Аптекарский огород попаданки

Глава 84.

Я вышла из палатки, чувствуя, как холодный воздух кусает щёки. Сердце колотилось, и каждый шаг отдавался в груди, словно молот по наковальне. Сестра Анна шла впереди, её шаги были быстрыми, решительными, и я едва за ней поспевала.

Лагерь жил своей суровой жизнью: солдаты таскали вёдра с водой, лошади ржали у коновязи, а над холмами висел дым от недавнего боя. В центре, у большой палатки с красным крестом, стояло несколько человек. Я прищурилась, пытаясь разглядеть их лица, и вдруг замерла.

Это были они.

Отец и Ставрогин.

Иван Ипатиевич, сгорбленный, но всё ещё статный, в тёмном сюртуке, и Арсений Фомич, высокий, с аккуратно уложенными волосами, в дорогом пальто, которое выглядело нелепо среди грязи и крови Плевны.

Я остановилась, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Сестра Анна обернулась, её взгляд был суров, но в нём мелькнула искра сочувствия.

— Идём, Александра, — сказала она тихо. — Не бойся.

Но я боялась. Не их — отца или Ставрогина, — а того, что они могли отнять у меня всё: мою свободу, мою цель, мою надежду найти В.Б. и узнать правду о Николаше. Я заставила себя сделать шаг, затем ещё один, и вот уже стояла перед ними, чувствуя, как их взгляды жгут кожу.

— Здравствуй, Александра, — начал отец, и голос его был тяжёлым, как камень. — Вот и свиделись. Пришлось приложить немало усилий, чтобы отыскать тебя. Однако довольно. Ты едешь с нами. Немедленно.

Я посмотрела на него, на его усталое лицо, на бакенбарды, которые теперь казались ещё более седыми. В его глазах была смесь гнева и боли.

— Папенька, — сказала я, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Это исключено. Я не могу уехать. Я нужна здесь. Моё место здесь.

Ставрогин кашлянул, привлекая моё внимание. Его лицо, как всегда, было гладким, почти красивым, но в улыбке сквозила фальшь. Он говорил мягче, чем обычно, словно подстраиваясь под присутствие отца, но в его тоне чувствовалась сталь.

— Александра Ивановна, — начал он, чуть склоняя голову. — Позвольте мне быть откровенным. Ваш батюшка желает вам только добра. Вы — княжна, ваше место не здесь, не среди вот этого… — он обвёл рукой лагерь, сморщившись от дурного запаха, — … хаоса. Вы должны вернуться домой, где вас ждёт достойная жизнь.

— Достойная жизнь? — переспросила я, чувствуя, как гнев поднимается во мне, как горячая волна. — Вы называете достойной жизнь в клетке? Замужество с вами, Арсений Фомич? Я не желаю этого. И не желаю возвращаться.

Отец нахмурился, его брови сдвинулись, и он шагнул ближе.

— Александра, — сказал он, и голос его стал резче. — Ты забываешься. Я твой отец, и моё слово — закон. Ты едешь с нами, и точка. Хватит твоих глупостей с наукой, с этими… письмами, — он кивнул на мои руки, которые я прижимала к груди. — Ты позоришь семью!

Я отступила на шаг.

— Позорю семью? — переспросила едко, и голос мой задрожал от ярости. — А вы, папенька, не позорите её, продавая меня Ставрогину, как товар? Вы думаете о долгах, о деньгах, но не обо мне! Я не вещь, чтобы мной торговали!

Ставрогин нахмурился, его улыбка исчезла, но он всё ещё старался говорить мягко, хотя я видела, как его пальцы сжались в кулак.

— Александра Ивановна, — сказал он, — вы несправедливы. Я предлагаю вам защиту, достаток, будущее. Ваш отец лишь хочет, чтобы вы были счастливы. Не заставляйте нас прибегать к силе.

— К силе? — я почти рассмеялась, но смех был горьким, как полынь. — Вы угрожаете мне? Здесь, в госпитале, где люди умирают за честь Родины? Да как вы смеете?

Отец ударил кулаком по ладони, его лицо покраснело.

— Довольно! — рявкнул он. — Ты едешь с нами! Я не позволю дочери шляться по фронтам, как какой-то… — он запнулся, но я знала, что он хотел сказать.

— Как какой-то сестре милосердия? — закончила я за него. — Да, папенька, я сестра милосердия. И горжусь этим. Я спасаю жизни, пока вы торгуете моей!

Шум вокруг нас нарастал. Солдаты, сёстры, санитары начали оглядываться, некоторые остановились, наблюдая за ссорой. Сестра Анна шагнула вперёд, её лицо было как гранит.

— Господа, — сказала она, и голос её был холодным и твёрдым, как сталь. — Это военный госпиталь, а не гостиная для светских споров. Здесь не действуют ваши законы. Александра Ивановна — сестра нашей общины, и она останется на своём посту, покуда не решит иного, по собственной воле.

Ставрогин повернулся к ней, его глаза сузились.

— Сестра, — сказал он с ядовитой насмешкой, — вы, верно, не понимаете, с кем говорите. Я — Арсений Фомич Ставрогин, владелец кирпичного завода, человек с именем и связями. А это, — он кивнул на отца, — князь Демидов. Александра Ивановна — его дочь. А княжна не имеет права быть здесь без его дозволения.

Отец кивнул, поддерживая Ставрогина.

— Именно так, — сказал он. — Я требую, чтобы мою дочь немедленно уехала со мной. Вы не смеете её удерживать!

Сестра Анна не дрогнула. Она выпрямилась, и её серое платье, казалось, стало ещё строже.

— Здесь, господин Ставрогин, — сказала она, — нет ни заводов, ни титулов. Здесь есть только долг перед Отечеством и Богом. И Александра выполняет этот долг.

К нам подошли другие сёстры: Прасковья, с круглым лицом и усталыми глазами, Мария, молодая и хрупкая, и другие мои сподвижницы, с кем я работала плечом к плечу день ото дня. Они встали рядом со мной, их молчаливая поддержка была как стена, которую не пробить.

— Вы не посмеете, — сказал Ставрогин, и его голос стал громче, почти угрожающим. — У меня связи в Петербурге, в Москве! Я доберусь до самого генерал-губернатора, если понадобится! Вы ответите за это!

— Это моя дочь! — рявкнул отец. — Вы не смеете стоять между нами! Я обращусь к военному начальству, и вас всех накажут!

Ссора становилась всё громче, и я чувствовала, как страх смешивается с гордостью. Эти женщины, мои сёстры, стояли за меня. Однако знала: Ставрогин не блефует. У него действительно есть связи, и он не остановится.

В этот момент полог большой палатки откинулся, и из неё вышел мужчина в военном мундире. Высокий, с густыми усами и суровым лицом, он двигался с уверенностью человека, привыкшего командовать. Это был генерал-майор Михаил Дмитриевич Скобелев, командующий частью войск под Плевной. Его присутствие заставило всех замолчать, даже Ставрогин прикусил язык.

— Что за шум? — спросил Скобелев, его голос был низким, но резал, как сабля. — Это госпиталь, а не базар!

Сестра Анна шагнула к нему.

— Ваше превосходительство, — сказала она. — Эти господа требуют забрать сестру Александру, несмотря на её волю и долг перед общиной.

Скобелев посмотрел на отца, затем на меня, его глаза сузились.

— Кто такие? — спросил он коротко.

Отец выпрямился, стараясь сохранить достоинство.

— Я — князь Иван Ипатиевич Демидов, — сказал он. — А это — моя дочь, Александра Ивановна Демидова, и я требую, чтобы она сию же секунду уехала отсюда.

Ставрогин добавил, стараясь говорить спокойно:

— А я — Арсений Фомич, мои владения и связи известны. Княжна не имеет права здесь находиться без разрешения отца. Это нарушение закона!

Скобелев посмотрел на меня, и я почувствовала, как его взгляд проникает в самую душу. Затем он повернулся к ним.

— Господа, — сказал он, — вы находитесь в военном лагере, под моим командованием. Здесь ваши светские законы не имеют силы. Здесь есть лишь один закон — закон военного времени. Так что не смейте мне угрожать своими жалобами. И я требую, чтобы именно вы немедленно покинули лагерь. Сейчас же.

Ставрогин побагровел, его кулаки сжались.

— Вы не понимаете, с кем говорите! — сказал он, теряя самообладание. — Я обращусь к вышестоящим! Это не останется без последствий!

Скобелев не моргнул.

— Обращайтесь, — сказал он. — Но сейчас — вон. Или я прикажу казакам вас вывести.

Отец открыл было рот, но Скобелев поднял руку, обрывая его.

— Я сказал — вон, — повторил он, и в его голосе была такая сила, что даже отец отступил.

Ставрогин бросил на меня взгляд, полный злобы, но промолчал. Отец посмотрел на меня, и в его глазах была боль, смешанная с гневом. Он хотел что-то сказать, но лишь покачал головой и повернулся к выходу. Они ушли, сопровождаемые двумя казаками, которых Скобелев подозвал жестом.

Я стояла, не в силах пошевелиться, чувствуя, как дрожат руки. Сёстры окружили меня, Прасковья положила руку мне на плечо, Мария что-то шептала, но я не слышала. Я смотрела, как фигуры отца и Ставрогина исчезают в дымке лагеря, и понимала: это победа. Но победа временная.

Сестра Анна повернулась ко мне, её лицо смягчилось.

— Ты молодец, Александра, — сказала она. — Не смей давать себя в обиду. А сейчас давай поговорим. Отдельно, — подчеркнула сестра.