюха наложить побольше угля и дров на санки, и мы увозили им эту скромную помощь. Папа никогда не был против помощи, как и мама.

Воспоминания об отце затопили мое сердце тоской. Я сжимала в руках бумажный пакет и думала, а не пойти ли к нему снова, чтобы поговорить? Может быть, он одумается, или Бранда его уже бросила? Ну что молодой и симпатичной женщине понадобилось от старика?

Я быстро зашагала вдоль по улице, но по пути снова передумала. Впрочем, останавливаться не стала, решила, что пора навестить моих подопечных.

К моменту, когда я добралась до старенького домика с еле держащейся на петлях двери, зарядил дождь. Я быстро юркнула внутрь, без приглашения – оно мне здесь было не нужно.

Малышня сидела вдоль стенки, укутанная в поеденные молью шали и, найденные на помойках, коврики. Чумазые, лохматые – ничего не изменилось.

Я быстро их пересчитала: четверо.

– А где мальчик? – спросила я у сонной матери детей, которую звали Эмили.

– Фредерик умер вчера. Все деньги, что мы сумели заработать, отдали в похоронное бюро, – отозвалась она, переворачиваясь набок, чтобы видеть меня. – Вы что-то принесли нам?

Я мысленно чертыхнулась. Наличие пакета в моих руках позволило мне забыть, что нужно купить что-то еще для этих несчастных детей. Придется отдать все то, что приобрела для нас с Ванессой и Риганом.

– Здесь булочки, копченое мясо и чайные листья. Возьмите, пожалуйста.

Старшая девочка, – ей было лет семь, – с жадностью голодного щенка выскочила из своего угла и бросилась ко мне. Пакет она тут же унесла своим сестрам.

Я смотрела на них уже без особой жалости, не так, как когда увидела в первый раз. Я была привычна к такой картине: когда голодные дети не знают, чем себя развлечь, и просто жмутся к стене, за которой находится печь соседей. Эта стена чуть более теплая, чем все остальные.

Да и вспомнилась я сама, и Риган. Еще вчера мы были в похожем положении, только у нас был шанс вырваться из этого кошмара.

– Я пойду, – поспешно сказала я, когда старшая девочка закашляла так сильно, что захрипела. Не удивлюсь, если и в этом доме поселилась страшная болезнь.

Я выскочила на улицу. Не время мне сейчас цеплять какую-нибудь заразу. Грудь и без того продолжает болеть еще со вчерашнего дня. Разве что горло больше не перехватывает во сне, но ощущение, что противная простуда уже завладела моим здоровьем, меня не покидало. После того как моя здоровая, жизнерадостная мама за год сгорела от пневмонии, я поняла, что смерть может прийти даже за земными ангелами.

Булочки, мясо и чай пришлось купить снова. После всех покупок у меня на руках осталось два фартинга – надеюсь, Ванесса не разозлится, что я потратила ее деньги на нищих.

Мантия ничуть не защищала меня от дождя, и из булочной я спешила домой так, что почти не смотрела по сторонам. Но вдруг через дорогу у ломбарда мелькнуло знакомое лицо – Бранда. Моя бывшая подруга сидела в роскошной карете и вертела в руках бриллиантовое ожерелье. Его я могла бы узнать из тысячи, даже увидев за две мили!

Оно было мамино.

В луже сверкнуло внезапно выглянувшее солнце, но тут же спряталось, и улица погрузилась в еще большую серость. Я обернулась на дом Ванессы, потом снова взглянула на Бранду. Бывшая подруга уже выходила из кареты.

Недолго думая, я натянула капюшон на голову так, чтобы не было видно моего лица, и двинулась в ломбард. Там мне, конечно, нельзя будет стоять слишком долго – прогонят, когда решат, что задумала воровство. Но я успею понять, какая судьба ждет мамино украшение.

Переливчатый звон дверного колокольчика сопроводил сначала Бранду, потом меня. Подруга сразу шагнула к прилавку, откуда змеей выскользнул высокий, худощавый парнишка и посмотрел на нас из-под толстых окуляров сердитым взглядом.

Я мгновенно сделала вид, что заинтересовалась кольцами в витрине, что находилась справа от кассы.

– Доброго дня, мистер… – начала Бранда елейным голоском, но на миг замешкалась, стараясь разглядеть на табличке имя парня.

– Мистер Фолк, – подсказал тот, поправив окуляры. – Предложить вам браслет или сережки? Вчера мистер Амбр, – да вы его наверняка знаете, – принес мне чудесный набор!

– Я хочу продать кое-что, – Бранда осторожно сняла со шкатулки шелковый платок. – Бриллианты, мистер. Много бриллиантов.

Крышка шкатулки открылась. Я стиснула зубы, держась изо всех сил, чтобы не наброситься на бывшую подругу. В моих руках захрустел пакет, так сильно я его сжала.

– Прелестное изделие, – услышала я голос парнишки. – Кто изготовил?

– Я не знаю. Украшение досталось мне от мамы, но она померла. Я осталась без денег, и мне нужно продать это ожерелье, чтобы завтра было что есть. Понимаете?

– Срочная продажа, говорите?

– Несрочная, – спохватилась Бранда, понимая, что ее сейчас облапошат. – Я могу пойти в тот ломбард, что на Регент-стрит, там мне предлагали за это изделие сорок тысяч фунтов.

– Сорок тысяч фунтов? – усмехнулся мистер Фолк.

Я тоже едва сдержала усмешку – Бранда не имела ни малейшего представления, сколько стоят бриллианты.

Бранда и сама поняла, что ляпнула что-то не то. Нервно рассмеялась и цокнула языком:

– Я пошутила, мистер Фолк. Но назовите мне вашу цену, и я подумаю.

– Три тысячи. Это больше, чем вам предложит кто-либо другой.

– Вы с ума сошли?! – громким шепотом возмутилась Бранда, и я едва с ней не согласилась. – Три тысячи?!

– Не больше. Повторяю: никто не предложит вам сорок, как вы того хотите.

– Семь тысяч! – желание торговаться из Бранды не ушло вместе с нищей жизнью.

Мой папенька имеет годовой доход в две тысячи фунтов, что является баснословной суммой для такой простушки, как Бранда. Но она и этого не знает.

– Мадам, – усталый мистер Фолк не желал спорить. – Я даю вам три пятьсот, и это моя окончательная цена. Поверьте, я вижу, что такое украшение вы впервые держите в своих прелестных руках, и не понимаете его стоимость.

– Все я понимаю, – прошипела Бранда. – Давайте три пятьсот.

Мистер Фолк быстро спрятал шкатулку под прилавок и исчез сам. Показалась его рука с лупой и тут же пропала. Довольный парнишка выскочил из-под стойки уже с чековой книжкой.

Он совершил хорошую сделку. Мамины бриллианты стоили двенадцать тысяч фунтов, я это точно знала. Они достались ей от ее отца, когда она выходила замуж, и мама хотела передать их мне, когда замуж вышла бы уже я. Они вместе с моим отцом так решили. Папа никогда не претендовал на состояние мамы, но что случилось теперь? Неужели он и правда вот так просто отдал ожерелье любовнице?

Невероятная сумма, способная обеспечить половину этого города. Если пожертвовать двенадцать тысяч нищим, голодных бы больше не было. Но папу волновала лишь Бранда.

Я вышла вслед за бывшей подругой. Догнала ее у кареты и быстро стянула капюшон со своей головы.

– Бранда!

Она обернулась испуганно, будто не веря своим ушам. Я только в этот момент поняла, что мне не стоило давать о себе знать, но было уже поздно. Мой разум застилала обида, он туманился от злости, и ничего я не могла с этим поделать.

– Мамины бриллианты, – прошептала я. – За что?

– Они мои, – пожала плечами Бранда. – Что это у тебя, пакет? Живешь где-то? Где?

– Почему ты продала ожерелье? Кто позволил тебе это сделать?

– Чье позволение мне нужно было получить? – расхохоталась она, и я на миг растерялась. – Твое, что ли? Твоя мать умерла, если ты не помнишь. Так вот, напоминаю: у-мер-ла!

– Она любила тебя, заботилась, а ты…

– А что я?

– Совесть совсем не гложет? Даже чуть-чуть?

– Ай, – Бранда отмахнулась поморщившись. Ласково посмотрела на чек и спрятала его в сумочке. – Ты ведь тоже как-то выжила, не правда ли? Сомневаюсь, что законным способом. Но ты не переживай: проституция так же популярна, как и…

– Заткнись! – я рявкнула так громко, что спящая у входа в ломбард собака взвизгнула и бросилась наутек. – Ты продала мамины бриллианты! Украшение женщины, которая несколько лет кормила тебя и одевала! Она дала тебе шанс получить образование и найти хорошего мужа! Что сделала ты, чтобы почтить ее память?

Девушка проигнорировала мой вопрос:

– Желаю тебе не заразиться какой-нибудь гадостью, – брезгливо бросила Бранда. – Я передам Ландорфу, что ты жива, и выбрала путь проститутки. Но это ничего – Ландорф уже давно о тебе не вспоминает. Не волнуйся, он не огорчится, когда узнает, что с тобой произошло.

Она успела запрыгнуть в карету еще до того, как я на нее набросилась. Экипаж удалился.

Я бросилась к дому Ванессы, по пути перебирая в уме все способы убийства, которые знала. О, а я знала их много! Мои вечера проходили в библиотеке, в отличие от вечеров этой противной Бранды!

– Мы должны наказать ее! – я влетела в подвал, распахнув дверь настежь. Ванесса почему-то не заперла ее, когда я уходила.

– Кого? – не поняла подруга, отрываясь от чего-то очень необычного – к кушетке, невесть откуда взявшейся, были приделаны металлические крепления, и Ванесса питала их магией, которая искрилась на кончиках ее пальцев.

– Бранду Дью, – я бросила пакет на стол, скинула верхнюю одежду.

В душе клокотала злость. Я старалась говорить негромко, чтобы не разбудить Ригана, но он, видимо, не спал.

– Аманда? – послышался его слабый голос. – Дайте мне немного времени, и наказаны будут все.

– Не надо всех, Риган! Бранда назвала меня проституткой, но перед этим продала бриллиантовое ожерелье моей мамы!

С последним словом я не сдержала слез.

– Накажем, – пробормотала Ванесса, возвращаясь к своему изобретению. И повторила еще тише: – Обязательно, вот увидишь.