Целитель. Назад в СССР

Глава 12

Вот кого бояться все школьники — директора школы. И школьники, и родители, и, даже, бабушки с дедушками учеников. Некоторые родители «из крутых» поначалу пытались «быковать», но только до тех пор, пока не встречались с «ребятами» Билла, который, кстати, хоть и с трудом, но избежал двадцатого апреля девяносто четвёртого года похищения и гибели. А пытались его похитить, да. Грузинские наёмники, как оказалось. В смысле, — грузинских «воров в законе» из Москвы наёмные убийцы. Славяне, кстати.

Однако, Билл сделал «красивую подставу» и взял «похитителей» на горячем. Потом долго-долго пытал и дознался, кто был заказчиком его похищения с последующим уничтожением. Он мне сам рассказал, когда я его «слегка» усыпил в директорском кабинете и поспрашивал. И общаковую кассу, ему удалось сохранить, за что мне было высказано особое «спасибо» в виде обещания помочь с ремонтом школы. А что? Нормально! Храмы же бандиты строят, а чем школа не храм? Ещё какой храм! Храм, так сказать, знаний! Всем известно! А что? Я слышал, они по пятьдесят кусков зеленью за месяц мзды собирают. Вот и пусть делятся не только с уголовниками, которых на зонах «греют», но и с детьми! Это я Мише во сне внушил. Во сне люди такие внушаемо-податливые.

Не пересчитывая, я взял на свой подотчёт всё школьное имущество. Сменил замки и поставил в школе круглосуточную вооружённую охрану. Заключил договор с частным охранным предприятием, оплачивая его из внебюджетных поступлений. Имел полное право, так как в школе хранилось боевое оружие в виде четырёх мелкокалиберных винтовок. И, хоть и выхолощенные, но, всё-таки, автоматы Калашникова, которые «вернуть в строй» не так уж и сложно. Мы с Биллом организовали фонд «Содействие», выбрали Попечительский Совет, ревизора… Ну, всё, как положено. А, что? И Свирид, предыдущий «положенец», царство ему небесное, тоже организовывал фонд поддержки семей правоохранителей, погибших на боевом посту. Да и сам Джем не гнушался благотворительности.

В фонд «Содействие» и поступали деньги от разных физических и юридических лиц. На строительство «Храма Знаний», так сказать. Причём, в попечительский совет официально вошёл и Михаил Костюков по кличке Билл, а потом и другие «уважаемые в узких кругах» люди нашего микрорайона. Не собирался фонд распыляться на остальную часть города. Пока… И у нас тут подрастающего поколения было как… Много, короче! Школа была рассчитана на две с половиной тысячи учеников! Представляете⁈

Я пересчитал имущество и казалось, что не так уж много и расхищено. Тысяч на пять долларов всего. Тогда я позвал свою Ларису на должность заместителя директора по административно-хозяйственной работе. И она согласилась. А что ей оставалось делать? Оставлять меня на «растерзание» бабского коллектива? Ха-ха! Да и работа была аналогично той, какой она занималась в Дальрыбвтузе, только поменьше забот-хлопот. А хозяйка она у меня отменная. И управлять «метёлками-вениками» уже научилась. С восемьдесят пятого года она работала в должности помощника проректора по АХР. И к дому ближе и сын под присмотром. И муж. Живи, работай, радуйся и тому, и другому.

Уволилась моя Лариса из Дальрыбвтуза, но Жора Ким не утратил интереса работы со мной. Слишком уж «мои ребятки» хорошо раскинули щупальца по островам Хоккайдо, Хонсю и Сикоку «выметая начисто» стоянки-отстойники, где стояли более-менее приличные машины, но и собирая по «крашстоянкам» те машины, которые возможно восстановить. Практически мы с Тадаси Минобэ взяли японский рынок «автохлама» под полный контроль.

А Жора Ким каким-то образом понял, что я как-то связан с «японской» мафией, держащей в руках авторынок бэушных машин. Слишком уж качественные машины я поставлял, хоть и старенькие, но в отличном состоянии. Фирма гарантировала, что ни амортизаторы, ни «линки» с приводами, ни электрика, беспокоить в ближайшие годы владельца купленного у нас авто не будут. Да и не стало в Японии такого бардака, что был до девяносто второго года. Не надо было шариться по помойкам, выискивая машину или холодильник. Во-первых, все помойки охранялись, а во-вторых, ничего там путного не осталось.

По вечерам, сразу после последнего урока я стал вести секцию стандартного, можно было даже сказать: «классического» каратэ. Каратэ — шотокан, или сётокан. Кому как удобнее называть. Я считал, пройдя и в этом, и в том мире шотокановскую школу, что для детей — это самое то. База, так сказать. Чтобы понять принципы-основы каратэ, поставить дыхание, почувствовать силу тела и духа, поставить правильную технику движений. Классика — она и есть — классика. Эталон! Мера веса!

Сразу поставив себя «сенсеем» с ритуалами поклонов и приветствием «ос», я чувствовал себя уверенно, не приближая к себе учеников досужими разговорами о постороннем. Зашли в зал — забыли о внешнем. Кто не готов заниматься — уходят. И постепенно ребята в ритуал втянулись. Буквально через месяц школу было не узнать. Учителя изумлялись, как на детей подействовали занятия каратэ.

Первый тренировочный день был ознакомительным занятием, поэтому дети, особенно маленькие, пришли с родителями и я, в основном, демонстрировал то, чего должны они достигнуть через какое-то время. Сразу сказал, что нацелился на чемпионат Японии в девяносто четвёртом году. Буду и сам участвовать, и возьму с собой двух-трёх самых лучших, чтобы подышали мировым первенством. А в дальнейшем, будем ездить по мере готовности команды.

— А деньги где возьмёте? Валюту? — спросил с недоверием чей-то папа.

— Спонсоры помогут, — уверенно сказал я. — Мы уже сейчас могли бы поехать, но команды пока нет.

После вступительного слова я продемонстрировал несколько кат, несколько связок, показал блоки и удары, разбил пару заготовленных заранее кирпичей. Хлопали, да.

— Не-не! Вы этот разбейте! — сказал другой папа и вытащил из спортивной сумки «свой» кирпич. Старинный. У нас во Владивостоке достаточно зданий дореволюционной постройки. Город-то с тысяча восемьсот шестидесятого года стоит.

Я осмотрел кирпич.

— Крепкий кирпич. Такой, наверное, не смогу, — сказал я, крутя головой. Со стороны зрителей послышались смешки, — но попробую. Нельзя не попробовать. Только если попробуешь, узнаешь, сможешь, или нет. Нельзя отступать перед неизвестным, если надо идти.

Я установил кирпич на несколько других и примерился, сделав несколько движений рукой вверх-вниз, приближая к самому кирпичу, но не касаясь его.

— Плотный, зараза, — поморщился я.

Зрители снова захихикали.

— Им смешно! Директор сейчас руку сломает в пяти местах, а им весело, — подумал я хмыкая и сосредотачиваясь.

Я и те кирпичи не бил кулаком, и этот не собирался бить костяшками. Зачем кости ломать, действительно⁈ Ещё Городецкий Саша говорил в далёком восемьдесят первом году: «бить надо слоем силы, собравшимся перед кулаком. Не чувствуешь её, и не пытайся крушить что-то серьёзное». Я тогда втихаря смеялся. Потом, когда смотрел, как он это делает, уже не смеялся, а думал. Но ничего не придумал. А сейчас и подавно не собирался травмировать кулак. Сам так научился бить. Получится разбить — хорошо. Не получится? Ну, что ж?

Я сконцентрировался, сформировал «победитовую» рукавицу, примерился, подбирая позицию по эффектнее и быстро опустил кулак на кирпич. Он даже не развалился, а просто лопнул, разломился и грохнулся двумя половинками на принесённый из кабинета труда коврик.

— Ох! — выдохнули зрители.

— Да, это подстава! — крикнул кто-то из взрослых ребят. — Он уже ломанный был!

— Сам ты подстава! — сказал папа, принёсший кирпич. — На второй посмотри.

И он и впрямь вытащил из сумки второй, похожий на первый, кирпич и кирпич прошёлся по рукам, дйдя до меня. Я улыбнулся, поставил и его на собратьев, и тоже «ударил». На самом деле, удар не был проникающим. Кулак останавился в миллиметре от ярко коричневого блока и кирпич снова лопнул. Сам лопнул. И это снова заметили.

— Он его даже не коснулся! — крикнул кто-то. — Я видел! Видел!

— И я видел!

— И я!

Зрители зашумели.

— Это, чтобы меньше было шума и пыли, — сказал я. — Есть такая техника. Чтобы не травмировать тело. Ведь кирпич тверже кулака. Какой бы кулак не был набитый.

— Бесконтактный бой! Я слышал! — сказал кто-то.

— Не, это не бесконтактный бой. Контакт есть, но очень тонкий. Не проникающий. Это если ломать черепицу, как японцы, тогда да. Надо двигать кулак сквозь стопку, чтобы коснуться всех. Хотя… Там немного другой принцип.

— А вы ломали стопку черепиц? — спросил кто-то из взрослых.

— Ломал. У меня друзья в Японии. Как-то они предложили мне выступить в девяносто втором году на чемпионате Японии вне соревнований, в показательном статусе. И тогда я ломал стопку из трёх черепиц.

— Тогда у меня не было этой силы, — подумал я.

После показательных выступлений я провёл с учениками разминку.

— А для взрослых будет секция? — спросил, подойдя ко мне, кто-то из взрослых, парень лет двадцати.

Я посмотрел на него и спросил:

— Интересуетесь?

Он кивнул.

— Чуть попозже. Со школьниками определимся, сколько групп будет, а потом и со взрослыми решим. Будет объявление.

— Хотя, конечно, нужно бы со взрослых начинать, — подумал я. — Хотя… хе-хе-хе… Я уже начал.

Начал, когда всех «учеников» посадил в позицию «сейза».

— Зачем мы так садимся? — начал я. — Традиция каратэ уходит во времена самураев, которые носили меч слева. Поэтому, сначала на колено ставится левая нога, потом правая. Пальцы ног упираются подушечками в пол, чтобы можно было встретить атаку, или резко встать, быстро вытащив меч. Самураям тоже иногда нужно было отдыхать, или беседовать сидя в полевых, так сказать условиях, где стульев не было, а опасность присутствовала. Да и приводить в порядок своё внутреннее состояние в такой позиции легче.

— Самурай садился в «сейза», закрывал глаза и сосредотачивался, стараясь успокоить сердце и мысли. Мысленно повторяя определённые фразы, он подавлял свои страхи.

— Молитвы, что ли? — спросил кто-то.

— Нет. Не молитвы. Фразы простые. Успокаивающие. Например я сам себе говорю: Я совершенно спокоен. Я чувствую приятную тяжесть. Лёгкий ветерок овевает мой лоб. Моё дыхание ровное и спокойное. Дыхание ровное и спокойное. Я совершенно спокоен. Я отдыхаю, но всё слышу и всё чувствую. Я совершенно спокоен. Совершенно спокоен.

Прикрыв на время глаза, я подал пример остальным и почти все последовали за мной. Родители сидели на скамьях, привалившись спинами к стене и многие отключились. Тех кто не отключился, я своими «щупальцами» не трогал, а с остальными провёл терапию по снижению уровня стресса и агрессии, «придушив» её центры, расположенные в миндалевидном теле и в заднем гипоталамусе. Тех, у кого гипофиз изливался красным, взял на заметку, решив уточнить как они ведут себя в семье и в обществе. Не хотелось их лишать тестостерона, то есть — мужской силы, но если что вдруг, то придётся вмешиваться и сюда.

— Нормально, — подумал я, продолжая проводить аутогенную разгрузку. — Лёд тронулся, господа присяжные и заседатели.

И тут я впервые понял и почувствовал, что у меня «работают» два сознания.

— Оба-на! Проснулся пациент? — спросил я мысленно, но мне никто не ответил.

Однако, я мог одновременно и думать, и говорить, а это, скажу я вам, дело не простое. Попробуйте как-нибудь.

Ровно через месяц, когда дети пришли в «норму», и стало понятно, что трёх раз в неделю для того количеству учащихся, что записались в секцию каратэ, достаточно, я сделал объявление, вывесив его на магазин, о наборе взрослых.

Школа, как уже было сказано, рассчитана на две с половиной тысячи учащихся. Столько в ней сейчас и было. Чуть меньше… Но записалось в секцию всего сто пятьдесят два ученика. Поэтому, я смело набрал ещё две группы взрослых, и уже за плату. Этих я тоже научил правильно медитировать, направляя энергию на снижение стресса, агрессии и тонизирование мыслительного центра. Да-да. Я не сам это делал, а мысленно и словами показывал, куда нужно направлять свою силу, на что и для чего. Особенно важна была заминка после тренировки, во время которой люди концентрировали своё внимание на своём организме и заключительная медитация.

Моё голосовое сопровождение медитаций сначала «работало» как аутотренинг, а потом ученики сами научились направлять мысли в правильные места своего организма. И они чувствовали, как говориться, разницу. Причём, некоторым я не давал заснуть. Были такие, ха-ха, хитрецы, которые не хотели над собой работать.